The Little Vagabond/Гусманов

Материал из Wikilivres.ru
Перейти к навигацииПерейти к поиску
The Little Vagabond/Гусманов
автор Игорь Галимович Гусманов (1936-2017)
Источник: Гусманов И. Г. Русский Блейк. Лирика Уильяма Блейка в зеркале русского художественного перевода. Монография. В шести томах. Том IV. «Песни опыта» (продолжение). - Орел: ФГБОУ ВО «ОГУ имени И.С.Тургенева», 2017.-315 с. (с. 78-88)



Songs of Experience by William Blake, 1794

The Little Vagabond
  
Dear Mother, dear Mother, the Church is cold,
But the Ale-house is healthy & pleasant & warm;
Besides I can tell where I am use'd well,
Such usage in heaven will never do well.

But if at the Church they would give us some Ale. 5 
And a pleasant fire, our souls to regale;
We'd sing and we'd pray, all the live-long day;
Nor ever once wish from the Church to stray,

Then the Parson might preach & drink & sing.
And we'd be as happy as birds in the spring: 10 
And modest dame Lurch, who is always at Church,
Would not have bandy children nor fasting nor birch.

And God like a father rejoicing to see,
His children as pleasant and happy as he:
Would have no more quarrel with the Devil or the Barrel 15 
But kiss him & give him both drink and apparel.


The Little Vagabond

Противопоставление «кабацкой жизни» церковному лицемерию и ханжеству известно в поэзии со времен вагантов. Блейк явно продолжает их традицию, вкладывая этот монолог в уста «маленького бродяги». Однако у Блейка он не совсем и бродяга в собственном смысле, скорее праздношатающийся бездельник. Называя стихотворение «The little Vagabond». Блейк, вероятно, имел в виду и этот смысл слова «vagabond», входящий в число его значений. Ведь его монолог обращен к матери, значит, он живет дома, и, возможно, поводом к такому его «выступлению» явились материнские упреки в том, что он чаще ходит в пивную, чем в церковь. Его объяснения начинаются с самых простых вещей, с физических ощущений: в пивной тепло, здоро́во, приятно и весело, тогда как в церкви холодно, да и «на небе» так не погулять; Милая матушка, милая матушка, в церкви холодно, а в пивной весело, тепло, такая здоровая атмосфера! Кроме того, могу сказать, что там со мной хорошо обращаются, на небесах такого обращения не будет. Но если бы в церкви нам давали немного пива и наши души радовал бы веселый огонек, мы бы пели и молились целый день и никогда бы не захотели отбиться от церкви.

Дальше герой говорит о завсегдатаях церкви — о пасторе, который тоже мог бы присоединиться к веселой компании, и о почтенной миссис Лёрч (modest Dame Lurch). Учитывая, что одно из устаревших значений слова Dame — начальница школы и что дальше идет речь о детях, которых мучит миссис Лёрч, можно с уверенностью сказать, что она является именно такой начальницей. Ее фамилию Lurch можно перевести как «Нетвердая походка», «Шатающаяся», «Крен» или «Кривобокая», — во всяком случае, она звучит явным намеком на какую-то ее ущербность. В ее школе, видимо, учатся такие же неполноценные дети (bandy — кривоногие). Ущербностью отмечены и порядки, царящие в этой школе — обилие постов и розог. Герой не против религии и церкви, покончить с этим холодом, лицемерием, скукой и ущербностью ему кажется даже богоугодным делом, он считает, что и сам Бог мог бы принять участие в такой веселой жизни и благодаря ей закончить свою вечную вражду с дьяволом.

С. Маршак создал два варианта перевода: первый публиковался в «Избранных переводах» 1947 года [Бродяжка - 89, 795], второй — в издании 1965 г. и последующих [Маленький бродяжка — 11, 92; 89, 548; 103, 80, 12, 120; 13, 183, 16, 273].


Бродяжка

 
(Вариант 1947 г.)
 
Ах, маменька! Церковь темна, холодна,
Но жарко и весело в доме вина.
Гы знаешь, каков я, родимая мать.
Такому бродяжке в раю не бывать.

Вот ежели бы в церкви нам дали вина
Да яркое пламя, коль ночь холодна,—
Мы будем молиться весь день и всю ночь
Никто нас из церкви не выгонит прочь!

