Пьяный корабль (Рембо/Давид Бродский)
| Пьяный корабль , пер. Давид Григорьевич Бродский |
| Язык оригинала: французский. Название в оригинале: Le Bateau ivre. — Стихотворение из книги Poésies (1870 — 1871). |
Те, что мной управляли, попали впросак:
Их индейская меткость избрала мишенью,
Той порою, как я, без нужды в парусах,
Уходил, подчиняясь речному теченью.
5 Вслед за тем, как дала мне понять тишина,
Что уже экипажа не существовало,
Я, голландец, под грузом шелков и зерна,
В океан был отброшен порывами шквала.
С быстротою планеты, возникшей едва,
10 То ныряя на дно, то над бездной воспрянув,
Я летел, обгоняя полуострова
По спиралям смещающихся ураганов.
Чёрт возьми! Это было триумфом погонь!
Девять суток как девять кругов преисподней!
15 Я бы руганью встретил маячный огонь,
Если б он просиял мне во имя господне!
И как детям вкуснее всего в их года
Говорит кислота созревающих яблок,
В мой расшатанный трюм прососалась вода,
20 Руль со скрепов сорвав заржавелых и дряблых.
С той поры я не чувствовал больше ветров —
Я всецело ушёл, окунувшись, назло им,
В композицию великолепнейших строф,
Отдающих озоном и звёздным настоем.
25 И вначале была мне поверхность видна,
Где утопленник — набожно подняты брови —
Меж блевотины, желчи и пленок вина
Проплывал, — иногда с ватерлинией вровень,
Где сливались, дробились, меняли места
30 Первозданные ритмы, где в толще прибоя
Ослепительные раздавались цвета,
Пробегая, как пальцы вдоль скважин гобоя.
Я знавал небеса гальванической мглы,
Случку моря и туч, и бурунов кипенье,
35 И я слушал, как солнцу возносит хвалы
Растревоженных зорь среброкрылое пенье.
На закате, завидевши солнце вблизи,
Я все пятна на нём сосчитал. Позавидуй!
Я сквозь волны, дрожавшие как жалюзи,
40 Любовался прославленною Атлантидой.
С наступлением ночи, когда темнота
Становилась торжественнее и священней,
Я вникал в разбивавшиеся о борта
Предсказанья зеленых и желтых свечений.
45 Я следил, как с утесов, напрягших крестцы,
С окровавленных мысов под облачным тентом
В пароксизмах прибоя свисали сосцы,
Истекающие молоком и абсентом.
А вы знаете ли? Это я пролетал
50 Среди хищных цветов, где, как знамя Флориды,
Тяжесть радуги, образовавшей портал,
Выносили гигантские кариатиды.
Область крайних болот, тростниковый уют, —
В огуречном рассоле и вспышках метана
55 С незапамятных лет там лежат и гниют
Плавники баснословного Левиафана.
Приближенье спросонья целующих губ,
Ощущенье гипноза в коралловых рощах,
Где, добычу почуяв, кидается вглубь
60 Перепончатых гадов дымящийся росчерк.
Я хочу, чтобы детям открылась душа,
Искушённая в глетчерах, рифах и мелях,
В этих дышащих пеньем, поющих дыша,
Плоскогубых и голубобоких макрелях.
65 Где Саргассы развертываются, храня
Сотни мощных каркасов в глубинах бесовских,
Как любимую женщину, брали меня
Воспаленные травы в когтях и присосках.
И всегда безутешные — кто их поймет? —
70 Острова под зевающими небесами,
И раздоры парламентские, и помет
Глупышей, болтунов с голубыми глазами.
Так я плавал. И разве не стоил он свеч,
Этот пьяный, безумный мой бег, за которым
75 Не поспеть — я клянусь! — если ветер чуть свеж,
Ни ганзейцам трехпарусным, ни мониторам.
Пусть хоть небо расскажет о дикой игре,
Как с налету я в нём пробивал амбразуры,
Что для добрых поэтов хранят винегрет
80 Из фурункулов солнца и сопель лазури.
Как со свитою чёрных коньков я вперед
Мчал тем временем, как под дубиной июлей
В огневые воронки стремглав небосвод
Рушил ультрамарин в грозном блеске и гуле.
85 Почему ж я тоскую? Иль берег мне мил?
Парапетов Европы фамильная дрёма?
Я, что мог лишь томиться, за тысячу миль
Чуя течку слоновью и тягу Мальштрома.
Да, я видел созвездия, чей небосклон
90 Для скитальцев распахнут, людей обойденных.
Мощь грядущего, птиц золотых миллион,
Здесь ли спишь ты, в ночах ли вот этих бездонных?
Впрочем, будет! По-прежнему солнца горьки,
Исступлённы рассветы и луны свирепы, —
95 Пусть же бури мой кузов дробят на куски,
Распадаются с треском усталые скрепы.
Если в воды Европы я всё же войду,
Ведь они мне покажутся лужей простою, —
Я — бумажный кораблик, — со мной не в ладу
100 Мальчик, полный печали, на корточках стоя.
Заступитесь, о волны! Мне, в стольких морях
Побывавшему, — мне, пролетавшему в тучах, —
Плыть пристало ль сквозь флаги любительских яхт
104 Иль под страшными взорами тюрем плавучих?
1871. Перевод: опубл. 1929
Примечания
«...первый советский перевод... Перевод известен в двух редакциях, но какая из них окончательная...
Летом 1929 года в «Литературной газете» появился первый полный советский перевод «Пьяного корабля», поразивший воображение современников непривычной красотой и упругостью стиха, полной свободой от оков буквализма (т. е. оригинала — это казалось достижением) и какой-то неслыханной яркостью. «Пьяный корабль» в переводе Давида Бродского восхитил читателей прежде всего пластикой, невозможной среди переводчиков Рембо в традиции символизма (у Сологуба, Анненского, Брюсова), так и у переводчиков, близких к «Центрифуге» (Бобров, Петников), даже у акмеистов (Гумилев). Четырехстопный анапест, почти еще не испробованный в качестве эквивалента французского двенадцатисложника, вызывающая красота рифмовки — примета «южной» школы! — и, кстати, столь же вызывающе близко к оригиналу переведенные две первые строфы (и, может быть, третья, хотя в ней уже «не все в порядке»), — все это подкупало. А четвертая строфа — это ли не образец замечательных русских стихов?!
Черт возьми! Это было триумфом погонь!
Девять суток, как девять кругов преисподней!
Я бы руганью встретил маячный огонь,
Если б он просиял мне во имя господне!
Стихи в самом деле замечательные. Беда лишь в том, что они не имеют отношении к оригиналу — никакого». (Е. Витковский, «У входа в лабиринт»)
© David Brodsky. Translation. Can be reproduced freely if non commercial. / © Давид Григорьевич Бродский. Перевод. Свободное копирование допускается только в некоммерческих целях.
