А8/Дополнения/101-110

Антология восьмистиший
Дополнения/101-110

Зайцевский • Михаил Бестужев • Козьма Прутков • Николай Павлов • Соболевский • Гребёнка • Губер • Дуров • Шумахер • Алексей Жемчужников

101. Ефим Петрович Зайцевский (1799/1801—1860/61)

Водопад Уча́н-Су в Крыму, который воспел в своих стихах
Ефим Петрович Зайцевский

УЧАН-СУ

Посвящается Анне Евстафьевне Удом.
Шуми, поток! стрелой несися!
С скалы гранитной и крутой
Отважно падай и дробися
Жемчужной, сребряной росой!

Души вниманьем углубленный,
Люблю немолчных вод однообразный шум!
Твоей гармонией плененный,
Питаю пламень чистых дум<...>

1827

Ефим Петрович Зайцевский, родился в 1799, по другим сведениям в 1800 или 1801, умер в Неаполе в 1860 или 1861 году. Служил в морском флоте, участвовал в Турецкой войне 1828 г., произведен в капитаны 2 ранга (1846), с 1851 по 1853 г. занимал должность генерального консула в Сицилии, а 28 июля 1853 г. назначен был состоять при миссии в Неаполе. В свободное время писал стихи, которые печатал в периодических изданиях. Отдельных его восьмистиший в доступных источниках не обнаружено. Развёрнутое стихотворение «Учан-су», посвящённое Анне Евстафьевне Удом, было написано в 1827 и напечатано в «Северных цветах» на 1828 год, с. 32). Уча́н-Су (укр. Учан-Су, крымскотат. Uçan Suv, Учан Сув) — водопад в Крыму, на одноимённой реке. Находится на высоте 390 метров над уровнем моря на южном склоне горы Ай-Петри в шести километрах к северу от Ялты. Высота водопада — 98,5 метров.

102. Михаил Александрович Бестужев (1800—1871)

Михаил Александрович Бестужев.
Акварель Николая Бестужева, ок. 1837—1839

<ПЕСНЯ>
(На голос: «Уж как пал туман на сине море...»)

Что ни ветр шумит во сыром бору,
Муравьев идет на кровавый пир...
С ним Черниговцы идут грудью стать,
Сложить голову за Россию-мать.
И не бурей пал долу крепкий дуб,
А изменник-червь подточил его,
Закатилася воля-солнышко,
Смертна ночь легла в поле бранное <...>

<Между 1829 и 1835>

Окончив Морской кадетский корпус, Михаил Александрович Бестужев, служил в Московском полку. А в 1825 как член тайного «Северного общества» участвовал в восстании декабристов. Отсидев срок в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, он отбывал каторгу в Сибири и вернулся в Москву за четыре года до смерти. Его воспоминания «Мои тюрьмы» считаются одной из лучших книг декабристской мемуарной литературы. Из его поэтических произведений почти ничего не сохранилось. Выше приведён восьмистрочный фрагмент (первая половина) песни «Что ни ветр шумит во сыром бору…», написанной в былинном роде о подполковнике и декабристе Сергее Ивановиче Муравьёве-Апостоле (1796—1826), возглавившем восстание Черниговского полка. Песня исполнялась на мелодию песни Львова «Уж как пал туман…» в обработке Гурилева. Стихотворение было опубликовано в издании «Собрание стихотворений декабристов», Лейпциг, 1862, с. 183, под заглавием «Песня», дата — 1827. Однако в качестве её автора в издании указывался его брат Александр Александрович Бестужев-Марлинский. Сам же Михаил Бестужев писал в своих воспоминаниях, что стихотворение было создано им под впечатлением разговора с А. И. Тютчевым и впервые исполнено последним тогда же, когда и «Славянские девы» Одоевского. А если это так, то по косвенным сведениям датировки музыки Вадковского к «Славянским девам», стихотворение Бестужева могло быть создано 29 декабря 1835 года, в связи с десятой годовщиной восстания Черниговского полка (ЛН, т. 60, кн. 1, М., 1956, с 270). Михаилу Бестужеву часто приписывают восьмистишие «Ещё ко гробу шаг — и, может быть, порой…», 1829, посвящённое Матвею Ивановичу Муравьёву-Апостолу:

М. И. МУРАВЬЁВУ-АПОСТОЛУ

Ещё ко гробу шаг — и, может быть, порой,
Под кровом лар родных, увидя сии строки,
Ты с мыслью обо мне воспомнишь край далёкий,
Где, брошен жизни сей бушующей волной,
Ты взора не сводил с звезды своей вожатой
И средь пустынь нагих, презревши бури стон,
Любви и истины искал святой закон
И в мир гармонии парил мечтой крылатой.

