ЛЕРМОНТОВ, Михаил Юрьевич (1814—41), великий русский поэт. Родился 3/X 1814 в Москве. Отец поэта принадлежал к обедневшему, захудалому дворянскому роду. Мать поэта Мария Михайловна Арсеньева происходила из богатой и родовитой дворянской семьи Столыпиных. Детство Л. провел в имении бабушки Е. А. Арсеньевой, в помещичьей усадьбе Тарханы, Чембарского уезда, Пензенской губ., куда семья переехала в конце 1814. Е. А. Арсеньева горячо любила внука и до конца жизни неусыпно заботилась о нем. Л. рос болезненным ребенком, поэтому бабушка летом 1825 возила его на Кавказ для лечения водами. Это первое знакомство с Кавказом оставило у Л. неизгладимое впечатление. В семье Е. А. Арсеньевой Л. слышал о событиях и участниках восстания 14 декабря 1825. Возможно, он знал стихи Рылеева, посвященные брату бабушки А. А. Столыпину. Другой ее брат — Д. А. Столыпин — был другом Пестеля.
В 1827 Лермонтов переехал в Москву, а в 1828 был принят в 4-й класс Благородного пансиона при Московском университете. Л. в совершенстве владел иностранными языками и рано пристрастился к чтению. В Благородном пансионе, где он учился, живы были литературные интересы, издавались рукописные ученические журналы, в к-рых Л. участвовал. По его собственному признанию, он начал «марать» стихи в 1828, четырнадцати лет. Отроческо-юношеское творчество Л. свидетельствует о прекрасном знании им лучшей передовой литературы: Пушкина, Рылеева, Шиллера, Шекспира, Лессинга, Байрона. С Байроном поэт был, по словам друзей юности, «неразлучен». Весной 1830 Л. окончил пансион. Лето провел в Середникове — подмосковном имении Столыпиных. Здесь домашний учитель Столыпиных — семинарист А. Орлов — знакомил поэта с русской историей, восстанием декабристов, народным творчеством и запрещенными, ходившими по рукам стихами Пушкина и Рылеева. Все это нашло отражение в творчестве Л. Поэт отзывается на события июльской революций 1830 во Франции приветственными стихами.
Осенью 1830 Л. поступил в Московский университет. Курсы, читавшиеся там реакционными профессорами по устаревшим пособиям, не могли его удовлетворить. С товарищами Л. не сходился, держался замкнуто, отчужденно. Но «университет сделал свое дело». Лермонтов участвовал в так наз. «маловской истории» — студенческой обструкции грубому и невежественному профессору Малову. Столкновения с профессорами привели к тому, что Л. было предложено остаться на второй год на том же курсе. Он отказался. В августе 1832 Л. переехал в Петербург, но поступить в Петербургский ун-т с зачетом года пребывания в Московском ун-те ему не удалось. Л. поступил в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Смерть отца и переезд в Петербург завершают юношеский период жизни и творчества Лермонтова. За четыре года — с 1828 по 1832 — Лермонтов написал около трехсот лирических стихотворений, семнадцать поэм, три драмы и незаконченный роман «Вадим».
«Страшные», по словам самого поэта, годы, проведенные им в юнкерской школе (1833—1834), дают резкое снижение творческой продукции Лермонтова. После окончания юнкерской школы (в ноябре 1834 Л. был произведен в корнеты лейб-гвардии гусарского полка) поэт возвращается к серьезному и напряженному творчеству. Ни юнкерская школа с ее невежеством, бессмысленной «маршировкой» и «парадировкой», ни растлевающая светская среда, окружавшая поэта после окончания школы, не угасили в нем творческого духа, свободолюбивых политических и социальных стремлений. Они сказались в «Умирающем гладиаторе», «Боярине Орше» (1835—36), «Маскараде» (1835). Эту пьесу драматич. цензура при III отделении к постановке не разрешила. 28/I 1837 до Л., тогда больного, дошла весть о смертельном ранении Пушкина. Потрясенный этим трагическим известием, Л. в тот же день написал первые 56 строк стихотворения «Смерть поэта», а позднее — 16 заключительных строк, звучавших как обвинительный приговор царю и аристократии. Оно тотчас же получило самое широкое распространение: в тысячах экземпляров оно ходило в списках по рукам и, по воспоминаниям современников, имело громадное общественное значение. В. В. Стасов рассказывает: «Проникшее к нам тотчас же, как и всюду тайком, в рукописи, стихотворение Лермонтова „На смерть Пушкина“ глубоко взволновало нас... Навряд ли когда-нибудь еще в России стихи производили такое громадное и повсеместное впечатление». — С надписью «Воззвание к революции» эти стихи были посланы Николаю I. Л. был арестован и дважды допрошен. Возникло «дело о непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермонтовым». В феврале 1837 Л. приказом царя был переведен в Нижегородский драгунский полк; это значило, что поэт, подобно многим декабристам, ссылался в действующую на Кавказе армию. Благодаря хлопотам Е. А. Арсеньевой, в октябре 1837 Л. был переведен в Гродненский гусарский полк, стоявший в Новгороде, а затем в апреле 1838 возвращен в Петербург в прежний Гусарский полк (Царское Село). Стихотворение «Смерть поэта» — веха крупнейшего значения в творческом пути Л. Арест и ссылка вырвали Л. из мертвящего «света»; на Кавказе он познакомился с Белинским, с декабристами, подружился с поэтом-декабристом А. И. Одоевским. Участие в общественной жизни дало то, что не могли дать годы уединенных размышлений и благородных мечтаний. В реальном столкновении с «палачами» «Свободы, Гения» развивалось политическое сознание; глубже, трезвей и зорче вглядывался поэт в действительность. За 1837—40 гг. (до второй ссылки) им были написаны поэмы: «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», «Тамбовская казначейша», «Беглец», «Сашка», «Сказка для детей», «Мцыри», дана глубокая обработка «Демону», написан «Герой нашего времени»; из лирических стихотворений написаны такие классич. произведения гражданской политич. лирики, как «Кинжал», «Дума», «Поэт».
