Комментарий к Блейку/Песни невинности/Эхо на лужайке
← Пастух | Комментарий к Блейку/Песни невинности/Эхо на лужайке |
Агнец → |
Источник: частные архивы |
Комментарий к Блейку
Песни невинности
Эхо на лужайке
Название этого стихотворения трудно точно перевести на русский язык “The Ecchoing Green” — буквально «Лужайка, наполненная эхом». Маршак перевёл это как «Смеющееся эхо», оригинальствующий Топоров как «Зелёное ау» (надо же выдумать такое!), в переводе Степанова стихотворение названо «Звонкий Луг», а в предлагаемом новом переводе «Эхо на лужайке». В некоторых собственноручных блейковских изданиях это второе стихотворение, в других — седьмое, а в окончательной версии оно стало третьей частью 19-частного цикла «Песен Невинности».
|
Дословный (подстрочный) перевод:
Солнце встает |
Сэр Джеффри Кинс, комментируя факсимильное издание песен, писал: «Тема этого стихотворения уже возникала в ранней «Песне», напечатанной среди «Поэтических набросков» в 1783 году [“I love the jocund dance…”]:
Я люблю смеющийся дол, Я люблю эхо, летящее с холма ... Я люблю дубовую скамью Под дубом, Где собираются все старики из деревни И смеются, глядя на наши игры.
В «Эхо на лужайке» прервая строфа собирает все символы весны в природе и младенчестве человека. Во второй строфе Старый Джон, представляющий старое поколение, и три женщины сидят на скамейке около дуба, в то время как дети и подростки резвятся вокруг них. Третья строфа иллюстрирована на второй гравюре, где на закате Старый Джон ведёт усталых детей домой отдыхать.
Дуб на деревенской лужайте символизирует силу и защищённость. Позднее Блейк связывает этот символ с жестокой религией друидов, но здесь он хранитель юности и старости.
Деликатно завивающаяся виноградная лоза в нижней части первой странице стихотворения превращена на второй странице в более в более мощные побеги, возможно, дерева жизни с тяжёлыми гроздьями винограда, свисающего с его ветвей. Два мальчика с первой гравюры превращаются в юношей, срывающих спелый виноград, и один из них протягивает гроздь девушке стоящей внизу. Они на дороге опыта, переходя из возраста Невинности в пору полового созревания. Малыш в группе внизу со змеем и битой от кри́кета ещё находится в состоянии детской невинности».
К этому комментарию трудно что-то добавить, кроме того, что на первой иллюстрации, по всей видимости изображены не три а две женщины и два, а не один мужчина. Сэр Джеффри, вероятно ошибочно, принимает довольно-таки молодого человека очень смахивающего на самого Блейка за «Старого Джона». Седой Старый Джон на первой иллюстрации и в самом стихотворении выглядит как присматривающий, надзирающий за детьми. Он в широкополой соломенной шляпе сидит слева у ствола развесистого дуба, а маленький мальчик у его коленей смотрит вверх ему прямо в глаза. Рядом с ним человек помоложе в «блейковской шляпе» (знакомой нам по некоторым портретам Блейка — вероятно, сам Блейк) и две женщины — у каждой по двое маленьких детей (один ребёнок сидит на материнских коленях а другие три обнимают или опираются на материнские колени). За дубом на лужайке пять подростков, играющих в кри́кет (и, возможно, в другие игры), а ещё два мальчика ниже изображены по обеим сторонам текста стихотворения. У одого из них в правой руке бита от кри́кета, а другой — с палочкой (вроде жезла) в правой руке — левой рукой катит по земле обруч. Не заметно, чтобы кто-нибудь из изображённых на иллюстрации хохотал или покатывался со смеху, как намекает текст стихотворения (хотя на некоторых лицах можно различить скромные улыбки).
Поскольку слово "care" имеет много разных смыслов [забота, попечение, тревога, волнение, наблюдение, внимательность, тщательность, обслуживание, уход, пристрастие, любовь, склонность и т. д.] выражение “Does laugh away care” («высмеивает заботу» или «отгоняет смехом прочь заботу») можно трактовать по-разному, как это уже было замечено некоторыми комментаторами (Simpson, David. "Blake's Pastoral: A Genesis for "The Ecchoing Green." Blake: An Illustrated Quarterly. 13, 1979-80. 116-38): 1) Старый Джон отметает свои тревоги или 2) свою роль надзирателя (Either Old John is dismissing his own anxieties or his supervisory role). Хирш (Hirsch Jr, E.D. Innocence and Experience: An Introduction to Blake. Chicago: U of Chicago P, 1964) же, наоборот считает, что Старый Джон не пренебрегает своими собственными тревогами, но скорее находит утешение в детском смехе (he is not disregarding his own troubles, but rather is finding comfort in the children's laughter). Можно, однако, предложить, что Блейк использует инверсию “Does care laugh away” и тогда получается, что Старый Джон «наблюдает за хохочущими», «следит за теми, кто смеётся, чтобы вели себя прилично».
