Ветер мой, ветер, синий ты мой друг ненаглядный!
Ветер мой, ветер, шапка ты моя осенняя жёлтая..!
Фронда ты моя, друг ты и товарищ верный и правильный,
Касаешься ты моих улиц и уводишь моих подруг за облака тополей!
Ветер ты мой, парус ты мой, котомка ты моя,
Ключник ты моих рёбер, сторож моего сердца,
Женщина ты моя верная, ветер ты мой!
Ветер ты мой, мельница ты моя, шхуна ты моя!
Мы были в раю,
Мы в раю захмелели,
Играя там в салочки.
Кикимора пьяная
Мнёт частью тела
Бумагу мелованную.
И небо израненное
Тянет несмело
Вас, зацелованную.
14.07.89
«Вот и снежок сел на голову…»
* * *
Вот и снежок сел на голову
Города, отрастившего бороду,
Сел на гнилые травинки,
На тротуары, тропинки,
Сел на мосты и канавки,
Реки, бульвары и лавки,
Сел на короткие веточки,
На верёвочные сеточки,
Влез на высокие башни ажурные,
Сел на погоны по части дежурного,
Сел на трубу водосточную,
Шмякнулся в воду проточную —
Падая и вверх взлетая,
Он таял.
27.10.89
РЫБЫ
1
(Маме)
Мама!
О печаль моя,
Ты — звёздочка.
Мама!
Как хорошо, что
Ты
Есть.
Мама!
Смотри —
Рыбы лезут к нам
В форточку..
Мама,
Скажи,
Что им надобно
Здесь?
Мама!
Смотри:
Рыбы ходят
Хвостами по улице
Мама!
Они поползли
По стенам..
Мама!
Они —
Ошибаются, хмурятся.
Мама,
Смотри:
Рыбы звонят
Не к нам.
Мама!
Смотри:
Рыбы входят
В парадную.
Мама!
Смотри:
Руку братику
Жмут.
Мама!..
Смотри —
Рыбы плюхнулись
В тёплую
Ванную
Словно как в омут,
Как в не-
замерзающий пруд.
Мама!
Смотри —
Рыбы пьют чай
И нас
Зовут.
Мама,
Смотри —
Рыб отрезал
Себе хлеба сам.
Мама,
А рыб этих добрых весёлых,
Как нас, убьют?
Мама,
А рыбам
Прекрасных
Досталося
Мам?
2.
(Маме)
Мама,
Рыбы
На меня
Похожи.
Они тоже
Люди
С гладкой кожей,
Они тоже
Плаксы,
Как и я.
Мама,
Я — крупи-
ночка твоя.
Вот я
С рыбами речными
Подружился,
В гости к рыбам
Часто прихожу.
Я, наверное,
Рехнулся —
Раздвоился
И о рыбах,
Как о нации,
Сужу.
Помнишь день,
Полный сказок и красок,
Помнишь
Самый волнующий час?
Помнишь — заговорили матрасы?
Помнишь,
Рыбы гостили у нас?
3
(Маме)
Мама, мама,
О, где наши рыбы?
Вдруг ушли — ничего не сказали.
Вдруг растаяли в призрачной зыби,
В голубом водяном одеяле.
Вот и осень пришла
И застыли
Все озера и крупные реки.
Рыбам суша мала —
И уплыли
В свои реки как в вечные веки.
Я надеюсь, что рыбы вернутся.
Я по рыбам красивым скучаю.
Я хочу
Рано утром
Проснуться —
А во сне видеть
Рыбию стаю.
Мама, скучно без рыб, ты же знаешь..
Так давай хоть на рынке закупим.
Мы подружимся. Ты понимаешь,
Что весь корм обойдется на рупь им..
Мама,
Помнишь
Вторжение рыбье?
Знаешь,
Это прекрасно же —
Плавать!
Мама,
Когда же придут
Наши рыбы?
Лето 1990
«В грядущей заре — вереницами схватки…»
* * *
В грядущей заре — вереницами схватки.
Допросы и пытки, подполье и прятки.
В ребячьих рассказах всё скачут лошадки...
Но сон неспокоен в скрипящей кроватке.
Лишь богу известно, на что ты решился.
Путь в серую даль на глазах раздвоился.
К какому порогу отряд твой стремился?
