Mikhaïl Bogatyrev
Abélard et d’Héloïse.
Cinquième lettre d’Abélard
Question : on a l'impression que ce tableau est destiné à être brûlé
dans une flamme de four. Est-ce vrai?
Réponse : Alors cette peinture doit être considérée comme
une sorte de marquage "d'adieu" sur un objet destiné à l'extinction.
En général, la valeur et (relativement parlant) "le prix"
de l'extinction est bien supérieur à la valeur de la création,
ou bien valeur de la performance. Pourquoi?
Parce que les deux derniers sont intelligibles,
mais la première chose ne l'est pas du tout.
(RUS) Cinquième lettre d’Abélard / Пятое письмо Абеляра
Будучи признанным главой философов и богословов, 46-летний Пьер Абеляр познакомился в Париже с 17-летней Элоизой, племянницей каноника Фульбера, славившейся своей красотой и познаниями. Абеляр воспылал страстью к Элоизе, ответившей ему полной взаимностью. Благодаря Фульберу Абеляр стал учителем Элоизы, и оба влюблённых наслаждались полным счастьем, пока об этой связи не узнал Фульбер. Попытка последнего разлучить любовников привела к тому, что Абеляр переправил Элоизу в Бретань, в отчий дом в Пале. Там она родила сына Пьера Астролябия (1118-1157) и, хоть и не желая этого, втайне повенчалась с Абеляром. Фульбер заранее дал согласие. Вскоре, однако, Элоиза вернулась в дом дяди и отказалась от брака, не желая препятствовать Абеляру в получении им духовных званий. Фульбер же из мести приказал оскопить Абеляра, дабы таким образом по каноническим законам преградить ему был путь к высоким церковным должностям. После этого Абеляр удалился простым монахом в монастырь в Сен-Дени, а 18-летняя Элоиза постриглась в монахини в местечке Аржантёй (монастырь Sainte Marie d'Argenteuil). Современные учёные не уверены, написала ли сама Элоиза ответные письма Абеляру, традиционно приписываемые ей, или же это подлог более поздних авторов.
Ради чего Абеляр написал автобиографию (или «Историю моих бедствий»; 1132-1136 гг.)
Закономерно возникает вопрос и о подлинности писем самого Абеляра, переведенных с латыни в XIX в. – не нарратив ли это? Общий смысл многословного – объемом более 700 страниц – эпистолярного сочинения сводится к изъяснению наивной надежды на то, что два любящих сердца, разлученные в этой жизни, соединятся в конце концов в Царствии Небесном. Причем адресат – Элоиза – именуется «женой Бога», а сам автор называет себя его слугой (вероятно, предполагается, что Бог на небесах выдаст отпускную грамоту своей «жене» и позволит ей соединиться с прежним мужем, с Абеляром?).
Л. М. Баткин в книге «Европейский человек наедине с собой» сообщает, что на знаменитой рукописи с Абеляровой исповедью (и перепиской с Элоизой) храннящейся в парижской Национальной библиотеке (под шифром Ms lat. 2923), можно увидеть пометы, сделанные рукой Петрарки. В частности, «напротив фразы о том, сколь мучительнее и унизительнее телесного увечья урон для доброй славы из-за клеветы ("...plus ex detrimento famae quam ex corporis crucior diminutione"), – [присутствует] маргиналия Петрарки: "Proprie" ("именно так"). Абеляр упоминает, что вывалился при езде из повозки и повредил себе шею; Петрарка помечает: "et me nocte" ("и я ночью"; поэт упал с лошади 23 февраля 1345 г.). А рядом с тем местом, где Абеляр повествует, как в Бретани, бедствуя "на краю земли", вблизи океана, он часто молился Господу словами псалма: "Взываю к Тебе от края земля в унынии сердца моего", – Петрарка пишет: "efficaceter et pie" ("действенно и набожно").
Баткин Л.М. Европейский человек наедине с собой. Очерки о культурно- исторических основаниях и пределах личного самосознания. – М.: РГГУ, 2000. – 1005 с. – http://abuss.narod.ru/renaissance/batkin2_1-2.htm.
