Душный вечер ("Духота взыграла, разбив мосты..."; 1986-2024)
I.
Что,
утробное,
я играл на камузе?
Рупор осени вторил музам
беспамятства,
и на фоне тех дней
Неотчётливо
выводила зурна
клятву волны лазурной.
В узилище сна и плоти,
плоти и сна……………
в помойную урну
сошёл подбородок:
« я рта
не могу нести… »
Падал и мял свой наряд
сенешаль рдяности.
Руки воздев как весла
в уключинах лодок,
Саломея ольховника
вздрогнула, не смеясь.
Ястреб и Дятел
её заключили в объятья,
…….а в зеркале озера
молча лежал Язь.
II.
Духота взыграла:
разбив мосты,
покатились волны,
латая пригороды
и кварталы;
Закат остыл,
подвернув веко свое
на выколотом
Глазу.
Тучи стонут во сне,
и,
ворочаясь на прозрачных перинах,
то в град,
то в снег
Запрокинуты,
слёзно зовут грозу.
Сумерки.
Из-под весел бездонности
плачут души, преданные смоле. И
не знает город, что нынче он постиг
всю тяжесть бремени Асмодея:
….………………….
…………………….
а вопрос,
что плещется в тёплой воде,
в круговом течении «где же? где?»,
прозвучать-то должен был
«где я?».
Но и смысл, и тайна
уже не те.
Mitrich: Визуальное путешествие между "Р", "Л" и "С" (1989-2004)[1]
4/4 (четыре четверти)[2]
Возвращение с праздника (илл. Митрича)
5 (пять)[3]
В столбах летейский ветер стих,
И я подумал: "Сохнут веки"...
Потом заметил пятерых
Существ в едином человеке.
6 (шесть)[4]
Колесо сиреневое Солнце.
Шесть колёс - это 6
Песен нашей беспочвенности,
Такой, какова она есть.
<вокзал во Львове> 2005[5]
Сдвинулись платформы,
промелькнули Киев и Львов.
Люди в черной форме
занялись подсчетом шагов.
Строили туннели,
нарицали имя Карпат...
Только не успели
на часах сменить циферблат.
<шагистика: шум первый> 1998[6]
идет-гудет
зеленый шум
а с ним умир.творение
сродственное подножке
транспортного средства
<дерево: шум второй> 1998[7]
приятен ли дереву
стук топора
внятны ли
человеку слова
вся жизнь это дерево
дерево
дерево
ты моя голова
<Заставка к безымянному действию> 2007[8]
В.Тимофеев (Нью-Йорк). Бросок
Г’лубь
На подоконнике
Гордо танцует джигу.
Держи книгу,
Гусар гугнивый!
Не удержал.
И книга полетела вниз,
Выщёлкивая шелесты из карнизов.
С’мнева...
Юсь,
Что смыслы камней не валят.
Где-то кто-то кого-то похвалит.
И сам (не сделаю), и вам (не дам).
Г’лубь в Сизифа играет там.
Синева.
С-с, Нева.
Иней на сгибах ванной.
Это я вычерпываю слова
Из книжицы безымянной.
Между собакой и волком 2007[9]
Закружились сны в слезах
На оси воспоминаний.
Полудетская гроза
Нас всю ночь куда-то манит.
Разливаются слова
Словно горький сок алоэ,
И больная голова
Не даёт ногам покоя.
Всё маячит пешеход
На безлюдном перекрёстке.
Расщепляется народ
На мужи и на подростки.
И - луною озарён -
Поднимается из мрака
Промежуток, перегон
Между волком и собакой.
<глаголы> 2008[10]
Из-за леса собака лает.
Ветер носит слова пустые.
Что случилось? Да кто их знает...
Наказали... Или простили...
<обсуждение> 2003[11]
Где-то там, где годами идет совещание,
Где дырявая вечность владеет вещами,
Чьи-то губы лобзают пустое стекло.
Сколько в ящик хороших людей полегло?
Предпоследнее слово... Последнее слово...
Обсуждение начинается снова.
– Невозможно! И нет такого резона,
Чтобы мыслями украшались газоны,
Чтобы маковым цветом сугробы цвели...
– Сколько дряни вы пробовали?
...сколько пробовали?