Война родилась — ты еще не родился.
Лето 1990
К а н т р и
Фермер и его семья
Уедут на маленьком фургоне.
В небе облачность,
Скоро выборы.
С ними еду на Запад.
Вдаль по холодной дороге идут рабы,
чёрных рабов гонит чёрный надсмотрщик;
В небе облачность,
Скоро выборы,
Мало долларов, и я уезжаю.
Прощай, моя цветущая земля!
Я еду вдаль,
и только пыль столбом.
В небе облачность,
В кармане револьвер —
Кто еще любит смотреть
на небо?
Там я буду валить лес.
Заработаю денег на поле.
Там такие же, как и я.
Много ли нам нужно?
Там нет развращенных женщин
и кичливых слабых мужчин,
но есть холодные воды.
В небе — облачность, под облаками — горы.
Мой друг револьвер рядом.
На грядущих выборах
Я буду голосовать
За Авраама Линкольна,
В небе — облачность,
Скоро — выборы;
Возможно, будет война,
Но пока мне на запад.
ПОЕЗДКА В РОДНОЙ ГОРОД
Вот и Таня умерла —
Снега нет, одна зола.
Вот и Тани больше нет.
Слой земли — тяжелый плед.
Вот и Таню погребли
Слоем снега и земли.
Таня сном могильным спит.
Рядом с ней сосна скрипит.
Мерзнет стройный лес могил.
Тани нет — пустой Тагил.
Электричка вдаль бежит.
Снег за окнами кружит…
Конец 1990
Ласточки («Чёрные ласточки прыгали, прыгали…»)
Чёрные ласточки прыгали, прыгали,
Ножками ласточки дрыгали, дрыгали,
Клювом прозрачную песнь напевали,
Что и когда у кого выпивали.
Глазками дергали дикими, дикими,
Нас называли тупыми, безликими,
Клювом вращая, баллады нам пели —
С кем и куда от кого улетели.
1991
«И слёзы капали из глаз…»
* * *
И слёзы капали из глаз,
и умер я в четвертый раз,
и детство помнилось во тьме,
и я был не в своем уме,
и умер я, и я летел,
и ветер выл, и вестник пел.
Лето 1991
«Когда поезд шагнет через мост…»
ж ж ж
Когда поезд шагнет через мост,
Пролетев перелески железа,
Растворившись в домах —
Ты увидишь город,
Прекрасный город, наполненный светом.
Его дома
Говорят на языке
Реки Желтых Вод,
Черной реки Желтых Вод.
Едва не касаясь крыш домов,
Проносятся самолеты.
Стайки девушек прыгают в речные воды —
Лифчики на песке.
Потоки солнечных лучей
Касаются воздуха,
Воздух льется тонким звоном,
Чуть различимым.
Герои драм Островского сходят
Со сцен местной драмы на улицы,
А пиво
И прочее спиртное — круглые сутки.
Хлеб и мясо дешевле,
По реке
Летают «Ракеты» и ползают баржи.
Змеи в окрестностях города наблюдают за ними,
Выползая на берег.
Городской смог переносит вести
Культурной жизни.
Книги тут другие,
А усталые рабочие — такие же, как и везде.
Ты же не знаешь —
Радоваться ли,
Отдыхать ли.
Взор упирается в якорь у под’езда
Пароходства.
Крепостные пушки в музее
Можно назвать устаревшими даже
Для времен их отливки:
Они плохи
Даже для колониальной
Армии.
В большую реку впадает малая,
Но существуют мосты и троллейбусы.
Музыкальный театр — уродливый трамплин:
Плохая акустика — лыжники будут падать
На улицу Маркса.
Все остановки
Ужасно длинны, словно ветер.
Ветер степей — тут когда-то
Жили киргизы и казахи.
Потом пришла русская армия.
Построили крепость.
Какое-то время
Тут размещалась
Наша столица…
Потом были черные годы
И годы героев.
Теперь серебристые крылья
Парят над рекою..,
А прекрасные девушки входят в прозрачные
Воды
Реки кораблей.
1992
«И тихо река течёт…»
И тихо река течёт,
И ветер траву сечёт,
И камни уходят с вершин,
И холодно в мире машин.
И пусто и страшно вокруг,
и ветер — единственный друг
Дождей, и людей больше нет,
и нет никаких примет..
