Сага о «Хронике» (Терновский)/11
| ← Интермедия. Юбилей под обстрелом | Сага о «Хронике» () Судебные расправы |
Крымские татары → |
Весна 78 года. 15 мая, спустя год и 3 месяца после ареста, в Москве начался суд над основателем Московской группы «Хельсинки» профессором Ю. Ф. Орловым. Я был знаком с Юрием Федоровичем. 29 августа 77 года по его делу меня допросил следователь КГБ В.Капаев. В начале допроса, когда Капаев сообщил мне статью УК, по которой обвинялся Ю.Орлов (на тот момент — 190\1, позднее она была переквалифицирована на 70-ю), я заявил, что все известные мне дела по этой статье оборачивались антиконституционными преследованиями людей за их убеждения. Что поэтому я считаю своим долгом ничем не помогать противоправному следствию. Капаев посетовал, что напрасно «мы» не доверяем работникам госбезопасности. Впрочем, свои взгляды и мнения я ничуть не скрывал и сознательно высказывал их в беседе вне протокола. Разговор не обошел «Хронику». Капаев заметил, что многие диссидентские документы часто публикуются в этом бюллетене. И спросил, — как я отношусь к этому? — Был бы рад, если бы наши письма печатались в советских газетах. Их публикует «Хроника»? Что ж, спасибо «Хронике», — ответил я. Протокол 3-х часового допроса был невелик. Как обычно, я подтвердил знакомство с Орловым и свою подпись под рядом правозащитных документов. Но отказался отвечать на все вопросы, касающиеся других. — Ни к чему все это. Ваше дело безнадежно, — на прощанье сказал мне Капаев.
…Никого из пришедших друзей и знакомых Ю.Орлова (в том числе и меня) не только не допустили в зал судебного заседания, но и не пропустили внутрь здания. Милицейский кордон останавливал пришедших у палисадника перед фасадом суда. Почему-то не приехала Т.Великанова; вскоре стало известно, что у нее идет обыск. В диссидентской среде существовало обыкновение приезжать «на обыск», — для, так сказать, моральной поддержки. И я решил поехать к Тане. Но предварительно — время ведь тревожное! — я позвонил из автомата домой. Меня успокоило, что трубку сняла Оля, моя дочь. Спрашивает: — когда я приеду? Отвечаю: — еду к Тане, у нее обыск. Оля, невозмутимым тоном: — У нас тоже.
Приходится возвращаться домой. Моей Оле ведь еще не исполнилось 18-и, она как раз готовилась к экзаменам в своем медучилище. Карманную книжку с телефонами и адресами я отдал одному из знакомых и помчался к себе. Дома я попросил производившего обыск юриста Образа отпустить дочь на экзамен, тем более, что об обыске у меня все равно все знают. — А Вы что же, ожидали обыска? — спросил меня Образ. — Конечно. Уже лет десять, — сразу ответил я.
…Об обстоятельствах «открытого» суда над Ю.Орловым стало известно от его сыновей и жены, хотя им запрещали вести записи и обыскивали до и после судебного заседания. И от его адвоката Е.Шальмана. Вменялись Орлову наряду с документами группы «Хельсинки» (об условиях содержания узников совести, о репрессиях по религиозным мотивам, о злоупотреблениях психиатрией, о праве на эмиграцию и др.), его собственные статьи и заявления, а также хранение книги «Архипелаг ГУЛАГ». Суд отклонил все ходатайства подсудимого и его защитника (о вызове дополнительных свидетелей, о приобщении к делу ряда документов и научных статей Орлова). Судья В.Лубенцова неоднократно прерывала выступление подсудимого. Приговор — максимум по ст. 70 — 7 лет строгих лагерей и 5 — ссылки.
(Не сломив Орлова на следствии и суде, КГБ постаралось создать ему невыносимые условия в лагере. Непрерывные взыскания, ШИЗО, ПКТ, натравливание уголовников. И даже в ссылке на севере Якутии, куда Юрий Федорович был отправлен по отбытии срока заключения, КГБ не оставлял его своим зловещим вниманием. Чекисты разъяснили населению поселка, что Орлов — американский шпион, потом избили его руками своих подручных.
