ДУХОВЕНСТВО В РОССИИ (православное), появилось впервые в «Киевской Руси» примерно с середины 10 в. вместе с распространением христианства и первоначально состояло почти исключительно из пришлых византийских клириков; лишь в середине 16 в. Д. стало по своему составу туземным. Роль и удельный вес Д. в обществе не раз изменялись в зависимости от экономической базы церкви и связи Д. с различными классовыми группами. В дальнейшем в древней Руси церковная верхушка, епископат и монашество стали вербоваться из знатных боярских и княжеских фамилий, являвшихся вместе с тем крупными землевладельцами; церковные сеньоры—епископы и церковные сеньерии—монастыри занимали в ряду феодальных зксплоататоров первое место по площади принадлежавших им земель и по количеству эксплоатировавшегося ими населения. При этом церковные сеньеры, в особенности монастырские, пользовались широкими привилегиями типа иммунитетов, предоставлявшимися им княжеской властью. То же самое классовое основание имела власть двух крупнейших церковных сеньеров удельной эпохи — новгородского архиепископа и московского митрополита, к-рые по размерам своих владений и количеству людей в 13—14 вв. были едва ли не самыми крупными русскими феодалами. Подобно зап.-европ. Д. феодальной эпохи, епископат и монастырские князья имели в подчинении у себя мелкий светский вассалитет, дворян и детей боярских, а два крупнейшие сеньера держали у себя на службе даже бояр и имели в своем распоряжении военные ополчения, командиры к-рых на войне выполняли прежде всего директивы своих сеньеров. В противоположность верхам Д. рядовой клир, священники были, подобно зап.-европ. капелланам феодальной эпохи, покорными слугами князей и бояр, в церквах которых они служили; положение их было очень приниженное как в материальном, так и в правовом и моральном смысле. Их формальное начальство, епископы интересовались ими лишь постольку, поскольку они были плательщиками различных епархиальных сборов, особенно за получение сана (все попы ставились «на мзде», как негодовали псковские и новгородские еретики 14—15 веков), предоставляя их в остальном произволу их господ. Лучше было положение городского духовенства сев.-рус. городских республик, служившего в церквах городских братчин, т. е. купеческих и ремесленных союзов; оно, опираясь на своих господ, для которых феодальные рамки с 14 века уже становятся тесными, пробует вести борьбу против эксплоатации со стороны епископата, и в числе инициаторов и виднейших деятелей ересей (см. Стригольники и Жидовствующие) мы встречаем приходских клириков; на новгородских городских клириков в известной мере опиралась и Москва в борьбе с Новгородом. Эту борьбу нельзя было завершить, не экспроприировав новгородских феодалов, и в первую очередь новгородского владыку. Уже в 14 веке церковные феодалы переключают свою эксплоатацию на новые пути, в связи с появлением рынка и развитием денежного х-ва; монастыри и на Руси, как на Западе, были первыми форпостами торгового и ростовщического капиталов. Поэтому с 14 в. верхушка Д., правда, не без колебаний становится на сторону «державности» московских князей, объединительная политика которых была выражением требований той части землевладельцев, к-рая начинала производить для рынка, и московского купеческого посада. Но тот же процесс приводит к борьбе за землю; обширные земли церковных князей с их коммерческими предприятиями становятся объектом вожделения нуждавшихся в земле светских владельцев. Начавшаяся во второй половине 15 в. борьба против церковного вотчинного владения сопровождается также борьбой против церковных иммунитетов; дворянству в середине 16 в. удается провести ряд ограничительных мер, передавших в руки дворянства значительное количество земель и освободивших от церковной власти ряд торговых и ремесленных слобод. С некоторыми колебаниями та же борьба идет и в 17 в. и приводит к значительному ослаблению экономической базы верхов Д. Поэтому к 17 в. роль и значение последних в составе русского об-ва значительно изменяется: из самостоятельных, равноправных со светскими и однородных с ними феодальных эксплоататоров крестьянского труда епископы и игумены превращаются в служащих людей московского крепостническо-дворянского государства, вынужденных уступить первое место в государстве новому крупнопоместному дворянству. Происшедшая перемена ярче всего характеризуется подчиненным положением патриарха по отношению к московским государям — соборы «выбирают» патриархов из кандидатов, указываемых государем, а патриарх, в свою очередь, замещает епископские должности кандидатами также по соглашению с царем. Но поскольку в руках верхов Д. еще остаются значительные владения, отдельные его представители пытаются еще играть самостоятельную роль: так, Филарет (см.) был фактическим царем в царствование своего сына Михаила, и Никон (см.) пытался стать выше царя, быть его руководителем по принципу «священство выше царства», но не был поддержан епископатом и потерпел жестокое поражение.