1992
«Абстракции спускаются ко мне…»
Абстракции спускаются ко мне
и в тишине усталой шевелятся,
они шпионы на смешной войне,
потешный бой, и им пришлось взорваться,
Они шпионы в этой тишине,
Они не знают, как им называться..
Абстракции спускаются ко мне,
A я не знаю, как в их мир прокрасться..
1992
«Штрих к течению рек…»
* * *
Штрих к течению рек
Меня научили не жить
Запахи рек
Запахи смерти и дня
Научили меня
1993
«нарисуй её смешинки…»
* * *
нарисуй её смешинки
голос пишущей машинки
1993
«ветер перед грозой…»
* * *
ветер перед грозой
деревья ломает и гнет —
— и если меня он согнул,
— и если меня он сломал —
— Это значит — я дерево?
Глупый беспомощный мул
разумом мал.
1993
«Карта метро Москвы…»
* * *
Карта метро Москвы..
Карта метро Ленинграда..
Что понимаете Вы,
Люди, в преддверии ада? —
Карта лежит на столе,
Ветер лежит на балконе,
Вечность хранится во мгле,
Я у тебя на ладони,
Сургуч, печать, конверт запечатан,
Наклеена марка, пахнет сургучом, печка пылает,
Оболочка разрушена — взорвавшийся атом,
Дорогу перебегаешь перед трамваем.
Точка, угли, уголь, пламя; глаголы
Рвутся клубящимся дымом: влюбиться;
Разлюбить; полюбить; разлюбить; вот школа
Начинающего самоубийцы.
Почтовое отделение; побег — от себя, не к себе; пусть другие
Стремятся в тюрьму, в ров со львами, в эту адову клетку.
Это уже обещание — когда нагие.
Прощение срывается прощанием с ветки:
адамово яблоко, заколдованное древо,
плоть проникает сквозь плоть в чрево.
«Баночная водка, перевёрнутые дома!..»
* * *
Баночная водка, перевёрнутые дома!..
Стеклянными и прозрачными кажутся облака.
Враги и друзья, и враги, и друзья, и враги, ты сама
Бросаешь меня среди них — в пустоте — на века, на века..
Карманную дыру не пропить — сквозь неё одиночество жжёт,
Светится там, впереди, среди милицейских машин..
Не на что больше купить — ни жизнь, ни любовь, ни полёт;
Это не продаётся — ни трезвым, ни просто смешным..
Последняя капля, затем — ни любви, ни друзей, ни врагов.
Все свои ответы попытался списать на жену.
Окна хватают за горло в кольце говорящих шагов.
Ещё предпоследняя банка — и в городе утону.
СHЕГ В МАЕ
I.
Этот дом не помнит криков
Пленных немцев: «— Майна! Вира!»;
В том подъезде сером, диком,
Номер два, этаж четыре —
— Бьются музыка и книги;
Ветер в окна, в небе сыро,
Облака безлики, лики
Облаков плетут интриги;
Брес живут, живут Шапиро.
Мы живём — живём чуть ниже;
Третий серый, пыльный третий —
К астрам дальше, к терре ближе,
А через площадку — дети
И родители с собакой
Жёлтой, палевой, большущей;
Жить, рожать, любить и плакать —
В мае снежном и поющем.
Дождь и снег на листьях в мае.
Май кончается, нагрянет
Солнечный июнь, хромая,
На неделю — и завянет.
Две недели будет лето,
После — с полу-сна июля
Осень поступью поэта
Сварит жёлтую кастрюлю
С синей крышкой — листья! Травы!
— А пока лишь в мае белом
Мёрзнет музыка живая,
На асфальте застывая, —
Ей травинка в такт кивает, —
Лето будет загорелым.
II.
Этот дом не помнит криков
заключённых немцев: « — Вира!
Майна!»; ветер во всех стыках
кирпичей — во всех квартирах.
Дом давно построен, прочно;
Просто ураган на крыше —
— Мира, дома, неба; точно —
— Это наказанье свыше.