Стихотворение это, так похожее на детские считалки, звучит как сладостное воспоминание о детстве, о весёлых играх с рассвета до заката на зелёной лужайке наполненной эхом. И короткие сдвоенные рифмованные строки, из которых оно состоит, доносятся до слуха читателя как эхо этой счастливой игры. Но конечно, эхо применяется здесь не только в метафорическом смысле. На первой из двух иллюстраций к стихотворению Блейк изобразил лужайку, как утверждается, в Уимболдоне — тогда деревеньке на юго-запад от Лондона, окружённой холмами. Зелёные холмы позади блейковской лужайки — естественный источник эха.
Три строфы по десять строк в каждой написаны двухстопным амфибрахием, ритм которых перебивается строками с добавленным безударным слогом в анакрузе, превращим их в подобие анапеста. Их прихотливое чередование, кажется абсолютно случайным и непредсказуемым, но на деле обнаруживает некую скрытую логику:
1 строфа: амф—ана—амф—амф—амф—амф—амф—ана—ана—ана (6 амф и 4 ана) 2 строфа: амф—амф—ана—амф—амф—амф—амф—ана—ана—ана (6 амф и 4 ана) 3 строфа: ана—амф—амф—ана—ана—ана—амф—амф—ана—ана (4 амф и 6 ана)
Если в первых двух строках, начинающихся чётким амфибрахием, имеется 6 строк с одним безударным слогом в анакрузе и 4 строки с двумя безударными слогами, то в последней, которая начинается наподобие анапеста, имеется 6 строк с двумя безударными слогами в анакрузе и 4 с одним. То есть, делается попытка сбалансировать строки с двусложной и односложной анакрузой. Эти вариации в анакрузе — не что иное, как вариации затактов в начале каждой музыкальной фразы этой песни.
Эта нехарактерную особенно в русской поэзии ритмическую игру очень трудно передать в русском переводе без того, чтобы стихи не «спотыкались», и звучали просто и естественно. Поэтому почти все известные переводы этого стихотворения игнорируют эту важную особенность ритма подлинника.
Перевод Самуила Яковлевича Маршака при жизни не публиковался, а автограф относится к 1963 году. Интересно, наличие в нём скрытой иронии, например, народ Маршак назвает «беззубым и седобородым», а также употребляет просторечие — слово «кажись». В своём переводе «художник старой школы» Маршак пошёл по пути наращивания строк — их у него 44 вместо 30, беззаботно нарушая при этом структуру строф и принцип рифмовки. Он чередует амфибрахий с дактилем, полностью отсутствующим в блейковском оригинале:
|
В. Л. Топоров от развесистого дуба во второй строфе оставил лишь пенёк. Он перевёл стихотворение честным регулярным амфибрахием. Перевод этот одит из наиболее удачных блейковских переводов Топорова:
|
В переводе С. А. Степанова бросается на слух некая необычность рифмы звонка´ — жа´воронка´ (то есть, наделение слова "жаворонка" двумя ударениями). Как и у Топорова, здесь регулярный амфибрахий:
|
Приведём комментарий Александры Викторовны Глебовской к переводу Степанова: «В этом стихотворении Блейк пользуется своим излюбленным приёмом: описывая привычную, земную реальность, он трактует ее в широком философском смысле и тем самым вкладывает в нее новое внутреннее содержание. В стихотворении прослежен цикл жизни от «рассвета» до «заката» — от рождения до смерти, и его персонажи (дети и старенький Джон) олицетворяют два противоположных полюса жизни — сразу после прихода из Вечности и перед возвращением в нее. (Ср. у Сведенборга: «Старея, человек сбрасывает плотскую оболочку и снова становится как младенец, но младенец, наделенный мудростью, и одновременно как ангел, ибо ангелы — это дети, которым дарована высшая мудрость».) Луг (англ. Green) — это обязательная в каждой английской деревне площадка для сборищ, праздников и детских игр. В «Песнях Невинности» он становится также прообразом Рая, небесной идиллии. Заметим, что действие многих стихотворений цикла происходит именно на лугу. Не случайно появляется и зеленый дуб, в «Песнях Невинности» — символ истинной веры и божественной защиты.»
* * *
Автор этих строк возвращался к переводу этого стихотворения не один раз.
Вот перевод 1975 года:
|
Другой вариант написан четверть века спустя, в 2001 году.
|
Более поздний вариант перевода:
Лишь Солнце взойдёт, |
Ещё один вариант перевода появился недавно:
Звенящий луг – The Echoing Green, William Blake, 1789.
Перевод Марат Джумагазиев, 2008.
Прослушать из "Blake Songs" http://www.youtube.com/watch?v=7E7TWJIyrJ8
Вот солнце встаёт, |
_______________
Источник http://www.stihi.ru/2008/12/12/2786
Галерея
Примечания
© D. Smirnov-Sadovsky. Translation. Commentary / © Д. Смирнов-Садовский. Перевод. Комментарий