|
Противопоставление «кабацкой жизни» церковному лицемерию и ханжеству известно в поэзии со времен вагантов. Блейк явно продолжает их традицию, вкладывая этот монолог в уста «маленького бродяги». Однако у Блейка он не совсем и бродяга в собственном смысле, скорее праздношатающийся бездельник. Называя стихотворение «The little Vagabond». Блейк, вероятно, имел в виду и этот смысл слова «vagabond», входящий в число его значений. Ведь его монолог обращен к матери, значит, он живет дома, и, возможно, поводом к такому его «выступлению» явились материнские упреки в том, что он чаще ходит в пивную, чем в церковь. Его объяснения начинаются с самых простых вещей, с физических ощущений: в пивной тепло, здоро́во, приятно и весело, тогда как в церкви холодно, да и «на небе» так не погулять; Милая матушка, милая матушка, в церкви холодно, а в пивной весело, тепло, такая здоровая атмосфера! Кроме того, могу сказать, что там со мной хорошо обращаются, на небесах такого обращения не будет. Но если бы в церкви нам давали немного пива и наши души радовал бы веселый огонек, мы бы пели и молились целый день и никогда бы не захотели отбиться от церкви.
Дальше герой говорит о завсегдатаях церкви — о пасторе, который тоже мог бы присоединиться к веселой компании, и о почтенной миссис Лёрч (modest Dame Lurch). Учитывая, что одно из устаревших значений слова Dame — начальница школы и что дальше идет речь о детях, которых мучит миссис Лёрч, можно с уверенностью сказать, что она является именно такой начальницей. Ее фамилию Lurch можно перевести как «Нетвердая походка», «Шатающаяся», «Крен» или «Кривобокая», — во всяком случае, она звучит явным намеком на какую-то ее ущербность. В ее школе, видимо, учатся такие же неполноценные дети (bandy — кривоногие). Ущербностью отмечены и порядки, царящие в этой школе — обилие постов и розог. Герой не против религии и церкви, покончить с этим холодом, лицемерием, скукой и ущербностью ему кажется даже богоугодным делом, он считает, что и сам Бог мог бы принять участие в такой веселой жизни и благодаря ей закончить свою вечную вражду с дьяволом.
С. Маршак создал два варианта перевода: первый публиковался в «Избранных переводах» 1947 года [Бродяжка - 89, 795], второй — в издании 1965 г. и последующих [Маленький бродяжка — 11, 92; 89, 548; 103, 80, 12, 120; 13, 183, 16, 273].
Бродяжка
|
Маленький бродяжка
|
Сравнение вариантов показывает, как тщательно работал Маршак над каждым словом, каждой деталью, как уточнял он смысл и стиль стихотворения, начиная с его заглавия. Назвав его в первом варианте «Бродяжка», Маршак затем уточняет, прибавляя эпитет «маленький». Он, видимо, чувствовал, что герой этого стихотворения, ребенок, не может быть в полном смысле назван ни бродягой, ни бродяжкой. Эпитетом «маленький» он не только указывал на возраст, но и придавал иронический оттенок этой характеристике. Ведь герой Блейка, действительно, скорее мальчик, отбившийся от рук, чем настоящий бродяга.
В соответствии с этой поправкой во втором варианте меняется и характер речи персонажа. Она приобретает более озорной и более простой, в соответствии с возрастом и уровнем развития, оттенок: вместо «дома вина» в ней появляется «кабак», вместо «ты знаешь, каков я, родимая мать» — «к тому же ты знаешь повадку мою», вместо «вина» — «винца», вместо «яркого пламени, коль ночь холодна» — «пламенем жарким согреют сердца». Поправки коснулись и уточнения синтаксического строя второй строфы, и характеристики пастора. Сослагательное наклонение первой половины строфы было бы естественнее продолжить и во второй: ежели бы нам дали вина, мы бы молились... У Маршака же вместо сослагательного идет будущее время изъявительного: ежели бы в церкви нам дали вина... Мы будем молиться весь день и всю ночь... Во втором варианте это исправлено: вся строфа переведена в будущее время изъявительного наклонения: ежели в церкви дадут нам винца... Я буду молиться весь день и всю ночь.. Была улучшена и вторая строчка второй строфы, где в первом варианте герой выражал желание, чтобы им дали яркое пламя. Реалистичнее стала первая строка третьей строфы: в первом варианте получалось, что пастырь в церкви пьет и поет. В последней строфе убрана тавтология: И бог был бы счастлив... Увидев счастливых детей...
