Архимандрит Евфимий. Часть X (Богатырев)

← Философские источники и параллели трактата

Архимандрит Евфимий. (Михаил Богатырев (р. 1963))
Часть X

Дополнения →

Опубл.: II. 2017. Источник: личная публикация.

Михаил Богатырев

Архимандрит Евфимий и Казанский храм

Содержание

Часть I. Кануны - Часть II. Биография - Часть III. Софиология - Часть IV. Атласы
Часть V. Казанский храм - Часть VI. Фрески о. Григория (Круга). Иконы с. Иоанны (Рейтлингер)
Часть VII. Букварь. На стыке богословия и лингвистического авангарда - Часть VIII. Святые Престолы
Часть IX. Философские источники и параллели трактата
Часть X. История изучения трактата - Часть XI. Дополнения - Часть XII. Приложение I: В.П. Троицкий. Архимандрит Евфимий (Вендт) и философия имени в Париже - Часть XIII. Приложение II: Вестник РСХД N1 (107) 1973 (Г. Эйкалович. Развернутый иероглиф. Памяти архимандрита Евфимия; стр. 91-113) - Часть XIV. Приложение III: Archimandrite Euthyme. Simple temoignage. Mémoire du père Gregoire Krug (trad. moine Barsonophe)

Часть X. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ТРАКТАТА

[Аннотация] В очерке рассказывается о том, как автор на протяжении многих лет изучал биографию и творчество православного затворника и мистика архимандрита Евфимия (1894-1973), написавшего большой и не рассчитанный на сколько-нибудь адекватное читательское восприятие трактат (см. [Начертание]). Игумен Геннадий (Эйкалович) был, пожалуй, единственным прижизненным читателем этого труда, сумевшим понять его загадочный культурный потенциал и в сжатой форме (см. [Эйкалович 1973]) доказательно сформулировать критическую оценку. В 2010-е годы творчеством архимандрита Евфимия интересовались (c разной степенью интеллектуального погружения): иконописец О. Платонова, богослов И. Ситников, философ С. Хоружий, культуролог В. Байдин. Свои исследования трактата автор условно разделяет на три этапа: визуально-эстетический, эзотерический и философский.

Обложка второго очерка об архимандрите Евфимии

Преамбула

В 2008 году в библиотеке Покровского женского монастыря (Бюсси-ан-От) я сфотографировал большую часть трактата Начертание (за исключением нескольких страниц и приложений), после чего приступил к изучению этой сложной рукописи. Основываясь на личном откровении^[1], затворник и мечтатель отец Евфимий стремился воссоздать до-вавилонский язык, наделяя смыслом фонемы и оперируя так называемыми «побуквенными категориями». К расшифровке трактата был применен весь арсенал формальных приемов, накопленных в разных школах авангардной словесности XX века, но этого оказалось недостаточно. Ольга^[2] к тому времени закончила Свято-Сергиевский богословский институт и смогла оказать содействие в уяснении экзегетических интерпретаций. К исследованиям подключился еще один выпускник Свято-Сергиевского института, мюнхенский богослов Игорь Ситников, чья широчайшая эрудиция пришлась весьма кстати. В 2010, 2011 и 2014 гг. я изготавливал (самиздатом) книжечки об архимандрите Евфимии. Перекочевывая из одной книжки в другую, материал дополнялся и видоизменялся, эмоциональные оценки все больше уступали место аналитическому подходу. В 2016 году текст был рассредоточен и помещен в виде отдельных очерков как бы «на сохранение» в сборник эссеистики «Consonantia poenitentiae, vol. 1». Нынче он оттуда изъят, еще раз отредактирован, дополнен и собран в единое целое.

Визуально-эстетический период (2009-2014)

Занимаясь на протяжении двадцати лет разнообразными полифоническими формами повествования и, в частности, визуальной поэзией (см. ниже), поначалу я и к трактату о. Евфимия отнесся именно с этих позиций.

М. Богатырев. Дуновения (2008).