<1829>

Но здесь противоположная история — авторство это оспаривается, и автором восьмистишия так же часто называется его брат Александр Александрович Бестужев-Марлинский.

103. Козьма Прутков (1803—1863)

Козьма Прутков.
Портрет работы Льва Жемчужникова, Александра Бейдемана и Льва Лагорио

К МЕСТУ ПЕЧАТИ

М. П.

Люблю тебя, печати место,
Когда без сургуча, без теста,
А так, как будто угольком,
«М. П.» очерчено кружком!

Я не могу, живя на свете,
Забыть покоя и мыслете,
И часто я, глядя с тоской,
Твержу: «мыслете и покой»!

<не позднее 1860>

Козьма Прутков — уникальнейшее явление в русской литературе. Он родился 11 апреля 1803 года в деревне Тентелевой близ Сольвычегодска, в 1820 году вступил в военную службу гусаром, только для мундира, а в ночь с 10 на 11 апреля 1823, возвратясь поздно домой с товарищеской попойки и едва прилегши на койку, он увидел странный сон, который заставил его подать в отставку и определиться на гражданскую службу по министерству финансов, в Пробирную Палатку, где он и оставался до смерти, то есть до 13 января 1863 года. Вся эта чудесная лапша на уши достопочтенной читающей российской публики была повешена Алексеем Константиновичем Толстым в содружестве с братьями Жемчужниковыми: Алексеем, Владимиром и Александром.

Чтение каждого восьмистишия Козьмы, это особое ни с чем не сравнимое удовольствие, так что совершить выбор одного из них чрезвычайно трудно. Выше помещено глубокомысленное «К месту печати» только по той причине, что его точное авторство до сих в точности не определено. Стихотворение сохранилось в корректуре «Современника», 1860, № 3. Тогда до его издания дело почему-то не дошло и первая публикация была отложеа на 89 лет, когда книговед и библиограф Борис Яковлевич Бухштаб поместил его в «Полном собрании сочинений Козьмы Пруткова», «Советский писатель», 1949.Здесь читателю необходимо знать, что М. П. — обычное сокращение слов «Место печати» в копиях документов, а «мыслете и покой» — старинные названия букв «м» и «п».

Немало восьмистиший мы находим также в драматических произведениях Козьмы Пруткова. Приведём два отрывка из его комедии «Фантазия», авторство которой разделяют Алексей Жемчужников и А. К. Толстой:

‎

‹КУПЛЕТЫ›
из комедии «Фантазия». Явление II

Вот куплеты,
‎Мы, поэты,
В вашу честь,
В вашу честь
‎Написали вместе
На своём всяк месте.
Здесь нас шесть!
‎Нас здесь шесть!

‎

‹ХОР ЖЕНИХОВ›
из комедии «Фантазия». Явление IX

Триумф, триумф, триумф, триумф!..
Гоп, гоп, гоп, ай, люли!..
‎Собаки, собаки, собаки не нашли!
Собаки, собаки, собаки не нашли!
‎Не нашли!
‎Не нашли!
Не нашли, не нашли, не нашли, не нашли!..
‎Ай, люли!

И, наконец, отрывок из оперетты Петра Федотыча Пруткова (отца) «Черепослов, сиречь Френолог» (реальные авторы Владимир и Алексей Жемчужниковы):

‹ПЕСНЯ КАСИМОВА›
из комедии «Черепослов, сиречь Френолог». Картина I

(печально, со слезами в голосе)

Природа, видно, подшутила,
Когда меня произвела?
Она любовь в меня вложила,
Любви же шишек не дала!
Что делать! право, я не знаю!
Уговорите-ка отца!..
Готов я в ад, лишуся раю,
Отказ же сгубит молодца.

