Восьмистишия IV (Туроверов): различия между версиями

Материал из Wikilivres.ru
Перейти к навигацииПерейти к поиску
 
(не показаны 4 промежуточные версии 1 участника)
Строка 1: Строка 1:
<div class="oldspell">{{Отексте  
+
{{Отексте  
 
| АВТОР                =[[Николай Николаевич Туроверов]] (1899—1972)   
 
| АВТОР                =[[Николай Николаевич Туроверов]] (1899—1972)   
| НАЗВАНИЕ              =Восьмистишия IV  
+
| НАЗВАНИЕ              =Восьмистишия IV (1946—50)
 
| ЧАСТЬ                =  
 
| ЧАСТЬ                =  
 
| ПОДЗАГОЛОВОК          =  
 
| ПОДЗАГОЛОВОК          =  
Строка 22: Строка 22:
 
| КАЧЕСТВО              =  
 
| КАЧЕСТВО              =  
 
| НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ      =Восьмистишия
 
| НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ      =Восьмистишия
}}<br />[[Файл:A8.jpg|50px|right|link=А8]]  
+
| СТИЛЬ                = v
[[Категория:Поэзия Николая Николаевича Туроверова]]
+
| ОГЛАВЛЕНИЕ2          = __TOC__
[[Категория:Восьмистишия]]
+
| ПЕРЕДТЕКСТОМ          = [[Файл:A8.jpg|50px|right|link=А8]]
[[Категория:Антология восьмистиший]]
+
| ЛИЦЕНЗИЯ              = справка
 +
}}
  
{{poemx1|Восьмистишия|
+
{{poem-title|Восьмистишия}}
__TOC__
 
  
'''ДЕВЯТЬ ВОСЬМИСТИШИЙ'''
+
{{heading|45|ДЕВЯТЬ ВОСЬМИСТИШИЙ}}
  
 
----
 
----
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>1. Ещё сердце, как будто, исправное</h5>
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>1. Ещё сердце, как будто, исправное</h5>
  
 +
<poem>
 
Ещё сердце, как будто, исправное;
 
Ещё сердце, как будто, исправное;
 
Но не верит больше стихам.
 
Но не верит больше стихам.
Строка 43: Строка 44:
 
Уверять, что я на Тургенева
 
Уверять, что я на Тургенева
 
Безответной любовью похож.
 
Безответной любовью похож.
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>2. Все теряю время на людей ненужных</h5>
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>2. Все теряю время на людей ненужных</h5>
  
 +
<poem>
 
Все теряю время на людей ненужных,
 
Все теряю время на людей ненужных,
 
На ненужные затеи и дела,
 
На ненужные затеи и дела,
Строка 55: Строка 58:
 
Снова расточительно меняюсь.
 
Снова расточительно меняюсь.
 
С погибающим от скуки мертвецом.
 
С погибающим от скуки мертвецом.
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>3. Широка, просторна и легка</h5>
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>3. Широка, просторна и легка</h5>
  
 +
<poem>
 
Широка, просторна и легка
 
Широка, просторна и легка
 
  У казачки вольная походка, —
 
  У казачки вольная походка, —
Строка 67: Строка 72:
 
Так и ветер в буераках бродит,
 
Так и ветер в буераках бродит,
 
Никого на свете не боясь.
 
Никого на свете не боясь.
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>4. Учился у Гумилёва</h5>
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>4. Учился у Гумилёва</h5>
  
 +
<poem>
 
Учился у Гумилёва
 
Учился у Гумилёва
 
На всё смотреть свысока,
 
На всё смотреть свысока,
Строка 79: Строка 86:
 
Чем глупые эти затеи
 
Чем глупые эти затеи
 
И все разговоры о ней.
 
И все разговоры о ней.
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>5. Есть стихи, которых не повторишь</h5>
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>5. Есть стихи, которых не повторишь</h5>
  
 +
<poem>
 
Есть стихи, которых не повторишь.
 
Есть стихи, которых не повторишь.
 
Знаю, не к лицу мне грусть.
 
Знаю, не к лицу мне грусть.
Строка 91: Строка 100:
 
Для тебя любовь, как первопуток,
 
Для тебя любовь, как первопуток,
 
Для меня — уже последний снег.
 
Для меня — уже последний снег.
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>6. Одинаково для бедных и богатых</h5>
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>6. Одинаково для бедных и богатых</h5>
  
 +
<poem>
 
Одинаково для бедных и богатых
 
Одинаково для бедных и богатых
 
  Светит солнце и цветут цветы,
 
  Светит солнце и цветут цветы,
Строка 103: Строка 114:
 
Кто же нам с тобою посчитает
 
Кто же нам с тобою посчитает
 
  Нашу нежность за великий грех.
 
  Нашу нежность за великий грех.
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>7. Так и ночью узнаешь наощупь</h5>
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>7. Так и ночью узнаешь наощупь</h5>
  
 +
<poem>
 
Так и ночью узнаешь наощупь
 
Так и ночью узнаешь наощупь
 
В темноте знакомые черты.
 
В темноте знакомые черты.
Строка 115: Строка 128:
 
Всё ещё гуляет на просторе
 
Всё ещё гуляет на просторе
 
Смерти не подвластная душа.
 
Смерти не подвластная душа.
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>8. Ничего не сохранила память</h5>
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>8. Ничего не сохранила память</h5>
  
 +
<poem>
 
Ничего не сохранила память
 
Ничего не сохранила память
 
Из того, что сердце берегло.
 
Из того, что сердце берегло.
Строка 127: Строка 142:
 
Каждый день ворота золотые
 
Каждый день ворота золотые
 
Раскрываются в Господнем терему.
 
Раскрываются в Господнем терему.
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>9. В этой доле самой лучшей</h5>
 
<h5>Девять восьмистиший <br/>9. В этой доле самой лучшей</h5>
  
 +
<poem>
 
В этой доле самой лучшей,
 
В этой доле самой лучшей,
 
Самой страшной и простой,
 
Самой страшной и простой,
Строка 140: Строка 157:
 
Нерастраченной души.  
 