И далее, в той же книге, в разделе "НЕ МЕЧТАЙ О СЕБЕ" читаем:
«...Сентенция о разумении и обычае заключает рассказ об основании Абеляром часовни Параклет - а ведь это особое событие, в котором сошлись едва ли не все нити его биографии. После злоключений в монастырях в Параклете он наконец-то обрел нечто вроде своего монастыря: не только безопасное убежище, но и общину учеников, и вероутешительную опору. Пригласив затем переселиться в Параклет Элоизу с верными ей сестрами во Христе, и подарив им молельню, и навещая там в качестве духовника ту, которая была в миру его возлюбленной и женой, Абеляр подвел таким образом черту под историей и этого "бедствия". В Параклете завязаны в узел обе линии воспоминаний - та, что сконцентрирована в парижской личной катастрофе, и та, что связана прежде всего с осуждением на Суас- сонском соборе и последующими преследованиями опального монаха. Надо сказать, что Абеляр не только совершенно сознательно стремится соединить эти две линии и в своей жизни, и в тексте автобиографии. Но и более того: только из их - довольно странного на позднейший вкус - смешения, только из связи, кажущейся автору вполне очевидной, между упоевавшей его в молодости магистерской славой и романом с Элоизой, между кастрацией и переходом к занятиям богословием, между злодеянием Фульбера и обвинениями в ереси, между правоверным пониманием никейского догмата об Едином Боге в Трех Лицах и его, Абеляра, завидным способом преподавания - только из всего этого вместе и нераздельно могла явиться задача "Истории моих бедствий"...» (с. 149).
«И уж конечно, такое важное обстоятельство, как вызывающе непривычное название молельни: Параклет. Название было поступком. И Абеляр сообщает, что "многие, услышавшие о том, восприняли не без большого удивления, а кое-кто весьма поносил за это" (р. 201). Ибо "Утешителем" обычно называли Святого Духа, и дело выглядело так, что Абеляр посвятил храм именно Духу, а между тем издревле храмы посвящали либо Сыну, либо целокупной Троице. Замечательно, как Абеляр отвечает на это обвинение. Сначала он пишет, что оно совершенно ошибочно, поскольку Параклет ("Утешитель") не есть то же самое, что Дух-Параклет. Ибо, по речению апостольскому (из Второго послания к Коринфянам), Бог-Отец есть "Бог всяческого утешения, который утешит нас во всяком терзании нашем", а в Евангелии от Иоанна "Утешителем" назван Христос. Следовательно, Параклет, вообще-то говоря, означает любую из ипостасей. Но... далее Абеляр вдруг принимается доказывать, что храм может быть посвящен и отдельно Богу-Отцу, причем даже с большим основанием, чем Христу, поскольку если Сын принес себя в жертву Отцу и литургия в особенности обращена к Отцу, то логично жертвенник посвящать тому, кому приносится жертва, а не тому, кто приносится в жертву... Но еще оправданнее ставить храм Святому Духу, т, е. именно тому лицу Троицы, действию коего принадлежат благодать крещения и всякая ниспосылаемая во храме благодать. Дорассуждавшись до этого пункта, Абеляр, впрочем, повторяет сказанное в самом начале этой краткой и насыщенной защитительной проповеди: он не думал обо всем этом, когда называл молельню, освященную во имя Троицы, Параклетом, он не собирался посвящать ее специально какой-либо из ипостасей Троицы, а просто дал храму это имя в память о ниспосланной ему в этом месте, на тихом берегу Ардюссона, божественной благодати...» (с. 150).
«...Не Деву, не Иисуса, даже не Бога-Отца, человечески понятных и почитаемых, привычных, а именно наиболее теологичную ипостась единого Бога берет в свои покровители этот страстный "диалектик". А пожалуй, аргументация развернута также из желания показать, каким рациональным способом можно было бы обосновать посвящение храма Святому Духу, т. е. из, так сказать, логического зуда. Итак, или название молельни есть результат "концептуалистских" теологических построений Абеляра, или оно вздох облегчения и умиления. Но притом в любом случае монах не удержался от прекрасного повода поспорить! Во всяком случае буквально из текста следует именно последнее. Тут-то мы и читаем в заключение всего эпизода: "„лаже если бы мы так поступили по причине, которую предполагают, все же это не было бы противно разумению, хотя и не заведено обычаем..." (с. 151). <В итоге> на Суассонском соборе от Абеляра потребовали, чтобы он прочел вслух символ веры Афанасия - "что мог бы равным образом сделать любой отрок", - магистр был глубоко унижен (р. 196). "И чтобы я не вздумал отговориться незнанием этих слов - как будто я не привык их твердить наизусть! - было велено принести книгу". Абеляр вспоминает, что читал, "вздыхая, всхлипывая и в слезах". Почему он плакал? Прежде всего потому, что с ним обошлись как с еретиком. Далее, конечно, потому, что его третировали как начинающего школяра...» (с. 147).
Copyright © Mikhaïl Bogatyrev