Маргинальная словесность являлась моей стихией, поэтический ребус, не имеющий разгадки, был моим «коньком». Поэтому-то меня не пугал и не отталкивал предельно усложненный, уходящий в заумную кабалистику, уклад изъяснения отца Евфимия. Взять хотя бы следующий пассаж из Начертания, цитируемый Г. Эйкаловичем в очерке «Развернутый иероглиф» как образчик интуитивного нагромождения понятий^[3]:

«Типология Триема Триех (Троица Святая), в двух (неба и земли), в двух (спуска и подъема), каждое из них — при двух (гетерономии и автономии) трижды тройственна на спуске (в трех Царствах Природы, в трех иерархиях духов), трижды тройственна на подъеме (в трех небесах, в трех иерархиях душевных)» [Эйкалович 1973: 112].

Копирование Атласов (2009)

Не слишком вдаваясь на первых порах в философско-богословскую подоплеку подобных изречений, я, подчиняясь художественному навыку, мыслил не столько умом, сколько глазами, и в первую очередь стремился уловить и как-то зафиксировать стереометрическую картину высказываний архимандрита. Оптимальный, как тогда казалось, подход к столь замысловатой задаче был найден в копировальной деятельности. Воспроизводя Атласы о. Евфимия в графическом редакторе Word, начинаешь испытывать особый духовный подъем, в чем-то схожий с тем вдохновением, которое посещает иконописцев. Однако смутные проблески понимания, возникавшие во время изготовления этих копий, не вполне соответствовали затраченным усилиям, поэтому затею пришлось отложить, ограничившись списками с восьми избранных Атласов^[4].

[Начертание: 387]. Сверху – оригинал, под ним – список с Атласа

[Начертание: 17]. Оригинал (сверху) и список с Атласа (под ним)

Игумен Геннадий Эйкалович^[5], чрезвычайно эрудированный богослов, занимавшийся также и философией математики, был, пожалуй, единственным, кто при жизни о. Евфимия отнесся к Начертанию и сочувственно, и проникновенно-критически. Переписываясь с архимандритом Евфимием, он всерьез пытался доискаться до сути его концепции.

«Я просматривал Вашу книгу, скользя взором по тексту, как человек смотрит на проходящие над ним облака. В такой перспективе Ваши высказывания показались мне интеллектуально-художественной глоссолалией, требующей особого толкователя, который обладал бы Вашими способностями и интуициями, и отличался бы даром вразумительного изложения. <...> Вы смотрите на мир через двойные очки: на интеллектуальную пару стекол у Вас наложена пара стекол художественных, и поэтому то, что Вы через них прозреваете... <...> для Вас понятно, волнующе, радостно, <...> а для других это выглядит диковинно и непостижимо. Беда в том, что Вы не в состоянии передать в категориях нормальной лексики, семантики и синтаксиса звучание «неизреченных глаголов», которые Вы слышите в Вашем «внебовзятии». А то, как Вы излагаете свои прозрения, есть не что иное как филолого-теолого-философское юродство» [Эйкалович 1973: 104].

О. Евфимий нисколько не обиделся, наоборот, ответил:

«С восторгом принимаю Ваш термин (хотя и в кавычках) — «внебовзятие». Ближится мой час! <...> А мне хочется, чтобы Вы не погнушались, в чертежи всмотрелись. В них моя претензия, без претензии. Пред смертью говорю, — у меня есть учительная роль. Юродствую же, действительно, перед Лицом Встречи... <...> от динамики матемологического символа <...> к Лицу Встречи: престал рисунок, ослепился зрак! Да! Ваша характеристика имеет масштаб. Еще раз за нее благодарю». (Это письмо датировано 30 дек. 1972 г., приблизительно за четыре месяца до смерти о. Евфимия) [idem].

Много раз за прошедшие годы я исполнял эту – даже не ко мне напрямую обращенную – просьбу отца Евфимия и всматривался в его чертежи. Всматриваюсь в них и сейчас, но словно бы другими глазами (поменялся познавательный код). Нужно признать, что при первоначальном знакомстве с рукописью архимандрита Евфимия я руководствовался преимущественно мерками современного искусства. «Взаимоотношения» с трактатом складывались не столько сущностные, сколько сущностно-декоративные (если можно так выразиться). Слишком велик был соблазн выхолостить содержание или представить его эксплицитно как заумь и связать всю эту непостижимую графику, в обход понимания, с визуально-поэтическим авангардом. В качестве основной предпосылки такого видения выступал тот факт, что «отец Евфимий не только знал «философию зауми» Хлебникова, но и разделял ее» [Эйкалович 1973: 100]. Вероятно, я слишком неосторожно, утрированно воспринимал проскользнувшие в одном из писем отца Евфимия слова о его «страстном походе» на категории «нормальной лексики, и синтаксиса и семантики»^[6].