В конце сентября 86 г. Орлова без объяснений привезли на самолете в Москву и поместили в Лефортовскую тюрьму. Снова пытались допрашивать. И вдруг объявили, что он лишен советского гражданства и высылается в США…
Спустя каких-нибудь три года поразительные перемены на родине позволили Юрию Федоровичу снова посетить Россию; его приезды и встречи с сотоварищами-правозащитниками с тех пор стали регулярными. А в 1989 г. при его участии была восстановлена МГХ, задавленная КГБ семь лет тому назад.)
Суд над членом МГХ Александром Гинзбургом (Аликом, как звали его друзья) проходил в Калуге 10-13 июля 78 г, одновременно со слушавшимся в Москве делом А.Щаранского. Скорей всего совпадение не было случайным: власти таким образом не дали возможности тем, кто сочувствовал подсудимым, стоять поочередно под окнами сначала одного, а потом другого суда. Как всегда, в зал «открытого» судебного заседания допустили только мать и жену Алика. А все специально приехавшие в Калугу его друзья (в их числе и я) толпились вокруг здания суда. С Аликом я познакомился в Тарусе, где он жил, освободившись после второй «отсидки», и в дальнейшем не раз общался с ним. Знал я и его жену Арину, помню Саню и Алешу, его сыновей-дошколят. Алик находился в следственной тюрьме уже год и 5 месяцев. Его обвиняли в хранении и распространении «антисоветской» литературы (книг Солженицына, Сахарова, выпусков «Хроники» и др.); в составлении (наряду с другими членами МГХ) документов группы; в «антисоветской деятельности» в качестве распорядителя Фонда помощи политзаключенным. Алик заявил, что инкриминируемая ему литература антисоветской не является; что документы МГХ носят правдивый, а не клеветнический характер; что в своей деятельности в качестве распорядителя Фонда, он подотчетен только его учредителям, но не суду или КГБ. Отклоняя ходатайства подсудимого и снимая его вопросы к свидетелям, судья всячески препятствовал Гинзбургу и его адвокату Е.Резниковой доказывать несостоятельность обвинения. В последнем слове, выразив свою солидарность с А.Щаранским, Алик заявил, что все 17 месяцев следствия ему угрожали предъявлением 64 статьи УК («измена родине») и высшей мерой наказания. Суд признал Гинзбурга «особо опасным рецидивистом» и приговорил его к 8 годам лагерей особого режима. После кассации, подтвердившей суровый приговор, Алик был отправлен в лагерь в Мордовию.
(…В конце апреля 1979 г. А.Гинзбург и еще четверо советских политзаключенных были обмены на осужденных в США советских шпионов. Арина с детьми и его мать выехали вслед за Аликом. Началась новая жизнь — сначала в США, затем во Франции. Потом была тяжелая операция на легком.
Мне было суждено снова увидеться с Аликом лет, наверное, через 15. После 1991 г. он не раз приезжал в Москву обозревателем парижской «Русской мысли». Когда-то он запомнился мне озорным, легким на общение и острым на язык собеседником, небольшого роста, с вьющейся рыжей шевелюрой. Теперь я обнял легонького старичка (а было ему тогда лишь немного за 50) с белым пушком на голове, с реденькой белой бородкой. И когда я потянулся наполнить наши рюмки, он попросил, чтобы я налил ему просто воды. Он больше не курил. Но как только мы заговорили, я узнал прежнего Алика, — он живо интересовался российскими новостями, иронизировал над собой и над своей парижской жизнью.
…На анкетный вопрос калужского судьи о своей национальности Алик ответил: — Зек. Но это неверно. И даже совсем наоборот. Ибо и в Советском Союзе, и в США, и во Франции, на воле, в лагере и в тюрьме, — он всегда и везде оставался свободным человеком.