И пастырь наш пил бы и пел веселен.
Мы были бы рады, как птицы нолей,
И строгая тетка, что в церкви весь век,
Пороть бы не стала приютских калек!

И бог был бы счастлив, как добрый отец,
Увидев счастливых детей наконец
Он, верно, простил бы и бочку, и черта,
И дьяволу дал бы камзол и ботфорты!

Маленький бродяжка


(Вариант 1965 г.)

Ах, маменька, в церкви и холод и мрак.
Куда веселей придорожный кабак
К тому же ты знаешь повадку мою —
Такому бродяжке не место в раю.

Вот ежели в церкви дадут нам винца
Да пламенем жарким согреют сердца,
Я буду молиться весь день и всю ночь.
Никто нас из церкви не выгонит прочь.

И станет наш пастырь служить веселей
Мы счастливы будем, как птицы полей.
И строгая тетка, что в церкви весь век,
Не станет пороть малолетних калек.

И бог будет счастлив, как добрый отец,
Увидев довольных детей наконец.
Наверно, простит он бочонок и черта
И дьяволу выдает камзол и ботфорты.


Сравнение вариантов показывает, как тщательно работал Маршак над каждым словом, каждой деталью, как уточнял он смысл и стиль стихотворения, начиная с его заглавия. Назвав его в первом варианте «Бродяжка», Маршак затем уточняет, прибавляя эпитет «маленький». Он, видимо, чувствовал, что герой этого стихотворения, ребенок, не может быть в полном смысле назван ни бродягой, ни бродяжкой. Эпитетом «маленький» он не только указывал на возраст, но и придавал иронический оттенок этой характеристике. Ведь герой Блейка, действительно, скорее мальчик, отбившийся от рук, чем настоящий бродяга.

В соответствии с этой поправкой во втором варианте меняется и характер речи персонажа. Она приобретает более озорной и более простой, в соответствии с возрастом и уровнем развития, оттенок: вместо «дома вина» в ней появляется «кабак», вместо «ты знаешь, каков я, родимая мать» — «к тому же ты знаешь повадку мою», вместо «вина» — «винца», вместо «яркого пламени, коль ночь холодна» — «пламенем жарким согреют сердца». Поправки коснулись и уточнения синтаксического строя второй строфы, и характеристики пастора. Сослагательное наклонение первой половины строфы было бы естественнее продолжить и во второй: ежели бы нам дали вина, мы бы молились... У Маршака же вместо сослагательного идет будущее время изъявительного: ежели бы в церкви нам дали вина... Мы будем молиться весь день и всю ночь... Во втором варианте это исправлено: вся строфа переведена в будущее время изъявительного наклонения: ежели в церкви дадут нам винца... Я буду молиться весь день и всю ночь.. Была улучшена и вторая строчка второй строфы, где в первом варианте герой выражал желание, чтобы им дали яркое пламя. Реалистичнее стала первая строка третьей строфы: в первом варианте получалось, что пастырь в церкви пьет и поет. В последней строфе убрана тавтология: И бог был бы счастлив... Увидев счастливых детей...

Но все-таки и последний вариант перевода Маршака не безупречен. Его герой как бы сам себя осуждает, говоря: «Такому бродяжке не место в раю». На самом деле, в оригинале он говорит: «Such usage in heaven wilt never do well» — «На небе так никогда не повеселишься». Не очень понятно в переводе, что это за «строгая тетка, что в церкви весь век» и каких «малолетних калек» она обижает. Неясно также, зачем дьяволу именно «камзол и ботфорты»: Блейк, видимо, имел в виду просто одежду, ибо в народном представлении дьявол всегда рисуется обнаженным.

В переводе В. Топорова [Сорванец - 13, 525, 104, 90, 16, 274] основной акцент сделан на противопоставлении грязного кабака как средоточии жизни греховной и церкви как воплощения праведности. Юный бродяга дважды говорит о том, что он предпочитает грешить:

Уж лучше в кабак я отправлюсь опять;
Хоть знаю о том, что пиво с вином
На небе считают смертельным грехом...

Вот если бы в церкви давали пивка,
Да грели бы грешников у камелька...