Нерастраченной души.  
  
1946
+
''1946''
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>И утром вставать на заре</h5>
 
<h5>И утром вставать на заре</h5>
 +
<poem>
 
И утром вставать на заре,
 
И утром вставать на заре,
 
И вечером поздно ложиться, —
 
И вечером поздно ложиться, —
Строка 153: Строка 172:
 
И знать, что живёшь ты на свете.  
 
И знать, что живёшь ты на свете.  
  
1946
+
''1946''
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Что из этой жизни унесу я</h5>
 
<h5>Что из этой жизни унесу я</h5>
 +
<poem>
 
Что из этой жизни унесу я
 
Что из этой жизни унесу я
 
Сохраню в аду или в раю?
 
Сохраню в аду или в раю?
Строка 166: Строка 187:
 
Над моей родною стороной.  
 
Над моей родною стороной.  
  
1947
+
''1947''
 +
</poem>
  
  
 
----
 
----
 
<h5>Был влажный ветер — ветер низовой</h5>
 
<h5>Был влажный ветер — ветер низовой</h5>
 +
<poem>
 
Был влажный ветер — ветер низовой,
 
Был влажный ветер — ветер низовой,
 
Был тёплый дождь и золотая просинь,
 
Был тёплый дождь и золотая просинь,
Строка 180: Строка 203:
 
Что у меня дыханья не хватало.  
 
Что у меня дыханья не хватало.  
  
1947
+
''1947''
 +
</poem>
  
  
 
----
 
----
 
<h5>Пролетели лебеди над Доном</h5>
 
<h5>Пролетели лебеди над Доном</h5>
 +
<poem>
 
Пролетели лебеди над Доном,
 
Пролетели лебеди над Доном,
 
Тронулся последний лёд.
 
Тронулся последний лёд.
Строка 194: Строка 219:
 
  И легко со всем я расстаюсь.  
 
  И легко со всем я расстаюсь.  
  
1947
+
''1947''
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Опять гроза! Какие грозы</h5>
 
<h5>Опять гроза! Какие грозы</h5>
 +
<poem>
 
Опять гроза! Какие грозы
 
Опять гроза! Какие грозы
 
У нас с тобою на пути!
 
У нас с тобою на пути!
Строка 207: Строка 234:
 
Гуляет ветер ледяной.  
 
Гуляет ветер ледяной.  
  
1947
+
''1947''
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Никто нас не вспомнит, о нас не потужит</h5>
 
<h5>Никто нас не вспомнит, о нас не потужит</h5>
 +
<poem>
 
Никто нас не вспомнит, о нас не потужит;
 
Никто нас не вспомнит, о нас не потужит;
 
Неспешной водой протекают года.
 
Неспешной водой протекают года.
Строка 220: Строка 249:
 
Для нас неразлучна с бедой.  
 
Для нас неразлучна с бедой.  
  
1948
+
''1948''
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Любезны мне пчела и муравей</h5>
 
<h5>Любезны мне пчела и муравей</h5>
 +
<poem>
 
Любезны мне пчела и муравей —
 
Любезны мне пчела и муравей —
 
Бог знает, кто из них трудолюбивей, —
 
Бог знает, кто из них трудолюбивей, —
Строка 233: Строка 264:
 
Что кажется рукой его коснусь.  
 
Что кажется рукой его коснусь.  
  
1948
+
''1948''
 +
</poem>
  
  
 
----
 
----
 
<h5>Поскупей на слова, посуровей</h5>
 
<h5>Поскупей на слова, посуровей</h5>
 +
<poem>
 
Поскупей на слова, посуровей;
 
Поскупей на слова, посуровей;
 
Но нежней и сердечней втайне,
 
Но нежней и сердечней втайне,
Строка 247: Строка 280:
 
О тебе, о тебе, о тебе.  
 
О тебе, о тебе, о тебе.  
  
1948
+
''1948''
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Разлука 2. Хорошо, что ветер. И звезда такая</h5>
 
<h5>Разлука 2. Хорошо, что ветер. И звезда такая</h5>
 +
<poem>
 
Хорошо, что ветер. И звезда такая,
 
Хорошо, что ветер. И звезда такая,
 
Что уже на свете нет другой звезды.
 
Что уже на свете нет другой звезды.
Строка 260: Строка 295:
 
Как на этом свете никому не жить.
 
Как на этом свете никому не жить.
  
1950-52
+
''1950-52''
 +
</poem>
  
 
----
 
----
 
<h5>Мы уходили налегке</h5>
 
<h5>Мы уходили налегке</h5>
 +
<poem>
 
Мы уходили налегке.
 
Мы уходили налегке.
 
Мы уплывали торопливо,
 
Мы уплывали торопливо,
Строка 274: Строка 311:
 
Кого? Но только не себя!  
 
Кого? Но только не себя!  
  
1950
+
''1950''
 
+
</poem>
----
 
<h5>Водоём «Как хорошо! Шумит вода…» </h5>
 
Как хорошо! Шумит вода,
 
В дубраве горлица воркует;
 
Недаром мы пришли сюда,
 
И ветер нас с тобой целует.
 
Как хорошо! И мы уйдём,
 
И вместо нас придут другие.
 
Беды не будет: в водоём
 
Слетают капли дождевые.
 
  
1953
 
  
----
+
[[Категория:Поэзия Николая Николаевича Туроверова]]
<h5>Память «Чем себя утешить? Только память…»</h5>
+
[[Категория:Восьмистишия|*]]
 
+
[[Категория:Антология восьмистиший|*]]
              ''"In vino veritas".''
 
 
 
Чем себя утешить?
 
            Только память, —
 
Идол неразлучный мой, —
 
Жаркое повстанческое знамя
 
Поднимает на вершине снеговой.
 