Но все-таки и последний вариант перевода Маршака не безупречен. Его герой как бы сам себя осуждает, говоря: «Такому бродяжке не место в раю». На самом деле, в оригинале он говорит: «Such usage in heaven wilt never do well» — «На небе так никогда не повеселишься». Не очень понятно в переводе, что это за «строгая тетка, что в церкви весь век» и каких «малолетних калек» она обижает. Неясно также, зачем дьяволу именно «камзол и ботфорты»: Блейк, видимо, имел в виду просто одежду, ибо в народном представлении дьявол всегда рисуется обнаженным.
В переводе В. Топорова [Сорванец - 13, 525, 104, 90, 16, 274] основной акцент сделан на противопоставлении грязного кабака как средоточии жизни греховной и церкви как воплощения праведности. Юный бродяга дважды говорит о том, что он предпочитает грешить:
Уж лучше в кабак я отправлюсь опять; |
Между тем у Блейка речь идет не о питейном заведении вообще, а о пивной (Ale-house), где главным удовольствием для героя является не возможность грешить, упиваясь пивом и вином, а тепло, уют, приятное и полезное препровождение времени (Ale-house is healthy and pleasant and warm) в отличие от холода и скуки, царящих в церкви. У Блейка нет и намека на грязный кабак и смертный грех, которому якобы предается герой. Наоборот, он стремится к нормальной, здоровой, радостной жизни, и само Небо, куда попадают люди после смерти, он упоминает как раз в этом контексте, сожалея, что там ему уже не дадут испытать таких удовольствий.
Как и Маршак, не понял В. Топоров и образа миссис Лёрч: вместо нее герой обрушивается на неких «дам», которые приучают к постам: «Да выгнать к чертям уродливых дам, / Которые нас приучают к постам».
Весьма вольно переведена и последняя строфа, где Бог назван «хмельным папашей», а дьявол - Сатаной:
Да если б Господь, как папаша хмельной, |
Стремление переводчика поколоритнее нарисовать простонародный образ непослушного сорванца приводит его к нарочитому снижению стиля: гут и слишком русифицированная маманя, и грубые к чертям и орал (Любой бы орал священный хорал), и этот папаша Господь.
У С. Степанова [Маленький бродяга — 14, 117, 16, 269] в церкви вместо холода, который можно легко объяснить отсутствием отопления, почему-то стали гулять сквозняки, как будто в ней выбиты окна и двери (Ах, матушка, в церкви сквозняк продувной!). В мечтах маленького бродяги пиво в церкви дают не просто, а на заказ, и огонь не просто радует душу (And a pleasant fire our souls to regale), но отогревает тела, как будто прихожане перед этим окоченели:
Вот кабы нам в церкви пивка на заказ |
Миссис Лёрч в этом переводе превратилась в «строгую старуху», которая, вероятно, раздает всем оплеухи, потому что герой изъявляет желание вернуть их ей: «А строгой старухе вернем оплеухи - И пусть попостится сама с голодухи!» Тут еще не очень понятно, какая связь между оплеухами и постом и что значит «поститься с голодухи». В последней строфе, увлеченный серией звучных рифм, С. Степанов прибавляет к оригиналу целый каскад новых реалий: тут и церквушка, и пирушка, и кружка, и дерюжка, а вдобавок - непременный архаизм внидя: «И внидя в церквушку, закатит пирушку, / Деля с Сатаною дерюжку и кружку!» Остается предположить, что Сатана, внидя сюда раньше Бога, взял кружку и в ожидании гостя расположился с ней на дерюжке.
У Г. Токаревой [Маленький бродяга - 128, 419-420] мальчик, с одной стороны, выглядит излишне благочестивым: он называет церковь святой, он связывает с ней истинный путь, а Бога именует добрым пастырем. С другой стороны, в противоречие с таким отношением, он отвергает рай (райская жизнь не по мне), предпочитая пить вино (Уж пунше искать свою радость в вине); осуждает посты, которыми мучит некая чопорная дама, и псалмы, которыми она бредит, а Богу предлагает найти подружку. То есть, как и у Степанова, мы наблюдаем здесь явное стремление героя к греховной жизни, а не к теплу и радости, как в оригинале.
