Божественная комедия/Чистилище/Песнь XX

Материал из Wikilivres.ru
Перейти к навигацииПерейти к поиску
Песнь XIX Божественная комедия ~ Чистилище / Песнь XX
автор Данте Алигьери
Песнь XXI
Круг пятый (продолжение).— Гуго Капет.— Землетрясение и хвалебная песнь. Перевод и примечания Михаила Лозинского.


ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ


1  Пред лучшей волей силы воли хрупки;
        Ему в угоду, в неугоду мне,
        Я погружённой не насытил губки.

4  Я двинулся; и вождь мой, в тишине,
        Свободными местами шёл под кручей,
        Как вдоль бойниц проходят по стене;

7  Те, у кого из глаз слезой горючей
        Сочится зло, заполнившее свет,
        Лежат кнаруже слишком плотной кучей.

10  Будь проклята, волчица древних лет,
        В чьём ненасытном голоде всё тонет
        И яростней которой зверя нет!

13  О небеса, чей ход иными понят,
        Как полновластный над судьбой земли,
        Идёт ли тот, кто эту тварь изгонит?

16  Мы скудным шагом медленно брели,
        Внимая теням, скорбно и устало
        Рыдавшим и томившимся в пыли;

19  Как вдруг вблизи «Мария!» прозвучало,
        И так тоска казалась тяжела,
        Как если бы то женщина рожала;

22  И далее: «Как ты бедна была,
        Являет тот приют, где пеленицей
        Ты свой священный отпрыск повила».

25  Потом я слышал: «Праведный Фабриций,
        Ты бедностью безгрешной посрамил
        Порок, обогащаемый сторицей».

28  Смысл этой речи так был сердцу мил,
        Что я пошел вперёд, узнать желая,
        Кто из лежавших это говорил.

31  Ещё он славил щедрость Николая,
        Который спас невест от нищеты,
        Младые годы к чести направляя.

34  «Дух, вспомянувший столько доброты!—
        Сказал я.— Кем ты был? И неужели
        Хваленья здесь возносишь только ты?

37  Я буду помнить о твоём уделе,
        Когда вернусь короткий путь кончать,
        Которым жизнь летит к последней цели».

40  И он: «Скажу про всё, хотя мне ждать
        Оттуда нечего; но без сравненья
        В тебе, живом, сияет благодать.

43  Я корнем был зловредного растенья,
        Наведшего на божью землю мрак,
        Такой, что в ней неплодье запустенья.

46  Когда бы Гвант, Лиль, Бруджа и Дуак
        Могли, то месть была б уже свершённой;
        И я молюсь, чтобы случилось так.

49  Я был Гугон, Капетом наречённый,
        И не один Филипп и Людовик
        Над Францией владычил, мной рождённый.

52  Родитель мой в Париже был мясник;
        Когда старинных королей не стало,
        Последний же из племени владык

55  Облёкся в серое, уже сжимала
        Моя рука бразды державных сил,
        И мне земель, да и друзей достало,

58  Чтоб диадемой вдо́вой осенил
        Мой сын свою главу и длинной смене
        Помазанных начало положил.

61  Пока мой род в прованском пышном вене
        Не схоронил стыда, он мог сойти
        Ничтожным, но безвредным тем не мене.

64  А тут он начал хитрости плести
        И грабить; и забрал, во искупленье,
        Нормандию, Гасконью и Понти.

67  Карл сел в Италии; во искупленье,
        Зарезал Куррадина; а Фому
        Вернул на небеса, во искупленье.

70  Я вижу время, близок срок ему,—
        И новый Карл его поход повторит,
        Для вящей славы роду своему.

73  Один, без войска, многих он поборет
        Копьём Иуды; им он так разит,
        Что брюхо у Флоренции распорет.

76  Не землю он, а только грех и стыд
        Приобретёт, тем горший в час расплаты,
        Что этот груз его не тяготит.

79  Другой, я вижу, пленник, в море взятый,
        Дочь продаёт, гонясь за барышом,
        Как делают с рабынями пираты.

82  О жадность, до чего же мы дойдём,
        Раз кровь мою так привлекло стяжанье,
        Что собственная плоть ей нипочём?

85  Но я страшнее вижу злодеянье:
        Христос в своём наместнике пленён,
        И торжествуют лилии в Аланье.

88  Я вижу — вновь людьми поруган он,
        И желчь и уксус пьёт, как древле было,
        И средь живых разбойников казнён.

91  Я вижу — это всё не утолило
        Новейшего Пилата; осмелев,
        Он в храм вторгает хищные ветрила.

94  Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев
        Твой суд, которым, в глубине безвестной,
        Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?