Чем себя потешить?
 
            Только этим.
 
Бедняку доступнейшим вином:
 
Десять строк у стойки, на рассвете,
 
В дивном одиночестве моём.
 
 
 
1953
 
|}}
 
{{справка}}
 
<!--
 
 
 
 
 
И звёздная дорога
 
И звёздная дорога,
 
Святого Лазаря вокзал,
 
Опять на поезд опоздал,
 
Задумавшись немного.
 
Опять уходят поезда
 
И с грохотом, и с дымом;
 
Но путеводная звезда
 
Меня уводит мимо.
 
 
 
1953
 
 
 
 
 
Печальный день, похожий на разлуку,
 
Ушел в туман и не придет назад.
 
Уже не видя, узнаю по звуку
 
Начавшийся в тумане листопад, —
 
Каким-то чудом долетевший шорох
 
Внезапно сиротеющих лесов,
 
Какой-то сонный отголосок хора
 
Таинственных древесных голосов.
 
 
 
1953
 
 
 
 
 
 
 
ВЕРТЕП
 
 
 
В самой темной, снежной, непробудной,
 
Бесконечно затянувшейся ночи
 
Вдруг почувствовать торжественно и чудно
 
Глазу недоступные лучи.
 
Вдруг увидеть голубые дверцы
 
В тот вертеп, где расступилась тьма,
 
И твое младенческое сердце
 
Двух-тысячелетняя зима.
 
 
 
1955
 
 
 
 
 
КУЗНЕЧИК
 
 
 
Все мы с детства знаем: к Рождеству
 
Все на свете и чудесней и добрее.
 
Снег, упавший на опавшую листву.
 
Под листвой кузнечика согреет.
 
И на елках, зеленеющих вокруг,
 
Разноцветные зажгутся свечи.
 
Рождество, мой музыкальный друг.
 
Рождество, мой дорогой кузнечик.
 
И скрипач весною с торжеством
 
Воскресение прославит в песне.
 
Все мы с детства знаем: Рождеством
 
Всё необычайней и чудесней.
 
 
 
1955
 
 
 
 
 
ДЕРЕВНЯ
 
 
 
1.
 
 
 
Хлеба. Дорога. Ни души.
 
Все замечательно и просто.
 
Тяжелый памятник Груши
 
В начале сельского погоста.
 
А дальше легкие кресты
 
Иных, негромких поколений;
 
Из века в век стоят мосты
 
Для молчаливых поселений.
 
Всем хватит места. И земля
 
Не беспокоится об этом.
 
Опять дорога и поля
 
Под торжествующим рассветом,
 
И недалекое сельцо,
 
Восходят дымы тиховейней
 
И полусонное крыльцо
 
Гостеприимнейшей кофейни.
 
Я выпью ром, ты — молоко,
 
Черед, придуманный не нами.
 
Шагай просторно и легко
 
И веселей маши руками.
 
 
 
2.
 
 
 
Цветет французская заря
 
Над пробудившейся деревней.
 
Нет, я сюда пришел не зря,
 
Вот к этой церкви очень древней.
 
Какой-то баснословный век,
 
На предыдущий век похожий;
 
Средневековый человек,
 
Как я теперь, здесь был прохожий.
 
И это нас роднит. Века,
 
На книжных полках тяжелея,
 
Играют с нами в дурака,
 
Чем дальше — больше и вернее.
 
И мы, потворствуя векам,
 
Все реже вспоминаем встречи,
 
С небес ниспосланные нам,
 
Совсем простые, человечьи.
 
 
 
3.
 
 
 
Зодчий, зодчий! Что ты строишь — отчий
 
Или новый, незнакомый дом?
 
Скоро осень. Дни уже короче.
 
Надо бы подумать о другом.
 
Крот жилище под землею роет,
 
Птица вьет воздушное гнездо,
 
Человек себе хоромы строит,
 
И всегда не так или не то.
 
Как бы нам найти небесной манны,
 
Чтобы жить по-Божьи без гроша?
 
Помнишь наш донской курень саманный
 
С кровлей из простого камыша.
 
 
 
4.
 
 
 
Будут уничтожены деревья,
 
Будут уничтожены поверья,
 
Что деревья нас перерастут,
 
Вечно устремляясь в высоту.
 
Будет поле. Обмелеют реки.
 
Еще ниже станут человеки,
 
Повторяя вещие слова:
 
Всё на свете трын-трава.
 
 
 
5.
 
 
 
Что нибудь такое, —
 
Детское, простое,
 
Всем давным давно
 
Знакомые слова:
 
Небо голубое,
 
Солнце золотое,
 
Глаз твоих веселых
 
Зеленей трава.
 
 
 
6.
 
 
 
Стакан вина. Благословенный хмель.
 
Конечно, мир доверчив и прекрасен,
 
Как этот приблудившийся кобель,
 
У ног моих лежащий на терассе.
 
 
 
1955-56
 
 
 
 
 
Веял ветер. Осыпался колос.
 
Среди звезд плыла на юг комета.
 
Был твой нежный, потаенный голос
 
Голосом с другого света.
 
Перечисленны давно все звезды,
 
Наливаются и осыпаются колосья;
 
Но как редко сквозь привычный воздух
 
Ветер музыку нездешнюю доносит.
 
 
 
1956
 
 
 
 
 
О главном, непокорном — о стихах,
 
О ненаглядном — о природе:
 
Вновь расцветающих цветах,
 
О драгоценном — о свободе
 
Ты говорил. Сибирских лагерей
 
Вотще осталось угнетенье.
 
Христос Воскрес! И всё нежней
 
Ты веришь в праздник воскресенья.
 
 
 
1956
 
 
 
 
 
По крутогорью бродят овцы,
 
Ища промерзлую траву.
 
Туманный день. Не греет солнце.
 
Палю костер и пса зову.
 
Иди, мой пёс, сюда погреться.
 
Смотри, какая благодать!
 
