Комментарий к Блейку/Песни невинности/Вступление
| ← Содержание | Комментарий к Блейку/Песни невинности/Вступление |
Пастух → |
| Источник: частные архивы |
 |
_object_2.jpg)
Комментарий к Блейку
Песни невинности
Вступление / Introduction
ПЕСНИ Невинности (вып. 1789) / SONGS of Innocence
1. Вступление / Introduction. Когда точно было написано это «Вступление» неизвестно, но ясно, что это произошло между 1784 и 1789 годами. В отличие от других стихотворений этого цикла, иллюстрация, отражающая его сюжет, находится не на странице с текстом, а на фронтисписе, где поэт изображёный в виде пастыря, пасущего стадо овец, держит в руках пастуший рожок или свирель — дудочку, по форме напоминающую гобой или кларнет. Подняв голову, он смотрит на младенца, парящего над ним в небе на фоне облака под купой обрамляющих картину деревьев, которые, впрочем, не упомянуты в стихотворении. «Деревья, разные по типу, олицетворяли для Блейка различные аспекты земной жизни; их листва в небесах, но корни прочно захоронены в земле. Обвившие друг друга стволы деревьев на рисунке слева от поэта символизируют земную любовь» (Джеффри Кейнс). Стихотворение с множеством повторов, ассонансов и внутренних рифм и полу-рифм звучит как музыка и пронизано музыкальными образами, утверждая, что поэзия рождается из музыки. При этом парные строки 5 и 7, 9 и 11, а также 17 и 19 не зарифмованы. Размер четырёхстопный хорей. Блейк пользуется нестандартным написанием «chear» — слова «cheer» (радость, веселье), старинным местоимением " thy " (ты), а также апострофами в словах vanish’d, pluck’d b stain’d. Он использует минимум знаков препинания, часто забывая о них, или, по своей странной привычке, заменяя запятую точкой. Вероятно, это стихотворное вступление относится ко всему циклу «Песен Невинности и Опыта», хотя «Песни Опыта» возникли и отделились в автономный цикл десятилетие спустя после появления первых «Песен Невинности». Символика здесь такова: облако — нечто вроде колесницы, на которой передвигается божество; младенец — символ Невинности, а также Младенец-Иисус и одновременно Дух поэзии, повелевающий поэту творить; овечка или агнец — также символ Невинности и олицетворение Христа. Интересно, что явление младенца на облаке не удивляет поэта — для Блейка это самое обычное чуть ли не каждодневное явление. Ещё один интересный момент, смастерив из тростинки деревенское перо, поэт окрасил (stain’d) воду из ручья, но чем — здесь можно только догадываться: «землёй», как в известных русских переводах, «илом» или чем-нибудь ещё, может быть, собственной кровью, — что было бы в более духе Блейка.
Piping down the valleys wild |
Приводим подстрочник:
Наполняя звуками свирели дикие долины, |
Почти каждая книга о Блейке уделяет этому стихотворению внимание.
Сэмюэль Фостер Деймон (1924)[1], так комментирует это стихотворение: «Этот «безыскусный» шедевр (определение «безыскусный» принадлежит не мне) особенно хорошо подходит, благодаря мысли в нём заключённой, для того, чтобы стать во главе этих «Песен». Как уже указывалось другими, оно «учит самому методу сочинения таких песен, и это, фактически является одним из блейковских великих, несмотря на краткость, Эссе о Поэзии... Сначала намерение, затем мелодия, затем слова и, наконец, записывающее перо. Все ли поэты позволяют так своим песням вырастать в жизнь в этом здоровом и естественном порядке? Не начинают ли они по привычке с пера?»[2] Блейк сделал даже больше, чем это. В своём стихотворении он объявил о своём божественном назначении писать для младенца, который одновременно Иисус и Дух Поэзии — смелое отождествление, которое позднее станет сутью его метафизики. Третья строфа ясно указывает на то, что любой объект имеет две стороны — Невинность и Опыт. Это стихотворение тщательно спланировано, чтобы показать: первое — божественное повеление; затем — раскрытие внутреннего смысла песен; затем соответствие слов бессловесной мелодии; и, наконец, появление в видимой форме. Строка 3. The cloud: облако в Библии — обычно божественная колесница. Строка 5. Pipe a song about a Lamb: Каждый, кто любит детей, легко узнает этот категорический тон, не допускающий возражений».
