Сага о «Хронике» (Терновский)/1
| ← Предисловие | Сага о «Хронике» () Первое знакомство |
Становление под огнем → |
…Не берусь точно сказать когда впервые я познакомился с «Хроникой». Должно быть — в начале осени 1968 г., вскоре после грянувшей 21 августа советской оккупации Чехословакии. Это могло случиться на «Автозаводе» (так мы называли между собой квартиру Петра Якира возле метро «Автозаводская»). Или на Рязанском проспекте, где в однокомнатной квартире жили в то время мои друзья, педагог и бард Юлий Ким и его жена, Ира Якир, дочь Петра Ионовича. Юлика тогда уже выгнали за диссидентство из ФМШ (физико-математической школы), где он преподавал историю и литературу. А Иру еще не исключили из числа студенток Историко-архивного института.
В ту тревожную, наполненную отзвуками чехословацких событий, осень я был завсегдатаем диссидентского клуба на «Автозаводе» и его филиала на Рязанском проспекте. И редко когда уходил оттуда без какой-нибудь свежайшей самиздатской новинки. Помнится, в тот раз именно Ира протянула мне стопочку сколотых машинописных листков: — Это можно взять почитать. — Гляжу: наверху титульного листа напечатано: «Год прав человека в Советском Союзе». И ниже подзаголовок — «Хроника текущих событий». Я припомнил (хоть и не тотчас), что в связи с 20-летием принятия Генеральной ассамблеей «Всеобщей декларации прав человека» 1968 год был объявлен ООН «годом прав человека». Статья 19 этой декларации, провозглашавшая свободу убеждений и свободу получать и распространять информацию и идеи, была поставлена эпиграфом на первой странице выпуска.
…Признаюсь: я не сразу оценил и выделил «Хронику» из вороха других ходивших тогда по рукам самиздатских писем и документов. Зато сразу почувствовал, — за такие листочки «Софья Власьевна» (читай — советская власть) не погладит по головке. А будет без жалости карать. И тех, кто их читает и дает читать своим знакомым. И тех, у кого их найдут. И уж, конечно, тех, кто их составляет и печатает.
Почему? Может быть, «крамольный» бюллетень разглашал страшные государственные тайны? Клеветал на советский строй? Нет, информация «Хроники» была достоверной и точной. И дело не в каких-то тайнах. Порой то, о чем сообщал бюллетень, и без того было известно всему миру (но не советским людям). Случалось даже, что о событиях, рассказываемых в «Хронике», писала и советская печать. Но писала так, «как положено».
…Так, целых две газеты, — «Московская правда» и «Вечерняя Москва», — в номерах от 12 октября 1968 г. напечатали статьи «В расчете на сенсацию» и «По заслугам» о закончившимся накануне в Мосгорсуде процессе над «нарушителями общественного порядка». Что же сообщали советским читателям авторы статей Н.Бардин и А.Смирнов?
Подсудимые, согласно их рассказу, учинили «групповые действия, грубо нарушившие общественный порядок». А именно: 25 августа 1968 г. в 12 часов дня на Красной площади, «святыне нашего народа», они уселись возле Лобного места и развернули «оскорбительные для советских людей плакаты» и «стали выкрикивать грязные лозунги». Но их «сборище» длилось лишь несколько минут. Ибо возмущенные «рабочие, колхозники, студенты» вырвали и разорвали плакаты, а милиционеры «с трудом провели эту компанию сквозь разгневанную толпу» и доставили их в отделение. О действиях подсудимых это все.
Надо уметь так написать! Как догадаться, что речь тут идет о суде над демонстрантами против советской оккупации Чехословакии? Даже слова «Чехословакия» нет в этих статьях советских газет. И не демонстрация, разумеется, а — «сборище». Тексты «оскорбительных» плакатов (а именно: «Руки прочь от ЧССР», «За вашу и нашу свободу», «Долой оккупантов», «Свободу Дубчеку» и — по-чешски — «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия») вообще не упомянуты. Хотя как раз эти лозунги были расценены судом как «заведомо ложные клеветнические измышления» и являлись центральным пунктом обвинения. Впрочем, главной задачей авторов как раз и было — не дать понять неосведомленному читателю что именно произошло на Красной площади 25 августа.