[Топоров]

Между тем у Блейка речь идет не о питейном заведении вообще, а о пивной (Ale-house), где главным удовольствием для героя является не возможность грешить, упиваясь пивом и вином, а тепло, уют, приятное и полезное препровождение времени (Ale-house is healthy and pleasant and warm) в отличие от холода и скуки, царящих в церкви. У Блейка нет и намека на грязный кабак и смертный грех, которому якобы предается герой. Наоборот, он стремится к нормальной, здоровой, радостной жизни, и само Небо, куда попадают люди после смерти, он упоминает как раз в этом контексте, сожалея, что там ему уже не дадут испытать таких удовольствий.

Как и Маршак, не понял В. Топоров и образа миссис Лёрч: вместо нее герой обрушивается на неких «дам», которые приучают к постам: «Да выгнать к чертям уродливых дам, / Которые нас приучают к постам».

Весьма вольно переведена и последняя строфа, где Бог назван «хмельным папашей», а дьявол - Сатаной:

Да если б Господь, как папаша хмельной,
Играл бы, дурачился вместе со мной,
Не клял Сатану за тягу к вину,
А выпил бы с ним, да притом не одну!

[Топоров]

Стремление переводчика поколоритнее нарисовать простонародный образ непослушного сорванца приводит его к нарочитому снижению стиля: гут и слишком русифицированная маманя, и грубые к чертям и орал (Любой бы орал священный хорал), и этот папаша Господь.

У С. Степанова [Маленький бродяга — 14, 117, 16, 269] в церкви вместо холода, который можно легко объяснить отсутствием отопления, почему-то стали гулять сквозняки, как будто в ней выбиты окна и двери (Ах, матушка, в церкви сквозняк продувной!). В мечтах маленького бродяги пиво в церкви дают не просто, а на заказ, и огонь не просто радует душу (And a pleasant fire our souls to regale), но отогревает тела, как будто прихожане перед этим окоченели:

Вот кабы нам в церкви пивка на заказ
Да возле огня отогрели бы нас...

[Степанов]

Миссис Лёрч в этом переводе превратилась в «строгую старуху», которая, вероятно, раздает всем оплеухи, потому что герой изъявляет желание вернуть их ей: «А строгой старухе вернем оплеухи - И пусть попостится сама с голодухи!» Тут еще не очень понятно, какая связь между оплеухами и постом и что значит «поститься с голодухи». В последней строфе, увлеченный серией звучных рифм, С. Степанов прибавляет к оригиналу целый каскад новых реалий: тут и церквушка, и пирушка, и кружка, и дерюжка, а вдобавок - непременный архаизм внидя: «И внидя в церквушку, закатит пирушку, / Деля с Сатаною дерюжку и кружку!» Остается предположить, что Сатана, внидя сюда раньше Бога, взял кружку и в ожидании гостя расположился с ней на дерюжке.

У Г. Токаревой [Маленький бродяга - 128, 419-420] мальчик, с одной стороны, выглядит излишне благочестивым: он называет церковь святой, он связывает с ней истинный путь, а Бога именует добрым пастырем. С другой стороны, в противоречие с таким отношением, он отвергает рай (райская жизнь не по мне), предпочитая пить вино (Уж пунше искать свою радость в вине); осуждает посты, которыми мучит некая чопорная дама, и псалмы, которыми она бредит, а Богу предлагает найти подружку. То есть, как и у Степанова, мы наблюдаем здесь явное стремление героя к греховной жизни, а не к теплу и радости, как в оригинале.

И в других местах перевода чувствуется зависимость Г. Токаревой от ее предшественников. У В. Топорова она заимствует «пивко» и «камелек», ухудшая при этом рифму и не смущаясь тем, как трудно представить этот «камелек» в церкви. - Топоров: Вот если бы в церкви давали пивка, / Да грели бы грешников у камельки... Токарева: Вот если б пивка нам священник налил, / Да близ камелька нас погреться пустил.

У него же берет она и даму, что всех мучит, приучая к постам: «И чопорной даме, что бредит псалмами, / Тогда не придется нас мучить постами». С. Степанов предоставляет ей краски и рифмы к картине пирушки Бога с Дьяволом: «Найдет он подружку, закатит пирушку / И на брудершафт выпьет с Дьяволом кружку».