Джозеф Х. Уикстид (1928)[3], называет «Вступление» к «Песням Невинности» катализатором, который «делает эти «песни» «книгой»». Он считает это стихотворение микрокосмом всей книги, говоря о важности каждого отдельного в нём слова. После этого он говорит о символической реификации [овеществлении] слов, после того как играющий на свирели бросает свой инструмент: «Слово может быть спето только после того, как дудочка отброшена... Мы можем петь только тогда, когда мы перестаем играть на нашем инструменте, и мы можем писать только тогда, когда мы просыпаемся от сновидения» (с. 80). Уикстид считает, что не следует ассоциировать младенца на облаке только с Христом. Подводя итог, он высказывает мнение, что это «Вступление» больше чем просто вступление к «Песням Невинности»; она как ранняя соната, чья форма диктует то, что появится затем в поздних симфониях».
Хауард Джастин (1952)[4] видит во «Вступлении» осознание Блейком возрастающей материализации и гуманизации искусства, или «падения Невинности в мир с контингентной [соответствующей или пропорциональной] потерей своей идеальности». Для Джастина, стихотворение является разяснением одной нарочито-двусмысленной строки “And I stain’d the water clear” («И я запятнал чистую воду»), которая должна быть объяснена как «окуная перо в воду, я запятнал её», а также, «окрасив воду, я очистил её». Джастин интерпретирует «перо» как искусство, а «воду» как природу. Таким образом, Блейк показывает, что искусство оставляет пятна на природе, но что искусство (хотя и пятнающее само по себе), окрашивая природу, очищает её. Материальное искусство, поэтому, является и разложением «Идеального искусства» (a corruption of “Ideal art”), ”), — символизируемого «ребенком» на «облаке», который сам является «наигрышем на свирели летящим вдоль долин» (who is himself “piping down the valleys”), — а также преобрадующим посредником обладающим силой прояснить само существование».
Эдвард Ларисси (1985)[5], вторя ему, замечает по поводу строки “And I stain'd the water clear” , что «разложение» ("corruption") уже присутствует в состоянии невинности, и что этим подтверждается двойственное отношение Блейка к форме поэтического произведения.
Джон Холлоуэй (1968)[6], напротив, не находит двусмысленности в строке “And I stain’d the water clear”, но считает её строкой, из которой проистекает всё гармоническое единство стихотворения. Слово «вода» отсылает назад к слезам младенца, и, в виду того, что эти слёзы истекают из облака, они должны также быть поняты как «радостные ливни дождя». Гармоническое единство стихотворения, в таком случае, существует в двойном образе, как объясняет Блейк: в виде духовного образа поэта, поющего в присутствии божества (младенца), и одновременно в виде «иного, но не друго» [“different but not different”] естественного образа весеннего пейзажа, в котором присутствуют и ягнята на лужайке и дождевые облака над ними.
Приведём также комментарий Джеффри Кинса (1967)[7]: «В этом вступительном стихотворении Блейк создаёт сцену для своих «Песен», представляя себя, поэта в роли пастуха, который, скитаясь по аркадской долине[8], играет своим овцам на свирели. Описывая своё видение младенца на облаке, он показывает, что его направляет невинный дух поэзии, и его просят петь об Агнце, — который, сам по себе, есть символ невинности. И младенец, и Агнец, также символизируют религию в лице Иисуса. Поэта просят затем бросить свою дудочку и петь свои песни, и, наконец, записать их, используя подручный материал — подкрашенную воду и тростинку в качестве пера. Последняя строка указывает на детей как адресат его песен, хотя Блейк имеет в виду людей с невинностью в сердце независимо от того дети они или взрослые. Оформление стихотворения заимствовано из средневекового манускрипта изображающее «Иесеево Древо»[9], хотя мелкие фигуры в каждом из его сплетений изображены нечётко».
