1 Читатель, если ты в горах, бывало,
Бродил в тумане, глядя, словно крот,
Которому плева глаза застлала,
4 Припомни миг, когда опять начнёт
Редеть густой и влажный пар,— как хило
Шар солнца сквозь него сиянье льёт;
7 И ты поймёшь, каким вначале было,
Когда я вновь его увидел там,
К закату нисходившее светило.
9 Так, примеряясь к дружеским шагам
Учителя, я шёл редевшей тучей
К уже умершим под горой лучам.
13 Воображенье, чей порыв могучий
Подчас таков, что, кто им увлечён,
Не слышит рядом сотни труб гремучей,
16 В чём твой источник, раз не в чувстве он?
Тебя рождает некий свет небесный,
Сам или высшей волей источён.
19 Жестокость той, которая телесный
Сменила облик, певчей птицей став,
В моём уме вдавила след чудесный;
22 И тут мой дух, всего себя собрав
В самом себе, всё прочее отринул,
С тем, что вовне, общение прервав.
25 Затем в моё воображенье хлынул
Распятый, гордый обликом, злодей,
Чью душу гнев и в смерти не покинул.
28 Там был с Эсфирью верною своей
Великий Артаксеркс и благородный
Речами и делами Мардохей.
31 Когда же этот образ, с явью сходный,
Распался наподобье пузыря,
Лишившегося оболочки водной,—
34 В слезах предстала дева, говоря:
«Зачем, царица, горестной кончины
Ты захотела, гневом возгоря?
37 Ты умерла, чтоб не терять Лавины,—
И потеряла! Я подъемлю гнёт
Твоей, о мать, не чьей иной судьбины».
40 Как грёза сна, когда её прервёт
Волна в глаза ударившего света,
Трепещет миг, потом совсем умрёт,—
43 Так было сметено виденье это
В лицо моё ударившим лучом,
Намного ярче, чем сиянье лета.
46 Пока, очнувшись, я глядел кругом,
Я услыхал слова: «Здесь восхожденье»,
И я уже не думал о другом,
49 И волю охватило то стремленье
Скорей взглянуть, кто это говорил,
Которому предел — лишь утоленье.
52 Но как на солнце посмотреть нет сил,
И лик его в чрезмерном блеске тает,
Так точно здесь мой взгляд бессилен был.
55 «То божий дух, и нас он наставляет
Без нашей просьбы и от наших глаз
Своим же светом сам себя скрывает.
58 Как мы себя, так он лелеет нас;
Мы, чуя просьбу и нужду другого,
Уже готовим, злобствуя, отказ.
61 Направим шаг на звук такого зова;
Идём наверх, пока не умер день;
Нельзя всходить средь сумрака ночного».
64 Так молвил вождь, и мы вступили в тень
Высокой лестницы, свернув налево;
И я, взойдя на первую ступень,
67 Лицом почуял как бы взмах обвева;
«Beati,— чей-то голос возгласил,—
Pacifici, в ком нет дурного гнева!»
70 Уже к таким высотам уходил
Пред наступавшей ночью луч заката,
Что кое-где зажглись огни светил.
73 «О мощь моя, ты вся ушла куда-то!» —
Сказал я про себя, заметя вдруг,
Что сила ног томлением объята.
76 Мы были там, где, выйдя в новый круг,
Кончалась лестница, и здесь, у края,
Остановились, как доплывший струг.
79 Я начал вслушиваться, ожидая,
Не огласится ль звуком тишина;
Потом, лицо к поэту обращая:
82 «Скажи, какая,— я сказал,— вина
Здесь очищается, отец мой милый?
Твой скован шаг, но речь твоя вольна».
85 «Любви к добру, неполной и унылой,
Здесь придаётся мощность,— молвил тот.—
Здесь вялое весло бьёт с новой силой.
88 Пусть разум твой к словам моим прильнёт,
И будет мой урок немногословный
Тебе на отдыхе как добрый плод.
91 Мой сын, вся тварь, как и творец верховный,—
Так начал он,— ты это должен знать,
Полна любви, природной иль духовной.
94 Природная не может погрешать;
Вторая может целью ошибиться,
Не в меру скудной иль чрезмерной стать.
97 Пока она к высокому стремится,
А в низком за предел не перешла,
Дурным усладам нет причин родиться;
100 Но где она идет стезёю зла
Иль блага жаждет слишком или мало,
Там тварь завет творца не соблюла.
103 Отсюда ясно, что любовь — начало
Как всякого похвального плода,
Так и всего, за что карать пристало.
106 А так как взор любви склонён всегда
К тому всех прежде, кем она носима,
То неприязнь к себе вещам чужда.
109 И так как сущее неотделимо
От Первой сущности, она никак
Не может оказаться нелюбима.
112 Раз это верно, остаётся так:
Зло, как предмет любви, есть зло чужое,
И в вашем иле вид её трояк.
115 Иной надеется подняться вдвое,
Поправ соседа,— этот должен пасть,
И лишь тогда он будет жить в покое;
118 Иной боится славу, милость, власть
Утратить, если ближний вознесётся,
И неприязнь томит его, как страсть;
121 Иной же от обиды так зажжётся,
Что голоден, пока не отомстит,
И мыслями к чужой невзгоде рвётся.
124 И этой вот любви троякий вид
Оплакан там внизу; но есть другая,
Чей путь к добру — иной, чем надлежит.
127 Все смутно жаждут блага, сознавая,
Что мир души лишь в нём осуществим,
И все к нему стремятся, уповая.
130 Но если вас влечёт к общенью с ним
Лишь вялая любовь, то покаянных
Казнит вот этот круг, где мы стоим.
133 Ещё есть благо, полное обманных,
Пустых отрад, в котором нет того,
В чем плод и корень благ, для счастья данных.
136 Любовь, чресчур алкавшая его,
В трёх верхних кругах предаётся плачу;
Но в чем её тройное естество,
139 Я умолчу, чтоб ты решил задачу».