Вот так бы сердцу разгореться
 
И никогда не остывать.
 
 
 
1957
 
 
 
 
 
Мы глохнем к старости и ощущаем хуже
 
Весь этот мир и всех его людей,
 
Смеемся невпопад и невпопад мы тужим,
 
В плену своих навязчивых идей,
 
Которым грош цена.
 
                  Скудеющие души.
 
Воспоминания опять ведут туда,
 
Где отчий дом, наверное, разрушен
 
И мы уже забыты навсегда.
 
Воспоминания...
 
                Но вот,
 
В пролет разрушенного дома
 
Вдруг засияет небосвод
 
Так неожиданно знакомо,
 
С такой степною простотой,
 
Что ничего уже не надо,
 
Ни мертвых, ни живых, ни сада,
 
Где мы увиделись с тобой.
 
 
 
1957
 
 
 
 
 
Я хочу устать.
 
Чтобы спать и спать.
 
Но опять во сне
 
Ты идешь ко мне
 
И лежишь со мной
 
До утра живой.
 
Не прощанье, только до свиданья,
 
Никакой нет тайны гробовой,
 
Только потаенное свиданье,
 
Все, что хочешь, только не покой.
 
 
 
1957
 
 
 
 
 
Есть что то оскробительное в том,
 
Что этот наглый и беспутный ветер
 
Ломает розы и летит потом
 
Для новых буйств на беззащитном свете.
 
 
 
1957
 
 
 
 
 
Он был пришельцем из другого света,
 
Стихами одержимый караим,
 
И ангел был особенного цвета,
 
Как ночью озаренный дым.
 
Тифозный бред. Теплушка. Человечий
 
Призыв о нежности в семьнадцатом году.
 
Снега, снега. И ангельские речи
 
В сорокоградусном бреду.
 
 
 
1957
 
 
 
 
 
Не влюбленность, а любовь и жалость,
 
Не весна, а осень впереди:
 
Очень кратковременная старость,
 
С очень краткой жизнью позади.
 
Только жить, как верится и снится,
 
Только не считать года,
 
И в Париже, где чудесные больницы,
 
Не лечиться никогда.
 
 
 
1957
 
 
 
 
 
У тебя свои заботы.
 
У меня свои забавы.
 
Расходиться? Что ты, что ты:
 
Оба мы с тобой неправы.
 
И не может одинаков
 
Жребий быть у нас с тобою, —
 
У меня молчит собака,
 
У тебя собака воет.
 
Значит, так и надо. Что же
 
Огорчаться попустому, —
 
Каждый пусть живет как может,
 
А никак не по-другому.
 
 
 
1957
 
 
 
 
 
Я гадал в лесу: когда же,
 
Наконец, меня уважишь
 
И приедешь к старику?
 
Но болтунья и пустушка,
 
В этот странный день кукушка
 
Онемела на суку.
 
Дивные бывают вещи.
 
Обратился к птице вещей,
 
Чтоб узнать, на сколько дней
 
К новой хижине моей
 
Ты приедешь.
 
              — "Никогда!"
 
Каркнул ворон.
 
              — "Навсегда!"
 
Отвечал я ворону,
 
Отвернувшись в сторону.
 
 
 
1958
 
 
 
 
 
Милый мальчик с грустными глазами,
 
Милый пальчик ангельской руки;
 
Никого знакомых между нами
 
Нет, напоминающих таких.
 
И хмельней вина моя отрада,
 
Знать и негодуя и любя,
 
Что, когда мне жить не станет надо,
 
Жизнь едва начнется для тебя.
 
 
 
1958
 
 
 
 
 
Нельзя все время пировать,
 
Нельзя все время ликовать
 
И знать, что только жду я
 
Вина и поцелуя.
 
Нельзя! Но может быть, потом,
 
За незамеченным трудом
 
Свою увижу тень я:
 
Ненужные сомненья.
 
 
 
1959
 
 
 
 
 
За стихов нежданное начало,
 
Музыку нежданную стихов,
 
Проплывающих над нами без причала.
 
На стихи похожих облаков, —
 
Я не знаю, — за цветочки ль эти,
 
Беленький горошек у межи,
 
Только стоит жить на этом свете,
 
Долго еще стоит жить.
 
 
 
1959
 
 
 
 
 
НОЧЬ
 
 
 
                    Роману Гуль.
 
 
 
Снег в ночи светился на скале.
 
Под скалою, в сакле, перебранка.
 
Негритянка ела белый хлеб,
 
Пушкинская мама, негритянка.
 
Лермонтову было не до сна.
 
Ангелы метались в поднебесьи.
 
В преисподней волновался сатана,
 
Собираясь Тютчева повесить.
 
Было все, как будто, невпопад.
 
  И, событий в мире не касаясь,
 
Звездный низвергался водопад,
 
Над землей все выше поднимаясь.
 
 
 
1959
 
 
 
 
 
— Где мой отец?
 
  — Он на войне.
 
— Но нет войны!
 
  — Она всё длится.
 
— Но мне отец опять приснится.
 
  — Но он уже не снится мне.
 
— Где мой отец?
 
  — Ах, перестань!
 
— Его я часто вспоминаю,
 
Он где-то близко,
 
  — Перестань:
 
Я ничего о нем не знаю.
 
 
 
1959
 
 
 
 
 
ПОЛУСТАНОК
 
 
 
На каком-то полустанке
 
Ни часов, ни расписаний, —
 
Удивительно бесшумно
 
Пролетают поезда.
 
Сновиденческое место
 
Предназначенных свиданий,
 
Всех, кого сюда приводит
 
Путеводная звезда.
 
Может длиться ожиданье.
 
Очень долго.
 
            На мгновенье
 
Остановится курьерский,
 
Содрогаясь, весь в пару.
 
Снег да ветер!
 