97  А возглас мой к невесте неневестной
        Святого духа, вызвавший в тебе
        Твои вопросы, это наш совместный

100  Припев к любой творимой здесь мольбе,
        Покамест длится день; поздней заката
        Мы об обратной говорим судьбе.

103  Тогда мы повторяем, как когда-то
        Братоубийцей стал Пигмалион,
        Предателем и вором, в жажде злата;

106  И как Мидас в беду был вовлечён,
        В своем желанье жадном утоляем,
        Которым сделался для всех смешон.

109  Безумного Ахана вспоминаем,
        Добычу скрывшего, и словно зрим,
        Как гневом Иисуса он терзаем.

112  Потом Сапфиру с мужем мы виним,
        Мы рады синякам Гелиодора,
        И вся гора позором круговым

115  Напутствует убийцу Полидора;
        Последний клич: «Как ты находишь, Красс,
        Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!»

118  Кто громко говорит, а кто, подчас,
        Чуть внятно, по тому, насколь сурово
        Потребность речи уязвляет нас.

121  Не я один о добрых молвил слово,
        Как здесь бывает днём; но невдали
        Не слышно было никого другого».

124  Мы от него немало отошли
        И, напрягая силы до предела,
        Спешили по дороге, как могли.

127  И вдруг гора, как будто пасть хотела,
        Затрепетала; стужа обдала
        Мне, словно перед казнию, всё тело,

130  Не так тряслась Делосская скала,
        Пока гнезда там не свила Латона
        И небу двух очей не родила.

133  Раздался крик по всем уступам склона,
        Такой, что, обратясь, мой проводник
        Сказал: «Тебе твой спутник оборона».

136  «Gloria in excelsis» — был тот крик,
        Один у всех, как я его значенье
        По возгласам ближайших к нам постиг.

139  Мы замерли, внимая восхваленье,
        Как слушали те пастухи в былом;
        Но прекратился трус, и смолкло пенье.

142  Мы вновь пошли своим святым путём,
        Среди теней, по-прежнему безгласно
        Поверженных в рыдании своём.

145  Ещё вовек неведенье так страстно
        Рассудок мой к познанью не влекло,
        Насколько я способен вспомнить ясно,

148  Как здесь я им терзался тяжело;
        Я, торопясь, не смел задать вопроса,
        Раздумье же помочь мне не могло;

151  Так, в робких мыслях, шёл я вдоль утёса.


Примечания

ЧИСТИЛИЩЕ

ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ

Круг пятый (продолжение)

1. Пред лучшей волей — то есть перед волей Адриана V, желавшего отдаться слезам покаяния (Ч., XIX, 139–141).

3. Я погружённой не насытил губки — то есть прекратил беседу, не успев спросить о многом.

8. Зло, заполнившее свет — корыстолюбие.

10–12. Волчица древних лет…— См. прим. А., I, 31–60.

25. Фабриций — римский полководец (III в. до н. э.), прославившийся своим бескорыстием.

31. Щедрость Николая — церковная легенда о святом Николае.

43. Я корнем был зловредного растенья — то есть родоначальником французской королевской династии, пагубной для христианского мира.

46–48. Гвант (Гент), Лиль (Лилль), Бруджа (Брюгге) и Дуак (Дуэ, лат — Duacum) — главные города Фландрии. Говорящий хотел бы, чтобы Фландрия отомстила его потомку, Филиппу IV за понесённые обиды, что и случилось в 1302 г., когда фламандское народное ополчение разгромило французов.

49. Я был Гугон, Капетом наречённый.— Данте сливает воедино два исторических лица: Гуго Великого, Графа Парижского, «герцога Франции», умершего в 956 г., и его сына — Гуго Капета, который после смерти в 987 г. последнего короля Каролингской династии, Людовика V, был избран на престол и умер в 996 г., положив начало династии Капетингов.

52. Родитель мой в Париже был мясник — легенда о Гуго Капете.

54–55. Последний же из племени владык облёкся в серое.— По-видимому, Данте смешал последнего Каролинга с последним Меровингом, Хильдериком III, который в 751 г. был низложен и пострижен в монахи.

58. Диадемой вдо́вой — то есть вакантной после смерти последнего Каролинга — Людовика V.

61. Прованское пышное вено (приданое).— В 1246 г. Карл Анжуйский (см. прим. Ч., VII, 112–114) путём брака получил в обладание богатый Прованс.

66. Понти — графство Понтье (Ponthieu).

67. Карл сел в Италии.— См. прим. Ч., VII, 112–114.

68. Зарезал Куррадина.— В 1268 г. шестнадцатилетний Конрадин, последний Гогенштауфен, заявил свои права на сицилийский престол, был побеждён Карлом при Тальякоццо (А., XXVIII, 18 и прим.) и обезглавлен в Неаполе на глазах у короля.

