МАЯКОВСКИЙ, Владимир Владимирович (1893—1930), крупнейший советский поэт эпохи Великой Октябрьской социалистич. революции. Родился в с. Багдади (Грузия) в семье лесничего. Обучался в гимназии, к-рую по недостатку средств не окончил. Детство М. протекало под сильным впечатлением событий революции 1905. Героическая борьба кавказских революционеров, жестокая эксплоатация трудящихся помещиками и капиталистами, произвол и насилие царских колонизаторов — все это формировало мировоззрение будущего поэта. В 1906, после смерти отца, М. вместе с семьей, оставшейся без средств к существованию, переехал в Москву. В 1908, принадлежа к партии большевиков, М. вел пропагандистскую работу в рабочих кружках. В 1908 и 1909 трижды арестовывался. По выходе из тюрьмы в 1910 поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. В 1912 познакомился с Д. Бурлюком и совместно с В. Хлебниковым, В. Каменским и А. Крученых принимает участие в организации группы футуристов. С этих пор деятельно участвовал во всех печатных и публичных выступлениях футуристов и вскоре стал лидером школы. Быстро разочаровавшись в Февральской буржуазно-демократической революции, Маяковский восторженно встретил Великую Октябрьскую социалистическую революцию и активно включился в борьбу за укрепление Советской власти. В 1919—21 работал в РОСТА над созданием революционного плаката. В 1923—25 редактировал журнал «Леф» (левый фронт искусства), возобновленный в 1927—28 под названием «Новый Леф». М. совершил ряд поездок за границу (по Зап. Европе и Америке) и в различные города СССР, где выступал с чтением своих стихов. В 1926—1929 усиленно работал в газетах «Известия ЦИК СССР и ВЦИК» и «Комсомольская правда». 14/IV 1930, находясь в депрессивном душевном состоянии, покончил самоубийством.
Свою литературную деятельность М. начал в рядах русских футуристов (или «кубофутуристов», группа «Гилея»), опубликовавших в 1912 свой первый манифест в программном сборнике «Пощечина общественному вкусу». В основе футуристич. бунта против всяческих художеств. традиций и канонов лежал протест против аристократического и салонно-изысканного буржуазного искусства периода реакции после 1905. Но нигилистическое отрицание буржуазной эстетики превращалось в отрицание «старого искусства» вообще. Футуристическая практика оказывалась заостренной в равной мере как против символизма и акмеизма, так и против реализма. Но если для футуризма в целом характерно чисто формалистич. новаторство как своеобразный симптом кризиса и распада деградирующей буржуазной культуры, то в творчестве М. с особой силой выразились бунтарски-протестующие демократии, тенденции. М. в сущности еще до Великой Октябрьской социалистической революции далеко перерастает рамки футуристической школы.
Первые печатные стихи М. (1912—13) еще ограничены узко формальными задачами. Урбанистические по теме, они представляют собой серию городских натюрмортов, построенных в согласии с принципом «сдвига» в футуристич. живописи («А вы могли бы», «Вывескам» и пр.), а иногда являлись просто экспериментами над необычными формами стиха и рифмовки («Утро», «Из улицы в улицу»). В творчестве М. этого времени еще сказывалось сильное влияние декадентской эстетики «уродливого» в духе творчества Бодлера и т. н. «проклятых поэтов» — А. Рембо, Корбьера и др., пропагандировавшихся Д. Бурлюком. Канонизация «запретных» лирических тем, демонстративное выдвижение грубых и цинически уродливых образов, иногда резко эротически окрашенных, — чрезвычайно характерны для раннего М. («Улица провалилась, как нос сифилитика», «Лысый фонарь сладострастно снимает с улицы черный чулок», «Ночь излюбилась похабна и пьяна» и т. п.). Но уже и в этих ранних стихах М. звучали ноты публицистич. обличения («Нате», «А все-таки»). Если большинство футуристов довольствовалось рамками узко литературного новаторства, то в творчестве М. этот футуристический бунт против «старья» диктовался ненавистью к капитализму, страстным протестом против господства сытых буржуа, против их быта, эстетики, морали, против мира торгашей и проституток, насилия и крови.