Неудачными представляются и размещенные в Интернете переводы Д. Смирнова [«Маленький бродяжка» - 118:23-24], Я. Фельдмана [Маленький бродяга - 138:8] и автора под псевдонимом «I am» [161].

Д. Смирнов трактир сравнивает с дырявым сараем, пастора называет попиком, включает в речь героя славословие пиву (О ласковый эль, о сладостный эль, / Мне душу согреет твой радостный хмель), а мадам Лёрч у него превратилась в строгую Кроч - поповскую дочь, которая сечет бедных детей во всю мочь. Примирившийся с Дьяволом Творец в конце стихотворения дает ему не только сладкого эля, но и теплой рогожи...

Я. Фельдман в первых двух строфах перевода довольно близок к содержанию оригинала, хотя ритм и интонацию стиха он полностью меняет. Если у Блейка мы слышим: грубоватую речь персонажа, оформленную в традиционную форму балладного четверостишия с парной рифмовкой и внутренней рифмой в третьей строке, то Я. Фельдман использует правильный трехстопный анапест с перекрестной рифмой:

В Церкви холодно, Матушка, холодно,
А в Таверне тепло уют
Там напьют и излечат от голода -
В Небесах тебе так не нальют.

Если б в Церкви нас так же приветили.
Пригласили погреться к огню -
Мы б на это всем сердцем ответили,
Улыбались бы каждому дню

[Фельдман]

Похоже скорее на Н. А. Некрасова, чем на Блейка.

В третьей и четвертой строфе переводчик дает полную свободу своей фантазии и пишет, не считаясь ни с духом, ни с буквой оригинала. Похоже, он увидел в миссис Лёрч супругу священника, которая за что-то постоянно порет детей, а в нем самом — пьяницу, пьющего с иконою (видимо, за неимением других партнеров).

Пел Священник - и пил бы с Иконою,
Чтобы злую тоску побороть.
Неудача - Хозяйка Церковная
Перестала бы деток пороть.

[Фельдман]

А Бога переводчик наделяет единственным одеялом, как Простого Анонима:

И единственным одеялом -
Как Простой Аноним -
Сам Господь поделился бы с Дьяволом -
И потом помирился бы с ним.

[Фельдман]

Трудно сказать, чего больше в подобных «переводах» - стремления к оригинальности самовыражения или неуважения к тексту переводимого произведения, как и к его автору и читателям.

Автор, скрывшийся под псевдонимом «I am» [Маленький бродяга - 158], видимо, сам осознает свою слабость как переводчика, сопроводив публикацию ремаркой: нужна оценка специалистов. Этот перевод производит двойственное впечатление. Здесь есть хорошие, свободно льющиеся строчки:

Но если б и в Церкви нам пива налили,
И души взбодря нам, к огню усадили -
Мы б пели псалмы, и молились весь день,
Не мысля покинуть церковную сень.

И Бог, наш отец, видеть нас был бы рад:
Счастливых как он, веселящихся чад!

[«I am»]

С другой стороны, в ряде мест чувствуется недостаточная работа автора над формой, над словом, над поиском точных и единственно верных в данном контексте выражений:

Ах, милая Матушка, в Церкви лишь стылость!
В таверне же теплой - приятная живость.

[«I am»]

Здесь нетрудно заметить не только слабость рифмы, но и искусственность самого выбора и противопоставления понятий стылости и живости. Ни то, ни другое не передают адекватно оригинала.

Столь же неразборчиво использует данный переводчик слова и в следующих строфах (поп вместо пастор, воспарить вместо быть счастливым, лобзать вместо целовать):

И Поп мог бы петь, проповедуя — пить:
Как птицы весной мы могли б воспарить!
И распри отбросив, внял Черта лобзаньям.

[«I am»]

Непонятно, откуда вообще появились у переводчика эти чертовы лобзанья: ведь у Блейка не он целует Бога, а наоборот. Не понятой осталась и личность госпожи Лёрч: она превратилась просто в злую Каргу:

И злою Каргой, что все в Церкви торчит,
Никто б и з голодных детей не был бит.