<поправленное: я лгал> 1998[12]
я лгал
я жить не мог без лжи
фальшивил и так и эдак
а тесто
тесное
дрожало
и пальцы вздыбились
зачем
мне тело лжет
душа моя лжец
мучнистый полуфабрикат
лицом завернутый в питийные рулады
(отображался непрерывно
о формы край
и всякой формы край)
но беспощадно
(так неумолимо
колышется в низинах адамá[13])
ни дня без лжи
помимо извлеченных
на свет губами
и незрячих слов
суждений крошево
наружу напоследок
просыпалось
для всех
здесь
правды нет
ни слова
ни полслова
что жил
что жить не мог без лжи
что тело лжет
душа моя живая
<поправленное: ливень> 1988[14]
сверстав со всех стропил твердынь
сквозняк в игольное ушко выл
потом не капли а подковы
покинули состав воды
изгибами напересчет
(чтобы упасть
ума не надо)
напрасно
летняя
прохлада
по стеклам
сеется течет
а нам так хочется висеть
на поплавках за рыбной ловлей
давай перецелуем все
бирюльки ливня
схлынем с кровли
или на нитях паутин
от облизнувшихся шелковиц
закружимся и полетим
в подушку
мокрою щекою
ПРОЧЕРКИ (пунктуация упрёков) 2000[15]
Когда, какими небесами
Мне замостят души прореху?
Связал слова: ВЫ ЭТО САМИ
СКАЗАЛИ (прочерк) НЕ ДЛЯ СМЕХА.
На всех углах клевещут тени.
Евгений скромным пешеходом
Вошел, качаясь как растенье,
И – вверх, по лестничным пролетам!
ВЫ ЭТО САМИ. ЭТО (прочерк)
СКАЗАЛИ... ВЫСКАЗАЛИ, ТО ЕСТЬ...
Густая дробь кавычек, точек.
Года и дни теряют голос.
В.Тимофеев (Нью-Йорк). Лестница
ПРОЧЕРКИ (режиссура и пунктуация) 2024[16]
Я площадь вымысла глазами
Обмерял. Взяв размер попроще,
Прочел слова: ВЫ ЭТО САМИ
СКАЗАЛИ (прочерк) ЭТО (прочерк).
ЗАХОДИМ В ДОМ! – шептали тени.
Евгений – скромным пешеходом –
Вошел, качаясь как растенье,
И – вверх, по лестничным пролетам!
ВЫ ЭТО САМИ. ЭТО (прочерк)
СКАЗАЛИ... ВЫСКАЗАЛИ, ТО ЕСТЬ...
А там – ряды каких-то точек.
Года и дни теряют голос.
А там, в космических абзацах,
Качались выспренные дамы...
"Я Вам позволила касаться..."
"Евгений, помните, когда мы..."
ВЫ ЭТО САМИ (снова прочерк).
И вновь обмеряны глазами
Слова... Ряды каких-то точек.
И вновь слова: ВЫ ЭТО САМИ
СКАЗАЛИ. ЭТО. ВЫ СКАЗАЛИ.
СКАЗАЛИ (прочерк) ЭТО (прочерк).
Цифирь на здании вокзала
Не отличается от прочих.
Здесь перепутан суматошный
Порядок встреч и расставаний.
Но всё закончилось… А в прошлом
Слова останутся словами.
<сказочный человек (Тьери)> 1997[17]
Тьери выглядывал и́з дому,
Прогуливался Тьери,
Но выглядел неказисто он,
Как будто и не Тьери.
Однажды, набравшись храбрости,
Вернулся домой не он,
А некое Ваше Сиятельство,
Одетое как почтальон.
С фиктивным видом на жительство,
С глазами как пластилин;
И звался отныне Войцехом
Сей маленький господин.
Закроет не дверь, а форточку
В квартиру свою Тьери.
Квартира-то одинакова
Снаружи и изнутри.
Снаружи – лестница Якова,
Ступени стремятся внутрь.
– Куда это вы направились?
Куда вы собрались, суд'рь?
И стал вдруг Тьери булыжником,
Он брякнулся прямо в цель.
А рядом скрипели лыжники,
Соскальзывая с петель.
Весна на пороге. Здравствуйте!
Пошел прошлогодний снег.
Тьери закричал от радости:
Я сказочный человек!
Зима (сострижены с осени...) 1986[18]
Сострижены с осени чудные локоны пива.
Зима затупила кинжалы и косы крапивы.
А я уже птичьи конклавы и вижу и слышу,
Они на рассвете снимаются с каменной крыши.
Пернатые шубы взорвутся на станции Шуша
И разоблачат ядовитое зеркало суши.
Испуганы неженки: воздух становится грубым!
Зима заступила, и снежно по самые губы!
Зима (Golden Middle) 2004[19]
Падал снег. Скрипели вёрсты –
Разнобоем, разнобаем,
Перекрёстки и погосты
Обнося собачьим лаем.
Снег пошёл. Вагоны снега.
Почему не слышно смеха?
Почему не видно страха?
Тонны шелеста и взмаха.
Dans les temps très très très vieux
ils ont su faucher le pain
à la recherche d'or du milieu
mais personne n'ont trouvé pas
В старину косили хлеб
И умели слушать снег,
Но никто, увы, не видел
Где проходит Golden Middle.
