У входа в лабиринт (Витковский)/КАПКАН ПЕРВЫЙ: «КОРОЛЬ ПОЭТОВ»

Материал из Wikilivres.ru
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Введение У входа в лабиринт (Пьяный корабль) ~ КАПКАН ПЕРВЫЙ: «КОРОЛЬ ПОЭТОВ»
автор Евгений Владимирович Витковский
КАПКАН ВТОРОЙ
Из книги «Против энтропии» (Статьи о литературе).





КАПКАН ПЕРВЫЙ: «КОРОЛЬ ПОЭТОВ»

Зри в корень.


Ничто не вырастает на пустом месте, даже для выращивания по методам гидропоники все-таки нужна вода. Гениальный «Пьяный корабль» не выплыл из воображения мальчика Рембо сам по себе: нечто его «индуцировало». Источник мы находим далеко не один: здесь и «Плаванье» (оно же «Путешествие») Бодлера, и целый ряд других произведений, кстати, почти все они у нас известны. Но главный «повод», «прототип» «Пьяного корабля» — стихотворение «славного парнасца» Леона Дьеркса (1838—1912) «Старый отшельник». После смерти Стефана Малларме в 1898 году Дьеркс, «этот монарх, приплывший к нам с островов»[1], был избран на освободившийся трон «короля французских поэтов» и занимал его, как водится, пожизненно. Тогда же, на рубеже наступающего ХХ века, появились почти все русские переводы из него, в основном принадлежащие перу В. Брюсова, Ап. Коринфского, известного в те годы «дерптского студента» Е. Дегена (1866—1904), в более поздние годы к Дьерксу обращался И. И. Тхоржевский — вот, кажется, почти всё. «Старый отшельник», стихотворение всего-то в 24 строки, издано было по-русски один-единственный раз под измененным заголовком («Мёртвый корабль»[2]) в конце XIX века в переводе упомянутого Е. Дегена и с тех пор почти начисто забыто. Вспомнить же о нём необходимо из-за Рембо ещё и потому, что с родины Дьеркса, с Реюньона, пришла во французскую поэзию могучая тема моря, венцом которой стал «Пьяный корабль»; уроженцем этого острова был не только Дьеркс, но и Леконт де Лиль, видимо, именно из путешествия на Реюньон привез Бодлер своего «Альбатроса»

Для начала попробуем прочесть «Старого отшельника» по-русски, пытаясь сохранить прежде всего те реалии, без понимания которых текст Рембо окажется временами затемнён до невозможности.


Я — как понтон, когда, лишившись мачт и рей,
Руиной гордою, храня в глубинах трюма
Бочонки золота, он движется угрюмо
Среди тропических и северных морей.


Свистал когда-то ветр среди бессчётных талей[3],
Но — судно более не слушает руля:
Стал побрякушкой волн остаток корабля,
Матёрый плаватель вдоль зелени Австралий!


Бесследно сгинули лихие моряки,
На марсах певшие, растягивая шкоты, —
Корабль вконец один среди морской дремоты,
Своих багровых звёзд не щерят маяки.


Неведомо куда его теченья тащат,
С обшивки дань беря подгнившею щепой,
И чудища морей свой взор полуслепой
Во мглу фата-морган среди зыбей таращат.


Он мечется средь волн, — с презреньем лиселя[4]
Воротят от него чванливые фрегаты,
Скорлупка, трюмы чьи и до сих пор богаты
Всем, что заморская смогла отдать земля.


И это — я. В каком порту, в какой пучине
Мои сокровища дождутся похорон?
Какая разница? Плыви ко мне, Харон
Безмолвный, и моим буксиром будь отныне!


В первой же строке Дьеркса возникает тот самый загадочный понтон, который, появляясь в последней строке Рембо, доставил столько неудобства переводчикам. Как только его не толковали! Между тем у Дьеркса слово это точно соответствует значениям, приводимым в «Морском словаре» контр-адмирала К. И. Самойлова (1941. Т. 2. С. 141): в основном так называют разоружённое (т. е. лишённое такелажа) палубное судно. К. Самойлов добавляет, что в старину понтоны «служили каторжными тюрьмами, а также местом заключения военнопленных». Иначе говоря, тому, кто знает текст Дьеркса, сразу понятен и «понтон» Рембо, и даже нет особой необходимости расшифровывать его как «плавучая тюрьма» (Д. Бродский, впрочем, в другом варианте использовавший загадочное словосочетание «клейменый баркас»; та же «плавучая тюрьма» отыскивается и в переводе Д. Самойлова), описывать «каторжный баркас» (М. Кудинов) или оставлять упрощенные «баржи» (Л. Успенский): слово «понтон» есть в русском языке само по себе. Зато уже прямой ошибкой оказывается прочтение «понтона» как «понтонного моста» (или даже просто «моста»), что обнаруживаем в переводах В. Эльснера, В. Набокова, И. Тхоржевского, Бенедикта Лившица. Правильно, без расшифровки мы находим это место только в переводах П. Антокольского и Л. Мартынова. Впрочем, из двух наиболее знаменитых переводов «Пьяного корабля» на немецкий язык один содержит ту же ошибку («мосты»), причем это перевод, выполненный великим поэтом Паулем Целаном; зато в другом переводе (Зигмар Лёффлер) проставлены вполне приемлемые «глаза галер». Если вспомнить, что и в находящихся за пределами рассмотрения переводах А. Голембы и Н. Стрижевской соотношение «один к одному» («мосты» у Голембы, «каторжные галеры» у Стрижевской), мы получим вывод: каждый второй переводчик эту ошибку делает со всей неизбежностью. А ведь так важно нежелание «Пьяного корабля» (или самого Рембо, ведь стихотворение написано от первого лица) «плавать под ужасными глазами понтонов»[5]. «Пьяный корабль» — явные стихи о судьбе поэта — говорит здесь ещё и о нежелании глядеть в глаза «парнасскому понтону» Дьеркса. Это — декларация разрыва Рембо с парнасской школой поэзии.