              Расставанье,
 
После долгих лет разлуки,
 
Европейских променадов,
 
Вновь в снегах и на ветру. —
 
На Кавказ! — в Стокгольм! — на Вислу!
 
Ты опять на Монпарнассе?
 
Сумасшдшии поезд свистнул
 
И умчался во-свояси.
 
 
 
1959
 
 
 
 
 
В КАФЕ
 
 
 
Что лучше может быть пустынного кафе
 
Под вечер на окраине Парижа.
 
Париж лежит на голубой софе
 
И ничего не видит и не слышит
 
Направо от меня. И я гляжу в окно:
 
Его тысячелетний профиль
 
Увидеть всем уже пора давно
 
Отсюда. Ром, крепчайший кофе
 
Ему под стать, да и тебе под стать,
 
Стареющий пришелец без возврата;
 
Вот только б вспомнить, записать,
 
Что снилось мне на родине когда то.
 
И на углу трактирного стола
 
Пишу, что дома не писалось,
 
Что ты жива, не умерла,
 
Как мне случайно показалось.
 
 
 
1959
 
 
 
 
 
                  Памяти А. Н. Бенуа
 
 
 
Как будто бы я в Петербурге.
 
На службу опять не пойду.
 
Сижу на скамье в Люксембурге,
 
В древнейшем парижском саду.
 
И хор, исключительно птичий,
 
Поет, не уставая:
 
У нас Катерина Медичи,
 
У вас Катерина другая.
 
 
 
1960
 
 
 
 
 
КАНИКУЛЫ
 
 
 
              Тикусе В. Федоровой.
 
 
 
1.
 
 
 
Мне тайный голос говорил:
 
Не убивай, — беда случится!
 
И руку мне остановил
 
Пред, к смерти обреченной, птицей.
 
Но мой парижский карабин
 
Был этим очень недоволен:
 
"Ты мне уже не господин.
 
Ты надо мной теперь не волен".
 
И вспыхнул спор со всех сторон.
 
О, неуемная природа!
 
И к дубу я прибил картон
 
С изображением урода.
 
Мой карабин, пора: стрельба!
 
Мы всаживали пулю в пулю.
 
Железный друг, твоя судьба
 
Вся расстрелялася в июле.
 
И дуб все пули принимал
 
И только шелестел над нами
 
О том, что кончен наш привал,
 
Тысячелетними ветвями.
 
 
 
2.
 
 
 
Господи, сколько счастливых
 
И одиноких людей.
 
Опадают созревшие сливы
 
Во французской деревне моей.
 
И соседка — из прошлого века,
 
Все твердит о своей красоте,
 
Все летает на крыльях калека
 
На невидимой нам высоте.
 
 
 
3.
 
 
 
Опять приют знакомых мест.
 
Иду заросшею тропою.
 
И юный дождь и старый лес
 
Шумят о жизни надо мною.
 
Зайду под дуб, и нет дождя.
 
Ах, эти капли дождевые,
 
Шуршащие, поющие, живые,
 
Победные над ветхостью плаща.
 
 
 
1960
 
 
 
 
 
Осенний день в окрестностях Парижа.
 
Газон. В окне необычайный свет,
 
Который окончательно пронижет
 
Тебя, спустя еще немного лет.
 
И ничего не трогать и не двигать
 
Решаешь ты, мой книжник-чудодей,
 
И прошлое, как адресная книга,
 
Уже несуществующих людей.
 
 
 
1960
 
 
 
 
 
ЛАЗАРЕТ
 
 
 
1.
 
 
 
Уезжаю сегодня в карете, —
 
Не надолго, на несколько дней.
 
Это Лазарь в моем лазарете
 
Запрягает в карету коней.
 
Запрягает, потом распрягает:
 
Запретил чужестранствия врач.
 
Кони знают, а Лазарь не знает,
 
Что такое беспомощный плач.
 
 
 
2.
 
 
 
Как хорошо: я должен покидать
 
Свою тюрьму, свою больницу.
 
Мне жаль уже свою кровать
 
И одиночную темницу,
 
Где, за решетчатым окном,
 
Стоит такой же скучный дом.
 
Нельзя все время есть да спать,
 
Не волноваться, не стремиться.
 
Куда? Не знаю. Но опять,
 
Когда припадок повторится,
 
Вернусь я с нежностью сюда
 
Уже надолго, — навсегда!
 
  Господи, сколько калек
 
  Здесь остается навек.
 
 
 
3.
 
 
 
              "Вы были в Африке?"
 
              "Я служил в Легионе!"
 
                    Из парижских разговоров
 
 
 
Я еще не меняюсь в лице;
 
Но теряю последние силы:
 
Это редкая муха Це-це
 
В легионе меня укусила.
 
Это значит: приходит пора
 
С концом примириться железней
 
Удивляются все доктора
 
Неизлечимой болезни.
 
Это значит: не спать, а дремать,
 
Не прося у людей состраданья.
 
Кто смерть?
 
            Ах, покойная мать
 
Вызывает меня на свиданье.
 
 
 
4.
 
 
 
Хорошо, что кончается время
 
У каких-то воздушных перил.
 
Я казачье старинное стремя
 
Под подушку себе положил.
 
Ничего мне больше не снится,
 
Стал мой мир изумительно прост.
 
И босяк с хризантемой в петлице
 
Меня увлекает под мост.
 
 
 
1961
 
 
 
 
 
              "Ты пьян, Хайям,
 
              И это — хорошо".
 
                    Омар Хайям, (+1123).
 
 
 
Только розы из Шираза,
 
                      И фантазия.
 
Воспоминаньями могилы поросли.
 
Персики, и Персия
 
                  И Азия.
 
Первопричастница земли.
 
Азия, поэзия! Тысячелетия
 
Пред тобой стоят. И постоят еще.
 
Ты прав, Хайям, в своем великолепии.
 
Ты пьян, Хайям, и это — хорошо.
 