[«I am»]


Перевод А. Матвеева [17, 156] сохраняет сходство с оригиналом только в первых двух строфах, хотя и здесь есть ряд отступлений и не очень удачных выражений. Так, вместо простого сообщения А в баре всегда тепло переводчик пишет А в баре жизнь теплом всегда полна; вместо мне там всегда хорошо — Там забываю я беду и страх. Во вторую строфу переводчик добавляет пожелание, чтобы в церкви бездомным давали бы постель. Но эти мелкие расхождения не нарушают общего смысла первых строф. Однако, начиная с третьей строфы. переводчик начинает подправлять еретические образы и выражения Блейка. Блейк говорит, что пастор проповедовал бы, пил и пел, в переводе — пастор стал бы ближе и родней; Блейк говорит, что у мадам Лёрч, завсегдатая церкви, не было бы кривоногих детей, постов и розог, в переводе — не было б наставницы-мадам, — Сиял бы счастьем неподдельным храм. Переводчику явно не нравится пьющий и поющий пастор, не нравится отсутствие постов и розог. Но больше всего ему не нравится, как Блейк устами мальчишки-сорванца рисует самого Господа Бога. Единственное, что осталось в переводе от четвертой строфы, это сравнение Бога с родным отцом: Родным отцом явился б в церковь Бог. Все же остальное — и то. как он был бы рад увидеть детей такими же счастливыми, как он сам, и его примирение с дьяволом, и его поцелуй и подарки дьяволу — заменено собственным вполне благочестивым сочинением переводчика:

Родным отцом явился б в церковь Бог,
И я, возможно, с Ним обняться б смог,
И Он бы нас простил, и Он бы нас любил.
И Он бы нас ничем не обделил.

[Матвеев]

Верно передать последние строчки переводчик не осмелился даже в подстрочнике:

И Бог, как отец, ликовал бы, видя нас,
Детей Его, счастливых, довольных, как и Он,
И не было бы споров о дьяволе или пиве,
А делили бы со всеми питье и одежды

[Матвеев]

[17, 155].

О подобных переводчиках, искажающих оригинальный текст в угоду собственным религиозно-нравственным представлениям, хорошо сказал Владимир Набоков: «Другой и гораздо более серьезный грех, когда опускаются сложные абзацы, все же простителен, если переводчик и сам не знает, о чем идет речь, но до чего же отвратителен самодовольный переводчик, который прекрасно их понял, но опасается озадачить тупицу или покоробить святошу. Вместо того чтобы радостно покоиться в объятиях великого писателя, он неустанно печется о ничтожном читателе, предающемся нечистым или опасным помыслам» [93][1].

Столь же лукаво обошлись с этим стихотворением и комментаторы матвеевских переводов. В их характеристике много чего намешано: и отрицание Блейком несовместимости и противоположности тела и души, и существующая разница между Невинностью и Опытом, и ребенок, который «слишком много знает, чтобы быть невинным», и суровая мадам в церкви, которая подвергает его посту и розгам, — и все это только для того, чтобы скрыть от читателя действительный смысл стихотворения, никак не укладывающийся в полное религиозного пиетета мировоззрение комментаторов: «Перед нами — маленький ребенок с земным мировоззрением. Его устами поэт отрицает несовместимость и противоположность тела и души („Если б дали нам в церкви пиво, И был там огонь, чтоб согреть наши души…“). Но из рассуждений ребенка понятно, что он слишком много знает, чтобы быть по-настоящему невинным. Это стихотворение — яркий пример существующей разницы между Невинностью и Опытом, двумя состояниями души, смешавшимися в маленьком бродяге. Ребенок с горькой иронией намекает, что у него и у других таких же кривоногих детей отобрали право жить в невинности, подвергнув их посту и розгам суровой мадам в церкви» [17, 210].

Перевод А. Медведева [18, 135] в целом верно передает основной смысл стихотворения, но поэтическая форма его оставляет желать лучшего. Первые две строчки переводчик оставил без рифмы:

Милая мамочка, холодно в церкви,
В пивной же уютно — там свет и тепло.