Восьмая строка Дьеркса — единственный ключ к пониманию темнейшей двенадцатой строфы Рембо, где говорится: «Я натолкнулся, знаете ли, на невероятные Флориды…»[6]. Что за «Флориды» во множественном числе, понятно лишь тогда, когда мы вспомним об «Австралиях» Дьеркса. «Флориды» — антитеза «Австралиям». «Растительный» же корень слова «Флорида» слышен и русскому уху. И тогда понятен становится следующий за ним «растительный» образ Рембо.

Не лишая читателя удовольствия самостоятельно провести дальнейшие сопоставления, добавим, что последняя строфа Дьеркса — ключ к необычайно красивому месту у Рембо, причем ключ неявный. Подстрочно две заключительных строки восемнадцатой строфы Рембо звучат примерно так:


…Мой пьяный от воды остов
Не выудили бы мониторы и парусники Ганзы.


«Не выудили бы» — если читать через Дьеркса — значит «не взяли бы на буксир». А что за «мониторы и парусники»? В словаре читаем: «Монитор — класс бронированных низкобортных кораблей с малой осадкой, предназначенный для нанесения артиллерийских ударов по береговым объектам противника и боевых действий в прибрежных районах, на реках и озерах. Его название происходит от названия первого корабля такого типа, построенного в 1862 г. „Монитор“»[7]. А «парусники Ганзы»? Для начала, «„Гaнза“ (с ударением на первом слоге) — торгово-политический союз торговых городов (главным образом германских). С середины XV века начался упадок Ганзы. Последний её съезд состоялся в 1669 году»[8]. Короче говоря, всей сложности понимания текста у Рембо: «Ни старинный парусник не возьмет меня на буксир, ни современный монитор».

Лучше не смотреть, что с этим местом сделали переводчики — все до единого.

Здесь все[9], кроме (отчасти) Д. Самойлова, попались «в капкан». Чаще всего это самое «выуживание», или отслеживание подводного пути, прочитывалось впрямую, понималось как доставание корабля со дна морского: В. Набоков, И. Тхоржевский, Л. Успенский, Л. Мартынов, М. Кудинов (у последнего просто «выуживать со дна»). Близко к подобному прочтению и то, что предложил Б. Лившиц: «Я тот, кого извлечь / Не в силах монитор, ни парусник ганзейский / Из вод дурманящих мой кузов, давший течь». П. Антокольский истолковал эти строки красиво и по-своему, но опять-таки «по-своему», а не исходя из вполне очевидного значения оригинала:


…Не замечен никем с монитора шального,
Не захвачен купечеством древней Ганзы[10].


В последней строке — явный след более раннего прочтения Д. Бродского:


…Это пьяное бегство, поспеть за которым
Я готов на пари, если ветер чуть свеж,
Не под силу ни каперам, ни мониторам.


Только в переводе Д. Самойлова мы находим нечто близкое к правильному прочтению:

…Ганзейский парусник и шлюп сторожевой
Не примут на буксир мой кузов, пьяный в доску.

Из многочисленных значений слова «шлюп» (чтобы он еще и имел шанс числиться «сторожевым») годится единственное: «Парусный трехмачтовый военный корабль XVIII—XIX вв. с прямым вооружением. По размерам занимал промежуточное положение между корветом и бригом. Предназначался для разведывательной, дозорной и посыльной служб[11]». Иначе говоря, вместо антитезы старинного и современного кораблей у Самойлова появились два старинных, два деревянных корабля. Есть основания думать, что на них если куда и можно отплыть, то только в «капкан второй».

Примечания

  1. Гийом Аполлинер. Подвальчик г-на Воллара. Перевод Л. Цывьяна. Цит. по книге: Гийом Аполлинер. Эстетическая хирургия. СПб., 1999. С. 507.
  2. Вернее, «Погибший корабль» — прим. ред. ДС.
  3. Таль (от нидерл. talie) — подвесное грузоподъёмное устройство с ручным или механическим приводом, состоящее из подвижного и неподвижного блоков и основанного в их шкивах троса (лопаря).
  4. Ли́сель (нидерл. lijzeil) — дополнительный парус, ставящийся в помощь прямым парусам для увеличения их площади при попутных ветрах.
  5. Подстрочный перевод последней строки Рембо.
  6. Перевод подстрочный.
  7. Морской энциклопедический словарь. СПб., 1993. Т. 2. С. 298.
  8. Там же. СПб., 1991. Т. 1. С. 289.
  9. В переводе Вл. Эльснера эта строфа пропущена вовсе.
  10. Курсив мой — Е.В.
  11. Морской энциклопедический словарь. СПб., 1994. Т. 3. С. 409.

Cc-by.jpgCc-non commercial.jpg © Evgeny Witkowsky. Can be reproduced if non commercial. / © Евгений Владимирович Витковский. Копирование допускается только в некоммерческих целях.