Майский снег; на остановках
Мёрзнут яблони и люди;
И по куртке, по ветровке
Знаешь наперёд, что будет —
Снег растает до обеда,
В облака прорвутся сини;
Иней вытает бесследно
В каплю потемневшей стыни;
Звоны, двери, люди едут;
Рельсы, окна, камни, ветки;
Я накладываю вето:
Майский снег и город в клетке
Снега в мае — запрещаю,
А в подъезде пыльном сыро —
Отражаю вас, прощаю —
Брес, Дьяченко и Шапиро.
Из книги «Полынь», 1996
«Мы — охотники за надеждой, бескрылой надеждой…»
* * *
Мы — охотники за надеждой, бескрылой надеждой,
Синяя птица удачи мертва и закопана в яме.
Знаешь, прежде, чем стать такими, как прежде,
Мы были нетвёрдыми, мягкими, злыми ветрами.
Белая колкая пыль веселилась над нами
И рядом с нами, и под, города заметая,
Прыгая, двигаясь и колыхаясь, как знамя,
Белая пыль, полуплоская, полупустая.
Зима утекла, как змея, через стёкла и щели.
Верба распустится раньше, чем я не успею.
Там, у воды, у ручья, у плотинки, у цели —
Тающий снег, и немея, другим быть не смею.
Из цикла «Луч света, упавший на хлеб», 1996
«Стихи на пропасть не ложатся…»
* * *
Стихи на пропасть не ложатся,
И мост из веры не построить
в далёкий город, где не драться,
а умирать живут герои.
Там всё такое же плохое,
И всё поддельно, между прочим,
И только эхо тихо воет:
— Мы смерть замочим..
А на асфальте, на калитке,
— в поля и реки —
Раздавлены ногой улитки
И человеки,
и кто-то пишет что-то мелом
на небе белом,
бесстрашном, глупом и пустом,
зато — несмелом.
Из книги «Пепел клоуна», 1998
циркачи и циркачки
циркачи и циркачки пьяные скачки скрипки
и ночных маяков жёлтый мерцающий зыбкий
свет далёких качелей мчи скорая рот светофора
я украл у себя самого себя кто я который
посмотрите фильм шлёндорфа рильке перечитайте
окуджава проснётся на белой струне поиграйте
а ночами взрываются склады с фосгеном ипритом зарином
я живу меж работой тобой магазином и сыном
надежда
лу ч на
деж ды
лу на
где ж ты?
лу чик
лу чик
в мо ре
ту чек
в си нем
мо ре
пси ной
горе
мо кры
е тра
вы по кры
шам вет ра
ве че ра
кро ва вы е
в го ро де
су чьем
лу чик
лу чик..
Увидеть
царство небесное
а всё остальное
приложится Ищите прежде
всего царства небесного а
всё остальное приложится —
— с моста
на Электродепо
разрушенного во время
катастрофы 1988 года
открываются горы и
Верх-Исетский пруд Татищеву
не жаль было губить столько
места
ради защиты Родины принести
в жертву энергии напитать
вододействующей силой
военный завод
Ищите прежде всего
Царствия Небесного
а всё
остальное приложится
облака электродепо
Из цикла «Главная Наташка», 1999
МИЛИЦИОНЕР
машины ходят по прямой
а дождь по непонятной
все девушки ушли домой
приятно
без сожалений и любви
страстей или желаний
плыть под дождём плыви плыви
прочь от центральных зданий
все девушки ушли домой
кафешки опустели
лишь милиционер иной
возникнет на панели
на рации блестит роса
наколка на ладони
и из эфира голоса
засады и погони
И ВИДЕТЬ КАК ВОРЫ ИССЛЕДУЮТ ОКНА
последний троллейбус пропил окуджава
а денег не хватит карман не сберкасса
и ты пешедралом по лужам по лавам
по ямам канавам по пиву и квасу
бутылочный квас продаётся в киоске
в грузинском кафе засиделись грузины
а ты просто мимо волчара в свердловске
на лужах под светом разводья бензина
что светится? ртутные лампы, и только,
лишь их обнаружишь, раз в чудо не веришь
а лунный лимон как лицо алкоголика
рыгнул и ушёл за балконные двери
последний троллейбус замашет рогами
а ты сам дочешешь и ноги промокнут
шагать под расплывчатыми кругами
и видеть как воры исследуют окна
Из книги «Синявки», 2000
ГЛАЗА ЗАВЯЖИ
"Три чёрта было.." /О.Мандельштам/
Глаза завяжи, и аорта взорвётся, —
Огромный пустой город в ней отдаётся
Шагами трамвая, глотками вина,
Ночною звездой на изломе окна.