Тема города постепенно получает отчетливое социальное осмысление. М. создал выразительный образ «города-лепрозория», в к-ром с предельной резкостью подчёркнуты противоречия капиталистич. действительности, кричащие контрасты между «массомясой быкомордой оравой», жирным потоком заливающей кафе и театры, и жертвами города-спрута, городским «дном». «Я жирных с детства привык ненавидеть», — писал М. в поэме «Люблю». И поэт обрушивался на своего врага — тучного и самодовольного буржуа — рядом сатирич. стихотворений, печатавшихся в 1915—16 в журнале «Новый сатирикон» («Гимн судье», «Гимн обеду», «Надоело» и пр.).
Олицетворяя ненавистный мир буржуазной действительности в образе жирной и безликой туши, образе гротескном и «внечеловечном», М. подымает свой голос в защиту «человека», человеческой личности, задыхавшейся в «логове вельмож и банкиров», изуродованной и скованной капиталистич. строем. Уже в юношеской лирич. драме «Владимир Маяковский» (1913) намечена тема страдания человека, подавленного господством «бездушных вещей». Эта тема подымается до высот настоящей трагедии в поэмах М. «Облако в штанах» (1915), «Флейта-позвоночник» (1915). Личный и интимный сюжет приобретает социальное осмысление, любовная драма развертывается как трагический конфликт между большим, подлинно человеческим чувством и тупым, лживым моральным кодексом буржуазного общества. Отсюда — мотивы гнева и бунта, социально заостренного протеста, к-рыми разрешается любовный сюжет произведения. «Долой вашу любовь, долой ваше искусство, долой ваш строй, долой вашу религию — четыре крика четырех частей», писал впоследствии М. в предисловии к «Облаку в штанах». Патетическое единоборство протестующей личности с ненавистным миром капитализма ярче всего выражено в поэме «Человек» (1917). М. создает гимн «человеку», свободному, прекрасному и могучему, рожденному для счастья и творчества. Но «неодолимым врагом» человека высится «повелитель всего», хозяин «звенящего золотоворота франков, долларов, рублей», обуздавший умы «законом», сковавший сердце «цепями религии».
Этот гуманистический пафос позволил М. в годы первой мировой империалистич. войны, вопреки дружному
В. В. МАЯКОВСКИЙ.
На фоне „Окон сатиры Роста“. шовинистически-верноподданическому хору бурж. писателей, выступить с гневным обличением цинизма и ужасов международной бойни, организованной империалистич. государствами («Война и мир», 1916). — Общая направленность идейно-творческого развития Маяковского толкала его в сторону революции. Предчувствия и возвещения грядущей революции, мотивы бунта и мятежа преисполняют его дооктябрьское творчество. Но вместе с тем Маяковский этого периода еще далек от понимания конкретных путей революционной борьбы, далек от связи с борющимися массами, с пролетариатом и его партией. Выступая в роли защитника угнетенных и обездоленных, М., по существу, оставался на позициях индивидуальной борьбы, ибо то городское «дно», люмпенская улица, «тринадцатым апостолом» к-рой он себя называл, разумеется, никакой реальной силы собой не представляла. Индивидуалистическое бунтарство раннего М. объективно было лишено перспектив, и светлое социалистич. будущее рисовалось поэту лишь в плане отдаленной и фантастической утопии («Война и мир»). Поэтому страстное отрицание капитализма перемежалось настроениями глубокого пессимизма, тоски и одиночества, мятежная активность подчас уступала мотивам жертвенности, готовности собственным страданием искупить страдания человечества, все мироощущение поэта окрашивалось порой в тона трагич. надрыва.
Художественная система М. дооктябрьского периода определяется прежде всего его антикапиталистич. пафосом, его яростной борьбой против эстетизма, как против лживой маски, прикрывающей отвратительное лицо буржуазно-мещанского общества. Отсюда — решительная ломка поэтического словаря, демонстративное провозглашение прав «безъязыкой улицы», дразнящая грубость «плебейского» языка, противопоставленного изысканному «языку богов» буржуазной поэзии. Отсюда — ломка стихосложения, вытеснение музыкальной напевности или камерной приглушенности поэтической интонации громовым звучанием свободного тонического стиха, построенного на основе прозаического разговорно-ораторского синтаксиса. Самый образ поэта, утверждаемый М., — демократизированный и прозаически сниженный «крикогубый Заратустра» городских улиц и площадей — резко противостоит жречески возвышенному и аристократически замкнутому лирическому «я» бурж. поэзии. Но несмотря на эти демократич. и прогрессивные тенденции поэтики М., дореволюционное его творчество еще далеко от реализма. Метафорич. перегруженность и субъективизм образов, гротескность и гиперболизм, доходящий до космич. масштабов, интонация, поднятая до крика, — все это придает субъективно-экспрессионистич. окрашенность стилю раннего М.