См. также:

В альбом N. N. («Желанья вашего всегда покорный раб…»), 1853 → Алексей Жемчужников ♦
Юнкер Шмидт («Вянет лист. Проходит лето…»), 1854 → А. К. Толстой ♠
Древний пластический грек («Люблю тебя, дева, когда золотистый…»), 1854 → А. К. Толстой ♥
В альбом красивой чужестранке («Вокруг тебя очарованье…»), 1854 → Владимир Жемчужников ♣
Философ в бане («Полно меня, Левконоя, упругою гладить ладонью…»), опубл. 1860 → А. К. Толстой? ♥
Осень. С персидского, из ибн-Фета («Осень. Скучно. Ветер воет…»), опубл. 1860 → Владимир Жемчужников ♦
К месту печати («Люблю тебя, печати место…»), до 1860 ♥
«Сестру задев случайно шпорой…»), опубл. 1861 → Александр Жемчужников ♣
Перед морем житейским («Всё стою на камне…»), 1883 → Алексей Жемчужников ♥

104. Николай Филиппович Павлов (1803—1864)

Николай Филиппович Павлов

На Ф. В. Булгарина

Что ты несёшь на мёртвых небылицу,
Так нагло лезешь к ним в друзья?
Приязнь посмертная твоя
Не запятнает их гробницу.

Всё те ж и Пушкин и Крылов,
Хоть ест их червь по воле бога;
Не лобызай же мертвецов —
И без тебя у них вас много!

<не позднее 1845>

Николай Филиппович Павлов родился и умер в Москве. Он был незаконным сыном тамбовского помещика Владимира Михайловича Грушецкого и его наложницы грузинки, вывезенной из персидского похода 1797 г. графом Валерианом Александровичем Зубовым, получивший фамилию и отчество крепостного (дворового) крестьянина. Павлов учился в Московском театральном училище и университете, был актёром, затем литератором — прозаиком, поэтом. Он перевёл на русский язык произведения Оноре де Бальзака (опубл. 1831), Шиллера («Мария Стюарт», 1825), Шекспира («Венецианский купец», 1839). Три повести (1835) принесли ему успех и признание таких людей как Пушкин, Тютчев, Чаадаев и Белинский. «Они рассказаны с большим искусством», — сказал о них Пушкин. В 1837 он женился вторым браком на поэтессе Каролине Карловне Яниш (Павловой). Будучи азартным игроком, он почти разорил её состояние, и брак их закончился разводом. В 1853 при обыске у него нашли запрещённые книги, подвергли одиночному заточению и выслали в Пермь, но вскоре возвратили в Москву под надзор полиции.

Приводимая эпиграмма-восьмистишие — обращение к Фаддею Венедиктовичу Булгарину (1789—1859), писателю и критику, журналисту и редактору газеты «Северная пчела», капитану наполеоновской армии, кавалеру Ордена Почётного Легиона Франции, действительному статскому советнику и негласному агенту III Отделения, послужившему мишенью множества эпиграмм, в том числе Пушкина, Вяземского, Баратынского, Лермонтова и Некрасова.

Павлов писал стихи также и в лирическом жанре, включая элегические романсы, на которые писали музыку многие композиторы, среди которых были Глинка и Даргомыжский. Интересно свидетельство Глинки, который писал Кукольнику: «Павлов на коленях вымолил у меня музыку на слова его сочинения, в них обруган свет, значит и публика, что мне зело по нутру» (М. И. Глинка. «Литературное наследие», т. 2, Л.-М., 1953, с. 570). Вот образец такого рода поэзии:

Ангел

Я слышал: чей-то голос пел
Молитву о душах скорбящих —
И тихий ангел в небе пролетел:
Я видел край его одежд блестящих.

И омрачилось небо тьмой,
И скрылось тихое виденье.
Кто озарит удел печальный мой!
Кто мне напомнит ласковое пенье?

1854. Москва

См. также:

На Ф. В. Булгарина («Что ты несёшь на мёртвых небылицу…»), нe позднее 1845 ♦
Ангел («Я слышал: чей-то голос пел…»), 1854 ♦
Заметка («Глупца разубеждать в его победе мнимой...»), 1855 ♦

105. Сергей Александрович Соболевский (1803—1870)

Сергей Александрович Соболевский, портрет работы Александра Брюллова

* * *

Веселый я подчас и колкой,
Но не публичный стихотвор;
На что ж меня над той же полкой
Держать с Барковым на позор?
На то ли, чтоб, с меня живого
Печатный сделавши портрет,
На нем, по милости Сушкова
Писали: имярек, поэт.

