Память (Рембо/Козовой)

Материал из Wikilivres.ru
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Память («Светла вода, как соль слезы на детском теле…»)
автор Артюр Рембо (1854 — 1891), пер. Вадим Маркович Козовой (1937—1999)
Язык оригинала: французский. — Дата создания: <1872>. Пер. опубл. 2001[1]. (перевод).


  1. I «Светла вода, как соль слезы на детском теле…»
  2. II «Гляди-ка, жемчугом стекло бурлит и плачет!..»
  3. III «Мадам уж ног, поди, не чует, на поляне…»
  4. IV «Тоска по девичьим объятьям травки пряной!..»
  5. V «Игрушка водного бельма, поймать не в силах…»


ПАМЯТЬ


I


Светла вода, как соль слезы на детском теле
под солнцем снежный вихрь атвки женской массы;
штандартов, лилиям сродни, теснясь, атласы
вдоль некой с детой за стенами, цитаделиЖ

плеск ангельский… постой! То золотится жаркий,
играя мышцами в траве, поток гребущий;
Она ж всё тянется, лазурь кисейной кущеё
считая, к пологу холма, к повисшей арке.

II


Гляди-ка, жемчугом стекло бурлит и плачет!
Жар глохнет, золотце в потёмки гряд садится.
Сквозь зелень жухлую девчоночьего ситца —
лозняк, откуда без зазренья птички скачут.

Горячий века шёлк, желточный глаз дуката,
купавка — не твоя ли верность, о Подруга? —
ревнует к серой от угара выси, с луга
сверкнув полуднем, Шар за дымкой розоватой.

III


Мадам уж ног, поди, не чует, на поляне
красуясь, где снежит рабочий люд; с зонтишком
в ладошке; под пятой бушует кашка — слишком!
А дети, цветики примяв, листают в ткани

вишнёвой том. Увы несомый снежным роем
тех ангелов, что впозь расходятся с дороги,
Он исчезает за хребтом; Она ж в тревоге
темнеет, зябнет и несётся за героем.

IV


Тоска по девичьим объятьям травки пряной!
Апрельским лунам — дно святого ложа! Чары
складских, вдоль берега, руин, где август ярый
расцвёл сквозь сумерки в трухе стеной бурьяна.

Теперь ей плакать под стеной и валом! Кроткий
дух веет с тополя лишь дуновений ради.
Потом, без бликов, без протока, серость глади;
Старик корпит, землечерпальщик, в мёртвой лодке.

V


Игрушка водного бельма, поймать не в силах —
о, мёртвый чёлн! о, рук обрубки! — я ни справа
цветок, ни слева: ни желтеющий слащаво,
ни синий, в пепельность влюблённый струй застылых.

Ах, лёгким крылышком взметённый с ивы иней!
Тростник, чьи по ветру развеял вечер краски!
Ни с места чёлн; а цепь беспомощную вязкий
глотает омут; в той ли вековать трясине?



<1872>. Пер. опубл. 2001

Примечания

  1. Перевод Вадима Козового опубл.: Французская поэзия. Антология. Перевод с французского В. М. Козового. Дом интеллектуальной книги. Москва. 2001. С. 36. Публикуется здесь с разрешения вдовы поэта Ирины Ивановны Емельяновой.

ПОСЛЕДНИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

[1872]

«Последние стихотворения» Рембо относятся к весне и лету 1872 г. и написаны частично в Шарлевиле, частично в Париже. Не все они имеют обозначенную дату. Их возникновение связано с общей в этот период для Верлена и Рембо тенденцией к «музыкальности прежде всего». Менее чем через год в книге «Одно лето в аду» Рембо характеризовал свои «Последние стихотворения» — которые действительно были последними, — с полной отрешенностью, как пройденный этап. Теорию ясновидения и творчество на ее основе он определяет «как историю одного из своих безумств», стихотворения как своего рода «романсы» шутовские и до предела сбивающие с толку.

Несколько раньше Рембо трактовал эти стихотворения в другом духе, более близком верленовскому, — как «наивные, сельские, простодушные, милые». Он читал их своему другу Делаэ «с очень отрешенным видом, как будто вещи, написанные кем-то другим». Соответствующая характеристика «Последних стихотворений» содержится в «Проклятых поэтах» Верлена.