И в других местах перевода чувствуется зависимость Г. Токаревой от ее предшественников. У В. Топорова она заимствует «пивко» и «камелек», ухудшая при этом рифму и не смущаясь тем, как трудно представить этот «камелек» в церкви. - Топоров: Вот если бы в церкви давали пивка, / Да грели бы грешников у камельки... Токарева: Вот если б пивка нам священник налил, / Да близ камелька нас погреться пустил.
У него же берет она и даму, что всех мучит, приучая к постам: «И чопорной даме, что бредит псалмами, / Тогда не придется нас мучить постами». С. Степанов предоставляет ей краски и рифмы к картине пирушки Бога с Дьяволом: «Найдет он подружку, закатит пирушку / И на брудершафт выпьет с Дьяволом кружку».
Неудачными представляются и размещенные в Интернете переводы Д. Смирнова [«Маленький бродяжка» - 118:23-24], Я. Фельдмана [Маленький бродяга - 138:8] и автора под псевдонимом «I am» [161].
Д. Смирнов трактир сравнивает с дырявым сараем, пастора называет попиком, включает в речь героя славословие пиву (О ласковый эль, о сладостный эль, / Мне душу согреет твой радостный хмель), а мадам Лёрч у него превратилась в строгую Кроч - поповскую дочь, которая сечет бедных детей во всю мочь. Примирившийся с Дьяволом Творец в конце стихотворения дает ему не только сладкого эля, но и теплой рогожи...
Я. Фельдман в первых двух строфах перевода довольно близок к содержанию оригинала, хотя ритм и интонацию стиха он полностью меняет. Если у Блейка мы слышим: грубоватую речь персонажа, оформленную в традиционную форму балладного четверостишия с парной рифмовкой и внутренней рифмой в третьей строке, то Я. Фельдман использует правильный трехстопный анапест с перекрестной рифмой:
В Церкви холодно, Матушка, холодно, |
Похоже скорее на Н. А. Некрасова, чем на Блейка.
В третьей и четвертой строфе переводчик дает полную свободу своей фантазии и пишет, не считаясь ни с духом, ни с буквой оригинала. Похоже, он увидел в миссис Лёрч супругу священника, которая за что-то постоянно порет детей, а в нем самом — пьяницу, пьющего с иконою (видимо, за неимением других партнеров).
Пел Священник - и пил бы с Иконою, |
А Бога переводчик наделяет единственным одеялом, как Простого Анонима:
И единственным одеялом - |
Трудно сказать, чего больше в подобных «переводах» - стремления к оригинальности самовыражения или неуважения к тексту переводимого произведения, как и к его автору и читателям.
Автор, скрывшийся под псевдонимом «I am» [Маленький бродяга - 158], видимо, сам осознает свою слабость как переводчика, сопроводив публикацию ремаркой: нужна оценка специалистов. Этот перевод производит двойственное впечатление. Здесь есть хорошие, свободно льющиеся строчки:
Но если б и в Церкви нам пива налили, |
С другой стороны, в ряде мест чувствуется недостаточная работа автора над формой, над словом, над поиском точных и единственно верных в данном контексте выражений:
Ах, милая Матушка, в Церкви лишь стылость! |
Здесь нетрудно заметить не только слабость рифмы, но и искусственность самого выбора и противопоставления понятий стылости и живости. Ни то, ни другое не передают адекватно оригинала.
Столь же неразборчиво использует данный переводчик слова и в следующих строфах (поп вместо пастор, воспарить вместо быть счастливым, лобзать вместо целовать):
И Поп мог бы петь, проповедуя — пить: |
Непонятно, откуда вообще появились у переводчика эти чертовы лобзанья: ведь у Блейка не он целует Бога, а наоборот. Не понятой осталась и личность госпожи Лёрч: она превратилась просто в злую Каргу:
И злою Каргой, что все в Церкви торчит, |
Перевод А. Матвеева [17, 156] сохраняет сходство с оригиналом только в первых двух строфах, хотя и здесь есть ряд отступлений и не очень удачных выражений. Так, вместо простого сообщения А в баре всегда тепло переводчик пишет А в баре жизнь теплом всегда полна; вместо мне там всегда хорошо — Там забываю я беду и страх.