Приходское Д. во время кризисов конца 16 и нач. 17 вв. попало в особенно тяжелое положение; поэтому в течение первой половины 17 в. в его среде нарастает оппозиция как против нещадной эксплоатации со стороны епископата, так и против произвола его светских господ. Поэтому значительная его часть не хотела принять церковной реформы Никона и ушла в раскол (см.); это привело к обновлению состава приходского Д.. ряды к-рого заполняются с 70-х гг. 17 в. новыми людьми, не принадлежащими к старым поповским фамилиям. Окончательное и формальное превращение Д. в особый разряд государственного чиновничества происходит в течение первой половины 18 в. в связи с окончательной экспроприацией церковных и монастырских земель, к-рые в начале 18 в. были взяты в гос. управление, а в 60-х гг. совсем отобраны в собственность государства. С этого времени главным источником содержания епископата становится казенное жалованье (лишь нек-рые митрополиты и епископы крупнейших епархий имели доходы от монастырей и др. церковных предприятий), а правовое положение их определяется духовным регламентом (см.) и последующими узаконениями гос. власти. Д. во всем его составе обязывалось «быть верным, и послушным рабом и подданным» императору и его законным наследникам, оборонять и защищать «права и прерогативы императорской власти», доносить о всяком ущербе, вреде и убытке для интересов императорской власти, в т. ч. доносить об открытых на исповеди «воровстве, измене или бунте на государя»; клир должен был насаждать верноподданнические чувства путем проповеди, сельский клир в частности должен был постоянно «увещевать крестьян к повиновению помещикам».
За исправное и усердное отправление этой государственной службы были введены для Д. награды орденами, церковными знаками отличия, денежными доходами (так наз. арендами) и переводом на лучшие должности. В качестве исполнителя этих функций полицейских и политических агитаторов и пропагандистов в рясах духовенство просуществовало до конца империи. К его услугам самодержавие обращалось постоянно и особенно в те эпохи, когда здание самодержавия потрясалось революционными взрывами, — напр. во время Пугачевщины (когда впрочем часть сельского клира, страдавшего от произвола и эксплоатации помещиков иной раз не менее крестьян, пошла вместе с восставшими), во время крестьянских восстаний 50-х гг. 19 в. и в тревожное для самодержавия время проведения крестьянской реформы, в эпоху 1905—06, наконец во время империалистской войны и в период революции 1917.
Лит.: Никольский Н. М., История русской церкви, 2 изд., М., 1931; Павлов А., Исторический очерк секуляризации церковных земель в России, Одесса, 1871; Верховский П. В., Учреждение Духовной коллегии и Духовный регламент, тт. I — II, Ростов-на-Дону, 1916; Горчаков М., О земельных владениях всероссийских митрополитов, патриархов и Св. синода, СПБ, 1871; Титлинов Б. В., Правительство императрицы Анны Иоанновны в его отношениях к делам православной церкви, Вильно, 1905; его же, Православие на службе самодержавия в русском государстве, Л., 1924; Знаменский И., Положение духовенства в царствование Екатерины II и Павла I, М., 1880.
Церковь широко работала над внедрением в массы преданности царскому самодержавию и господствующим классам и стремилась возбуждать ненависть к социализму и социалистам путем церковных проповедей, издания специальной антисоциалистической литературы, организации публичных лекций против социализма, погромной травли против деятелей рабочего движения и т. д.
В период революции 1905 одним из главных организаторов Союза русского народа (см.) был архиепископ волынский Антоний (Храповицкий), позже один из руководителей белой эмиграции и организатор всякого рода антисоветских кампаний за советским рубежом. Знамена хулиганских банд «Союза русского народа» хранились в церквах, наряду с хоругвями.
Под контролем Д. находилась народная школа, где «законом божиим» внушалась детям преданность самодержавию, вражда к революционному движению, сеялась национальная вражда и т. д.
