О счастье, ты простая,
простая колыбель,
ты лыковая люлька,
раскачанная ель.
И если мы погибнем,
ты будешь наша цель.
Как каждому в мире, мне светит досель
под дверью закрытой горящая щель.
О, жизнь ничего не значит.
О, разум, как сердце, болит.
Вдали ребёнок плачет
и мельница шумит.
То слуха власяница
и тонкий хлебный прах.
Зерно кричит, как птица,
в тяжёлых жерновах.
И голос один, одинокий, простой,
беседует с Веспером, первой звездой.
— О Господи мой, Боже,
прости меня, прости.
И, если можно, сердце
на волю отпусти:
забытым и никчёмным,
не нужным никому,
по лестницам огромным
спускаться в широкую тьму
и бросить жизнь, как шар золотой,
невидимый уму.
Где можно исчезнуть, где светит досель
под дверью закрытой горящая щель.
Скажи, моя отрада,
зачем на свете жить? —
Услышать плач ребёнка
и звёздам послужить.
И звезды смотрят из своих
пещер или пучин:
должно быть, это царский сын,
он тоже ждёт, и он один,
он, как они, один.
И некая странная сила,
как подо льдом вода,
глядела сквозь светила,
глядящие сюда.
И облик её, одинокий, пустой,
окажется первой и лучшей звездой.
© Ольга Александровна Седакова
Из цикла «Тристан и Изольда» (1978—1982)