 
 
1961
 
 
 
 
 
СОМ
 
 
 
Как, рыба, плавать в глубине
 
И Божий свет не видеть,
 
Как черный сом, лежать на дне
 
И солнце ненавидеть.
 
Как человечий легкий рок,
 
К созвездьям поднимаясь,
 
Лететь назад, лететь в проток,
 
Крестясь и чертыхаясь.
 
Как... Я не знаю. Но потом,
 
Побратски сдвинув плечи,
 
Лежат на дне и черный сом
 
И остов человечий.
 
 
 
1961
 
 
 
 
 
ЗИМА
 
 
 
1.
 
 
 
Все верит в молодость свою,
 
Которую никто не знает.
 
  "Была зима. Я был в бою.
 
  И снег уже не тает!"
 
Побойся Бога: тает снег.
 
  "Возможно. И, порою,
 
  Я верю в это.
 
        Ах, набег
 
  Корниловской зимою".
 
 
 
2.
 
 
 
Уезжала на работу мать,
 
Ежедневную тяжелую работу.
 
Как же ей ребеночка не взять,
 
На работу — лучезарную заботу.
 
Возвращалась мать домой.
 
                      Устало
 
Спал ребенок на коленях.
 
                    Как всегда,
 
За окном автобуса сияла
 
Та же Вифлеемская звезда.
 
 
 
1962
 
 
 
 
 
Что возразить тебе? Ах, бесполезно!
 
В потоке жалоб и угроз
 
Уже дрожит единственный, железный
 
Мой, в этой жизни нерушимый мост.
 
Все верх ногами в сокрушительном потоке:
 
Обломки покаяний и грехов,
 
Дела и люди, — строки, строки,
 
Тобой переиначенных стихов.
 
Любовь к стихам — чудесная обуза,
 
Любовь к стихам — крушенье и беда.
 
И мечется испуганная муза,
 
Сгорая от девичьего стыда.
 
 
 
1962
 
 
 
 
 
Дочь моя жила на воле:
 
Приальпийские леса,
 
И, на память о Тироле,
 
Мне подарок привезла.
 
Ах, тирольская избушка!
 
Не избушка, а часы.
 
В них живет моя кукушка
 
Изумительной красы.
 
Не на гибель, а на счастье
 
Прокукуй мои года.
 
Кто ты неизвестный мастер?
 
Не узнаю никогда.
 
  Не страшна тому черная ночь,
 
  У кого есть взрослая дочь.
 
 
 
1962
 
 
 
 
 
Мне стыдно поднимать глаза
 
На самохвальные писанья.
 
Была гроза, прошла гроза, —
 
Остались лишь воспоминанья;
 
И вот, во имя новых гроз,
 
В молниеносной передышке,
 
Пиши о том, что перенес
 
В крови, в слезах, — не понаслышке.
 
 
 
1962
 
 
 
 
 
"Каждый день — одно и то же.
 
Бесконечны вечера,
 
И сегодня так похоже
 
На бездарное вчера.
 
Каждый день и каждый вечер..."
 
  — Ну-ка, Муза, погоди:
 
  Расцелованные плечи,
 
  Ночь, и мальчик на груди.
 
 
 
1962
 
 
 
 
 
Ты пил вино. Но не оно тебя.
 
Еще не ведал темного похмелья.
 
Держался ты, и только за себя.
 
Был каждый день, как новоселье.
 
Ты прожил жизнь чудесную. Уже
 
Пора домой, в родные степи,
 
Рожденному на рубеже
 
Великолепнейших столетий.
 
 
 
1963
 
 
 
 
 
ДЕРЕВЦО
 
 
 
              Н. Г. Стортенбекер.
 
 
 
Гляжу в окно, залитый светом.
 
Пейзажа нет! Есть деревцо.
 
Не надо быть большим поэтом,
 
Чтоб полюбить его лицо,
 
Еще зеленое такое
 
На фоне уличных построек.
 
Мы оба с ним оберечены
 
Уже не ждать другой весны.
 
Не надо быть большим поэтом,
 
Не надо жить в большом лесу.
 
Есть деревцо!
 
        Люби за это
 
Его прощальную красу.
 
 
 
1963
 
 
 
 
 
                  И возложил поэт на плечи
 
                                  эпанчу.
 
                  А Тютчев положил свой
 
                        коврик на колени.
 
 
 
Я видел сон. Мне снилась ты
 
Уже в когтях у сатаны;
 
Но легкий ангел прилетел,
 
И спас тебя и улетел.
 
И ты опять идешь в стихи,
 
Как в некий сад. За все грехи
 
Ты отвечаешь смело.
 
Дай Бог, чтоб уцелела!
 
 
 
1963
 
 
 
 
 
Был снежный лог. Потом зеленый лог.
 
Опять весна. Медведице не спится.
 
Медведя нет. А он бы ей помог
 
Сберечь детей, оборониться.
 
А вот и смерть. Она взвела курки
 
Охотнику. Но он, к сосне прижатый,
 
Увидел обнаженные клыки
 
Медведицы, с которой медвежата.
 
Был некий миг.
 
Потом — внезапный гром:
 
Нежданных ангелов заслуга.
 
Бежала смерть.
 
Медведица потом
 
На поиск опоздавшего супруга.
 
И гаркнул ворон громогласно: кра!
 
И зайцы изумленные присели.
 
И лес шумел веселое ура
 
Несостоявшейся дуэли.
 
 
 
1963
 
 
 
 
 
У отцов свои преданья,
 
У отцов свои грехи:
 
Недостроенные зданья,
 
Непрочтенные стихи.
 
И ни в чем уже не каясь,
 
Лоб крестя иль не крестя,
 
Подростает, озираясь,
 
Эмигрантское дитя.
 
 
 
1963
 
 
 
 
 
ЕЛИЗИУМ
 
 
 
                "Елизиум — загробное воздаяние".
 
                Пиндар (522-448 до Р. X.)
 
                Русским старческим домам.
 
 
 
1.
 