Добавим, что, хотя и нечёткие, фигуры восьми колец этого древа, повидимому, должны изображать родословную самого Блейка от древних певцов, таких как Давид или Гомер до певцов нового времени. Так, например, в последнем «окошечке» в некоторых копиях при некоторой фантазии можно раглядеть две фигуры в плащах, напоминающие Данте ведомого Виргилием... Однако, Фостер Деймон, который сличил и проанализировал изображения на разных копиях этой иллюстрации, описывает эти фигуры следующим образом — слева сверху вниз: (1) мыслитель в плаще, опирающийся на посох и беседующий с сидящей женщиной; (2) обнажённая танцующая женщина; (3) пахарь с плугом; (4) мать у колыбели; — справа сверху вниз: (1) взлетающая птица; (2) задумавшаяся женщина; (3) женщина сеющая; (4) пастушка с посохом. Но, замечает он, это трудно устанавить со всей определённостью.
* * *
Наиболее известный русский перевод Самуила Яковлевича Маршака был опубликован впервые под названием «Вступление к песням невинности» в «Северных записках», 1916. Текст перевода, даётся здесь по изд. Собрание сочинений С. Я. Маршака в восьми томах. Т. 3.
|
Красивый текст, но всё же не то, что в оригинале. Прежде всего, Маршак добавил целую строфу, чтобы вместить содержание текста. Но при этом он не избежал добавлений от себя: «Я увидел колыбель» — «колыбель» появилась для рифмы в данном случае необязательной; «Молвил мальчик и поник / Белокурой головой» (цвет волос младенца у Блейка не упомянут, а «поникнуть головой» — это не совсем то что у Блейка «плакать»); «Я перо из тростника / В то же утро смастерил» («в то же утро» — добавлено Маршаком) и т. д.
Известны также переводы Виктора Леонидовича Топорова и Сергея Анатольевича Степанова.
Перевод Топорова опубликованный Алексеем Зверевым в примечаниях издания «русского Блейка» 1982 года, оставляет читателя в глубоком недоумении своей карикатурно-простонародной лексикой, звучащей почти как издевательство и невероятно удаляющей читателя от духа оригинального текста стихотворения Блейка:
|
Более поздний перевод Степанова тоже, местами, заставляет поёживаться:
|
В самом начале есть отсебятина: «Шёл я с дудочкой весною, Занималася заря» (весна и заря у Блейка здесь не упоминаются). Перевод полон прозаизмов не вполне здесь оправданных: «Я сыграл — развеселил!»; «Дудочку оставь и спой мне / То, что прежде ты играл.»; «Сразу взялся я за труд», и т. д. И, как кульминация: «Выйдет книга неплохая!» — восклицает степановский мальчик, как будто это не ангел, а редактор из издательства «Советский писатель», и странно как-то добавляет: «Песни эти пусть прочтут» (а может лучше не надо???). Концовка у Степанова, как и у Топорова звучит неудовлетворяюще: «Записал все песни детям, / Чтобы слушать их могли» — да нет же, совсем не для этого, а чтобы дарить радость детям — или буквально: для того, чтобы дети радовались, слушая их!
Как верно перевёл эту мысль Маршак:
- Чтобы детям передать
- Радость сердца моего!
Вот комментарий Александры Викторовны Глебовской[10] к переводу Степанова: «Первое стихотворение цикла вводит читателя в мир идей и образов «Песен Невинности»: в нем появляются Дитя и Агнец, символизирующие Христа, «Библейская пастораль» — идиллический пейзаж, наводящий на мысль о Вечности, и Поэт, которого Господь, предстающий в образе младенца, благословляет на труд. Блейк также формулирует здесь свою концепцию создания стиха: музыка — слово — записанный текст. Заметим, что уже здесь дитя и смеется и плачет, то есть Блейк с самого начала вводит две темы «Песен Невинности»: блаженство в Вечности и страдания на земле.» © А. Глебовская, 1993.
Да, русские комментарии к этому стихотворению к сожалению весьма скупы и малочисленны. Вот, что написал о нём Алексей Матвеевич Зверев: «Стихотворение содержит основную мысль всего цикла: от безмятежности Неведения через горечь Познания к высшему жизнеприятию». Вот и всё.