Этой ночью не выспаться мне 1999
Этой ночью не выспаться мне.
Я не знаю, что сделать с собою.
Кто-то чертит гвоздём по стене,
Расцарапав её до обоев.
Этой ночью мы оба в пути.
Темнота : ни угла, ни кровати.
Только сердце скрежещет в груди,
Как испорченный скрепкосшиватель.
Кто-то режет ножом по стеклу,
Рвёт консервную жесть в изголовье.
Я прилёг на газетах в углу.
Все газеты испачканы кровью.
Четверть пятого. Это кошмар.
Вместо сердца – холодный обмылок.
А за окнами – башня и шар,
Ударяющий прямо в затылок.
И уже занимается день
в рудиментах цветов и растений.
В общежитии не было стен.
Ах, зачем я придумывал стены…
Милиция (Это что за жестокие лица...) 2005
Это что за жестокие лица?
Ничего никому не скажи.
Как по воздуху входит милиция
В захламленную частную жизнь.
Выступает, лазурью одетая.
Свод законов несет на плечах.
Золотые в руках пистолеты.
Простота и суровость в речах.
Два матроса избиты солдатами.
Застрелился известный актер.
По трущобам и норам запрятана
Где-то нечисть живет до сих пор.
Вдоль по Питерской бомбы разбросаны.
На вокзалах кричит воронье.
Лишь ми-ли-ци-я орденоносная
Охраняет жилище мое.
Фармацевтическое спокойствие (Когда таблетка рассыпается во рту...) 1994
Когда таблетка рассыпается во рту
На множество частиц прогорклых, едких,
Я тих, как Пугачев в железной клетке.
(Текст песни: «Я сижу, чего-то жду
А музыка играет и играет...»)
Еще улыбка в воздухе блуждает.
..............................
..............................
Мой рот проложен кожей головы.
...Иду, что называется, на Вы...
Консервной банкою наплавилось лицо
На острый край каких-то соответствий
(У Хлебникова, кстати, было злое лицо
В моментах относительных приветствий).
Тотем улыбки, отсвет твой спокойный
От всех частот взял скрежет бесконвойный!
Как зерна соли, впаянные в лед
Препятствуют скольжению полозьев,
Так этот горький медицинский мед
Латает раны и врачует слезы
(Текст песни: «Он сидит, чего-то ждет...»).
.........................................
.........................................
Клочком газеты голову проложишь,
И видишь, как плывут за годом год,
А также то, о чем мечтать не можешь...
Распиленные строки 1997
…мель не посмеет, и обладатель своих зе-
мель не посмеет, и арендатор чужих ска-
мей не посмеет, и добрый дедушка Ере-
мей поимеет, и добрый дедушка Ири-
ней посмеётся, а старый жилистый Гиме-
ней, он посмеет; и этот стон у нас пес-
ней зовется, как это ясно из запи-
сей заседания и неясно из пропи-
сей этого задания; когда я в титрах переписки - Некра-
сов, а по переписи адыгеец Илья-
сов, когда совсем мой дым оску-
деет, когда спросить категорически г-
де я будет невероятно нело-
вко, как стихи, когда их подпишут Петрусь Бро-
вко, покачиваясь на ходулях разме-
ра, идут встречать заезжего землеме-
ра; заслышав музыку, краснощекая Ма-
рфа споткнется о напластования то-
рфа, и уже в свете машинных
фар улыбается балетмейстер Ли-
фарь.
Лепет (мех логики поверх) 2005
челнок прощаль
а счастье-то
возможно? –
безмолвие,
а может быть
печаль
что клёкот тщит
что точит так тревожно
(?)
…и ничего в прошедшем мне не жаль…
и что Тацит
в цитате классиков таёжных
(?)
что Меч и Щит
согласно логике сапожной –
счищают смех?
царапают скрижаль?
беззвучный смех
мех логики поверх
беззззззззззззззз
вучн
Ыйсм
Ехсссссссссссс
мехлО-
гикИпо-
вЕрх
<Фабула> 2005
Февраль удушливый... де-
вяносто пятого года.
Полезли в уши не те
слова «ну что за погода!»
Мадам Ольховникова.
Адресат без души.
А у полковника В.
в кармане – только шиши.
В опасной близости от
Пожарной мачты леспрома
Она на лыжи встаёт
И убегает к другому.
Замыслы 12.06.2005
Замыслы забываются,
Этот бы не забыть.
То ли петлял как заяц я,
То ли пытался плыть,
То ли ужом проскальзывал
Между речных камней...
В образе недосказанном
Было уютно мне.
Зашелестели, шумные
Вехи ушедших сил.