Александр Гинзбург умер и похоронен во Франции в 2002 году.)
Суд над Анатолием Щаранским — советский вариант дела Дрейфуса. Стремясь опорочить еврейских борцов за эмиграцию, КГБ в дополнение к традиционному по отношению к правозащитникам обвинению в «антисоветской агитации» состряпал Щаранскому нелепое обвинение в «шпионаже». Какую же страшную «государственную тайну», кому и как выдал Щаранский? Такой «тайной» был объявлен список еврейских отказников, ибо там были указаны места их «секретной» работы. В его составлении принимали участие активисты движения за репатриацию в Израиль. Этот список передавался еврейским общинам на Западе, поддерживавшим еврейскую эмиграцию. Его открыто диктовали во время международных разговоров по телефону. Участие Щаранского в пресловутом списке состояло в том, что в числе других и он прочитывал список во время телефонных разговоров с Англией. Кроме того «шпион» Щаранский участвовал в открыто проходивших встречах отказников с приезжавшими в Москву американскими сенаторами и конгрессменами и, прекрасно владея английским, был на них переводчиком.
Разумеется, Щаранскому вменили в вину и документы МГХ, расцененные судом как «клеветнические и антисоветские». Его открытые встречи с американскими корреспондентами были объявлены «конспиративными». «Антисоветскими» были признаны обращения к сенаторам и конгрессу США (подписанные наряду с ним многими еврейскими активистами), — по поводу поправки Джексона-Вэника, связавшей торговые льготы со свободой эмиграции; коллективные письма отказников; обзоры положения с еврейской эмиграцией. «Клеветническими» следствие расценило даже …поздравительные телеграммы в связи с 200-летием США, и Дж. Картеру — в связи с избранием на пост президента.
Квалификация обвинения по статье 64 УК давала возможность следствию шантажировать Щаранского угрозой смертной казни. А ведь в Лефортовской следственной тюрьме его продержали до суда почти 16 месяцев. Но сломить его КГБ так и не удалось. На суде он не признал себя виновным и назвал обвинение абсурдным.
Суд приговорил Щаранского к 13 годам лишения свободы: к 3-м годам тюрьмы и 10 — лагерей строгого режима.
(…Лично со Щаранским я знаком не был, лишь однажды видел его у кого-то из общих друзей. Но много слышал о нем. Участник движения за репатриацию евреев, «отказник» с 73 г, член МГХ с момента ее основания. Несмотря на широкую международную компанию в его защиту, Анатолию пришлось пробыть в тюрьмах и лагерях долгих 9 лет. И только в феврале 86 г он был лишен советского гражданства и выслан из СССР. В Израиле Щаранский избирался депутатом кнессета, позднее вошел в кабинет министров. В 1991 г. в Москве вышла книга его воспоминаний «Не убоюсь зла». Щаранский неоднократно приезжал в СССР, в мае 2001 г. я встречал его на юбилейной конференции Московской группы «Хельсинки».)
Но я рассказал еще не о всех громких политических процессах 1978 года. В мае в Тбилиси судили грузинских правозащитников Звиада Гамсахурдиа и Мераба Костава. Об этом суде я расскажу позднее, — в главе о национальных движениях.
В июле в Вильнюсе судили члена Литовской группы «Хельсинки» Виктораса Пяткуса. Дважды он уже отбывал наказание за «антисоветскую агитацию и пропаганду». На этот раз чекисты решили в качестве «десерта» добавить к этой уже привычной статье обвинение в мужеложестве и спаивании несовершенно-летних. Суд, разумеется, признал Пяткуса виновным по всем этим статьям. Приговор — 10 лет особого режима (первые 3 года — в тюрьме) и 5 — ссылки.