Новый этап в творчестве М. начался после победы Великой Октябрьской социалистич. революции. Безоговорочно и восторженно приняв Великий Октябрь, М. раз навсегда связал себя с рабочим классом и Сов. властью. Революция положила конец внутренним противоречиям и метаниям поэта. Анархизм индивидуалистич. бунтарства скоро сменился сознательной и целеустремленной революцион. направленностью. Трагический надрыв дореволюционной поры уступил место оптимистическому пафосу борьбы и победы. Таковы знаменитые марши М. («Наш марш», «Левый марш»), «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче», и пр.
С первых же лет Великого Октября М. развернул борьбу за боевую политич. поэзию пролетариата. Правда, в его «Приказах по армии искусств» и особенно в ряде стихотворений, печатавшихся в газете ИЗО Наркомпроса «Искусство коммуны» («Радоваться рано», «Той стороне»), еще много пережитков футуристического нигилизма (третирование художественного наследства как музейного «старья», отождествление формальной «левизны» с содержанием революционного искусства). Но в основном это — яркие художественные манифесты революционной поэзии. Давняя борьба против буржуазного эстетизма осмысляется как борьба против реакционной аполитичности. Выбрасывая лозунг: «Товарищи, дайте новое искусство — такое, чтобы выволочь республику из грязи», М. утверждал основной принцип социалистич. поэзии: ее политич. действенность, органическую связь с интересами народа, подчиненность задачам революционной борьбы. Прямой реализацией этого лозунга явилась напряженнейшая двухгодичная работа М. над революционным плакатом «Окна сатиры РОСТА» (1919—21). «Пусть вспоминают лирики стишки, под которые влюблялись. Мы рады вспомнить строки, под которые Деникин бежал от Орла» — писал впоследствии М. в статье «Прошу слова». Пропаганда политич. лозунгов партии, подписи к плакатам-рисункам, высмеивающие Колчаков, Деникиных и Юденичей, бичевавшие дезертиров, шкурников и спекулянтов, звавшие на борьбу с голодом и разрухой, — таково содержание «ростинских» стихов. Считая высшим критерием художественного произведения революционную полезность и агитационную действенность, М. относился к своим агиткам РОСТА, как и к позднейшим аналогичным произведениям (стихотворная реклама для Моссельпрома, лозунги для профсоюзных, санитарных и других плакатов, агитстихи на тему об авиации, о крестьянском займе, кооперации и т. п., написанные в стиле народного лубка), со всей серьезностью, не отделяя их от «большого» искусства. Работа в РОСТА, поставив М. непосредственно перед многомиллионным массовым читателем, сыграла крупную роль в его борьбе за упрощение поэтического языка, за лаконичность и агитационную выразительность художественных форм.
К крупным произведениям, написанным М. в годы гражданской войны, относятся пьеса «Мистерия-Буфф» (1918, 2-й вариант в 1920) и поэма «150.000.000» (1920—21). Социалистическая революция, опрокидывающая буржуазный строй, — тема комедии «Мистерия-Буфф». Насыщенная злободневными политич. намеками, пьеса написана в плане острой социальной сатиры, высмеивающей представителей капиталистич. общества (купец, интеллигент, соглашатель и т. п.) и возвещающей завоевание трудящимися «страны обетованной» — страны коммунизма. Той же теме посвящена и поэма «150.000.000», задуманная М. как героический эпос революционной эпохи — «революций кровавая Илиада! Голодных годов Одиссея». Поэма проникнута пафосом массового восстания, «красной песни», которую запела «земли половина», революционной воли, «брошенной за последний предел». Барабанный грохот гражданской войны, призыв «рабов» к вооруженной борьбе, «залпом глоток гремящие гимны» — таковы лейтмотивы поэмы, отразившей несокрушимую волю рабочего класса к победе. В поэме «150.000.000», как и в других произведениях этих лет («Пятый Интернационал», 1922, «Прозаседавшиеся», 1922, и пр.), мастерство плакатно-агитационного образа достигло высокого развития. Предельное сгущение и преднамеренное схематизирование образа, гипербола и олицетворение абстрактных понятий как средство создания широких и символических обобщений, плакатная заостренность и подчеркнутость — все это повышало агитационную выразительность произведения. Именно в рамках этой художественной системы выработался и волевой, мужественный стих М., сохранивший от дореволюционного периода разговорную основу, но освободившийся от прежней интонационной изломанности и нервности. В соответствии с образом поэта — «трибуна» и «агитатора» — характерной особенностью поэзии М. становится ее «лозунговость», тяготение к экономному, агитационно-действенному стиху-лозунгу.