История русской любви, понимаешь,
Ромашки листок в тридцать лет отрываешь,
Гадаешь — смешно — сразу знаешь ответ, —
— Она тебя любит? — Конечно же, нет.
И так — сотню раз, пусть есть выбор, и бабы,
Есть выбор? Точнее скажу — вроде как бы,
Постольку всегда на песочных весах
Отвага и золото, сердце и страх.
Отсутствие золота страху равно,
Отвага на чаши приводит вино,
И стрелка колеблется, стрелка смеётся —
Она тебя любит.. с другим всё равно!..
И стрелка колеблется, стрелка смеётся,
Глаза завяжи — и аорта взорвётся,
Огромный пустой город сердцу сродни.
Сравни её с сердцем, с метелью сравни.
Из книги «Летучий бензин», 2000
«В стакане моём…»
* * *
В стакане моём
Оттенки весны
Голоса девушек
«Девушка-давай…»
* * *
Девушка-давай
«кольцо на пальце безымянном…»
* * *
кольцо на пальце безымянном
хребет её как ветка вербы
и новый год как сокол пьяный
какие гимны флаги гербы
а не хватает окончаний
безгласных нервных несогласных
уставший от чужих венчаний
чужую трогаю напрасно
«в это время года аромат белого вина…»
* * *
в это время года аромат белого вина
гармонирует с окружением снежным
девятиэтажки в сугробах ночь без дна
и безмятежна
осетрина первой свежести и второй
продаётся в магазинах по ценам доступным
для кое-кого и я тоже герой
я тоже преступник
а троллейбус молчит сбит пешеход
совершивший свой хадж в эту снежную мекку
свой последний великий китайский поход
так заря мегаполиса кланялась снегу
переломный бампер период год
переломанный волк человек человеку
Из книги «Подводный корабль», 2000 г.
419-й км
Маленькая остановка к югу от древнего города Невьянска, по существу —
деревня Шурала с парусом церкви старинной, прозрачным воздухом, тенью длинной,
до самой железной дороги, и запад
горящее солнце спрятал в лапы,
Уральский хребет вот-вот позолотится. ..Сколько ни едешь — сердце колотится.
ОТСТАВКА
У военного четыре полуброшеных жены
штанга и эспандер гири бабы больше не нужны
Полуполная отставка ну не так а просто так
кошка ром собака Шавка пенсия квартира рак
Из книги «Тихое огорчение», 2001—2002
«пальцы берёзы плакали…»
* * *
пальцы берёзы плакали
такого не бывает
не скажешь и не будет…
«оглянись…»
* * *
оглянись
теперь всё в прошлом
в одну воду
нельзя дважды
а ты проехал
столько воды
что уже можно
«ваша ложная преданность русскому духу…»
* * *
ваша ложная преданность русскому духу
слов нет и никак не найти
я уже высох с вашей трёхаккордной музыки
иных поступков вчера мой сосед
избил жену до крови она заплакала
он извинения ради исполосовал ножом
свою левую руку — да, кухонным ножиком, -
раз — два — кровь за кровь, мол — и даже пронзил кость
в каком это городе в каком веке
Тихвине Тагиле Москве Петербурге
Лондоне Ерушалаиме Самаре…
«Глупый я и несерьёзный…»
* * *
Глупый я и несерьёзный,
Верю музыке колёсной,
Верю женщинам чужим,
Ароматам ржи.
Рад грузинскому сухому,
Бедному родному дому,
Вероятности чихать,
Электрическим стихам,
В пельменной за стопкой сидят мужики,
И стружка на коже, и снег на висках,
И дух ацетона сжимает виски,
И якорь, и чёрт синевой на руках.
А небо за окнами дыма черней,
И вечер осенний зажёг фонари,
И каждый из них молча думал о ней,
Горел рыжий газ электронной зари
На каждой рекламе, автобус ушёл,
По сто пятьдесят — и пельменей, и грамм,
И было им так без неё хорошо,
Что оба смеялись осенним ветрам.