Л. вышел на широкий творческий путь. Завязались знакомства с писателями, поэтами, литераторами: В. Одоевским, Жуковским, Вяземским, И. Тургеневым, Панаевым, Краевским и др. Л. посещает литературные салоны Карамзиных, А. О. Смирновой, поэтессы Растопчиной. В эти годы он начинает печатать свои произведения. Первое печатное произведение Л. «Хаджи-Абрек» (1835, «Библиотека для чтения») увидело свет против воли автора. Сам поэт из всего того, что было написано почти за десять лет — с 1828 по 1836, — напечатал только «Ангела». С такой исключительной беспримерной строгостью относился Л. к своему творчеству. Он был поистине «взыскательным художником» и вступил в литературу, дав сразу зрелые, художественно совершенные произведения: «Бородино» (1837), «Песня про купца Калашникова» (1838).
В феврале 1840 Л. дрался на дуэли с сыном французского посланника Барантом, был арестован и предан военному суду. В ордонансгаузе (место заключения) арестованного поэта посетил Белинский, к-рый писал об этом свидании: «Недавно был я у него в заточении и в первый раз поразговорился с ним от души. Глубокий и могучий дух!.. Я с ним спорил, и мне отрадно было видеть в его рассудочном, охлажденном и озлобленном взгляде на жизнь и людей семена глубокой веры в достоинство того и другого!». — Военно-судебное дело о дуэли с Барантом закончилось приказом царя о переводе Л. в Тенгинский пехотный полк; Л. вновь ссылался на Кавказ в действующую армию. В июне 1840 он участвовал в экспедиции против чеченцев, в сражении при Валерике, в походе в Малую Чечню. Лермонтов удивлял всех своей отчаянной храбростью и даже был представлен начальством к награде, но, по наблюдениям сослуживцев, пренебрежительно относился к службе и карьере на военном поприще. В январе 1841 Л. получил отпуск и в начале февраля приехал в Петербург, где был горячо принят как автор «Героя нашего времени» и сборника «Стихотворений» (1841). Л. стремился как можно дольше остаться в Петербурге и ходатайствовал об отставке, чтобы целиком отдаться литературному труду. В отставке Л. было отказано, он получил приказание оставить столицу в двадцать четыре часа. В конце апреля 1841 Л. выехал из Петербурга. По дороге в отряд он задержался в Пятигорске. Здесь и произошло столкновение Л. с Мартыновым, закончившееся дуэлью и смертью поэта. Есть основание думать, что дуэль Лермонтова, как и Пушкина, была организована с целью убить поэта. Дуэль состоялась 15/VII в 7 час. вечера у подножия горы Машук. Лермонтов был убит наповал. 17/VII Л. был похоронен в Пятигорске. В апреле 1842 прах поэта перевезли в Тарханы. По словам князя Васильчикова, Л. «при дворе считали вредным, неблагонамеренным... и когда его убили, то одна высокопоставленная особа (повидимому, Николай I) изволила выразиться: „Туда ему и дорога“ (по другим сведениям, Николай сказал: „Собаке — собачья смерть“). Все петербургское великосветское общество, махнув рукой, повторило это слово». Л., как и Пушкин, пал жертвой царизма.
Великое литературное наследство Лермонтова — результат 12—13 лет сознательной жизни и работы, протекавших в условиях жестокой, гнетущей реакции, наступившей после разгрома декабристского движения. Герцен — современник Лермонтова — писал об этом «ужасающем десятилетии»: «Шутить либерализмом было опасно, играть в заговоры не могло притти в голову. За одну дурно скрытую слезу о Польше, за одно смело сказанное слово — годы ссылки, белого ремня, а иногда и каземат. Потому-то и важно, что слова эти говорились, что слезы эти лились...». Убить человеческую мысль, задушить протест, заглушить ненависть к деспотизму не мог и Николай Палкин. «Деятельность, скрытая снаружи, закипала, таясь внутри». Выражением этой деятельности была мятежная и скорбная поэзия Лермонтова. Герцен, а вслед за ним в наше время А. В. Луначарский правильно указали на связь Л. с декабристами. Л. был сыном декабризма, наследником и продолжателем литературного дела Рылеева и Пушкина. В его время литература была почти единственным источником революционных идей, и Л. жадно усваивал эти идеи. Влияние Пушкина и Рылеева, Шиллера и Байрона играло большую роль в развитии мировоззрения и творчества поэта. Но Л. не был подражателем. Его взрастила русская жизнь, а не иноземные влияния.