Но дальнейшее развитие принципов боевой политической поэзии привело Маяковского к пересмотру своего художественного метода. Борьба за искусство, органически связанное с интересами социалистич. революции, борьба за большое народное искусство необычайно обогащала идейное содержание творчества М., расширяла его тематику, связывала бесчисленными нитями с различными сторонами советской действительности. Эта насыщенность поэзии М. темами и проблемами конкретной действительности властно толкала поэта в сторону реализма. Метод плакатного гиперболизма при всей своей остроте и лапидарной выразительности оказывался недостаточным для того, чтобы охватить все многообразие жизни. Поэтому, начиная с 1923—24, реалистические тенденции в творчестве М. становятся основными и решающими.
Поэзия М. всегда была чужда поверхностного натурализма и бытовизма. Но, в отличие от стихов первых лет революции, когда та или иная тема действительности раскрывалась поэтом как абстрактная политич. тема, как обобщение (бюрократизм, капиталистич. строй), отвлеченное от живых людей, конкретных носителей данного явления, — в творчестве М. позднейшего периода усиливается интерес к человеку, к конкретному типическому образу. Если раньше М. выражал типическое содержание с помощью символизированных гипербол (стопятидесятимиллионный Иван и Вудро Вильсон из поэмы «150.000.000»), то в таких стихах, как «Рассказ литейщика Ивана Козырева…», «Помпадур», «Парижанка» и др., это же типическое содержание раскрывается в живых индивидуализированных образах рабочего, обюрократившегося самодура, женщины капиталистич. Запада и т. д. Реалистическая направленность позволила М. отойти от нарочитого схематизирования действительности, характерного для его стихов периода гражданской войны, обогатила множеством оттенков его палитру и тем самым чрезвычайно усилила художеств. убедительность и политич. действенность его образов. С этим связана и перестройка стилистич. средств М. Зрелый М. освобождается от неоправданной вычурности и затрудненности образов, добиваясь реалистич. простоты, четкости, смысловой насыщенности, борясь за искусство, доступное массовому читателю, не снижая при этом высокого уровня поэтич. мастерства. Метафора приобретает предметно-реалистич. обусловленность, становится художественным средством познания, осмысления реальной действительности. Стремление к реалистич. простоте внесло существенные изменения и в язык поэта. Отпадают излюбленные ранее синтаксические инверсии. Сокращается количество неологизмов. «Снижение» поэтич. лексики мотивируется вторжением словаря политики и публицистики, с одной стороны, демократизмом языковой культуры народных масс, от лица к-рых говорит поэт, — с другой.
Большую роль в творчестве М. сыграла его работа в газете, начавшаяся еще в 1922, но особенно интенсивная в 1926—29 («Известия», «Комсомольская правда»). Именно в газете расцвела замечательная сатира Маяковского, беспощадно разящая врагов социализма, выковался новый стихотворный жанр политич. фельетона, публицистически заостренного и тематически злободневного. Своей сатирой М. бичевал бюрократизм, взяточничество, протекционизм, трусливый и карьеристский подхалимаж, еще бытовавший в советской действительности («Протекция», «Взяточники», «Фабрика бюрократов», «Трус», «Столп», «Подлиза», «Служака»), разоблачал классовых врагов — буржуа и кулаков, вредителей и террористов («Буржуй-нуво», «Призыв», «Да или нет», «Вредитель», «Враги хлеба» и др.). С особой страстностью выступал Маяковский против отвратительного наследия старого мира, против обывательщины и мещанства («О дряни», «Любовь», «Даешь изящную жизнь», «Письмо к любимой Молчанова», «Пиво и социализм», «Ответ на мечту», «Маруся отравилась», «Сплетник» и др.). Для М. не было тем, «недостойных» поэзии. Он писал об испорченных мостовых и мелочах комсомольского быта, о Москвошвее и уличном движении. «Надо в каждой пылинке будить уметь большевистского пафоса медь», требовал он. И «большевистский пафос» его стихов расширял узкие рамки темы, возводил единичный факт на высоту широкого обобщения.