«художники…»
* * *
художники
добрей
неправды
«На небе пылающем жёлтые храмы…»
* * *
На небе пылающем жёлтые храмы
Небесной Царице рисует закат,
И город ещё одно действие драмы
закроет, забудет; забьёт на века,
прискачет домой, отойдёт, перепьётся,
и вечер покатится в грязный кирпич
чернеющим эхом.. Художник смеётся:
земное — подделка, штамповочка, кич..
«раскроши птицам пирог с брусникой…»
* * *
раскроши птицам пирог с брусникой
улетят не поверят
Из цикла «Змея», 2001
СНЕГ
Машины, пар; зачем я здесь, скажи?
В трамвай влетела жёлтая синица.
Замёрзший пёс чужой за мной бежит,
И ветер заметает колесницы.
Застыли окна. В варежках дыра.
А две девчонки рядом — без перчаток,
Декабрь, декабрь, это ещё вчера —
год тёмных нераспроданных лошадок.
Газеты — врут — задолго до весны —
Напишут: Талибан перевоспитан,
Автобус вышел из голубизны;
Всё новое, такое же избитое;
Попутчики ли, путники земли,
Забыты на небе и на земле забыты:
Автобусы, ручные корабли,
Проскальзывайте дальше: там открыто..
Из цикла «Зазимье. Стихи в провинции», 2001
«Я знаю, железка тут без проводов…»
* * *
Я знаю, железка тут без проводов,
И бегает дизель, а не электричка
Меж старых, ещё довоенных, садов,
На юг и направо от психиатрички.
И знаю, налево — опять же на юг,
Но люди подвесили синее к лесу,
И искры, и ветер в колёсах, и звук
Колес по железу.
Там поезд несёт чешский электровоз
В Челябинск, гремя, словно музыка Шнитке,
И я там напился цикуты всерьёз
В кофейном напитке.
«четыре человека…»
* * *
четыре человека
одну и ту же историю
рассказали по-разному
но ты ты запомнил
один умер
другой растолстел
третья дура
четвёртый спился
так ты и превратился
в странствующего суфия
«Просто стихи городские печальные серые…»
* * *
Просто стихи городские печальные серые
Верую верую верую верую верую..
«принёс стихи рабочим на заводе…»
* * *
принёс стихи рабочим на заводе
страшно матерились
мата, говорят, много
Из цикла «Стихотетрадь», 2001
«Вода стирается с души…»
* * *
Вода стирается с души
в карандаши и авторучки;
и ты пиши, пиши, пиши,
как интересно до получки,
как неподкупен проездной,
как день белеет и дымится,
как дышишь ты своей страной
и запах — длится, длится, длится..
«Устал кричать, оглохнуть невозможно…»
* * *
Устал кричать, оглохнуть невозможно,
пытаюсь говорить за тишину,
за то, как люди очень осторожно
и нежно посвящали дни вину..
За дев отзывчивых таких и милых пьяниц,
За серые нелепые глаза,
За нездоровый цвет лица, за глянец,
За дружбу, за любовь и даже за
плетенье плоти ночью красно-винной,
за нас с тобой, за то, что никогда
нам не срастись — ни сказкой, ни былиной:
ты фея белая, я бурая вода,
Ты пламя белое, нетающего света,
Гроза зимой, синь тучи, кучи льда,
А летом.. я не помню больше лета,
Не помню лета — снежная беда..
«Весело ли, грустно мне…»
* * *
Весело ли, грустно мне —
— яркий свет в твоём окне,
ярче, чем в соседних окнах,
ярче чёрта на луне..
«Снега холодные белые брызги…»
* * *
Снега холодные белые брызги
Трогаешь варежкой, а не рукою..
К железной двери прикрепляю записку;
Ты не читаешь их, эхо такое..
Нет больше света — как нет благодати,
Ветер один — леденящий, холодный..
Боже, помилуй нас, Божия Мати!..
Эхо, зачем я прозрачно-свободный?..
Разная воля — в любви и науке;
Разве свобода — в любви и работе?
Разве свобода — горящие звуки,
Буквы, пылающие в полёте?
Разве свобода — цепочка и пепел
Сердца, бегущего в дальнее море?
Разве Бог твой ничего не ответил?
Разве измена — случайное горе?
Снег.. — Не хватает танцующей феи;
Я ещё помню, как фея — кружилась
в танце на облаке — неба левее,
прыгнула за небо и удалилась..