Юношеское творчество Лермонтова представляет собой замечательный пример напряженного и вместе с тем легкого художественного труда. Поэт легко и свободно выражал в слове свои мысли и чувства. То была, говоря его словами, «страшная жажда песнопения». Юный Л. пробует свои силы в различных литературных родах и жанрах. Он писал лирич. стихотворения, поэмы, драмы, прозу. Буржуазные историки литературы (например Овсянико-Куликовский) рассматривали Лермонтова-лирика как поэта-субъективиста, который был «полон и болен собой». Нет ничего ошибочней этого взгляда. Лермонтов не убегал от действительности, напротив, он полон жажды реально деятельной жизни и борьбы; перед ним родина, «где стонет человек от рабства и цепей», и он негодует, обличает, мыслит о родине и о себе, дает открытые прямые оценки окружающего. — Субъективизм юношеской лирики Лермонтова — одно из выражений его индивидуализма, выраставшего на основе прогрессивных общественных стремлений. Мучительно одиночество Л., но он постоянно подчеркивает гордую силу этого обособления «я» от общества «важных шутов» и «перед властью презренных рабов». Лермонтовский индивидуализм был формой утверждения личности, ее права быть «судьей и гражданином». Сам поэт был ярчайшей индивидуальностью. Белинский писал о нем в письме к Боткину: «Глубокий и могучий дух... Каждое его слово — он сам, вся его натура — во всей глубине и целости своей». Белинский, которому принадлежит самое верное и тонкое истолкование творчества Лермонтова, говорил о богатом содержании его поэзии, «добытом со дна глубочайшей и могущественной натуры». Великим достижением Л. является то, что в предсмертные годы он с гениальной интуицией обнажил порочность индивидуализма («Герой нашего времени», 1840) и пошел к народу («Родина», 1841).
Поэзия Л. свободолюбива, в основе ее лежит действенное отношение к миру. «Мне нужно действовать», — писал он о себе в стихотворении «1831 года июня 11 дня». «Я каждый день бессмертным сделать бы желал». «Деятельная и пылкая душа», «деятельный ум», «пылкий и суровый нрав», «под ношей бытия не устает и не хладеет гордая душа», «я чувствую, судьба не умертвит во мне возросший деятельный гений» — вот наиболее устойчивые, часто повторяющиеся определения, которые проходят через все признания и автопортреты поэта. «Так жизнь скучна, когда боренья нет!», — восклицал он. Эта жажда подвига, реальной великой деятельности при исторической и социальной невозможности ее осуществить породила ту глубокую неудовлетворенность, грусть и скорбь, тоску и томление, которыми наполнена поэзия Лермонтова.
М. Ю. ЛЕРМОНТОВ.
Историческая судьба Л. была трагичной, и он сознавал это. Предчувствие безвременной гибели, «позорной» смерти «на плахе» преследовало Л. с отроческих лет. С удивительной для пятнадцатилетнего мальчика прозорливостью Л. писал в «Монологе» (1829): «К чему глубокие познанья, жажда славы, талант и пылкая любовь свободы, когда мы их употребить не можем?.. Душно кажется на родине, и сердцу тяжко, и душа тоскует... Средь бурь пустых томится юность наша...». Это первый набросок «Думы» и «Героя нашего времени». В 1830 им написано стихотворение: «Настанет день, — и миром осужденный, чужой в родном краю, на месте казни гордый, хоть презренный, я кончу жизнь мою». Этот мотив, усиливаясь, повторяется в стихотворениях: «Когда твой друг с пророческой тоскою» (1830), «Не смейся над моей пророческой тоскою» (1837), завершаясь предсмертным, поистине пророческим «Сном». — Но мука томления в деспотической монархии, «в царстве мглы и произвола» не сломила Лермонтова. Его гордое страдание чуждо смирения. Стремление к свободе не всегда выражалось у Лермонтова в отчетливых политических требованиях, но вырастало на основе всегда непримиримого и решительного отрицания крепостнической действительности.
Через всю лирику Л. проходит тема обличения. Детской рукой написаны строки: «Но свет чего не уничтожит, что благородное снесет? Какую душу не сожжет, и чьих не обольстит очей нарядной маскою своей?» (1830). И рука зрелого мастера писала тяжело гневные строки: «Как часто, пестрою толпою окружен, когда передо мной, как будто бы сквозь сон, при шуме музыки и пляски, при диком шопоте затверженных речей, мелькают образа бездушные людей, приличьем стянутые маски...» (1840). Л. видел, что покров благопристойности, нарядная, приличная маска скрывает пустое сердце, малодушие «пред властью презренных рабов». И он стремился сорвать маски, обнажить мерзость, стремился к глубоко правдивому показу господ жизни. В драме «Маскарад» Лермонтов показал аристократических шулеров, клеветников, интриганов, бездушных себялюбцев. Не случайно Бенкендорф запретил постановку этой драмы на сцене. В «Смерти поэта» (1837) сорвана маска с убийц Пушкина, дан сатирический образ Дантеса; в «Думе» (1838) обличение достигает силы глубокого исторического обобщения. В юношеских драмах: «Menschen und Leidenschaften», «Странный человек» (1830—31), в реалистических строфах «Сашки» (1839) и «Тамбовской казначейши» (1838) Лермонтов выступает художником-реалистом и обличителем. «Дайте волю, волю, волю, и не нужно счастья мне...». В этих простых словах — биение сердца лермонтовской поэзии. Лермонтов называл свободу интимно-нежными словами, и величаво-патетически звучала его речь, когда он говорил о ней. В одном из первых своих стихотворений Л. называет себя «свободы друг». Он писал о своей отчизне: «там стонет человек от рабства и цепей» («Жалобы турка», 1830). Он сочувствовал борьбе кавказских народов за независимость («Кавказ», «Кавказу», 1830), приветствовал июльскую революцию 1830 года во Франции («10-ое июля 1830 г.», «30 июля 1830 г.») и к сосланным декабристам обращался со словами привета («Новгород», 1830). Для юноши Л., как и для декабристов, характерен интерес к родной старине, в частности к истории Новгородской вольности. «Приветствую тебя, воинственных славян святая колыбель», — писал Лермонтов о Новгороде.
