Сага о «Хронике» (Терновский)/8
| ← «Хроникеры» | Сага о «Хронике» — «Директор» |
Новая волна → |
Но душой «второй „Хроники“» (особенно после ареста С.Ковалева) стала Татьяна Великанова. Математик, окончила МГУ. В команде бюллетеня она занималась прежде всего организацией работы, и «хроникеры» шутя называли Таню «директором». «Редактированием мне приходилось заниматься только изредка, при тяжелой необходимости», — вспоминала сама Татьяна. — «Все делалось в большой конспирации. О тех, кто занимался редактированием, другие ничего не знали. Те, кто собирал материалы, были отделены от тех, кто составлял номер». Могу засвидетельствовать: многолетний читатель «Хроники», я догадывался, конечно, о причастности к его составлению ряда моих товарищей-диссидентов, но достоверно знал это лишь о немногих. Ира Якир и А.Якобсон сами как-то признались мне в этом; Т.Великанова, С.Ковалев и Т.Ходорович раскрыли свое участие в бюллетене в заявлении, сделанном ими в мае 74 г; и только из 38-го выпуска бюллетеня, вышедшего после эмиграции Н.Горбаневской, я, давно знакомый с нею, узнал, что именно она была основателем «Хроники»…
Людмила Алексеева (она была перепечатчиком многих номеров бюллетеня) вспоминала: — Наш домашний телефон, конечно, прослушивался. Поэтому с материалами «Хроники» Таня приезжала ко мне без звонка и — чтобы наверное застать — после 12 ночи. Молча отдавала бумаги. Сверху лежала записочка: «заеду забрать через 2 дня». Если я видела, что не смогу справиться с работой за 2 дня, я зачеркивала эту цифру, писала вместо нее −3 или 4. И Таня уезжала. Что могла записать установленная «подслушка»? Только звонок в дверь.
Да, Таня берегла своих сотрудников и помощников. И никогда — без необходимости — не называла их имена даже тем, кому полностью доверяла. Так, только во время последней беседы с Таней в больнице, незадолго до ее смерти, такие завзятые «хроникеры» как С.Ковалев и А.Даниэль с удивлением узнали, что Н.Горбаневская, оказывается, участвовала и в возобновленной, «второй „Хронике“». Т.Великанова привозила ей «сырые» материалы, которые Наташа редактировала. Но об этом Таня не говорила тогда даже близким друзьям.
Случались разные казусы. Помню, Таня рассказывала мне: однажды вечером, поджидая трамвай, она звонила кому-то из автомата. Поговорила, и тут как раз подошел ее номер. Таня вскочила в вагон. И только когда двери закрылись и трамвай тронулся, ее как обожгло, — сумку-то, сумку, в которой полно всяких опасных бумаг, она забыла в кабине автомата! Как она бежала назад со следующей остановки! Добежала и — слава Богу! — сумка на месте. В этот раз обошлось.
…Где-то с середины семидесятых мне все чаще случалось бывать в таниной квартире на улице Красикова, — то на каких-то домашних праздниках, то по деловым, правозащитным поводам. Бывала она и у меня, нередко мы виделись и у кого-то из общих знакомых. И чем ближе я узнавал Таню, тем явственней ощущал ее редкое душевное обаяние, ее нравственную высоту и чистоту. В ней естественно сочетались: самоотверженность — и полное отсутствие рисовки; внешняя хрупкость — и сила духа; отзывчивая готовность помочь — и полнейшее бескорыстие; щедрость самоотдачи — и житейская непритязательность; отважная правдивость — и благородная сдержанность. Не я один, — едва ли не весь наш круг в душе признавал Таню лучшей среди нас. Пожалуй, еще лишь два человека обладали для нас столь же высоким нравственным авторитетом — С. В. Каллистратова и А. Д. Сахаров.
Однажды за разговором и совместным разбором документов, поступивших из лагерей, я допоздна засиделся «на Красикова». Таня дала мне с собой целый ворох «мелкописи», — длинных узеньких листочков, на одной стороне которых политзаключенные писали свои сообщения, заявления, протесты. Потом такие записочки скатывались в трубочки, запаивались в полиэтилен и проглатывались родственниками п\з\к на личных свиданиях или освобождающимися. Таков был один из способов передачи информации на волю. Мне надо было дома разобрать и сжато изложить содержание этих листочков. Я понимал — это для «Хроники». И Таня понимала, что я понимаю это. Но прямо об этом не сказала. А сказала уже в дверях: — А вообще нам давно пора перейти на «ты». — Мы не пили с ней «на брудершафт», только обменялись поцелуями, и я выскочил на ночную улицу.
Время было заполночь. Успею ли на последний троллейбус? Доехать хотя бы до Варшавского шоссе, а там мне до дома и пешком каких-нибудь минут 15. Стоящий на той стороне площади троллейбус, выезжает на круг, освещает салон и подходит к остановке. Я оказываюсь чуть ли не единственным пассажиром. Сажусь на сиденье лицом к заднему стеклу. Все-таки успел. Повезло. Не сразу я обратил внимание, — какая-то «Волга» тронулась вслед за троллейбусом. Но не стала его обгонять. Троллейбус останавливается на остановке, — и она сразу следом за ним. И на следующей остановке. И на следующей… Понятное дело — «хвост». Как быть, если меня задержат? Разумеется, я не признаюсь (хоть это и ясно) от кого я еду и откуда в моем портфеле «крамольные» бумаги, но ведь они попадут в лапы КГБ и пропадут… «Волга» не отставала. И все так же утыкалась на остановках в хвост троллейбуса. И вот уже моя остановка — «Фруктовая улица». Так ничего и не придумав, с портфелем в руке я сошел на тротуар. «Волга» на этот раз обогнала троллейбус и остановилась сразу перед ним. Сейчас из нее вылезут молодчики «в штатском» и подойдут ко мне… Я отвернулся. Ну, где же вы, филеры-провожатые? Почему медлите, не подходите? Когда я снова оглянулся, «Волга» уезжала вдоль улицы, и на остановке было пусто…
Что ж, значит, в этот раз команды задерживать меня не было, только проследить — куда я еду. Но ведь и домой в любой момент могут придти с обыском. В ближайшие дни вместе с женой мы через лупу прочли всю «мелкопись» и составили извлечение, стараясь при этом не упустить ничего существенного. Свой конспект и листочки я снова отвез к Тане. Упомянул вскользь о сопровождавшем меня на обратном пути «почетном эскорте». Меня порадовало, когда потом я увидел эти материалы в вышедшем номере бюллетеня, в его рубрике «в тюрьмах и лагерях».
…Увы, этим крохотным эпизодом и ограничилось мое участие в «Хронике». Хотя я был готов и дальше в меру сил помогать ее составителям.