[Медведев]

Вероятно, он хотел таким обратом точнее передать особенность оригинала, где эти строки тоже не рифмуются:

Dear mother, dear mother, the Church is cold,
But the Ale-house is healthy and pleasant and warm

[Blake]

Но переводчик не учел, что слова cold и warm образуют ассонанс, что они фонетически и ритмически намного ближе, чем церкви и тепло. Во второй строфе одна рифма образована однотипными глаголами, вторая за счет привлечения лишнего слова прочь:

Но если бы в церкви нам эль подавали,
То страстным огнем наши души пылали,
Мы пели бы песни, молились всю ночь,
Никто не ушел бы из церкви той прочь.

[Медведев]

К тому же вторая строка этой строфы с ее душами, пылающими страстным огнем, слишком отдает романтическим пафосом. В оригинале мальчик говорит о веселом огоньке, услаждающем души, то есть об элементарном тепле, которого так не хватает в церкви по сравнению с пивной. В третьей строфе переводчик не пожелал изобразить священника пьющим и поющим вместе с ребятами, зато сделал его седым. Что же касается мадам, то, назвав ее скромной, переводчик как-то непонятно связал ее функцию с упразднением розог, больных и всего прочего:

Когда б то устроил священник седой,
Мы счастливы были б, как птицы весной,
И скромная Ларч услыхала б его,
Не стачо бы розг, ни больных, ничего.

[Медведев]

Но к чести переводчика следует отметить, что крамольную мысль о примирении Бога с дьяволом (бесами) в последней строфе он не опустил и не изменил кардинально, хотя юмористический оттенок этой строфы был утерян:

А как был бы счастчив узреть это Бог, —
Счастливых детей, что не знают тревог,
И ссориться с бесами он бы не стач, —
Дал хлеб, дал вино, поцелуй им послал.

[Медведев]

В переводе В. Сергеевой [Бродяжка — 15, 120] еще больше, чем у Г. Токаревой, чувствуется влияние В. Топорова:


Топоров



Сергеева


Вот если бы в церкви давали пивка,
Да грели бы грешников у камелька...

Ах, если бы в церкви давали пивка
И греться пускали бы у камелька

Вот что бы священнику выпить со мной —
Я возликовал бы, как птичка весной

Как весело пел бы священник хмельной
И мы бы галдели, как птицы весной...

В первой строфе оригинального текста герой говорит о том, что он привык бывать в пивной, чего на небесах себе позволить не сможет:

I can tell where I am used well,
Such usage in Heaven will never do well.

[Blake]

В переводе же он представлен пьяницей с малых лет. который, как добрый христианин, с сожалением констатирует, что такое поведение не принесет ему пользы на небесах:

Отнюдь не секрет — мы пьем с малых нет,
Хоть на небе проку от этого нет.

[Сергеева]

Миссис Лёрч здесь представлена в образе старой Ханжи, которая порет оборванных детишек:

Детишек оборванных. Богу служа,
Не выпорет старая миссис Ханжа.

[Сергеева]

Сцену же с Богом, который целует Дьявола и предлагает ему выпивку и одежду, переводчица деликатно трансформирует, придавая ей более «благопристойный» вид:

Сам Бог ликовал бы, глядя на нас,
Как мы веселы и пускаемся в пляс.
За выпивку тут не тащат на суд,
А даже и чёрту пивка поднесут.

[Сергеева]

Перевод Г. Кадетова [Маленький бродяга — 66:6] пестрит мелкими смысловыми ошибками, приводящими в конце концов к неверному финалу.


Блейк



Кадетов


1. Besides, I can tell where I am used well; / Such usage in heaven will never do well
(Кроме того, могу сказать, что ко мне тут хорошо относятся, такого хорошего обращения на небе никогда не будет)

Там могу я откровенно, пылко рассуждать;
а в Раю меня за это могут наказать.

2. And a pleasant fire our souls to regale
(И приятным огоньком согрели бы наши души)

усладили пыл горячий юной крови там


3. Nor ever once wish from the Church to stray
(И больше не захотели бы никогда проходить мимо церкви)

и немедленно прибились под церковну сень.


4. And modest Dame Lurch, who is always at church, / Would not have bandy children, nor fasting, nor birch
(И у почтенной мадам Лёрч (Крен), которая всегда в церкви, не было бы ни хромоногих детей, ни постов, ни розог )

и Лючия, Мать безгрешна, в Церкви славной той
нас не розгами накормит, — вкусною едой.