Аналитическая живопись по мотивам Атласов (2014)

Выступив на заре XX века разрушителем академической традиции, авангард создал прецедент, основываясь на котором эстетика поставангарда смогла впоследствии представить все революционные достижения предшествующих десятилетий в искривленном зеркале цитаты. Принцип цитирования стремительно эволюционировал, он обнажал безжалостный автоматизм культуры, и в этом контексте эстетика с легкостью трансформировалась в сквозную цитату. После того как карнавальный импульс, связанный с профанацией собственных истоков, исчерпал свой новаторский ресурс^[7], живопись стала превращаться в своеобразный междисциплинарный дискурс, насыщенный формальными заимствованиями из самых разнообразных сфер: науки, словесности, кинематографа, архивной документалистики. Если в классической живописи формирование авторского лица чаще всего связано с совершенствованием техники письма, то современная живопись, для которой не обязательны ни холст, ни краски, решает вопрос творческой аутентичности предельно экономно^[8]. Из картины в картину, из коллекции в коллекцию переносится какой-нибудь характерный знак или прием. У французского уличного художника Жерома Меснажера (Jérôme Mesnager, street-art) такая ауторепродуктивность доведена до абсурда: все его произведения представляют собой белые трафаретные оттиски человеческой фигуры, нанесенные на стены, заборы, витрины. В последние годы в современном искусстве все чаще фигурирует освободившаяся от содержания рефлексия, указывающая на наличие моноидеи, но никак не связывающая ее со смыслом. В качестве примера можно привести выставленную в 2016 году на престижной художественной ярмарке FIAC работу Ирмы Бланк «Книга», состоящую из 312 нечитабельных страниц, аккуратно заполненных каллиграфической вязью.

Ирма Бланк. Книга, 2016, FIAC.

И все же идея «сэкономить» искусствоведческим образом содержание трактата Начертание сегодня мне представляется тупиковой. Определить графический архетип, составляющий изобразительную основу подавляющего большинства Атласов несложно: в проекции на плоскость это две (иногда одна) вертикальные конструкции (напоминающие «башенки» или столбцы), каждая из которых включает в себя три квадрата и один равнобедренный треугольник. Гораздо сложнее понять, что стоит за этими формами. Здесь определенность заканчивается, и начинаются гипотезы.

Графический архетип Атласов о. Евфимия.

Квадраты соответствуют уровням (или хорам) иерархии Небесных Сил по классификации св. Дионисия (псевдо-)Ареопагита. Причем в левом столбце они расположены в нисходящем, от Неба к земле, порядке (Престолы-Силы-Начала), а в правом – в восходящем (Начала-Силы-Престолы). Треугольники обозначают Святую Троицу. Неоднократно я пробовал развить эту интерпретацию, но всякий раз выходили «вариации на тему». Одну из таких вариаций, живописную, привожу ниже.

М. Богатырев. Симптомы крестообразности. Аналитическая живопись (2014).

Обоснование аналитической живописи по мотивам Атласов о. Евфимия.

Поэзия по мотивам фоносемантики о. Евфимия (2010-2014)

[Начертание, стр. 271].

М. Богатырев. Пошаговое применение морфемного сдвига к словесной паре «бытие-избытие».

М. Богатырев. Переход от словесной эксцентрики к традиционному стихосложению.

М. Богатырев. Объединение «морфемного потока» с «потоком сознания».