<1854>

Сергей Александрович Соболевский, близкий друг Пушкина, Гоголя, Лермонтова, В. Ф. Одоевского, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого и многих других, был известным острословом и автором множества весёлых и колких эпиграмм-экспромтов, которые тут же подхватывались на лету и передавались в свете из уст в уста. Однако поэтом он себя не числил и стихи свои для печати не предназначал, находя для себя в этом нечто зазорное, как видно из вышеприведённой эпиграммы, сочинённой в ответ на статью «Обоз к потомству с книгами и рукописями» посредственного стихотворца и драматурга Николая Васильевича Сушкова, который писал: «Не говоря о пренатуральном Баркове, ни о забавном порой С. А. Неелове, ни о веселом, иногда колком Соболевском…» (альманах «Раут», кн. 3. М., 1854). Правда, несколько его стихотворений всё же были напечатаны при его жизни под псевдонимом «Сталинский». О колкости его шуток можно судить хотя бы по следующей эпитафии, написанной на смерть поэта и писателя Николая Филипповича Павлова, лишившую его вдову (Каролину Карловну Яниш-Павлову) возможности засадить бывшего супруга в тюрьму за его пагубную страсть к картам:

На кончину Н. Ф. Павлова
без всякого предубеждения

I

De mortuis aut bene, aut nihil
[Об умерших или хорошо, или ничего (лат.)]

II

Скорей всего, о смерть, ты косишь
И лучший злак, и лучший цвет,
Твоей пощады втуне просишь
За то (?), к чему шел столько лет.
Замрут уста, сомкнутся вежды,
Ум светлый превратится в тьму,
И лишена вдова надежды
Супруга засадить в тюрьму!

<1864>

Кроме всего прочего, Соболевский был страстным библиофилом. За 35 лет он собрал более 25 тысяч томов редчайших изданий. Внизу этой страницы помещён ex libris этой библиотеки (распроданной после смерти Соболевского на аукционе в Лейпциге за 25 тысяч талеров).

См. также:

106. Евгений Павлович Гребёнка (1812—1848)

Евгений Павлович Гребёнка, портрет работы Тараса Шевченко

ЧЕРТОПОЛОХ И КОНОПЛИНКА

В степи Чертополох ворчал на Коноплинку:
«Негодная, меня толкаешь под бока!» —
‎«Да как же мне расти, — ответила былинка. —
‎Ты не оставил мне земли для корешка!»

Найдётся средь людей колючке этой пара.
Других тесня, в ответ он требует любви.
Такого знаю я,
‎ — Попробуй назови!
— Да ну его! Боюсь прогневать комиссара.*

Пер. Веры Потаповой

Евгений Павлович Гребёнка или (Євге́н Па́влович Гребі́нка), прославленный автор романса «Очи чёрные» (1843), а также малороссийского перевода пушкинской «Полтавы» (1831-34), был в равной мере русским и украинским поэтом, прозаиком и переводчиком. Сборник его 26-ти басен «Малороссийские приказки» вышел на украинском языке в 1836 году. А. С. Пушкин, как указывают многие источники, пришёл в восторг от этих басен и собирался перевести или даже перевёл одну из них («Вовк і огонь») на русский язык. Жаль, что перевод этот так и не был обнаружен. «Чертополох и Коноплинка» (в оригинале «Будяк і Коноплиночка») приведён выше в переводе Веры Аркадьевны Потаповой. В советском издании 1977 года** имеется редакторский комментарий к последней строчке: «Комиссар — здесь: полицейский чиновник». Что-ж, с этим можно согласиться, однако текст легко прочитывается и на других уровнях, в том числе как едкая политическая сатира. Вот как эта же басня выглядит в оригинале:

Будяк і Коноплиночка

«Чого ти так мене, паскудо, в боки пхаєш?» —
На Коноплиночку в степу Будяк тукав.
«Да як рости мені? і сам здоров ти знаєш,
Що землю у мене з-під-корінця забрав».

Бува і чоловік сьому колючці пара:
Людей товче та й жде, тдоб хто його кохав.
Я бачив сам таких і, може б, показав,
Та цур йому! розсерджу комісара!

Чертополох и Коноплинка («В степи Чертополох ворчал на Коноплинку…»), опубл. 1836/1844

* Комиссар — здесь: полицейский чиновник.

** Поэзия народов СССР XIX — начала XX вв. (БВЛ. Серия вторая-102), изд. Художественная литература, М. 1977 г.

107. Эдуард Иванович Губер (1814—1847)

Эдуард Иванович Губер

* * *

Свободен я! Царей гробница
Не плата мне за песнь мою;
За небо Божие, как птица,
За Божий воздух я пою...

С дворцов высоких не гляжу я
На иноземные края,
Как птичка в гнездышке живу я,
Мое богатство — песнь моя!

1840-е годы ?