Во вторую строфу переводчик добавляет пожелание, чтобы в церкви бездомным давали бы постель. Но эти мелкие расхождения не нарушают общего смысла первых строф. Однако, начиная с третьей строфы. переводчик начинает подправлять еретические образы и выражения Блейка. Блейк говорит, что пастор проповедовал бы, пил и пел, в переводе — пастор стал бы ближе и родней; Блейк говорит, что у мадам Лёрч, завсегдатая церкви, не было бы кривоногих детей, постов и
розог, в переводе — не было б наставницы-мадам, — Сиял бы счастьем неподдельным храм. Переводчику явно не нравится пьющий и поющий пастор, не нравится отсутствие постов и розог. Но больше всего ему не нравится, как Блейк устами мальчишки-сорванца рисует самого Господа Бога. Единственное, что осталось в переводе от четвертой строфы, это сравнение Бога с родным отцом: Родным отцом явился б в церковь Бог. Все же остальное — и то. как он был бы рад
увидеть детей такими же счастливыми, как он сам, и его примирение с дьяволом, и его поцелуй и подарки дьяволу — заменено собственным вполне благочестивым сочинением переводчика:
Родным отцом явился б в церковь Бог, |
Верно передать последние строчки переводчик не осмелился даже в подстрочнике:
И Бог, как отец, ликовал бы, видя нас, |
[17, 155].
О подобных переводчиках, искажающих оригинальный текст в угоду собственным религиозно-нравственным представлениям, хорошо сказал Владимир Набоков: «Другой и гораздо более серьезный грех, когда опускаются сложные абзацы, все же простителен, если переводчик и сам не знает, о чем идет речь, но до чего же отвратителен самодовольный переводчик, который прекрасно их понял, но опасается озадачить тупицу или покоробить святошу. Вместо того чтобы радостно покоиться в объятиях великого писателя, он неустанно печется о ничтожном читателе, предающемся нечистым или опасным помыслам» [93][1].
Столь же лукаво обошлись с этим стихотворением и комментаторы матвеевских переводов. В их характеристике много чего намешано: и отрицание Блейком несовместимости и противоположности тела и души, и существующая разница между Невинностью и Опытом, и ребенок, который «слишком много знает, чтобы быть невинным», и суровая мадам в церкви, которая подвергает его посту и розгам, — и все это только для того, чтобы скрыть от читателя действительный смысл стихотворения, никак не укладывающийся в полное религиозного пиетета мировоззрение комментаторов: «Перед нами — маленький ребенок с земным мировоззрением. Его устами поэт отрицает несовместимость и противоположность тела и души („Если б дали нам в церкви пиво, И был там огонь, чтоб согреть наши души…“). Но из рассуждений ребенка понятно, что он слишком много знает, чтобы быть по-настоящему невинным. Это стихотворение — яркий пример существующей разницы между Невинностью и Опытом, двумя состояниями души, смешавшимися в маленьком бродяге. Ребенок с горькой иронией намекает, что у него и у других таких же кривоногих детей отобрали право жить в невинности, подвергнув их посту и розгам суровой мадам в церкви» [17, 210].