Зато в статьях пространно говорится об «аморальности» подсудимых. Их имена (К.Бабицкий, Л.Богораз, В.Делоне, В.Дремлюга, П.Литвинов) в газетах все же приводятся. Далее, конечно, говорится — всех их объединяет «неудержимая страсть к спиртным напиткам, к разврату и тунеядству». Газеты напоминают, что и ранее Богораз и Литвинов были соавторами «грязных клеветнических пасквилей» (читай: протестов против судилища над А.Гинзбургом, Ю.Галансковым, В.Лашковой и А.Добровольским), что им разъясняли антиобщественный характер их поведения. Сообщив приговор (3 года заключения Дремлюге и 2 года 10 месяцев — Делоне, 5 лет ссылки Литвинову, 4 — Богораз и 3 — Бабицкому), авторы, разумеется, не забыли сказать, что «представители общественности Москвы с одобрением встретили приговор суда».
Ну, разве могло быть интересно советскому читателю то, что никто из подсудимых не признал себя виновным? Что и защитники настаивали на оправдательном приговоре? Или что на формально открытый суд не допустили (не считая родственников) никого из друзей и знакомых подсудимых? Демонстранты настаивали на установлении личности и привлечении к ответственности «лиц в штатском», которые задерживали и избивали их, хотя они мирно сидели с плакатами у Лобного места и даже не сопротивлялись погромщикам. Но ведь об этом тоже ни к чему сообщать советским людям. «Тунеядцы»? Лариса Богораз, работавшая в институте технической информации, была уволена уже после своего ареста. Павла Литвинова выгнали с работы в начале 68-го г. в результате его общественных выступлений. Вадим Делоне до июня 68-го г. учился в Новосибирском университете. Владимир Дремлюга не работал последний месяц. Константин Бабицкий до самого ареста был младшим научным сотрудником в Институте русского языка.
Так можно ли стерпеть, чтобы о подобных «несущественных» подробностях процесса, ни у кого не спросясь, рассказывала какая-то ничтожная самиздатская «Хроника»? Да ведь и не только о демонстрантах. Об аресте, а затем суде 21 августа 68 г над Анатолием Марченко (автором книги «Мои показания» о послесталинских лагерях), формально обвиненном в нарушении паспортного режима, советская печать вообще не сообщала. Восемь друзей А.Марченко (в их числе Л.Богораз и П.Литвинов) в связи с его арестом обратились к согражданам с открытым письмом в его защиту. Марченко это не помогло. Зато вскоре была арестована И.Белогородская, в сумке которой, нечаянно забытой в такси, были обнаружены экземпляры этого письма. Составители обращения в защиту Марченко сразу же заявили, что только они, авторы, — но никак не Белогородская! — могут быть ответственны за содержание своего письма, что они ручаются за полную достоверность всего в нем написанного. И тогда Белогородскую освободили? Как бы не так! Продержав в Лефортово свыше полугода, ее осудили «за попытку распространения заведомо ложных клеветнических измышлений» к году лишения свободы. При этом ни один из авторов письма не был даже вызван в суд свидетелем!..
Можно ли допустить, чтобы «Хроника» предавала огласке подобную ненужную советским людям информацию? Или скажите, — зачем на ее страницах (в обзоре Самиздата) аннотируется письмо В. Каверина о «Раковом корпусе» А.Солженицына? две публицистических статьи Л Чуковской: — в связи с 15-летием смерти Сталина и — по поводу травли А.Солжницына? Младенцу ясно, — раз эти письма не напечатаны в СССР, значит, они неинтересны для советского читателя?! Нет, нет, терпеть подобную самодеятельность решительно невозможно!
…Стоит ли объяснять, что вскоре я сделался горячим поклонником своей новообретенной знакомицы? И раз за разом давал читать ее выпуски своим друзьям. И с нетерпением ждал с ней все новых свиданий.