Из «Былей», 2003
«Дворняги тоже ничего…»
* * *
Дворняги тоже ничего,
Они добры, как лабрадоры,
И я немею оттого,
Что — город, город!
Трамваи, магазины и
Смешные бутерброды, что ли,
И голоса — твои? мои?
— Как пятиклашки (курят) в школе.
И я густое пиво пью,
И карамельный запах длится,
И в эту Родину мою
Хочу влюбиться.
И плачу я, закрыв глаза,
И вот, и буквы на бумаге,
И невозможно рассказать
И высказать (читай: дворняги)…
«Я люблю речные корабли…»
* * *
Я люблю речные корабли,
Они все в травинках и листочках,
Словно — через семицветья шли,
Словно — в парке спят, а не на бочках.
Рейд им двор, мальчишки-катера
Гонят волны, растопырив пальцы.
Не до драк — но отплывать пора
В край степных морей, речных скитальцев:
Юг и Север — всё подвластно им,
Дон и Астрахань, Вуокса и Онега,
Петербург, Казань и Третий Рим —
И от ледохода, и до снега —
Серый корпус, пена, сизый дым,
Дом, глаза, азъ, iжiца, омега…
«У вас так много правил…»
* * *
У вас так много правил,
Так много заправил,
Что я ваш мир оставил,
Хотя и полюбил,
А может, не оставил,
Хотя и не люблю.
Идёт воскресший Павел
По стёклам и углю…
На бешеной Плотинке,
Где колется тусняк,
Стучат его ботинки,
Хламиду рвёт сквозняк,
Идёт сквозь сигаретный
Автомобильный дым
В свой град новозаветный,
В московский Третий Рим,
До Лобного на красной,
На царский руский трон —
Сквозь рёв попсы ужасной,
Блатной цветной жаргон…
Его — пинает гопник,
Милиция метёт,
Штрафует на двухсотник,
А он — идёт, идёт…
«Допекли дела былые…»
* * *
Допекли дела былые —
Чуть душа жива.
Невесомые и злые
Допекли слова…
Что ты дуешь, пёсик ветер,
В хвостик кораблю?
На всём синем-синем свете
Я тебя люблю…
Из книги «Весна в большом городе», 2003
ВЫБРОСЬ ТЕЛЕВИЗОР НАФИГ
Парусная лодка на воде,
Парусная водка на беде,
Парус нарисован на руке,
Парус заколдован на песке,
Парус хлещет прямо о балкон,
Парус — заколдованный дракон,
И трамвай — под парусом летит,
Боцманская дудочка свистит:
Парус на компьютере моём…
Мы из паруса стихотворенье пьём,
Паруса растут через экран,
Кровь канатов из экранных ран,
Не телеантенна — шкот растёт,
И вперёд, вперёд, вперёд, вперёд…
ЛЮДИ И СОБАКИ
Когда погаснут городские знаки
И ночь натянет вечность-покрывало —
Меня там встретят люди и собаки,
И самолёт до Среднего Урала.
Чернее дна звезда моих печалей,
Темней воды руда и пламень дыма…
И люди, и собаки в чёрной дали,
И что ушло — уже неповторимо,
А почему — неведомо, не спрашивай! —
И люди, и собаки — в чёрной дали;
И духи, что писали буквы наши,
Читатели, кто нас не прочитали.
Из цикла «Давай никогда не ругаться», 2003
«Полковой барабан за окном закричал…»
* * *
Полковой барабан за окном закричал.
Я проснулся, и вспомнил, что тут полигон.
И маршрутный автобус меня вдаль умчал,
И раскаты разрывов летели вдогон.
Я не видел растёрзанной этой земли,
Она вся — за колючкой, куда мне — никак,
Но орудия где-то гремели вдали,
И я плакал, как водки напившись, дурак..
И мне снилось: кричит полковой барабан.
Не хочу я ни малой, ни белой войны,
Ни холодной войны… Я от запаха пьян —
Чёрных шин, встречных улиц, ручной тишины.
Я дорогу люблю. Я люблю этот цвет,
Что мне листьями стелется прямо в лицо,
Я люблю этот город, которого нет,
И индийские фильмы с хорошим концом.
«Осенью небо просторно…»
* * *
Осенью небо просторно.