Д. активно боролось с революционным рабочим движением, что особенно ярко проявлялось в моменты подъема революционной волны: 16/I 1905 года по поводу расстрела рабочих в Петербурге 9 января Синод православной церкви выпустил обращение к верующим, в котором он обрушился на рабочих, упрекая их за то, что они, «подстрекаемые людьми злонамеренными, врагами отечества, домашними и иноземными, десятками тысяч побросали свои мирные занятия, решились скопом и насилием добиваться своих будто бы попранных прав...». Напрасно искать в синодском воззвании хотя бы слова осуждения по адресу тех, кто расстрелял рабочих. Д. выступало также в роли сподвижника самодержавия и помещиков в их борьбе с крестьянским движением. Борьба крестьян за землю была объявлена грабительством, и текстами из т. н. «священного писания» духовенство убеждало крестьян не трогать помещичьей собственности. Но Д. не ограничилось проповедями — оно работало совместное карательными отрядами, громило крестьянское движение, выдавало властям активных участников этого движения. В период революции 1905—07 в Глинской пустыни (б. Курской губ.) существовал вооруженный отряд монахов, созданный специально для борьбы с аграрным движением.
Большую помощь оказало духовенство царизму и в годы империалистской войны. Весь религиозный аппарат работал тогда для убеждения солдат в той мысли, что они воюют «за веру и христа». Инсценировкой всякого рода «явлений богородицы на фронте» и т. п. духовенство поднимало боевой дух армии и помогало командованию в осуществлении его планов.
Неудивительно, что царизм всячески поощрял служителей церкви — этих «жандармов в рясах», и заботился об увеличении числа их. В 1912 в России насчитывалось 110.434 чел. белого духовенства (протоиереев, священников, диаконов, псаломщиков) и 91.654 черного (монахов, монахинь, послушников и послушниц). К этой цифре надо добавить много тысяч духовных лиц неправославной церкви. И тогда получится 250 тысячная черная гвардия контрреволюции. За верную службу самодержавию церковь получала от государства многомиллионные субсидии. По официальным, и сильно преуменьшенным, сведениям, годовой бюджет «святейшего синода» православной церкви равнялся 50 млн. р., а доход местных епархий — 40 млн. р. [по подсчетам В. Кильчевского («Богатства и доходы духовенства», изд. 1908)]. Государство награждало представителей Д. подобно прочим своим чиновникам орденами. Высшие чиновники церкви получали громадное жалованье, — например, московский митрополит имел 81 тыс. руб. годового дохода (в том числе от Иверской часовни 45 тыс. руб.), новгородский епископ 307 тыс. руб., петербургский митрополит 259 тыс. руб. и т. д.
Особенно ярко проявилась контрреволюционность Д. в 1917 и позже в годы гражданской войны. В 1917 Д. выступило в качестве активной контрреволюционной силы на защиту помещиков и монархии. Всероссийский съезд духовенства и мирян в Москве (июнь 1917), в целях борьбы с захватом крестьянами помещичьей и церковной земли, выносит постановление: «всякие самоуправные действия до Учредительного собрания, направленные к отнятию монастырских, церковных и частных владельческих земель и вод, равно к затруднению или ограничению пользования ими, решительно осуждаем как увеличивающие губящую страну смуту».
Февральская революция внесла на первых порах растерянность в ряды Д., но оно очень скоро поняло, что новый хозяин — Временное правительство буржуазии — не меньше царизма нуждается в помощи церкви и религии для борьбы с разрастающимся революционным движением. И действительно, при Временном правительстве на первых порах продолжал существовать обер-прокурор Святейшего синода (В. Н. Львов), а позже, с упразднением последнего, было учреждено министерство исповеданий (министром при Керенском был Карташев). Временное правительство стояло на страже интересов церкви и не думало посягать на ее привилегии и богатства. Министр исповеданий Карташев об этом вполне ясно заявил на заседании Всероссийского собора православной церкви 16/VIII 1917: «Временное правительство сознает себя, впредь до выработки Учредительным собранием новых основных законов, стоящим в тесной близости с делами и интересами православной церкви». Т. о. прежнее господствующее положение осталось за церковью и после свержения самодержавия, потому что российская буржуазия нуждалась в услугах Д. и всего церковного аппарата для борьбы с надвигающейся пролетарской революцией.