В обоих комментариях кроме правильных моментов есть странные, например, не вполне ясно, как напрямую соотносятся с данным стихотворениям слова: «Библейская пастораль» — идиллический пейзаж, наводящий на мысль о Вечности», а также «блаженство в Вечности и страдания на земле»; или ещё, как в нем конкретно выражается мысль «от безмятежности Неведения через горечь Познания к высшему жизнеприятию». То есть, может всё это и правда, а не всего лишь красивые слова, такие как «вечность», «высшее» и т. д. , но механизм того, как это конкретно здесь претворено, комментаторы, видимо, решили оставить за кадром.
Ценным трудом российского блейковедения явилась книга Игоря Гусманова «Русский Блейк». Его комментарий блейковских стихотворений весьма подробен, в своей критеке многочисленных русских переводов он верно указывает на их достонства и недостатки. Достоинством переводов самого Гусманова считается попытка передачи практически всех деталей содержания стихотвотворений Блейка, их идей и образов. Прекрасно, когда эта цель достигается. Однако в этих работах также имеется ряд недостатков, о которых необходимо сказать.
|
Открывая «Вступление» к «Песням Невинности», мы сразу замечаем, что пять строф блейковского стихотворения переведено шестью строфами, так же как как у Маршака. При этом ему приходится «разводнять» текст стихотворения добавлениеми от себя: «мягкую колыбель», он заимствует у Маршака; фразы: «как сон чудесный, / Как видение души», «Из соседнего ручья, / Следуя его совету, / Без особенных затей» -- всё это чистая выдумка переводчика, в оригинале этого нет, так что не было никакой неюбходимости добавлять четыре лишние строки. Вопросительная интонация обращения ребёнка к поэту: «Ты про Агнца песню знаешь?», «Ещё сыграешь?» здесь совершенно неуместна и противоречит повелительному тону просьбы блейковского младенца: “Pipe a song about a Lamb”, “Piper pipe that song again”. Критикуя других переводчиков за глагольные и прочие слабые рифмы, здесь он, не задумывеясь, рифмует на «–ой» и на «-ей», пользуется такими рифмами, как «увидал-лежал», «знаешь-сыграешь», «спросил-повторил», причём, если Блейк рифмует нечётные строки только в двух из пяти строф, оставляя другие незарифмованными, Гусманов зарифмовает все нечётные и чётные строки во всех шести своих строфах, в чём нет никакой необходимости. Кроме того переводчик сделал все окончания в нечётных строках женскими, чередуя их с мужскими окончаниями в чётных. В оригинале же ничего похожего нет – Блейк пользуется в стихотворении только мужскими окончаниями. Все эти кажущиеся «усовершения» только ухудшают перевод, произвольно видоизменяя его форму и внутреннее строение, разрушая ритм и музыку стиха. При этом текст звучит скорее как хорошее упражнение в версификации, чем подлинная поэзия. Здесь можно вспомнить слова Блейка: Дороги совершенствуют выпрямляя их, но извилистые дороги без усовершенствования – пути гениев (Improvement makes strait roads, but the crooked roads without Improvement, are roads of Genius). Эти качества и подобный подход в дальнейшем мы увидим во многих других переводах Гусманова.
* * *
Автор этих строк, которому принадлежат также музыкальные произведения на эти стихи (Дуэт Хара и Хевы из оперы «Тириэль», а также начало электро-акустической композиции «Невинность опыта») делал неоднократные попытки перевести это стихотворение (в 1978, 1980, 2001 и 2008 годах) на русский язык. Переводы делались той с целью, чтобы положенные на музыку, они могли бы быть исполняемы по-русски также как по-английски, и поэтому все эти переводы эквиритмически точны. Однако в первых переводах имеются смысловые и стилистические неточности.
- Я, гуляя во лугах,
- Песни складывал шутя,
- И увидел в облаках
- Необычное дитя, — и т. д.
Так начинался перевод 1978 года. Слово «необычное» — тут, конечно, совершенно лишнее. И в 1980 году это зазвучало так:
- Я блуждал среди лугов
- Песни складывал шутя,
- С белоснежных облаков
- Улыбнулось мне дитя, — и т. д.