Выйду кормить голубей.
Пахнет ли воздухом горным,
Пахнет ли духом людей?
Пахнет. И пахнет листвою,
Ближней холодной рекой…
Где не бывает покоя,
Там не знакомы с тоской.
Бегают автомобили
В город и дальше на юг.
Мы на окраине жили,
Плакали тут, милый друг.
Осенью счастье покорно
Ближним шагам до зимы.
Пахнет и городом чёрным,
Пахнет и запахом тьмы.
Пахнет седыми ночами,
Тихой холодной зимой…
Пахнет простыми домами.
Пододеяльною тьмой.
Веришь, что лучшее будет,
Или не веришь, — равно:
Осень, кормящая грудью, —
Бездна, раскрывшая дно.
Бездна раскрылась, и с бездны
С грязью арктических слёз
Вылезет сильный и честный,
И беспощадный мороз.
Пахнет летящим морозом.
Ближней холодной рекой.
Там, где кончаются слёзы,
Не наступает покой…
От редактора
В декабре 2008 совершенно неожиданно в качестве новогоднего подарка мне пришла бандероль из Екатеринбурга — книга Максима Акудинова «Стихи», изданная тиражом в 300 экземпляров издательством «ИГНЫПС», Екатеринбург, 2008 (Составители В. Тхоржевская, Е. Алиевская и М. Выходец). На книге в центре чёрной обложки ярко высвечивается окно поразительной красоты, и только приглядевшись, можно заметить, что оно всё обшарпано, а за ним открывается вид на замусоренный двор и покосившуюся кирпичную стену да маленький кусочек серого неба за неясными силуэтами деревьев. Открываю наугад:
Шаги по небу:
Легки физически,
а душе — страшно.
или:
Нарисовала мне карту.
Я по ней
заблудился в сердце.
или ещё:
художники
добрей
неправды
Несмотря на небольшой объём, — всего 148 страниц, — книга оказалась чрезвычайно ёмкой. Как указывается в кратком резюме в конце книги: «На сегодняшний день это наиболее полное (хотя на самом деле далеко не полное) собрание произведений автора».
Из содержательного предисловия можно узнать, что Максим Арикович Анкудинов родился 25 июня 1970, окончил Уральский политехнический институт, работал программистом. Поэт и переводчик, он выпустил несколько маленьких поэтических сборников («Лирика ветра», 1991, «Маленькая книга», 1994, «Парусное небо», 1996, «Тихое огорчение», 2002, «Пепел клоуна», 2002), печатался в антологиях «Самиздат века» и «Нестоличная литература», журналах и альманахах «Урал», «Солнечное сплетение», «Вавилон», а также в переводах на английский и итальянский. Анкудинов много переводил французскую поэзию XX века: Поля Элюара, Робера Десноса, Жоэ Буске, Франсиса Пикабиа и др., составил авторскую антологию, частично опубликованную в журнале «Урал». Анкудинов перевёл также книгу Ж.-Ф. Дюваля об Аллене Гинзберге. 3 декабря 2003 г. — пошёл вечером в магазин за продуктами и был насмерть сбит машиной. В 2003 посмертно вышла книга «Весна в большом городе», издательство «ИГНЫПС», Екатеринбург.
Я попросил составителя книги отобрать наиболее интересные и значительные стихи Анкудинова для «Викиливра». Посылая мне эту подборку, Виталина Тхоржевская писала: «В общем, даже по этой подборке виден генезис Максимова творчества: от «чистого наива» (там, кстати, за границами подборки, всякий панк-рок, хипповство и т.п.) — через авангард — к классической простоте. (Сомневаюсь, что он на ней остановился бы — живой, непоседливый был человек, не долбилось ему по одной клавише). Но так оборвалось. Ну, плюс, конечно, влияние французов, которых он любил-знал-переводил».
Вместе с читателями «Викиливра» хочу поблагодарить составителя за предоставленную нам возможность более полно ознакомиться с творчеством этого яркого и своеобразного поэта.
Это произведение опубликовано на Wikilivres.ru под лицензией Creative Commons и может быть воспроизведено при условии указания авторства и его некоммерческого использования без права создавать производные произведения на его основе.
и может быть воспроизведено при условии указания авторства и его некоммерческого использования без права создавать производные произведения на его основе.