 
 
Мы дети верные войны.
 
Идут года, приходят войны,
 
И обетованной страны
 
Твоей, Елизиум, достойны,
 
Не все уже и дым и прах, —
 
От нас еще ложатся тени,
 
Елизиум, в твоих садах
 
Богоугодных заведений.
 
 
 
2.
 
 
 
Пора, мой старый друг, пора, —
 
Зажились мы с тобою оба.
 
И пожилые юнкера
 
Стоят навытяжку у гроба.
 
Им также надо отдохнуть,
 
Нельзя терзать людей без меры.
 
Скажи из гроба: в добрый путь,
 
Законченные офицеры.
 
 
 
1963
 
 
 
 
 
ДОБРОТА
 
 
 
Мне приснилась доброта:
 
В темном доме у моста,
 
В неизвестном городке
 
На безыменной реке,
 
Засияли окна.
 
В эти окна я смотрел,
 
Ничего не разглядел.
 
Чувствовал я только теплоту,
 
Чувствовал я только доброту.
 
Вот и все. Уже потом
 
Я вошел в старинный дом,
 
Где стояла очередь:
 
За едой стояли бедняки,
 
За углем стояли старики.
 
И на непонятном языке
 
Обратился к этой бедноте,
 
По записке читая слова,
 
Сам мэр — городской голова.
 
 
 
1964
 
 
 
 
 
Декабрьский вечер мглистый,
 
Переходящий в ночь.
 
Декабрь и декабристы.
 
Кто сможет вам помочь?
 
Ах, барские затеи
 
Невнятны для солдат.
 
Замерзшие карей
 
Без выстрела стоят.
 
Потом найдутся люди,
 
В столетие потом.
 
Сейчас — картечь орудий,
 
В упор картечный гром.
 
И побегут солдаты
 
Скорей, чем на войне.
 
Царя мерцают латы
 
В столичной синеве.
 
 
 
1964
 
 
 
 
 
СТИХИ О БРЕТАНИ
 
 
 
                Kerhamb breder ag mar don
 
                Lesamb er jibl hag er goumon
 
 
 
1.
 
 
 
Приморские деревни
 
Над камнем и водой.
 
И веет ветер древний,
 
А свиду молодой.
 
Очаг. Мерцает пламень.
 
Застывшие года.
 
И допотопный пламень
 
И вечная вода.
 
 
 
2.
 
 
 
Повстречало нас немного чаек,
 
И о чем то гневно голосили
 
Голосами обездоленных хозяек,
 
У которых всю посуду перебили.
 
Это голос независимой Бретани,
 
Трехстолетняя нестершаяся память.
 
Порт в дыму. Уходят англичане.
 
Над пожарищем прострелянное знамя.
 
 
 
3.
 
 
 
Сижу в таверне "Золотого льва"
 
На самом берегу у океана.
 
Здесь проходила королева Анна,
 
И внятны мне ее слова,
 
Исполненные нежности, печали
 
Разлуки с этим краем. И в порту
 
Вдруг распустилась парусами лодка.
 
Но лодки нет. Есть дымчатая водка.
 
Хмель в голове. Огонь во рту.
 
 
 
4.
 
 
 
Здесь песни заунывные, глухие,
 
Здесь вечный траур, — черный цвет,
 
Здесь только Анны и Марии,
 
Других имен у женщин нет.
 
 
 
1964
 
 
 
 
 
ЭПИЗОД
 
 
 
Не редкость выстрелы в горах:
 
Разбой, охота, поединок.
 
Ах, чье-то имя на устах!
 
Дуэль.
 
      "Обычная картина.
 
Убит был зря. Но смерть была легка"
 
Запишет кто-то в мемуарах:
 
"Поручик Лермонтов Тенгинского полка,
 
Служивший раньше в лейб-гусарах".
 
 
 
1964
 
 
 
 
 
СОБАКА
 
 
 
Я — густопсовый пожилой кобель,
 
Хозяин мой — охотник на покое.
 
Вчера была ужасная метель,
 
Творилось что то страшное, такое,
 
Когда не знаешь, где земля, где твердь,
 
И, — мы собаки это знаем, —
 
Хозяйская стояла смерть
 
В открытом поле за сараем.
 
И я завыл, как никогда не выл.
 
И бил меня хозяин, стервенея,
 
Калмыцкой плетью из последних сил,
 
Понять предупреждений не умея.
 
Все говорят, что нет глупее нас
 
Борзых. Пожалуйста, не верьте.
 
Никто не знает лучше нас
 
Незванный час хозяйской смерти.
 
 
 
1965
 
 
 
 
 
ЗАКАТ
 
 
 
              Сияй, сияй, прощальный свет
 
              Любви последней, зари вечерней.
 
                                    Тютчев.
 
 
 
Распутились розы на глазах, —
 
Я слышал шорох распусканья.
 
Ну, что ты, милая в слезах,
 
Еще не кончено свиданье.
 
Приподнялся и упал закат
 
На твои несдержанные слезы,
 
На меня лежащего, на сад,
 
На нераспустившиеся розы.
 
 
 
1965
 

Текущая версия на 03:49, 20 февраля 2025

Восьмистишия IV (1946—50)
автор Николай Николаевич Туроверов (1899—1972)
A8.jpg
Восьмистишия
ДЕВЯТЬ ВОСЬМИСТИШИЙ

Девять восьмистиший
1. Ещё сердце, как будто, исправное

Ещё сердце, как будто, исправное;
Но не верит больше стихам.
Только лучшее самое главное
 Перед смертью тебе передам.
И ты щедро станешь разменивать
Серебро на медный грош, —
Уверять, что я на Тургенева
Безответной любовью похож.


Девять восьмистиший
2. Все теряю время на людей ненужных

Все теряю время на людей ненужных,
На ненужные затеи и дела,
Все стараюсь в непробудной стужи
Отогреть закоченевшие тела.
Все людей живых найти стараюсь
И своим, в который раз, кольцом
Снова расточительно меняюсь.
С погибающим от скуки мертвецом.