68–69. Фому вернул на небеса — Фому Аквинского (см. прим. Р., X, 82). Считали, что его велел отравить Карл Анжуйский.

70–78. Новый Карл — Карл Валуа, прозванный Безземельным (ср. ст. 76–78), брат Филиппа IV. Бонифаций VIII (см. прим. А., XIX, 52), замышляя подчинить себе Флоренцию, где партия Белых была ему враждебна, и отвоевать Сицилию у Федериго II (см. прим. Ч., VII, 119–120), пригласил Карла в Италию, чтобы тот помог ему в этих предприятиях. В награду он сулил ему императорскую корону. 1 ноября 1301 г. Карл, облечённый званием «умиротворителя Тосканы», вступил во Флоренцию и здесь вероломно стал на сторону Чёрных, что повело к разгрому и изгнанию Белых, в том числе и самого Данте (см. прим. Р., XVII, 48). Затем он предпринял неудачный поход на Сицилию, после чего вернулся во Францию (1302 г.). Умер в 1325 г.

79–80. Пленник, в море взятый, дочь продаёт.— Карл II Анжуйский, король неаполитанский (с 1285 по 1309 г.), сын Карла I (см. прим. Ч., VII, 112–114), ещё при жизни отца был взят в плен в морском бою с арагонским флотом (1284 г.). В 1305 г. он выдал свою дочь за старого Адзо VIII д’Эсте, маркиза Феррарского, получив за неё щедрый денежный дар.

83. Кровь мою — то есть моё потомство.

86–90. Христос в своём наместнике пленён…— Когда конфликт между папой Бонифацием VIII и Филиппом IV, отражавший борьбу церковной и светской власти, достиг наибольшего напряжения, посланец короля Гильом Ногаре и враждебный папе Шарра Колонна вступили (7 сентября 1303 г.) с королевским знаменем («лилии») в Аланью (ныне Ананьи), где находился Бонифаций, и подвергли его жестоким оскорблениям. От пережитого потрясения он вскоре умер.

92. Новейшего Пилата — Филиппа IV.

93. Он в храм вторгает хищные ветрила.— Филипп IV разгромил орден рыцарей-храмовников (тамплиеров), чтобы завладеть его богатствами. Суд над ними сопровождался пытками и казнями на костре и плахе (1307–1314 гг.).

97. Возглас мой — «Мария!» (ст. 19).

101–102. Покамест длится день — мы вспоминаем Марию и других бедных и щедрых. Поздней заката мы об обратной говорим судьбе — то есть провозглашаем примеры наказанного корыстолюбия.

104–105. Пигмалион — тирский царь, брат Дидоны (А., V, 61–62), предательски убивший её мужа Сихея, чтобы овладеть его сокровищами (Эн., I, 340–368).

106–108. Мидас — фригийский царь, испросивший себе у Вакха дар превращать в золото всё, к чему он ни прикоснётся. Так как в золото обращались также и пища и питьё царя, Вакх сжалился над ним и велел ему омыться в струях Пактола. Река после этого стала золотоносной, а Мидас впал в скудоумие, и когда, во время музыкального состязания Пана с Аполлоном, он отдал предпочтение Пану, Аполлон наделил его ослиными ушами (Метам., XI, 85–193).

109–111. Ахан — по библейской легенде, воин Иисуса Навина, похитивший часть военной добычи и за это побитый камнями и сожжённый вместе с сыновьями и дочерьми.

112. Сапфира с мужем — по церковной легенде, одни из первых христиан, были поражены смертью за своё корыстолюбие.

113. Когда Гелиодор, посланец сирийского царя Селевка, вошёл в сокровищницу Иерусалимского храма, чтобы взять для царской казны хранившиеся там богатства, таинственный всадник потоптал его конём, а двое чудесных юношей избили его бичами (Библия).

115. Убийца Полидора — см. прим. А., XXX, 13–21.

116–117. Красс — римский полководец, скопивший огромные богатства и павший в войне против парфян (53 г. до н. э.). Когда его голову принесли парфянскому царю Ороду, тот велел налить ей в рот расплавленного золота и сказал: «Ты жаждал золота, так пей же».

130–132. Остров Делос носился по волнам, пока не дал приюта Латоне, родившей на нём Аполлона и Диану (очи неба — Солнце и Луну).

136. «Gloria in excelsis» (лат.) — «Слава в вышних [богу]» — по евангельскому рассказу, песнь ангелов, которую слышали пастухи (ст. 140) в ночь рождения Христа.

145. Неведение.— Данте не понимает, что означает это землетрясение и эта песнь, огласившая все уступы горы.


На других языках