5. And God. / like a father, rejoicing to see
His children as pleasant and happy as He,
Would have no more quarrel with the Devil or the barrel, / :But kiss him, and give him both drink and apparel
(И Бог, подобно отцу, рад будет видеть детей, столь же радостных и счастливых, как Он, и перестанет ссориться с Дьяволом или бочкой, но поцелует его и даст ему выпивку и одежду)

И порадуется Боже, ставший как закон,
за своих детишек славных, сытеньких, как Он,
и проблем не будет с брюхом или Сатаной,
усладим мы и Бога душу в Матери святой.


1. Первое предложение здесь понято неправильно, и в соответствии с этим вымышлено второе.

2. У Блейка речь идет об элементарном отоплении церкви, в переводе — намек на утоление юных страстей.

3. У Блейка говорится о нежелании заходить в церковь, где скучно и холодно; в переводе — о готовности к воцерковлению.

4. У переводчика явно нет четкого представления о мадам Лёрч, которую он называет почему-то Лючией и намекает на то, что она в церкви подвергает детей порке розгами.

5. Здесь переводчик употребляет звательный падеж слова Бог (Номе) вместо именительного. Непонятно, что значит выражение Боже, ставший, как закон: вероятно, закон здесь появился только для рифмы со словом Он. Переводчику также явно не импонирует мысль Блейка о возможном примирении Бога с Дьяволом и бочкой: вместо этого он придумывает вполне благочестивую фразу об услаждении Бога в Матери святой. Под святой Матерью он имеет в виду, вероятно, ту самую церковь, неприятию которой посвящено стихотворение. Таким образом, вольнодумный, еретический по существу смысл стихотворения, в котором Бог опускается до уровня собутыльника маленького бродяги, изменяется кардинально; герой здесь возвращается под церковку сень и проникается сладостным чувством к Матери святой.

В переводе Н. Микушиной (N. Mikushina) [Маленький гуляка - 166:1] чувствуется стремление автора соблюсти не только содержание, но и форму оригинала, в частности, сохранить внутреннюю рифму в третьей строке каждой строфы. Переводчица подчеркивает это графически, разбивая третью строку надвое. Однако в полной мере это удалось только в двух последних строфах, где эта рифма, в соответствии с оригиналом, переходит также и на четвертую строку. В первой строфе четвертая строчка рифмуется не с третьей, а со второй строкой, а во второй строфе и внутренняя, и парная рифмы исчезают:

Мы богу хвалы
Пели о долгие дни,
Из Церкви ни шагу б не сделали мы.

[Mikushina]

Не получилась рифма и в последней строфе:

А Бог, как папаша, довольный детьми -
И сыты и пьяны и в папу пошли...

[Mikushina]

Что касается содержания, то главное здесь передано верно. Непонятой осталась только роль мадам Лёрч, которую переводчица представила просто как некую Беду, подкарауливающую в церкви свою добычу:

А Мадам Беда,
Что ждет в церкви всегда
Не получит добычи нигде никогда.

[Mikushina]


Маленький бродяга


Мама, мама! В церкви холод, а в пивной
Так тепло, приятно летом и зимой,
Да и, к слову сказать, тут приятно бывать,
И в Раю так вряд ли я смог бы погулять.

Если б дали в храме нам пива и огня,
Мы бы там молились до заката дня,
И пели б, и пили, и все бы забыли,
Как пройти сторонкой церковь норовили.

Пастырь мог бы с нами пить и веселиться.
Были бы мы счастливы, как весною птицы,
Стихли бы морозы, а у миссис Розы -
Детки кривоногие без постов и розог.

Бог, отец наш, был бы удовлетворен
Тем, что все мы счастливы, так же, как и он.
Даже с дьяволом скандал прекратил бы он и дал
Пива б ему выпить и расцеловал!

Гусманов


Примечания

  1. 93. Набоков Владимир. Искусство перевода. [Электронный ресурс]. - URL: http://www.langust.ru/etc/transart.shtml (16.09.2016)


См. также

Songs of Experience by William Blake, 1794 / Песни опыта Уильяма Блейка, 1794