Мелодекламация, оратории, фонетико-музыкальные произведения по мотивам фоносемантики о. Евфимия (2012)

Неоднократно предпринимались также попытки декламировать фоносемантику отца Евфимия, представить ее в музыкальном переложении. Видеозапись одной из таких артистических акций вывешена на портале Youtube, с ней можно ознакомиться по ссылке:

Музыкально-фонетические штудии (2012) по мотивам схолий о. Евфимия

Эзотерический период (2012-2014)[[1]]

Этот период связан с исследованием аналогий между «побуквенными категориями» архимандрита Евфимия и европейской традицией оккультной конспирологии, в первую очередь, с методом фонетической кабалы Клода Состена Грассе д’Орсе (1828-1900)^[9].

Философско-богословский период (2014-2017)[[2]]

При всех своих фантастических уклонениях и разночтениях русская религиозно-философская традиция, исходящая из всеединства и соборности, есть выражение стремления к Логосу, в каких бы формах оно ни проявлялось. Имена Вл. Соловьева, Н. Федорова, П. Флоренского, Н. Лосского, П. К. Иванова, кн. Ухтомского, С. Булгакова, архимандрита Евфимия объединены в одну идеалистическую завязь, пустившую мифологические проростки вблизи церковных приделов.

Библиография

[Зарубежье] – РЕЛИГИОЗНЫЕ ДЕЯТЕЛИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ. Сетевой биографический справочник. — http://zarubezhje.narod.ru/gi/g_005.htm.

[Начертание] – Евфимий (Вендт), архимандрит. Начертание и наречение решений Отрешенного. Графика и грамматика Догмата. Рукопись в 3 тт., 25 экз. Муазне, 1968-1973.

[Ордине 2008] – Ордине Н. Граница тени. Литература, философия и живопись у Джордано Бруно. — М. 2008.

[Эйкалович 1973] – Эйкалович Г. Развёрнутый иероглиф. Памяти архимандрита Евфимия Вендта. — Вестник РСХД, №107 (1), 1973.

