Записные книжки. Тетрадь III (1995)
Э. Денисов (начато 4. 10. 95)
1.
В преподавании сочинения главное указать ученикам дорогу, по которой нужно идти (правильное направление по дороге тоже). Остальное, если они хотят стать композиторами, они сделают сами, И нужно привить страсть к самообразованию. 3а Олю и Вадима я спокоен — они правильно идут и станут настоящими композиторами, Саше Филоненко мешает её наивность и невозможность самой разобраться в том материале, который на неё наваливается. Пока у неё нет никакой техники (а талант настоящий). Антона разъедает яд рефлексии[1].
2.
Я постепенно всё больше и больше отказываюсь от применения серии в своих сочинениях. Когда мне нужна «звуковая пыль», мне необходима организация этой «пыли» и отсутствие в ней всякого «центра» (опорной точки). Чем больше неповторяющихся нот, тем «пыль» становится более эффективной. Поэтому я прибегаю к двнадцатитоновости в её организации. Когда речь идёт о мелодическом начале, мне двенадцатитоновость, в принципе не нужна, т. к. она слишком часто вносит в мелодии ту неестественность (и надуманность), которая столь типична для «мелодий» Хиндемита, Шёнберга, Прокофьева, Шостаковича и др. Мой идеал всегда — Глинка, Шуберт и Моцарт. Мелодизм Чайковского иногда хорош, но он излишне сентиментален, банален и почти всегда несёт оттенок дурного вкуса. Я люблю музыку Чайковского, но она часто меня отталкивает.[2]3.
Нет никаких приёмов письма, которые «устарели». В руках настоящего композитора всё обретает иной смысл, всё становится необходимым, логичным и оправданным.[3]4.
Когда накладываются друг на друга варианты выразительных мелодическиих линий, вся ткань становится ещё более выразительной.[4]5.
Мой «мажор» (ррр) наполнен тем же тихим светом, что и мажор Шуберта.[5]6.
Сейчас многие, которые не любили Д. Шостаковича (а так же те, которых Шостакович презирал, — я знаю это от него, — как Щ… и Э…) спекулируют на его имени. Ш… пишет пьесу «памяти Шостаковича», а Э… и Щ… в своих ложных интервью откровенно врут, говоря, что Шостакович им предложил стать секретарями. Щ… он не просто не любил, а боялся и ненавидел, а к Э… он относился всегда с презрением («Бегает и всё высматритривает, что ухватить»).Про Щ… он мне несколько раз (в разное время) говорил: «Он — подлец», советуя не доверять ему и остерегаться. Сейчас слишком многие в России «очищают» себя враньём[6].
7.
В хорошей книге «Время убийц» Генри Миллер написал точные слова о Рембо и Ван-Гоге, проводя параллель между их жизнями: «Они жили как пугалы на плодородных полях нашей культуры»[7].8.
Тот мир, в котором я жил, лёжа без сознания почти два месяца в реанимации, был столь же реален, и столь же ирреален, как и тот мир, в который я вернулся. Я долго был в том мире, о котором я не хочу рассказывать и о котором я не могу писать[8].
Примечания
Записки публикуются по рукописи, предоставленной вдовой композитора Екатериной Олеговной Денисовой (урожд. Купровской). Частично опубл. в «Неизвестный Денисов. Из записных книжек (1980/81 — 1986 — 1995)». Публ. и сост. Валерии Ценовой. М.: Композитор, 1997. cc. 101—102.
- ↑ Опубл. в книге «Неизвестный Денисов», с. 101. Речь идёт об учениках Денисова его последних лет преподавания в Московской консерватории: Ольге Раевой, Вадиме Карасикове, Александре Филоненко, Антоне Сафронове.
- ↑ Опубл. в книге «Неизвестный Денисов», с. 101.
- ↑ Опубл. в книге «Неизвестный Денисов», с. 101.
- ↑ Опубл. в книге «Неизвестный Денисов», с. 101.
- ↑ Опубл. в книге «Неизвестный Денисов», с. 101. Ср. с другим высказыванием Денисова: «Я люблю музыку, которая несёт в себе солнце, воздух, свет <...> Музыка Шуберта обладает этой ынутренней красотой. Его произведения часто написаны в мажорных тональностях. Тем не менее его мажорные аккорды очень трагичны. В них есть что-то от этой вечной, божественной красоты <...>. Шубертовские мажорные аккорды не только чрезвычайно красивы. Они передают ощущение человека, его сердца, души, его внутренней чистоты. В своих последних сочинениях, большой фортепианной сонате B-dur, в экспромтах Шуберт, так же как и Брамс в своих последних Интермеццо, воспевал вечность искусства». (Приводится В. Ценовой по: John M/ Auf dem Wege zu einer neuen Geistigkeit? Requiem-Vertonungen in der Sowjetunion (1963-1988). — Berlin, 1996. — S. 168-169.
- ↑ Пропущено в книге «Неизвестный Денисов» В. Ценовой по этическим соображениям. По тем же соображениям имена трёх известных композиторов здесь заменены на первые буквы их фамилий.
- ↑ Опубл. в книге «Неизвестный Денисов», с. 101—102. В оригинале у Миллера: “They lived like scarecrows, amidst the abundant riches of our cultural worlds”. H. Miller: “The Time of the Assassins. A Study of Rimbaud” («Время убийц. Исследование Рембо») — New York, 1956. – H. 67. Денисов читал Генри Миллера (1891-1980) по-французски.
- ↑ Опубл. в книге «Неизвестный Денисов», с. 102. В этой последней записи из Записной книжки 1995 говорится о состоянии Денисова после автомобильной катастрофы 8 июля 1994, когда на Минском шоссе по дороге из Дома творчества композиторов «Руза» его машина столкнулась со встречной. Денисов был помещён в местную больницу, а затем перевезён в клинику МОНИКИ. Более 10 дней он находился в бессознательном состоянии со множественными переломами и внутренними разрывами. 20 июля Денисова на специальном самолёте переправили в военный госпиталь Бежен в Париже. (При составлении данных комментариев, редактор пользовался также примечаниями В. Ценовой — (DS)).
|
Данное произведение является собственностью своего правообладателя и представлено здесь исключительно в ознакомительных целях. Если правообладатель не согласен с публикацией, она будет удалена по первому требованию. / This work belongs to its legal owner and presented here for informational purposes only. If the owner does not agree with the publication, it will be removed upon request. |