С 1886 г. вплоть до издания «Озарений» (1914) «Последние стихотворения» полностью или частично печатались вместе и отчасти вперемежку со стихотворениями в прозе. Впоследствии среди «Озарений» были оставлены лишь две вещи, которые можно трактовать как написанные свободным стихом и объединенные с другими озарениями единством рукописи, — это «Морской пейзаж» и «Движение».

I. Воспоминание

Впервые напечатано (ч. IV и V) посмертно в «Ль’Эрмитаж» 19 сентября 1892 г.; затем целиком — в Полном собрании стихотворений (Париж, 1895).

Сохранился недатированный автограф в «рукописи Гро».

«Воспоминание» должно воздействовать музыкой — созвучиями, россыпями созвучных и смутно ассоциирующихся слов, монотонностью одних женских рифм — больше, чем связным смыслом входящих в него предложений.

Стихотворение (особенно его ч. V) противостоит «Пьяному кораблю», как бы констатируя реализацию отказа от мечты о свободном беге корабля.

Остальное — неопределенно. Если опираться на ч. III, то можно видеть здесь тему «уяснения», почему отец покинул мать поэта.

Друг Рембо — Эрнест Делаэ, настаивая на значении женских рифм, видел в стихотворении воспоминания о реке детства Мезе (Маасе), и вообще о воде — о «женском элементе». Однако в ч. III «тот, кто скрылся», прямо назван l’homme — «муж, человек».

В известной книге о Рембо Рене Этьембля и Яссю Гоклер (1936) показано значение воспоминания в стихотворении.

В ч. I «женский элемент» кажется сублимированным до воспоминаний о Жанне д’Арк, а далее — от слова «нет» — все переводится в русло более обыденной поэтичности.

Сведений о других переводах нет.

I.

Перевод М. П. Кудинова:


Воспоминание

I

Прозрачная вода, как соль слезинок детства;
порывы к солнцу женских тел с их белизною;
шелка знамен из чистых лилий под стеною,
где девственница обретала по соседству

защиту. Ангелов возня. — Нет… золотое
теченье, рук его движенье, черных, влажных
и свежих от травы. Ей, сумрачной, неважно,
холмов ли тень над ней иль небо голубое.

II

О мокрое окно и пузырей кипенье!
Вода покрыла бледным золотом все ложе.
Зелено-блеклые одежды дев похожи
на ивы, чья листва скрывает птичье пенье.

Как веко желтое, и чище луидора,
раскрылась лилия, — твоя, Супруга, верность! —
на тусклом зеркале, испытывая ревность
к Светилу милому, что скроется так скоро.

III

Мадам стояла слишком прямо на поляне
соседней; зонт в руке, и попирая твердо
цветок раздавленный; она держалась гордо;
а дети на траве раскрыли том в сафьяне

и принялись читать. Увы, Он удалился…
Подобно ангелам, расставшимся в дороге,
невидим за холмом. И вот Она в тревоге,
черна и холодна, бежит за тем, кто скрылся.

IV

О скорбь травы густой и чистой! На постели
священной золото луны апрельской… Счастье
прибрежных брошенных строений, что во власти
у летних вечеров, изгнавших запах прели.

Под валом крепостным пусть плачет! Как на страже,
дыханье тополей от ветра ждет движенья.
Гладь серая затем, и нет в ней отражений,
и трудится старик на неподвижной барже.

V

Игрушка хмурых вод, я не могу, не смею,
— о неподвижный челн, о слабость рук коротких! —
ни желтый тот цветок сорвать, ни этот кроткий,
что с пепельной воды манит меня, синея.

На ивах взмах крыла колеблет паутину.
Давно на тростниках бутонов не находят.
Мой неподвижен челн, и цепь его уходит
в глубины этих вод — в какую грязь и тину?

1872
Info icon.png Данное произведение является собственностью своего правообладателя и представлено здесь исключительно в ознакомительных целях. Если правообладатель не согласен с публикацией, она будет удалена по первому требованию. / This work belongs to its legal owner and presented here for informational purposes only. If the owner does not agree with the publication, it will be removed upon request.
Info icon.png Это произведение опубликовано на Wikilivres.ru под лицензией Creative Commons  CC BY.svg CC NC.svg CC ND.svg и может быть воспроизведено при условии указания авторства и его некоммерческого использования без права создавать производные произведения на его основе.