В стихотворениях «Песнь Барда», «Могила бойца», «Баллада» (1830) и других Л. воспевал борьбу за свободу родного края. В его поэзии сливаются воедино отчизнолюбие и свободолюбие. Лермонтовская лирика любви к природе овеяна и пронизана все тем же стремлением к свободе. Л. чужд эстетико-созерцательному отношению к природе. Он воспевал грозу и бурю как воплощение своих мятежных чаяний. Иногда это блещущее живыми красками реальное описание природы, иногда это отвлеченный романтический образ («Крест на скале», 1830; «Парус», 1832; «Я жить хочу, хочу печали», 1832, и др.; строфы «Измаила-бея», 1832; «Боярина Орши», 1835—36; «Мцыри», 1840). Вдохновенные слова «Мцыри» о «дружбе краткой, но живой меж бурным сердцем и грозой...» как нельзя лучше раскрывают содержание и смысл образов грозы и бури у Лермонтова.
Для мировоззрения и творчества Л. характерна антитеза человека и природы; наиболее полно она раскрыта в его поэмах и в «Герое нашего времени». Но и в лирике Лермонтова одним из ее мотивов является противопоставление «жалкого», изуродованного обществом человека величаво прекрасной природе. В послании «Я к вам пишу, случайно, право», часто называемом «Валерик», Л. описал один из эпизодов войны на Кавказе. Это — простая, сурово правдивая картина братоубийственной резни, изображение царской войны в крови, страданиях и смерти — протест против насилия и общества, обрекающего своих сынов на бессмысленную гибель. Свой рассказ Лермонтов заканчивает пейзажем гордо спокойных гор и восклицает: «Жалкий человек! Чего он хочет... Небо ясно, под небом места много всем, но беспрестанно и напрасно один враждует он — зачем?». Война, в которой несовершенство социального мира выражено в самой резкой форме, заставляет поэта противопоставить «жалкого» человека природе, живущей согласно «естественным» законам. Антитеза человека и природы рождается так же, как выражение прогрессивных общественных стремлений поэта.
Л. — поэт мысли. У него не было, вернее он не успел выработать, законченного мировоззрения, но в его творчестве поставлены основные философские и социальные вопросы того времени: о земле и потустороннем мире, о человеке и боге, человеке и природе, личности и обществе. Это свойство творчества Л. высоко ценили Белинский и Герцен. Белинский говорил о Л., как о сыне своего века, «века сознания, философствующего духа, размышления». Герцен писал о Л.: «Мужественная, грустная мысль никогда не покидала его чела, она пробивается во всех его стихотворениях. То была не отвлеченная мысль, стремившаяся украситься цветами поэзии. Нет, размышления Лермонтова — это его поэзия, его мучение, его сила». Так верно и тонко определил Герцен полное слияние в лиризме Л. чувства и мысли. В рассуждениях «Думы» клокочет «негодованье, возмущенье» поэта. В элегии «И скучно, и грустно...» грусть сплетается с пессимистическими обобщениями мысли. Юношеская лирика Л. богата размышлениями. Он говорит, что «вере теплой опыт хладный противоречит каждый миг», что «познание и творчество несовместимо с верой в бога». В стихотворении «Молитва» (1829) Л. пишет: «От страшной жажды песнопенья пускай, творец, освобожусь, тогда на тесный путь спасенья к тебе я снова обращусь».
Буржуазные историки литературы нередко представляли Лермонтова религиозным поэтом как автора «Ангела» (1831), «Молитвы» (1839), но Л. — автор пьесы «Испанцы» (1830) с ее протестом против религиозного гнета, насилия и лицемерия церкви, Л. — автор сатиры «Пир Асмодея» (1831), в которой высмеян загробный мир с его чертями, живущими по образу и подобию царей земных и их придворных. В «Вадиме» (1832) и «Боярине Орше» (1835—36) в неприглядном свете показаны монахи. — Немецкий поэт Ф. Боденштедт, переводчик Л., лично его знавший, писал о нем: «Неопределенные, заоблачные сны, фантазии были ему совершенно чужды, куда ни обращал он глаза — к небу или к аду, он всегда отыскивал прежде твердую точку опоры на земле». Порой бессильный перед действительностью, Л. уходил в мир «иной», сотворенный, как он говорил, воображением. Это противоречие в ранней поэзии Л. — неизбежный результат всех тех же общественных условий «ужасающего десятилетия». Но поэт не оставался в воздушных замках, созданных праздным вымыслом; он сам же их разрушал. Л. противопоставлял землю потустороннему миру — небу; то была юношески наивная форма осознания мучительного разлада между мрачной действительностью и благородными идеалами тех борцов и поэтов, чье благотворное влияние направило путь Лермонтова. В зрелой лирике нет противопоставления земли и неба, а в юношеской поэзии мы читаем: «Люблю мучения земли», «мне милей страдания земные», «Я не пленен небесной красотой, но я ищу земного упоенья». Демон говорит Тамаре: «Я позавидовал невольно неполной радости земной... В бескровном сердце луч надежды опять затеплила земля». Надмирность, воспаренность юношеской поэзии Лермонтова, часто встречающиеся образы ангелов, неба, звезд — это выражение смутных, идеальных стремлений, порывов, а не религиозного чувства. «В годину мрака и печали» Л. не искал спасения ни в боге, ни в мистике, ни в так называемом чистом искусстве. Вся его поэзия — «с небом гордая вражда».