Примечания

↑ Конфидент архимандрита Евфимия, Г. Эйкалович пишет: «Что положено в основу этого труда? Мистическое озарение, содержанием которого было религиозно-интеллектуальное интуитивное постижение этого основного догмата. Озарение это имело место однажды, когда о. Евфимий читал «Книгу Слов» св. Исаака Сирина. Оно наступило мгновенно, имело гносеологический характер, хотя и выразилось "в чувствах дальнего осязания: ощущении зрительном и слуховом"» [Эйкалович&nbsp1973:&nbsp94].
↑ Платонова Ольга, иконописец, преподаватель иконописи. С 1993 года живет во Франции.
↑ Отметим, что в оценке Эйкаловича нет и тени осуждения, он вовсе не стремится обидеть или укорить автора.
↑ Должен отметить, что при разгадывании головоломок Начертания, при вчитывании в почерк архимандрита Евфимия меня посещало временами удивительное состояние, которого я не в силах описать словами, могу лишь отдаленно обозначить его как «блаженство всех интуиций». О подобном переживании великолепно рассказал историк старообрядчества И. В. Сагнак в письме, адресованном автору этих строк (04.01.2017): «Чтение рукописи-автографа, в особенности, если она написана "сложным" индивидуальным почерком – это всегда исключительно творческий, во многом мистически (иначе не скажешь!) организованный процесс, основанный в высочайшей степени на глубокой "эмпатии" соучастников этого загадочнейшего и прекраснейшего действа. <...> Многолетние опыт и практика чтения именно таких, – сложных, выглядящих порою просто как некая "кардиограмма", но принадлежащих людям недюжинным, – почерков одаряют ... незабываемыми и ни с чем не сравнимыми переживаниями редчайшего сродства – и душевного, и умственного – с людьми, водившими когда-то пером по бумаге, предлежащей – вот теперь – моему взору, моей, напряженно взыскующей смысла их речи, душе. В такие моменты происходит нечто подобное "метемпсихозе" <...> Именно этот опыт - опыт "глубинного общения" <...> – и ставит меня в "экзистенциальные" <...> взаимоотношения с авторами-писцами таких рукописей. Они, эти мои "единосодыхатели", и облекают меня правом и долгом позаботиться о том, чтобы их голоса, их мысли, их души в неискаженности и в неповрежденности могли жить дальше – в "эксплицитности" печатного текста».
↑ Игумен Геннадий (Эйкалович Евгений Александрович) (1914–2008) родился в Пинске (Западная Белоруссия). После революции оказался в эмиграции в Польше в связи с изменением государственных границ. С 1932 по 1939 годы учился и работал в Польше. Окончил экономическое отделение Варшавского университета (1939) со степенью магистра экономики. С 1940 по 1942 годы находился в заключении в советском лагере в Сибири. В 1942-45 гг. служил в Польском корпусе 8-й Объединенной армии в Италии. После окончания Второй мировой войны, с 1946 по 1948 годы находился в составе Польского переселенческого корпуса в Англии (Переселенческий корпус оказывал помощь польским солдатам, оказавшимся на Западе и не желавшим возвращаться в коммунистическую Польшу). В 1948 году принял монашество. Тогда же поступил в Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже и окончил его в 1951, а двумя годами позже защитил диссертацию на звание магистра церковных наук на тему «Абсолютная философия Гоэнэ-Вронского». В 1953 году переехал в США, где преподавал Ветхий Завет, догматическое богословие, философию, логику и психологию в Свято-Тихоновской духовной семинарии. С 1972 по 1982 гг. служил в Европе, потом вернулся в США. В последние годы переехал в дом престарелых при Свято-Тихоновском монастыре. Публикации (книги): Закон Творения. – Буэнос-Айрес, 1956; Божественные имена Дионисия Псевдо-Ареопагита. – Буэнос-Айрес, 1957; Дело протоиерея Сергия Булгакова: Историческая канва спора о Софии. – Сан-Франциско, 1980.
↑ «Я – инженер, изобретший Перворисунок Неба и Неба Небес Троицы, <…> этот рисунок, дав мне Норму Норм, взорвал нормы языково-языческой грамматики языка» (Из письма о. Евфимия) [Эйкалович 1973: 94].
↑ обозначив тем самым и конец поставангарда.
↑ Напомним, что принцип «экономии формы» был провозглашен еще в 1920-е годы супрематистами. С легкой руки К. Малевича понятие «экономия» прочно вошло в искусствоведческий лексикон; нынче оно относится не только к форме, но и к содержанию, смыслу, партитуре etc.
↑ Клод Состен Грасе д'Орсе (1828-1900) — автор журнала «Ревю Британик», последователь Сэнт-Ива д'Альвейдра, один из столпов оккультной конспирологии, рассматривавший всю европейскую историю с позиций планетарной магии, выражавшейся в вековом противостоянии двух тайных сообществ, Кварты и Квинты, использовавших для передачи информации своим адептам особые иероглифические ключи. Д’Орсе считал, что при помощи фонетической кабалы можно дешифровать целый ряд произведений искусства, в т. ч. книги Рабле и Данте. Последователями д’Орсе можно считать алхимика Фулканелли и исследователя магии М. В. Скарятина (Энеля).

Данное произведение является собственностью своего правообладателя и представлено здесь исключительно в ознакомительных целях. Если правообладатель не согласен с публикацией, она будет удалена по первому требованию. / This work belongs to its legal owner and presented here for informational purposes only. If the owner does not agree with the publication, it will be removed upon request.

[1] Конфидент архимандрита Евфимия, Г. Эйкалович пишет: «Что положено в основу этого труда? Мистическое озарение, содержанием которого было религиозно-интеллектуальное интуитивное постижение этого основного догмата. Озарение это имело место однажды, когда о. Евфимий читал «Книгу Слов» св. Исаака Сирина. Оно наступило мгновенно, имело гносеологический характер, хотя и выразилось "в чувствах дальнего осязания: ощущении зрительном и слуховом"» [Эйкалович&nbsp1973:&nbsp94].

[2] Платонова Ольга, иконописец, преподаватель иконописи. С 1993 года живет во Франции.

[3] Отметим, что в оценке Эйкаловича нет и тени осуждения, он вовсе не стремится обидеть или укорить автора.