Перевод А. Медведева [18, 135] в целом верно передает основной смысл стихотворения, но поэтическая форма его оставляет желать лучшего. Первые две строчки переводчик оставил без рифмы:
Милая мамочка, холодно в церкви, |
Вероятно, он хотел таким обратом точнее передать особенность оригинала, где эти строки тоже не рифмуются:
Dear mother, dear mother, the Church is cold, |
Но переводчик не учел, что слова cold и warm образуют ассонанс, что они фонетически и ритмически намного ближе, чем церкви и тепло. Во второй строфе одна рифма образована однотипными глаголами, вторая за счет привлечения лишнего слова прочь:
Но если бы в церкви нам эль подавали, |
К тому же вторая строка этой строфы с ее душами, пылающими страстным огнем, слишком отдает романтическим пафосом. В оригинале мальчик говорит о веселом огоньке, услаждающем души, то есть об элементарном тепле, которого так не хватает в церкви по сравнению с пивной. В третьей строфе переводчик не пожелал изобразить священника пьющим и поющим вместе с ребятами, зато сделал его седым. Что же касается мадам, то, назвав ее скромной, переводчик как-то непонятно связал ее функцию с упразднением розог, больных и всего прочего:
Когда б то устроил священник седой, |
Но к чести переводчика следует отметить, что крамольную мысль о примирении Бога с дьяволом (бесами) в последней строфе он не опустил и не изменил кардинально, хотя юмористический оттенок этой строфы был утерян:
А как был бы счастчив узреть это Бог, — |
В переводе В. Сергеевой [Бродяжка — 15, 120] еще больше, чем у Г. Токаревой, чувствуется влияние В. Топорова:
Топоров |
Сергеева |
|
|
|
|
В первой строфе оригинального текста герой говорит о том, что он привык бывать в пивной, чего на небесах себе позволить не сможет:
I can tell where I am used well, |
В переводе же он представлен пьяницей с малых лет. который, как добрый христианин, с сожалением констатирует, что такое поведение не принесет ему пользы на небесах:
Отнюдь не секрет — мы пьем с малых нет, |
Миссис Лёрч здесь представлена в образе старой Ханжи, которая порет оборванных детишек:
Детишек оборванных. Богу служа, |
Сцену же с Богом, который целует Дьявола и предлагает ему выпивку и одежду, переводчица деликатно трансформирует, придавая ей более «благопристойный» вид:
Сам Бог ликовал бы, глядя на нас, |
Перевод Г. Кадетова [Маленький бродяга — 66:6] пестрит мелкими смысловыми ошибками, приводящими в конце концов к неверному финалу.
Блейк |
Кадетов |
|
|
|
усладили пыл горячий юной крови там |
|
и немедленно прибились под церковну сень. |
|
|
|
|
1. Первое предложение здесь понято неправильно, и в соответствии с этим вымышлено второе.
2. У Блейка речь идет об элементарном отоплении церкви, в переводе — намек на утоление юных страстей.
3. У Блейка говорится о нежелании заходить в церковь, где скучно и холодно; в переводе — о готовности к воцерковлению.
4. У переводчика явно нет четкого представления о мадам Лёрч, которую он называет почему-то Лючией и намекает на то, что она в церкви подвергает детей порке розгами.
5. Здесь переводчик употребляет звательный падеж слова Бог (Номе) вместо именительного. Непонятно, что значит выражение Боже, ставший, как закон: вероятно, закон здесь появился только для рифмы со словом Он. Переводчику также явно не импонирует мысль Блейка о возможном примирении Бога с Дьяволом и бочкой: вместо этого он придумывает вполне благочестивую фразу об услаждении Бога в Матери святой. Под святой Матерью он имеет в виду, вероятно, ту самую церковь, неприятию которой посвящено стихотворение. Таким образом, вольнодумный, еретический по существу смысл стихотворения, в котором Бог опускается до уровня собутыльника маленького бродяги, изменяется кардинально; герой здесь возвращается под церковку сень и проникается сладостным чувством к Матери святой.
В переводе Н. Микушиной (N. Mikushina) [Маленький гуляка - 166:1] чувствуется стремление автора соблюсти не только содержание, но и форму оригинала, в частности, сохранить внутреннюю рифму в третьей строке каждой строфы. Переводчица подчеркивает это графически, разбивая третью строку надвое. Однако в полной мере это удалось только в двух последних строфах, где эта рифма, в соответствии с оригиналом, переходит также и на четвертую строку. В первой строфе четвертая строчка рифмуется не с третьей, а со второй строкой, а во второй строфе и внутренняя, и парная рифмы исчезают:
Мы богу хвалы |
Не получилась рифма и в последней строфе:
А Бог, как папаша, довольный детьми - |
Что касается содержания, то главное здесь передано верно. Непонятой осталась только роль мадам Лёрч, которую переводчица представила просто как некую Беду, подкарауливающую в церкви свою добычу:
А Мадам Беда, |
|
Примечания
- ↑ 93. Набоков Владимир. Искусство перевода. [Электронный ресурс]. - URL: http://www.langust.ru/etc/transart.shtml (16.09.2016)
См. также
- Songs of Experience by William Blake, 1794 / Песни опыта Уильяма Блейка, 1794