Стихи «Смерть поэта» (1837) были подготовлены всем предшествующим творчеством Л. и были законченным выражением глубокой связи, к-рая существовала между создателем новой рус. литературы Пушкиным и его молодым учеником. Пригвождая к позорному столбу палачей свободы, гения, Л. продолжал лучшие традиции пушкинской поэзии. Стихотворение «Смерть поэта» имело такое же громадное общественное значение, как и гражданская политическая лирика Пушкина: «Вольность», «К Чаадаеву», «Деревня», «Кинжал». Л. берет пушкинский образ кинжала и насыщает его новым содержанием. Лермонтовский кинжал «на грозный бой точил черкес свободный». На сравнении с кинжалом построено стихотворение Л. «Поэт» — проповедь боевой гражданской поэзии, нужной «толпе» — народу. Так в лирике Л. возродились и развились политич. образы пушкинской поэзии, и слились воедино традиции Пушкина и Рылеева. Стихотворение «Журналист, читатель и писатель», навеянное пушкинским «Разговором книгопродавца с поэтом», — это программа творчества, в которой требование служения общественному делу сочетается с требованием реализма. Для Л. поэт — народный трибун и неумолимый судья. Таким судьей Л. выступил в «Думе». Осознавая историческую трагедию своего поколения/ он не прощал его общественного бессилия и осудил тех, кто стоял в стороне от битвы. «Дума» близка «Философическому письму» Чаадаева. Белинский говорил, что стихотворение «Дума» писано кровью, и правильно отметил в нем черты саморазоблачения: «Кто из людей нового поколения не найдет в нем разгадки собственного уныния», — писал он. Возвышаясь до самопознания, правильного понимания своего общественного положения, Лермонтов создал произведение большого исторического обобщения. От «Думы» тянутся нити к «Герою нашего времени». «Дума» и «Герой нашего времени» знаменовали новое восхождение в творческом пути Лермонтова. Осудив общественную двойственность и пассивность, обнажив порочность индивидуализма, Л. подошел к народу. В 1841 им написана «Родина», стихотворение, о котором Добролюбов говорил: «Лермонтов, умевший рано постичь недостатки современного общества, умел понять и то, что спасение этого ложного пути только в народе. Доказательством служит его удивительное стихотворение „Родина“, в котором он становится решительно выше всех предрассудков патриотизма и понимает любовь к отечеству истинно, свято и разумно».
Темы лирики развиты Лермонтовым в его поэмах. Первые поэмы Лермонтова: «Черкесы», «Кавказский пленник», «Корсар» (1828), «Преступник», «Два брата», «Две невольницы» (1829—1830). Это — ученические упражнения Лермонтова по образцам Пушкина. «Олег» (1829) написан в стиле рылеевских «Дум». Следуя Княжнину, Пушкину и Рылееву, Лермонтов пишет поэму «Последний сын вольности» (1830), в которой воспевает легендарного героя Новгородской республики — Вадима. Как у Рылеева и Пушкина, Вадим выступает глашатаем народной свободы. Цикл поэм посвящен Кавказу. Л. интересует жизнь страны, в которой кипит борьба за независимость. Его юному воображению горцы рисуются людьми сильной воли и пламенных страстей. Поэт разрабатывает тему мести, сплетающуюся с темой мятежа, и резкими, яркими чертами, хотя упрощенно, намечает образ цельной натуры, сильной личности. На этом концентрируется внимание молодого романтика («Калы», 1831; «Аул Бастунджи», 1831; «Хаджи-Абрек» 1834—35). Величественные горные пейзажи описание грозы и бури гармонируют у Лермонтова с образами вольнолюбивых людей, о которых поэт говорит: «Им бог — свобода, их закон — война». Лермонтов видел, «что позор цепей» нес царизм кавказским народам. В «Измаиле-бее» он дал ряд смелых по тому времени зарисовок царской войны: «Горят аулы, нет у них защиты... Как хищный зверь в смиренную обитель врывается штыками победитель; он убивает старцев и детей, невинных дев и юных матерей/ ласкает он кровавою рукой». Глубокое проникновение в психологию борющихся народов Кавказа создало «Беглеца» (1839) и «Мцыри» (1840). «Беглеца» Л. не случайно назвал горской легендой. Поэма отразила ненависть народа к поработителям и по духу и стилю близка к горским народным сказаниям. Мцыри — самый сильный, правдивый, живой образ в галлерее тех мятежников и протестантов, к-рые знают «одной лишь думы власть, одну, — но пламенную страсть», — страсть свободы. Первой значительной в художественном отношении и самостоятельной поэмой о протестанте была «Исповедь» (1830). Это — лирический монолог. Едва намечен сюжет, нет развития действия, нет