Прекрасным образцом такой поэзии широкого публицистического кругозора могут служить т. н. заграничные стихи М., явившиеся в результате его поездок по Зап. Европе и Америке (цикл стихов «Париж», 1924—25, «Стихи об Америке», 1925—26, и «Туда и обратно», 1928—29). В них нет безразличных, равнодушных описаний. Это — яркий, насыщенный страстью и гневом обвинительный акт капитализму:
Если ты |
С этим протестом М. против затхлого мира буржуазных отношений органически связана и его борьба за утверждение новых социалистических отношений. В сущности, М. с тем большей ненавистью обрушивался на пережитки мещанства в нашей действительности, чем отчетливей и ярче вырисовывался перед ним идеал нового человека, рожденного социалистической революцией, свободного и раскрепощенного, очищенного от грязи собственнического общества. Драматическое столкновение свободной и социалистически мыслящей личности со стихией косного и обывательского буржуазно-нэповского быта дано в поэме «Про это» (1923), отдельные мотивы которой перекликаются с дореволюционными поэмами М. «Человек» и «Облако в штанах». Но наиболее полное и сильное выражение тема социалистич. человека нашла в лирике М. Для него дело революционной борьбы, дело социализма было глубоко личным, «своим» делом. В противовес индивидуалистической, камерной буржуазной лирике он утвердил в советской литературе новую социалистич. лирику, предметом к-рой является не интимный внутренний мир уединенной личности, а переживания, объединяющие миллионные массы в их борьбе за лучшую, свободную жизнь. Пафос революционного долга, героика самоотверженной борьбы за коммунизм, интернациональная солидарность раскрепощенного человечества, всепобеждающая воля к тому, чтобы «переделать жизнь», «вырвать радость у грядущих дней», чувство «молодости мира», создаваемого Страной Советов, гордый патриотизм советского гражданина — таковы мотивы лирики Маяковского, с огромной силой и искренностью воплощенные им в ряде стихотворений («Товарищу Нетте», «Сергею Есенину», «Нашему юношеству», «Советский паспорт» и пр.). Маяковский не уставал призывать к революционной бдительности: «Товарищи, /помните: / между нами / орудует классовый враг!». Не забывая об опасности военной угрозы, он создал целую серию оборонных стихов и маршей, призывающих читателя быть готовым к отпору и разгрому любого врага, который дерзнет напасть на социалистическую родину («Марш-оборона», «Стихи-лозунги», «На Западе все спокойно» и пр.).
Особое место занимает цикл замечательных стихов о поэзии («Юбилейное», «Верлен и Сезан», «Разговор с фининспектором о поэзии», «Послание пролетарским поэтам», «Домой» и пр.). С необычайной лирической взволнованностью в них передано мироощущение поэта-бойца, не мыслящего себя вне революционной борьбы («Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо»), все свои силы отдающего великому делу пролетариата:
Я жизнь |
Борьба за большое социалистич. искусство выдвинула перед М. и большие темы широкого исторического охвата, синтезирующие опыт революционной борьбы и социалистического строительства. Этим темам посвящены его крупные поэмы «Владимир Ильич Ленин» (1924) и «Хорошо» (1927).
В поэме «Владимир Ильич Ленин» М. показал гигантский образ вождя социалистической революции, связав личность Ленина, его биографию с процессом и этапами развития пролетариата и созданной им партии. Голос первого паровика и стоны безработных, феодальное дворянство и пришедшая на смену ему молодая буржуазия, гнет капитализма, нарастающий ропот масс и рост мирового революционного движения — это исторические предпосылки появления великого вождя, самого «человечного человека», и этому посвящена первая часть поэмы. Далее поэт переходит к повествованию о жизни самого Ленина. Но и в этом случае он говорит не столько о личной биографии вождя, сколько о великом ленинском деле, которое поднимало миллионы трудящихся на борьбу за социализм.
