Прошедшею ночью
в том доме над самой рекою
Я пел до рассвета,
так было стихов твоих много.
Слова разлетались
над красной резною решеткой,
И падали рифмы
пред быстробегушей рекою.
И, чисты и четки,
в гармонию звуки сливались.
Возвышенно-тонки,
вошли в совершенное мысли.
Ты взял в свои песни
сияние белого снега,
Для них захватил ты
лазурного облака прелесть.
В них каждый отрезок —
литая из золота строчка,
Узоры двойные —
нефритом скрепленные пары.
Ветров сразу восемь
возникло в холодной пустыне,
В пять радужных красок
зажженный пожар полыхает.
Петлей ледяною
свиваясь, звук стынет за звуком,
Жемчужною низью
круглятся за знаками знаки.
В поэмах созвучья
сплетаются вышивки тоньше,
Их кости и мышцы
нежнее и мягче, чем хлопок.
Бурлят и клокочут,
вздымаясь кипящей волною,
Поют, разливаясь,
сильней, чем свирели и струны.
Медовый источник
забил, из земли вырываясь,
Напев величавый
нисходит с высокого неба.
И духи и бесы,
внимая, как будто рыдают,
И рыбы-драконы,
услыша, застыли в молитве.
В кругу своем звезды
смятенно сбиваются в толпы,
Луна, опускаясь,
на время осталась послушать.
Растрогались гуси —
они тишины не нарушат.
Грустят обезьяны —
и те погрузились в молчанье.
И льются ручьями
у ссыльного странника слезы,
Свой путь прерывает
торговца проезжего лодка…
О песнях украдкой
певицы тебя умоляют,
Мы внемлем неслышно
тоскующих жен перепевам.
Косыми рядами
стих пишут на стенах беленых,
Короткие строфы
на красной бумаге выводят.
Вкус мяса забудешь
в часы наслажденья стихами.
Болезни проходят,
как только за песни возьмешься.
Чжан Цзи их узнает —
и падает ниц от восторга,
Ли Шэнь их услышит —
и все забывает от счастья.
Путь дао извилист,
но гений на нем лишь воспрянет,
В свободе от службы
поэзия станет призваньем.
Велением неба
твой голос величия полон,
По правилам жизни
влачишь свои дни в неудачах.
Я вижу, как слабы
стихи, что написаны мною,
Я знаю всю силу
души и талантов другого.
В старанье, в работе
хоть мы и добились того же,
Но тонкость и грубость
все с разных сторон повисают.
Мы, каждый, имеем
по тысяче созданных песен,
Заброшены оба
на берег далекого моря.
И головы наши
от песен все больше белеют,
И взглядом любовным
мы оба сквозь даль проникаем.
Нам письма к поэтам
мешают трапезовать утром,
И в поисках слова
мы глаз по ночам не смыкаем.
На старости платим
долгов поэтических бремя,
Навечно связали
мы судьбы свои с письменами.
Мы часто вздыхаем
о Чэне — мыслителе мудром,
Всегда мы тоскуем
о Ли — небожителе павшем.
Их громкая слава
лишила успехов житейских,
И горечь раздумий
небесный им век сократила.
Им не было счастья
в их пору найти пониманье.
Что им после смерти
любовь или жалость потомков!
Скорбим друг о друге
сегодня и мы точно так же:
В Пэньпу я в изгнанье,
ты в ссылке своей в Тунчуани.