изображения обстановки. Но с такой страстью и убежденностью звучит в предсмертном слове пленника монастырской тюрьмы протест против «божьего суда», проповедь свободы и равенства, что маленькая поэма производит впечатление большого документа эпохи. Николаевская Россия — тюрьма, монолог осужденного — исповедь ее молодого поколения. Слова «Исповеди»: «я человек, как и другой», повторяет Арсений — : герой «Боярина Орши» (1835—36). Это вторая, промежуточная между «Исповедью» и «Мцыри» редакция поэмы о бунтаре. В ней Л. наметил реальную социальную основу мятежа. Арсений — «найденыш без креста, презренный раб и сирота» — дан в столкновении с боярином Оршей. В этом — общественное значение поэмы, высоко оцененной Белинским; Л. сложно развивает сюжет и соответственно этому рисует историч. среду и обстановку 16 века: колоритную фигуру богатого и знатного боярина, дает живые зарисовки монахов. Но Арсений, несмотря на верно намеченный социальный облик, дан абстрактно. Завершением творческих исканий Л. была поэма «Мцыри». Поэт возвращается к современности и героем поэмы делает юношу-грузина, человека порабощенной русским царизмом национальности. Мцыри, плененный рус. генералом и выросший в тюрьме, бежит от «келий душных и молитв» на волю, в родную страну, — «в тот чудный мир тревог и битв, где в тучах прячутся скалы, где люди вольны, как орлы». Мысль об освобождении человека и человечества через возвращение общества к природе, столь характерная для всего творчества Лермонтова, получает живое и конкретное воплощение. Раскрывается революционное идейное содержание лермонтовской антитезы человека и природы. В сознании Мцыри неотделима свобода от родины и родина — от «прекрасной земли», с голосами к-рой он сливает, по собственному признанию, свой голос. Л. не знал великого творения Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», но он с замечательной интуицией и художественной силой нарисовал поединок Мцыри с барсом и придал своему герою черты героя грузинского народного эпоса. В «Мцыри» Л. создал образ сильного, свободолюбивого человека, бунтаря-протестанта. Другим вариантом этого образа у Л. был Демон. В 1829 он дал первый очерк поэмы и с тех пор работал над ней всю жизнь. Известны очерки 1830—31, 1833. В 1838 Л. дал окончательную обработку поэмы, а в 1841 привез ее последнюю редакцию с Кавказа. Демон — «человеческий, слишком человеческий» образ и в этом его художественное обаяние. Он — «царь познанья и свободы», «дух отрицанья, дух сомненья». Л. подчеркивает в Демоне силы мысли, и это роднит его с Фаустом. Демон говорит языком человеческих страстей, в его уста Л. вложил проникновенные слова о «неполной радости людской». Главная черта в Демоне, определившая создание фантастического по форме образа, — его титанизм. Демон — человек титан, борец против бога, в духе байроновского Каина. Его богоборческие речи полны ненависти к подлому земному миру, миру дворянского господства, «где преступленья лишь, да казни, |где страсти мелкой только жить,| где не умеют без боязни | ни ненавидеть ни любить». Так закономерно возник фантастический образ сильной личности, в котором поэт выразил всю силу отрицания рабского строя жизни. Запрещенная цензурой поэма была популярна среди самых передовых читателей того времени. Демон — «мученик мятежный», по словам поэта. В образ титана, выступающего одиноким протестантом, Л. внес черты двойственности, муку одиночества. Это углубило человеческую, исторически конкретную сущность Демона и свидетельствует об оригинальном и глубоком замысле Л. разоблачить индивидуализм и в Демоне. Это то новое, что внес русский поэт в историю Демона в мировой литературе.
В 1837, вслед за «Смертью поэта» Л. работал над «Песней про купца Калашникова». Поэма эта пронизана мощным протестом против царя-тирана. В ней Л. обнаружил глубокое проникновение в дух и стиль народного эпоса; он повел свой рассказ и нарисовал своих героев с той пластичностью, которая отличает образы былин, исторических народных песен. Интерес представляет незаконченная «Сказка для детей» (1839). В ней Л. пробует освободить «царя познанья и свободы» от мрачной и величественной фантастики. В «Сказке» демон предстал, как «мелкий бес — из самых невиновных», хотя существо его осталось тем же; это все тот же «дух отрицанья пребывающего общественного устройства». «Сашка» (1839) и «Тамбовская казначейша» (1838) — произведения реалистически-сатирического направления в творчестве Л.