В обоих вариантах перевода, стихотворение начиналось со «складывания песен», что неверно, так как у Блейка сначала была музыка без слов. Переработанный в 2000 году, перевод принял следующий вид:
|
Попытка обнародовать перевод вызвала критику, которая сводилась, в основном, к неприемлимости слов «малыш» или «мальчик мой» в контексте этого стихотворения. Вот последний по времени перевод (2008) после основательной переработки:
Шёл я через дикий луг, |
Бенальма́дена — Сент-Олбанс
Апрель 2008, Сент-Олбанс
Галерея
Songs of Innocence copy B 1789 Library of Congress object1
Songs of Innocence copy G 1789 Yale Center for British Art object 1
Songs of Innocence copy U 1789 (The Houghton Library) object 2
Songs of Innocence and of Experience, copy AA, 1826 (The Fitzwilliam Museum) object 2
Songs of Innocence and of Experience, copy B, 1789, 1794 (British Museum) object 2
Songs of Innocence and of Experience, copy Y, 1825 (Metropolitan Museum of Art) object 2.jpg
Songs of Innocence and of Experience, copy Z, 1826 (Library of Congress) object 2
Songs of Innocence copy G 1789 Yale Center for British Art object 3
William Blake Introduction Songs of Innocence Copy AA 1826 (The Fitzwilliam Museum)
William Blake Introduction Songs of Innocence Copy U 1789 (The Houghton Library)
William Blake Introduction Songs of Innocence Copy Y 1825 Metropolitan Museum New York
_object_2.jpg)
_object_2.jpg)
_object_02.jpg)
Примечания
- ↑ Уильям Блейк, Философия и Символы — S. Foster Damon. William Blake: His Philosophy and Symbols. 1924. Reprinted: Dawson of Pall Mall. London 1969.
- ↑ Е. Дж. Эллис, Факсимиле Песен Невинности и Опыта, с. VIII. — William Blake, Works, 1893 ed. by E. J. Ellis, W. B. Yeats.
- ↑ Wicksteed, Joseph, H. Blake's Innocence and Experience. London: Dent, 1928
- ↑ Justin, Howard. "Blake's 'Introduction' to Songs of Innocence." Explicator. 11 (1952), Item 1.
- ↑ Larrissy, Edward. William Blake. Oxford: Basil Blackwell, 1985.
- ↑ Holloway, John. Blake: the Lyric Poetry. London: Edward Arnold, 1968.
- ↑ William Blake. Songs of Innocence and of Experience. Ed., Introduction & Commentary by Sir Geoffrey Keynes. London: Oxford University Press, 1967
- ↑ Аркадия — горная область в Греции в центральной части Пелопонеса. Идиллических сцены из пастушеской жизни счастливой Аркадиии воспеты многими эллинистическими поэтами и Вергилием.
- ↑ Иесей, отец библейского Давида. «Древо Иесея» — родословная Иисуса Хориста, в виде свивающихся ветвей (виноградной лозы), в кольцах сплетений которых изображени портреты предков.
- ↑ Александра Викторовна Глебовская, англистка по образованию, переводчица стихов и прозы, в прошлом — редактор издательства «Северо-Запад», где и была выпущена серия поэтических книжечек-билингв (в том числе Блейка).
См. также
- Songs of Innocence by William Blake, 1789/ Песни невинности Уильяма Блейка, 1789
- Вступление. Песни невинности (Блейк/Маршак)
- Вступление. Песни невинности (Блейк/Смирнов)
- Комментарий к Блейку/Песни невинности/Вступление
- Songs of Innocence - Introduction on "Commons"
- Songs of Experience / Песни опыта by William Blake, 1794 / Песни невинности Уильяма Блейка, 1794
- Вступление (Песни опыта — Блейк/Смирнов)
- Комментарий к Блейку/Песни опыта/Вступление
- Introduction (Blake, 1794)
- Songs of Experience - Introduction on "Commons"
© D. Smirnov-Sadovsky. Translation. Commentary / © Д. Смирнов-Садовский. Перевод. Комментарий