[4] Должен отметить, что при разгадывании головоломок Начертания, при вчитывании в почерк архимандрита Евфимия меня посещало временами удивительное состояние, которого я не в силах описать словами, могу лишь отдаленно обозначить его как «блаженство всех интуиций». О подобном переживании великолепно рассказал историк старообрядчества И. В. Сагнак в письме, адресованном автору этих строк (04.01.2017): «Чтение рукописи-автографа, в особенности, если она написана "сложным" индивидуальным почерком – это всегда исключительно творческий, во многом мистически (иначе не скажешь!) организованный процесс, основанный в высочайшей степени на глубокой "эмпатии" соучастников этого загадочнейшего и прекраснейшего действа. <...> Многолетние опыт и практика чтения именно таких, – сложных, выглядящих порою просто как некая "кардиограмма", но принадлежащих людям недюжинным, – почерков одаряют ... незабываемыми и ни с чем не сравнимыми переживаниями редчайшего сродства – и душевного, и умственного – с людьми, водившими когда-то пером по бумаге, предлежащей – вот теперь – моему взору, моей, напряженно взыскующей смысла их речи, душе. В такие моменты происходит нечто подобное "метемпсихозе" <...> Именно этот опыт - опыт "глубинного общения" <...> – и ставит меня в "экзистенциальные" <...> взаимоотношения с авторами-писцами таких рукописей. Они, эти мои "единосодыхатели", и облекают меня правом и долгом позаботиться о том, чтобы их голоса, их мысли, их души в неискаженности и в неповрежденности могли жить дальше – в "эксплицитности" печатного текста».

[5] Игумен Геннадий (Эйкалович Евгений Александрович) (1914–2008) родился в Пинске (Западная Белоруссия). После революции оказался в эмиграции в Польше в связи с изменением государственных границ. С 1932 по 1939 годы учился и работал в Польше. Окончил экономическое отделение Варшавского университета (1939) со степенью магистра экономики. С 1940 по 1942 годы находился в заключении в советском лагере в Сибири. В 1942-45 гг. служил в Польском корпусе 8-й Объединенной армии в Италии. После окончания Второй мировой войны, с 1946 по 1948 годы находился в составе Польского переселенческого корпуса в Англии (Переселенческий корпус оказывал помощь польским солдатам, оказавшимся на Западе и не желавшим возвращаться в коммунистическую Польшу). В 1948 году принял монашество. Тогда же поступил в Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже и окончил его в 1951, а двумя годами позже защитил диссертацию на звание магистра церковных наук на тему «Абсолютная философия Гоэнэ-Вронского». В 1953 году переехал в США, где преподавал Ветхий Завет, догматическое богословие, философию, логику и психологию в Свято-Тихоновской духовной семинарии. С 1972 по 1982 гг. служил в Европе, потом вернулся в США. В последние годы переехал в дом престарелых при Свято-Тихоновском монастыре. Публикации (книги): Закон Творения. – Буэнос-Айрес, 1956; Божественные имена Дионисия Псевдо-Ареопагита. – Буэнос-Айрес, 1957; Дело протоиерея Сергия Булгакова: Историческая канва спора о Софии. – Сан-Франциско, 1980.

[6] «Я – инженер, изобретший Перворисунок Неба и Неба Небес Троицы, <…> этот рисунок, дав мне Норму Норм, взорвал нормы языково-языческой грамматики языка» (Из письма о. Евфимия) [Эйкалович 1973: 94].

[7] обозначив тем самым и конец поставангарда.

[8] Напомним, что принцип «экономии формы» был провозглашен еще в 1920-е годы супрематистами. С легкой руки К. Малевича понятие «экономия» прочно вошло в искусствоведческий лексикон; нынче оно относится не только к форме, но и к содержанию, смыслу, партитуре etc.

[9] Клод Состен Грасе д'Орсе (1828-1900) — автор журнала «Ревю Британик», последователь Сэнт-Ива д'Альвейдра, один из столпов оккультной конспирологии, рассматривавший всю европейскую историю с позиций планетарной магии, выражавшейся в вековом противостоянии двух тайных сообществ, Кварты и Квинты, использовавших для передачи информации своим адептам особые иероглифические ключи. Д’Орсе считал, что при помощи фонетической кабалы можно дешифровать целый ряд произведений искусства, в т. ч. книги Рабле и Данте. Последователями д’Орсе можно считать алхимика Фулканелли и исследователя магии М. В. Скарятина (Энеля).

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[7]

[8]

[9]