В поэзии Л. нет такого конкретного изображения событий и людей, окружавших поэта, как, напр., в пушкинской лирике. До Л. дошли лишь отзвуки общественной борьбы, в то время как он рвался к ней и пленялся ее поэтическими образами. Отсюда воздействие писателей передового романтизма — Шиллера, Байрона, Гюго; — не только на идейное содержание, но и на самую поэтическую манеру Л. Смутность идеальных порывов, политич. неоформленность стремлений рождали надмирность, выраженную в абстрактности метафор, в изобилии аллегорий, в сравнениях материального с нематериальным. О себе, о своей «благородной» мечте и ненависти к «стране рабов, стране господ» Л. говорил с романтич. экспрессией, с преувеличением всех явлений и чувств. Вот причина рождения романтич. образов в творчестве Л. Образы Л. резко очерчены, даны ярко контрастно, без полутонов. В его юношеских стихах нет легкой шутки — есть сарказм; почти нет спокойных мелодий — интонация стиха нервная, напряженная. Энергия мысли и чувств искала выражения в энергии стиха. Л. достигает огромной выразительности стиха всеми средствами: контрастами красок, великолепной игрой светотени, звукописью, разнообразием и богатством ритма. Л. был новатором в области композиции и языка стиха. Он утвердил в рус. поэзии трехстопные размеры, близкие народному творчеству, — анапест, дактиль. Он варьировал размеры: анапест и ямб, анапест и амфибрахий, достигая гибкости ритма. Л. обычно насыщает стих резкими паузами. Во времена Л. писали обычно равностопным стихом, Л. чередует неравностопные строки, и стих звучит особенно взволнованно, страстно и убедительно. Основное направление развития поэзии Лермонтова — реализм содержания и формы. Юношескую поэзию мечты благородной Л. осудил: «Ужель ребяческие чувства, воздушный, безотчетный бред достойны строгого искусства?». Поэт чутко уловил опасность постоянного романтического преувеличения; о риторике молодой своей поэзии он сказал — «оглушающий язык» (стихотворение «Любил и я в былые годы», 1841). Лозунгом творчества Л. предсмертного пятилетия было обрести «язык простой и голос страсти благородной». В упорной работе, возвращаясь к одним и тем же темам и образам, Л. достигал точности, художественного лаконизма, чеканности деталей, пушкинской «прелести нагой простоты», а порой шел по этому пути и дальше своего великого учителя. В зрелой лирике Л. нет языка мифологии, архаизмов. В ней звучит разговорная, обыденная речь. Вместе с тем, Л. не утратил огня и силы поэтич. выражений, интимно-разговорную речь он сочетал с ораторскими приемами. Он пишет законченными, вескими, экспрессивными, поэтич. формулами; они нужны ему — поэту-гражданину, обличителю, судье с пророческой речью, автору «Думы» и «Поэта». Красочного оземления, пластичности поэт достигает в шедеврах зрелой лирики — в стих. «Три пальмы» (1839), «Воздушный корабль» (1840), «Я к вам пишу, случайно, право...» (1840), «Свидание» (1841) и в поэмах «Песня про купца Калашникова», «Тамбовская казначейша». В последней несколькими штрихами, отбором предметно ясных слов поэт дает живой образ: «Весь спрятан в галстук, фрак до пят, дискант, усы и мутный взгляд». Простота, разговорность, реализм не уменьшили ни в малейшей степени напевности лермонтовского стиха. Он владел поистине «волшебной силой песнопенья». Стихотворения Л., переложенные на музыку, вошли в сокровищницу русского романса, а «Соседка» (1840), «Тамара» (1841) стали популярны в народно-песенном репертуаре.
Юношеские драмы Л. «Menschen und Leidenschaften», «Странный человек» (1830—31) интересны правдивым изображением крепостнических порядков. В художественном отношении драмы эти не зрелы, написаны под прямым воздействием Шиллера. «Странный человек» — одно из самых сильных антикрепостнических произведений 30-х годов, созвучно юношеской драме Белинского «Дмитрий Калинин». От «Странного человека» один шаг к теме «Вадима». Это — первый опыт в прозе, незаконченный роман, озаглавленный редакторами по имени главного героя — «Вадим». Тема его — восстание Пугачева. Роман писался в 1832—34. В это время Пушкин писал «Дубровского», «Историю Пугачевского бунта», «Капитанскую дочку». Л. не мог знать этих произведений. Совершенно самостоятельно от Пушкина юноша-поэт подошел к острой теме крестьянского восстания. В романе Л. Вадим — дворянин по происхождению. Жажда личной мести приводит Вадима в стан пугачевцев. Переход дворянина на сторону восставшего крестьянства социально и психологически верно мотивирован. Трагедия личного унижении и разорения обостряла внимание к вопросам социального неравенства. Но для глубокого, правдивого и живого изображения крестьянского движения у Лермонтова нехватило ни политической зрелости ни зрелости художника-реалиста. Реалистическая манера письма Л. выявилась во втором его романе «Княгиня Лиговская». Основной сюжет «Княгини Лиговской» — столкновение блестящего гвардейского офицера, «повелителя трех тысяч душ» крепостных крестьян, Печорина и бедного чиновника Красинского. Самый выбор сюжета говорит о большой социальной чуткости молодого прозаика. В 30-х годах положение бедного чиновника, униженного маленького человека, в дворянском обществе было животрепещущей темой.