Члена Украинской группы «Хельсинки» Левко Лукьяненко судил в июле в городе Городня Черниговский областной суд. Украинские чекисты не только не пустили друзей подсудимого в помещение суда; они даже не пропускали подобных «нежелательных» лиц в саму Городню, а тех, кто все-таки сумели туда прорваться, задерживали и отвозили в Чернигов и в Киев. Лукьяненко, юрист по образованию, уже отбыл прежде 15 лет заключения по политическому обвинению. В этот раз ему были инкриминированы документы Украинской ХГ и его собственные заявления и статьи (в частности — «Остановить кривосудие!» — в защиту художника П.Рубана и звучавшая по зарубежным радиоголосам статья «Год свободы»). Лукьяненко был признан судом особо опасным рецидивистом и приговорен к 10 годам особого режима и к 5 — ссылки.
Александра Подрабинека, арестованного 14 мая, судили в подмосковном г. Электросталь 15 августа. Фельдшер по образованию, он в январе 77 г стал одним из учредителей Рабочей Комиссии (РК), созданной при Московской группе «Хельсинки» и занимавшейся расследованием злоупотреблений психиатрией. По статье 190\1 УК ему вменялась как «клеветническая и порочащая советскую власть» книга «Карательная медицина», написанная им и изданная за границей. Суд вначале шел привычным для политических процессов порядком. То есть на «открытый» суд допустили только отца подсудимого, а приехавшие в Электросталь его друзья стояли снаружи под дождем. Подрабинек заявил несколько ходатайств: — о приобщении к делу актов экспертиз бывших политзаключенных психиатрических больниц; — о вызове дополнительных свидетелей; — об обеспечении гласности суда; — и другие. Когда все они были отклонены судьей Р.Назаровым, Подрабинек дал отвод всему составу суда, заявил, что не будет участвовать в судебном спектакле и потребовал удалить себя из зала. Вначале судья попробовал игнорировать это требование. Тогда Подрабинек стал демонстративно курить, затем стал громко насвистывать арию тореадора из оперы «Кармен» …Подрабинека вернули в зал суда только на чтение приговора, назначившего ему 5 лет ссылки.
(В июне 80 г находящийся в ссылке в якутском поселке Усть-Нера А.Подрабинек был снова арестован. По статье 190\1 УК он на этот раз был приговорен по совокупности к заключению в лагере на 3 года 6 месяцев и 13 дней. А в январе 81 г был повторно осужден по той же статье к заключению в лагерь строгого режима старший брат Александра — Кирилл. Когда-то в середине 70-х я читал в Самиздате очерк Кирилла «Несчастные», описывающий условия службы в армии; из очерка я тогда впервые узнал о существовании такого страшного явления, как дедовщина. У Кирилла закончился срок, назначенный ему первым судом, но он так и не вышел на свободу. Вменялись ему в вину устные высказывания в лагере…)
Можно и дальше перечислять политические процессы того года. Но надо где-нибудь остановиться. Пусть читатель поверит мне на слово: их было гораздо больше. Особенно в провинции, откуда информация порой приходила с опозданием и сообщала о неизвестных до той поры людях. Но «Хроника» стремилась рассказать и о них.
Да, хорошо поработали в 1978 году наши славные чекисты! Впрочем, они никогда не знали устали. Какая досада, что плоды их многолетних трудов были сначала смазаны освобождением политзеков в 1987 году, а потом и вообще охаяны реабилитацией политических в 1991-м ! Пропали труды 70-и с лишним лет! И даже монумент создателю ВЧК и идолу всех поколений чекистов был позорно низвергнут и исчез с Лубянской площади. Но надолго ли?
Последние события и настроения в стране могут внушать оптимизм радетелям «твердой руки» и «ежовых рукавиц». Во власть валом идут выкормыши славного ведомства. И не из этого ли учреждения вышел наш нынешний президент?
Опять начались «шпионские» процессы над учеными и экологами. Который год продолжается чеченская война. Есть внешне-внутренний враг — чеченцы. И с ними — террористами — не может быть никаких переговоров. Вот только куда их депортировать на этот раз?
Россияне еще могут свободно говорить. Газеты пока еще выходят без цензуры. Но не пора ли загодя подумать о воссоздании «Хроники»?