Ленин в этой поэме живет и борется во главе партии и рабочего класса. Его жизнь неотделима от трудящихся масс. Вот почему художественный образ вождя, созданный М. в поэме, так волнует читателя, так близок и дорог ему. В другой талантливой поэме «Хорошо», написанной к 10-летию Великого Октября, М. поставил перед собой ту же задачу создания эпоса социалистической революции, что и в «150.000.000». Но эта эпическая тема раскрывается уже не в оголенно-политич. схемах, а в своем реально-историческом содержании. Петербург 1917 года, белогвардейцы в ресторане на Лиговке и взятие Зимнего дворца, врангелевская «солдатня» и разруха периода гражданской войны, коммунистич. субботники и печки-буржуйки, ливни демонстраций на Красной площади и витрины советских магазинов — все, великое и малое революционной эпохи, нашло себе место в поэме. Победа социалистической революции изображается М. как рождение социалистической родины. Убогому и эгоистически классовому содержанию буржуазного национализма М. противопоставил патриотизм советского гражданина, отстоявшего с оружием в руках свою родину, ставшую социалистическим отечеством трудящихся всего мира.
Последние годы своей жизни М. много внимания уделял драматургии. Кроме киносценариев («Дети», «Слон и спичка», «Любовь Шкафолюбова», «Декабрюхов и Октябрюхов» и пр., 1926—27), М. написал сценарий массового действия на тему о 1905 годе — «Москва горит» (1930) для московского госцирка и пьесы «Клоп» (1928) и «Баня» (1929). Написанные в комедийно-сатирич. плане, эти пьесы заострены против мещанства и бюрократизма. Сценические образы Пьера Скрипкина, «обывателиуса вульгарис» и «главначпупса» (главного начальника по управлению согласованием) Победоносикова развивают темы стихотворной сатиры М. Из литературного наследства М. следует также отметить ряд стихотворений для детей («Кем быть», 1929, «Что такое хорошо и что такое плохо», 1925) и статью «Как делать стихи» (1926), представляющую собой исключительный по ценности документ, раскрывающий творческую лабораторию художника-поэта.
Итог своей поэтической деятельности М. сам подвел в написанном незадолго до смерти вступлении к поэме «Во весь голос», наивысшем своем художественном достижении. Он создал поразительной мощи и выразительности образ «агитатора, горлана-главаря», мужественного и сурового борца, производящего смотр своим «поверх зубов вооруженным» поэтическим войскам. Все творчество М. было поистине грозным оружием в борьбе трудящихся с врагами социализма. И поэт-революционер имел полное право заявить в поэме:
Явившись |
Поэзия М. имеет большое интернациональное значение. Его произведения переведены на многие языки народов СССР и на многие иностранные языки. Творчество М. оказало огромное влияние на рост и развитие революционной художественной литературы за рубежом.
Враги социалистич. искусства неоднократно пытались дискредитировать М., якобы «снизившего» высокое искусство до уровня тенденциозной агитки, объявляя его творчество устаревшим и отжившим. Смысл подобных заявлений ясен: выключить М. из литературной современности, лишить советскую литературу ее революционной страстности и непримиримости, обезоружив ее в борьбе с классовым врагом. Эти попытки оказались безуспешными. «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям — преступление» (Сталин). Литературное наследство М. — это могучее орудие в деле коммунистического воспитания масс, это еще не превзойденная по своей художественной силе поэтическая пропаганда идей социализма.
Соч. М.: [Собрание сочинений], т. I—X, М.—Л., 1928—33; Полное собрание сочинений, т. I—XII, М., 1935—37; Собрание сочинений в одном томе, М., 1936; Собрание соч. в 4 тт., М., 1936 (см. предисл.: Луппол И., Владимир Маяковский).
Лит.: Луначарский А., Вл. Маяковский — новатор, «Литература и искусство», М., 1931, № 5—6; Асеев Н., Работа Маяковского [О творческом методе поэта], «Новый мир», М., 1931, № 4; Тагер Е., О лирическом стиле Маяковского, «Красная новь», М., 1935, № 7; Сурков А., Владимир Маяковский [Творческий путь поэта], «Литературная учеба», М., 1936, № 4; Перцов В., Личность и социалистическое дело, «Октябрь», M., 1937, № 8—9—10.