Года два, примерно, отделяют «Героя нашего времени» от «Княгини Лиговской», начатой в 1836. В 1838 Л. работал над последним своим романом. Едва намеченную, местами банальную фигуру Печорина «Княгини Лиговской» заменил глубокий образ, по силе обобщения, значительности типа и яркости характера не уступавший своему старшему брату — Онегину. Неуверенное, местами сбивающееся на автобиографию письмо заменил твердый, ясный во всех изгибах линий реалистический рисунок людей и событий. Первыми были написаны и напечатаны «Бэла», «Фаталист», «Тамань». «Бэла» — это путевые записки, в гибкую форму к-рых Л. ввел новеллу; ее сюжет, напряженное развитие действия, быстрое чередование драматич. событий, драматическая развязка — все увлекает читателя. Лермонтов знакомит читателя с Печориным через Максима Максимыча — рядового армейского капитана, к-рому психология Печорина чужда и непонятна и к-рый передает события, почти не вдаваясь в характеристику героя. Так, всеми приемами — формой путевых записок, в которых без прикрас и романтических приключений изображается перевал через Крестовую гору на Военно-Грузинской дороге, и рассказом армейского служаки — Л. достигает убедительной простоты и вместе с тем живости повествования. Он дает картины природы, но в них нет ранее свойственной лермонтовским описаниям декоративной пышности. В рассказе нет романтической лиричности. События, объективная действительность рисуют героя — капризного барина, холодного себялюбца. — «Фаталист» и «Тамань» изображают Печорина в новой обстановке и среде, что позволяет автору показать своего героя с различных сторон. В «Тамани» выявлена и подчеркнута активность натуры Печорина. Это — человек действия, решительный, волевой, мужественный. Критика единодушно указывала на эту черту Печорина; Белинский первый определил содержание, характер этой активности — «пустая деятельность», хотя и указал на то, что условия времени ее извратили. Печорин не только человек воли и действия, но и недюжинного ума. Он головой выше окружающих его светских пошляков. Печорин находит общий язык с разночинцем доктором Вернером, которого называют материалистом. Но и сам Печорин во многих своих «ума холодных наблюдениях» часто отмечает материальную основу душевных явлений, хотя и не способен обобщить, философски осознать свои наблюдения. Он задыхается в среде дворянского «света», но, взращенный этим светом, не мыслит своей жизни в другом обществе. Печорин презирает барскую среду, хотя и кровно с ней связан; он томится, ищет, стремится и не знает ни пути, ни цели.
Печорину чужды общественные интересы, он возится с собой и, по собственному признанию, равнодушен ко всему, кроме себя самого. Л. в исповеди Печорина раскрыл самые сокровенные побуждения индивидуалиста. «Я смотрю на страдания и радости других, — пишет Печорин в своем дневнике, — только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы... Честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает...». «Ты для себя лишь хочешь воли» — эта гениальная формула барского, буржуазного индивидуализма, данная Пушкиным в «Цыганах», получила глубокое развитие у Л. в «Герое нашего времени». Л. произнес приговор, не допускающий сомнения в трактовке Печорина. «Герой нашего времени», — писал Л., — милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения в полном их развитии». «Герой нашего времени» — произведение оригинальнейшей композиции. «Бэла», «Максим Максимыч», «Тамань», «Фаталист» образовали как бы венок новелл, сплетенных судьбой одного героя, до конца раскрытого в сердцевине венка, в сердце романа — дневнике Печорина. Лермонтов овладел пушкинским искусством короткого, сжатого, напряженного действием рассказа. Это искусство изображения человека в действии, через события, с ним происходящие, Л. сочетал с мастерством лирической исповеди, тонким психологии, анализом. «Княжна Мери» и есть исповедь Печорина, и, как подчеркивает автор, нельзя сомневаться в ее искренности. Печорин предельно откровенен в своих порой трагических, порой циничных признаниях. Они проливают свет на поведение героя, изображенное в новеллах.
Выступив наследником Пушкина и Рылеева, Л. не только укрепил и расширил их достижения. Его творчество было новым этапом, вне воздействия к-рого не оказалось бы возможным последующее развитие рус. литературы. Поэзия Л. во многом подготовила поэзию Некрасова. После Пушкина Л. с новой силой, драматизмом и философской глубиной поставил вопрос о судьбах и правах человеческой личности. В разработку ее психологии Л. внес такую наблюдательность, смелость, тонкость анализа, что в этом отношении он является прямым предшественником Л. Н. Толстого.
Соч. Л.: Полное собрание сочинений под ред. Д. Абрамовича, т. I — V, СПБ, Разряд изящной словесности имп. Академии наук, 1910—1913; Иллюстрированное полное собр. сочинений, ред. В. В. Каллаша, т. I — VI, М., «Печатник», 1914—1915 (сюда вошел ряд статей критического и мемуарного характера); Полное собрание сочинений в 5 томах, ред. текста и комментар. Б. М. Эйхенбаума, т. I — IV, «Academia», М., 1935—1936.
Лит.: Белинский В. Г., Полное собр. соч. под ред. и с примечаниями С. А. Венгерова, т. V и VI, СПБ, 1901—03; Герцен А. И., Из книги «О развитии революционных идей в России» (Избранные сочинения, [М.], 1937); Чернышевский Н. Г., Очерки гоголевского периода русской литературы, в его кн.: Избранные сочинения, [М.], 1931; Овсянико-Куликовский Д. Н., М. Ю. Лермонтов, СПБ, [1914]; Котляревский Н., Михаил Юрьевич Лермонтов, К столетию со дня рождения великого поэта, 5 изд., П., 1915; Гинцбург Д., О русском стихосложении. Опыт исследования ритмического строя стихотворений Лермонтова, Посмертное изд., П., 1915; Щеголев П. Е., Книга о Лермонтове, вып. 1—2, [Л.], 1929; Шувалов С. В., М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников и era письмах, М., 1923; Эйхенбаум Б., Лермонтов, Ленинград, 1924.
