Вот все, что принести смогла (Дикинсон/Гаврилов)
| 26. Вот все, что принести смогла... , пер. Аркадий Георгиевич Гаврилов (1931—1990) |
 |
| Язык оригинала: английский. Название в оригинале: 26. It's all I have to bring today. — Дата создания: c. 1858 (перевод), опубл.: 1896 (перевод). Источник: http://coollib.com/b/221924/read#r108 |
1858
|
1858
|
Примечания
MANUSCRIPT: About 1858, in packet 82 (Bingham 14c).
PUBLICATION: Poems (1896), v.
Из дневника Аркадия Гаврилова:
4.10.1985. Э.Д. начала писать стихи — «как все». Но очень скоро ей это надоело. Мысль и страсть то и дело прорывали непрочную ткань предписываемой поэтическими приличиями формы.
Нашей поэзии не хватает серьезности — не наморщенного лба, а серьезного отношения к вечным темам, переживания этих тем как личной боли и личного недоумения. Словом, не хватает того, что есть в стихах Э.Д.
7.10.1985. Новаторство — это нарушение литературных приличий. Литературные нормы блюдутся не менее строго, чем нормы нравственности, и для того чтобы их преступить, нужны либо смелость, либо неведение.
11.10.1985. Переводятся мысль и чувство, переводится ритм речи, голос, его тембр, его интонации. Конечно, все это при помощи слов, но ту же мысль и то же чувство можно передать более чем одним определенным сочетанием слов. Как послание можно послать с разными гонцами (лишь бы они были честными).
15.10.1985. Переводы стихов на русский язык должны звучать не как переводы, не как русская речь со странным синтаксисом, а как русские стихи. То есть они должны восприниматься русским читателем так, как их воспринимают соотечественники переводимого поэта.
21.10.1985. Стихотворения Э.Д. бывают загадочны не только для русского переводчика, но и для американского читателя, даже для квалифицированного читателя-литературоведа.
23.10.1985. Материал переводчика — его собственный поэтический язык. Переводчик, не имеющий собственного языка, может взять любое слово, предлагаемое словарем. Такой перевод будет безличным, а значит — неживым. Стихотворение на чужом языке похоже на негатив портрета, в котором с трудом можно угадать черты личности поэта. Многое остается непонятным, пока не переведешь портрет с негатива на бумагу и не обработаешь отпечаток «химией» своей души. Сверхзадача русского переводчика английской поэзии — достичь того же воздействия с меньшим количеством средств (слов).
25.10.1985. В одном из самых первых стихотворений Эмили Дикинсон возникает мотив летнего луга с цветущим клевером и жужжанием пчел («Вот все, что принести смогла…», 1/26). Эта символика гармонической жизни на Земле, жизни, недоступной человеку, будет время от времени возникать в ее стихах на протяжении всего ее творческого пути. Тем резче — по контрасту — выделяется дисгармоничный внутренний мир лирической героини Э. Д. в стихах о смерти. Судя по этим стихам, Э. Д. очень хотела, но так и не смогла до конца поверить в собственное бессмертие. Надежда и отчаяние у нее постоянно чередуются. Что будет после смерти? Этот вопрос неотступно преследовал поэтессу. Отвечала она на него по-разному. Отвечала традиционно (как учили в детстве): «Спят кротко члены Воскресенья», то есть мертвые пока что спят, но потом, в свой срок, проснутся, воскреснут во плоти, как это уже продемонстрировал «первенец из мертвых», Иисус Христос. Они как бы члены акционерного общества «Воскресение», гарантирующего своим акционерам в качестве дивиденда на их капитал, то есть на их веру в Христа и добродетельную жизнь, пробуждение от смертного сна, воскресение. Но типично протестантская вера в справедливый обмен, выгодный обеим обменивающимся сторонам, не могла ни удовлетворить, ни утешить ее. Где обмен, там и обман. Успокаивала себя: «Ничуть не больно умереть…» (42/255). Надеялась, что смерть дарует свободу: «Тогда им не схватить меня!» (45/277). Почти верила, что Смерть «с Бессмертием на облучке» привезет ее «к Вечности» (99/712). Представляла, предвосхищая Кафку, Де Кирико и Инмара Бергмана, загробный мир в виде страшноватых «кварталов Тишины», где «ни суток, ни эпох», где «Время истекло» (135/1159). Гадала: «Что мне Бессмертие сулит… Тюрьму иль райский сад?» (189/1732). Восхищалась мужеством тех, кто не боится смерти, кто остается спокоен, «когда послышатся шаги и тихо скрипнет дверь» (192/1760), отворенная ее рукой. Ужасалась: «Хозяин! Некроман! Кто эти — там, внизу?» (17/115). И наконец находила еще один вариант ответа, самый, может быть, нежелательный. Но, будучи до жестокости честной по отношению к самой себе, поэтесса не могла оставить без рассмотрения и этот ответ: «И ничего потом» (46/280). Э. Д. ушла из жизни, так и не найдя для себя единственного, окончательного ответа на вопрос, что же все-таки будет с нею после смерти.
Вопрос остался открытым. Все ее надежды, сомнения, опасения, ужаса-ния и восхищения нам понятны и сто лет спустя. Мы ведь во всем похожи на великих поэтов. Кроме умения выразить себя с достаточной полнотой.
28.10.1985. Для адекватного восприятия стихов Э. Д. важно помнить, что многие из них она посылала в письмах к друзьям — ее единственным читателям при жизни, что эти стихи были как бы частью ее писем.
30.10.1985. Как здороваться, не снимая перчаток, так знакомиться с поэтом по переводам. И невежливо, и руки не чувствуешь — холодная она или теплая, сухая или влажная.
© Аркадий Георгиевич Гаврилов, перевод
|
Данное произведение является собственностью своего правообладателя и представлено здесь исключительно в ознакомительных целях. Если правообладатель не согласен с публикацией, она будет удалена по первому требованию. / This work belongs to its legal owner and presented here for informational purposes only. If the owner does not agree with the publication, it will be removed upon request. |