В области неразумной я
Специалистом был -
Там, где по воле случая
Звезды и облака
Хмелем, травой ледучею
Связаны на века.
Где же вы, мысли, что же вы?
Через двойной повтор
Гатью шагаю в крошево,
В связанный разговор.
Вот уж полжизни прожито.
Обои сползли со стен.
Замыслы все отброшены.
Переместились в тень.
PS (Прощайте, мученик пера) 2012
Прощайте, мученик пера!
Дневник ваш будут
Листать уборщики двора
в похмельном зуде.
Окостенела голова,
Блуждает тело,
И мысли теплятся едва
И … – надоело!
Жена работает с утра
на черном рынке.
И не кола, и не двора,
и не былинки.
Пустая падалица слов,
Клочки воззваний.
Ниспровержение основ,
Чужие сани.
Тетрадь, заброшенная в снег,
лиловый почерк.
Кому он пишет, человек,
Чего он хочет?
Стихи печального времени (Мы строили холодные комнаты) 2000[20]
Мы строили холодные комнаты,
Печально обнимали подруг.
Напомните, родная, напомните,
Зачем мы собирались на юг?
Искрящийся кошмар повседневности.
На окнах собирается пыль.
Откуда столько боли и ненависти?
Зачем я в этих комнатах жил?
Скрипели деревянные жалюзи.
Кружилось за окном воронье.
Скажите мне, скажите, пожалуйста,
Куда девалось время моё?
Рука на подлокотнике (янв. 2003)[21]
Во-первых, ночь. А во-вторых,
И в-третьих, и в четвертых –
Сошли на нет календари,
Поскольку даты стерты.
Офонарев в кругу имён,
Придуманных для смеха,
Наш разум скатывался в сон
Как гривенник в прореху.
«Но как же так?» - вскричали «я»
(Ночная жизнь вселенной
Была как выстрел из ружья:
Кулак проходит в стену).
«Но если так, - вскричали «я»,
Одни, другие, третьи... –
То жизнь как будто не моя,
Не наша жизнь на свете!»
И каждый день – как парашют,
Запутавшийся в кронах.
Есть только нескольких минут –
Монет(!) в мошне Харона.
А вечность дремлет в облаках.
Ей ничего не снится.
На подлокотнике рука
Покоится и длится.
И всех зовет нездешний свист
Туда направить стопы,
Где пожилой парашютист
Сворачивает стропы...
Остров коралловый (1990-е)
Остров коралловый, отъединённый
от земноводного организма страсти,
с раковиной на боку и зелёным
локоном
и жемчужным
зрачком,
утопавших корсаров завидев,
я готов был ресницами прясть их,
щекотать адмиралов тритонов,
только бы не поддели крючком –
сердце –
коралловый риф обжив, как
дафний портной
я в тебе своё сердце кроил
и ликовал,
хотя, в общем-то, был наживкой –
ну и что мне с того,
если жил я в твоей крови
рифом
коралловым,
вовсе лишён блеска
странных твоих причуд,
среди
жемчуга
и мишуры бы
мог я остаться,
но кто-то, поддев леску,
переместил меня
в связку сухой рыбы.
Повесть (Воскреснут ли литераторы?) (1990-е)
Иван Густерин бодро взялся за ручку
И через час, уныло скрипнув пером,
Поставил точку в рукописном шедевре, –
Так лесосплавщик ударяет багром
По целлюлозе, запечатанной в брёвнах, –
И строчки сдвинулись, как лес на воде.
Слова любви в письме лежали неровно:
«Пойми, родная… Никогда и нигде
Мы не сойдёмся…». Вот печальная повесть.
Иван с тоскою посмотрел за окно.
Английский скверик был пострижен как глобус,
Как шар, обклеенный рекламой кино.
Там, где вчера тренировались гимнасты,
Поставив на уши Таврический Сад,
Валялись нынче лишь носы да запястья
Античных статуй, обнажённых наяд.
« Но может быть после скончания века, –
Читала женщина полгода спустя, –
Ты разглядишь во мне огонь человека,
И я восстану на истлевших костях…»
S et T (spiritus et telos), 2006
И что мешает плоти встать на плот,
Сорвать с себя регалии, доспехи?
Вода в реке колышется, течет,
Не зная ни печалей, ни успеха.
И что мешает справиться душе
С тем беспорядком сущностей неловких,
Который - как надлом в карандаше,
Как цвет стекла в булавочной головке?
Телесности оседлая черта,
Древесность расщепленного корыта...
И как коробка шляпная пуста,
Так аура телесности размыта.
Душа же не желает говорить.
Одна и та же скучная картина:
Мы вечно рвем связующую нить
И снова вяжем, вяжем воедино.