Происходил из немцев Поволжья, с семи лет сочинял стихи на немецком и латыни. Пять лет трудился над переводом «Фауста» Гёте, но в 1835 после неудачной попытки его напечатать, уничтожил рукопись. А. С. Пушкин, посетивший Губера, взял с него слово, что тот вторично переведёт «Фауста». Перевод вышел в 1838 и вызвал бурную полемику — одни превозносили переводчика: «Кажется, как будто лира Пушкина ожила нарочно для того, чтобы передать нам великолепное творение германского поэта-философа языком и стихом, достойным его» (О. И. Сенковский), другие осыпали его резкой критикой: «В русском переводе не только другой тон, но самые мысли автора до того искажены, язык до такой степени тёмен и запутан, что, читая книгу, я не мог ничего понять, как будто она была писана по-китайски!» (Ф. В. Булгарин), и даже ругательствами: «…чёрт с ними, с этими бездарными Губерами — начхать им на голову, как говорит один из героев Гоголя» (В. Г. Белинский). Приведём два отрывка из этого перевода. В первом из них критик (Левин Ю. Д. Русские переводчики XIX в. и развитие художественного перевода. — Л.: Наука, 1985) не поленился курсивом выделить места, не соответствующие тексту Гёте:

Из «Фауста» Гёте

1. Из монолога Фауста

А я, отверженный, в борьбе с моей судьбою
Не только на себя печали накликал,
Не только дерзкою рукою
О скалы скалы разбивал:
Я деву бедную встревожил,
Явясь как демон перед ней,
Я мир души огнем страстей
И взволновал и уничтожил!

(II, 192)

2. Из монолога Маргариты
над шкатулкой с драгоценностями

Ах, боже мой! какие украшенья!
Я век не видела таких;
И барыня взяла бы их,
Чтоб нарядиться в воскресенье.
Ах, хоть бы серьги дали мне!
Одни бы серьги я желала;
Я в них хорошенькой бы стала,
Такие милые оне!

(II, 152)

1838

Не менее противоречивые возгласы раздавались и по поводу его собственной лирики, вышедшей в сборнике «Стихотворения» в 1845 году. Губер умер два года спустя в возрасте 32 лет.

См. также:

«Свободен я! Царей гробница», 1840-е годы ?

108. Сергей Федорович Дуров (1815—1869)

Сергей Федорович Дуров

* * *

Я не приду на праздник шумный,
К вам, сердцу милые друзья, —
Делиться чувствами безумно
Уже давно не в силах я.
Со мной повсюду неразлучны
Противуречащие сны.
Все ваши радости — мне скучны,
Все ваши горести — смешны…

Опубл. 1846

Сергей Дуров родился в дворянской семье в Орловской губернии и провёл детство в Киеве, а с 13 лет жил Санкт-Петербурге. Служил в Коммерческом банке, а затем переводчиком в Канцелярии Морского министерства. Переводил поэзию О. Барбье, В. Гюго, А. Шенье, П. Ж. Беранже, А. Мицкевича и Дж. Г. Байрона, писал прозу и стихи. Из его восьмистиший выделяются «Вечер был светел как день; небо сияло лазурью; поля…», Спор, и «Я не приду на праздник шумный…». Последнее иногда приписывают Николаю Фёдоровичу Щербине, что вероятно является ошибкой. Оно было опубликовано в журнале «Иллюстрация», 1846, том 3, № 31, 24 августа, с. 497. Считается подражанием стихотворению Алексея Николаевича Плещеева «На зов друзей» (якобы переведённого с французского и с указанием из А. Барбье, добавленным из цензурных соображений). Однако сходства между этими двумя стихотворениями совсем мало. Оба поэта входили в кружок Петрашевского и оба были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость. В короткой статье о Дурове в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона сообщается: «В сущности все желания Д. сводились к освобождению крестьян. Общее обвинение „петрашевцев“ в атеизме также не подходило к Д.: по словам его друга, Ф. M. Достоевского, он был даже „до смешного религиозен“». В декабре 1849 года на Семёновском плацу Дуров оказался в одной «тройке» вместе с Достоевским и Плещеевым. Они выслушали смертный приговор, который затем был заменён четырьмя годами каторги с последующей отдачей в солдаты. В 1863 году потерявшему здоровье Дурову было позволено вернуться в Санкт-Петербург. Оттуда он вскоре уехал в Одессу, жил в Кишинёве и умер в Полтаве. Выше упомянутая статья в «Брокгаузе» заканчивается следующим замечанием: «Лучшее из его стихотворений: „Когда трагический актер…“ Главная их черта — сарказм».