Девять восьмистиший
3. Широка, просторна и легка

Широка, просторна и легка
 У казачки вольная походка, —
Так плывут над степью облака,
Так плывет и парусная лодка,
Лебединой грудью наклонясь,
Так любовь внезапная приходит,
Так и ветер в буераках бродит,
Никого на свете не боясь.


Девять восьмистиший
4. Учился у Гумилёва

Учился у Гумилёва
На всё смотреть свысока,
Не бояться честного слова
И не знать, что такое тоска.
Но жизнь оказалась сильнее,
Но жизнь оказалась нежней,
Чем глупые эти затеи
И все разговоры о ней.


Девять восьмистиший
5. Есть стихи, которых не повторишь

Есть стихи, которых не повторишь.
Знаю, не к лицу мне грусть.
Зря ты их меня читать неволишь,
Зря запоминаешь наизусть.
А потом не понимаешь шуток
 И не веришь в беззаботный смех,
Для тебя любовь, как первопуток,
Для меня — уже последний снег.


Девять восьмистиший
6. Одинаково для бедных и богатых

Одинаково для бедных и богатых
 Светит солнце и цветут цветы,
В небо поднимаются закаты,
Звезды ниспадают с высоты.
Одинаково Господь внимает
 Всем молитвам и прощает всех.
Кто же нам с тобою посчитает
 Нашу нежность за великий грех.


Девять восьмистиший
7. Так и ночью узнаешь наощупь

Так и ночью узнаешь наощупь
В темноте знакомые черты.
Стала ты доступнее и проще,
Но рабынею не стала ты.
И в неволе, в нищете, в позоре,
Черным воздухом мучительно дыша,
Всё ещё гуляет на просторе
Смерти не подвластная душа.


Девять восьмистиший
8. Ничего не сохранила память

Ничего не сохранила память
Из того, что сердце берегло.
Все, что было неразлучно с нами
Отлетело, отсняло, отцвело.
Каждый день рождается впервые.
Что такое память и к чему?
Каждый день ворота золотые
Раскрываются в Господнем терему.


Девять восьмистиший
9. В этой доле самой лучшей

В этой доле самой лучшей,
Самой страшной и простой,
Я тебе доверил ключик
От шкатулки золотой.
В ней лежит моя тревога,
Сердце вещее лежит
И, на самом дне, немного
Нерастраченной души.

1946


И утром вставать на заре

И утром вставать на заре,
И вечером поздно ложиться, —
В однообразной игре
Кружиться, кружиться, кружиться.
И виду нельзя подавать,
Что солнце порою не светит, —
И годы тебя не видать,
И знать, что живёшь ты на свете.

1946


Что из этой жизни унесу я

Что из этой жизни унесу я
Сохраню в аду или в раю?
Головокруженье поцелуя,
Нежность неповторную твою?
Или, с детских лет необоримый,
Этот дикий, древний, кочевой
Запах неразвеянного дыма
Над моей родною стороной.

1947



Был влажный ветер — ветер низовой

Был влажный ветер — ветер низовой,
Был тёплый дождь и золотая просинь,
И солнце было над моей рекой,
И я, весь вымокший, на глиняном откосе.
Сиял волнами полноводный Дон
 И радуга возвышенно сияла, —
Такой простор сиял со всех сторон,
Что у меня дыханья не хватало.

1947



Пролетели лебеди над Доном

Пролетели лебеди над Доном,
Тронулся последний лёд.
Ветер голосом счастливым и влюблённым
 Не шумит над степью, а поёт.
Он поёт: мне незнакома жалость,
Я не знаю, что такое грусть, —
Все на свете мне легко досталось
 И легко со всем я расстаюсь.

1947


Опять гроза! Какие грозы

Опять гроза! Какие грозы
У нас с тобою на пути!
И зацветающие розы
Не успевают расцвести.
Опять над нашим бедным садом,
Где должен встретиться с тобой.
Гроза кипит дождем и градом,
Гуляет ветер ледяной.

1947


Никто нас не вспомнит, о нас не потужит

Никто нас не вспомнит, о нас не потужит;
Неспешной водой протекают года.
И было нам плохо и станет нам хуже, —
Покоя не будет нигде, никогда.
Да мы и не ищем спокойного года,
Да нам и не нужен покой:
Свобода еще с Ледяного похода
Для нас неразлучна с бедой.

1948


Любезны мне пчела и муравей

Любезны мне пчела и муравей —
Бог знает, кто из них трудолюбивей, —
И праздный полуночник — соловей,
И ворон — вор, гуляющий по ниве.
Лежу в траве. Гляжу — не нагляжусь
 На облака, на небо голубое,
Родное, недалёкое — такое,
Что кажется рукой его коснусь.

1948



Поскупей на слова, посуровей

Поскупей на слова, посуровей;
Но нежней и сердечней втайне,
Не боясь ни смерти, ни крови,
Ни в жизни, ни на войне.
Короче, как можно короче,
В стихах о себе, о судьбе.
Но всецело: и дни, и ночи —
О тебе, о тебе, о тебе.

1948


Разлука 2. Хорошо, что ветер. И звезда такая

Хорошо, что ветер. И звезда такая,
Что уже на свете нет другой звезды.
Для меня одна ты светишь золотая, —
На меня глядишь ты с черной высоты.
Никакого горя, никакого гроба, —
Только бы до встречи поскорей дожить.
Хорошо, что вместе так прожили оба,
Как на этом свете никому не жить.

1950-52


Мы уходили налегке

Мы уходили налегке.
Мы уплывали торопливо,
На взятом с боя челноке,
В волнах осеннего разлива,
И быстроводная река,
В крутых кругах водоворотов,
Несла нас, пенясь и кипя...
Как хорошо! Но жаль кого-то.
Кого? Но только не себя!

1950