При Керенском Д. выступило рьяным защитником лозунга «война до победного конца», агитировало за «заем свободы» и всячески клеветало на большевиков. Так, по поводу июльских дней 1917 Синод обратился с посланием ко всем гражданам о том, что «вместе со свободой к нам пришел новый злой враг и посеял на Руси плевелы». Этот «злой враг» — большевики. Их Д., как и буржуазия, называло немецкими агентами шпионами и изменниками и призывало верующих к решительной борьбе против них.
Когда положение Временного правительства начало колебаться, Д. не прочь было пойти за той властью, которая смогла бы обеспечить беспощадный разгром рабочего и крестьянского движения и установление «порядка». Митрополит Введенский рассказывает в своей книге «Церковь и государство», что во время корниловской авантюры церковный собор (1917) «устроил закрытое заседание, носившее явно контрреволюционный характер. Собравшись в Троице-сергиевской лавре, в глубокой конспирации, отцы собора обдумывали о решительном шаге в смысле призвания Корнилова для спасения все той же любезной соборному сердцу родины. Думали, что Корнилов будет политическим победителем, и полагали, что церковь поступит очень остроумно, расшаркавшись перед новым властелином...».
Октябрьская революция была встречена Д. со звериной ненавистью. Заседавший в дни Октября (1917) в Москве церковный собор стал организующим центром контрреволюционных сил. Ряд воззваний, изданных собором, рассчитан был на то, чтобы поднять религиозные массы против Советской власти. В целях лучшей организации церковной и светской контрреволюции собор в Октябрьские днц избрал патриархом митрополита московского, монархиста и черносотенца Тихона Белавина. С исключительной ненавистью был встречен духовенством декрет Совета народных комиссаров (от 18/1 1918) об отделении церкви от государства. 20 января патриарх Тихон на заседании церковного собора ставил вопрос, как «противоборствовать» этому декрету. В специальном послании к верующим и пастырям Тихон называет декрет об отделении церкви от государства «гонением» на веру, предает анафеме (проклятию) всех деятелей Советской власти и призывает верующих «не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение». В числе других мероприятий по борьбе с Советской властью собор решил немедленно организовать «православные братства» при приходских храмах и монастырях «для охраны церковного и монастырского имущества». По существу речь шла о создании боевых дружин, способных в случае надобности оказать вооруженное сопротивление Советской власти. Было решено для борьбы против декрета об отделении церкви от государства разжечь религиозный фанатизм в массах и систематически натравливать их против Советов путем устройства крестных ходов, специальных богослужений и т. д. Известный черносотенец священник В. Востоков на заседании церковного собора в 1918 выразил политическую программу Д. след. словами: «единственное спасение русского народа — православный русский мудрый царь».
Не менее активно было Д. в рядах белых и в годы гражданской войны. Специальное военное Д. в армиях Деникина, Колчака и Врангеля работало над воспитанием солдат в духе ненависти к советскому строю и преданности белому движению. Д. в белых армиях играло роль шпионов, выдававших командованию всякого заподозренного в сочувствии к красным. При ближайшем участии Д. были созданы у Колчака (под руководством Сильвестра, архиепископа Омского) и у Деникина (под руководством митрополита Платона и священника Востокова) «полки иисуса» и «полки богородицы», «дружины святого креста» и т. п. боевые религиозные организации. Такие ударные контрреволюционные отряды у Колчака были вполне оформлены и участвовали в боевых действиях, у Деникина они не успели развернуться. Во главе карательных отрядов часто становились лица духовного звания. Так, в Сибири при Колчаке отличился своей жестокостью при подавлении крестьянских восстаний поп Богинский, которого Колчак за его жестокости наградил крестом. При Врангеле Д. повело в Крыму агитацию за «крестовый поход на Москву», рассчитывая, что красноармейцы не смогут противостоять такому «походу», и «крестовый поход» дойдет до стен московского Кремля. Идеологом этого похода был упомянутый черносотенец Востоков.
Активную деятельность проявило Д . в деле организации капиталистическими государствами интервенции против Советской страны. Оно непрерывно отправляло в страны Западной Европы послания о «большевистских ужасах», о «национализации» большевиками женщин, об «осквернении храмов» и т. д. с целью создать соответствующие антисоветские настроения в странах капитала и т. о. облегчить интервентам мобилизацию масс на войну против Советской России. В 1919 одесский митрополит Платон в обращении к союзникам писал: «Вот я стал перед Вами на колени и со слезами своей измученной души обращаюсь к Вам: помогите измученному русскому народу. Есть еще силы для борьбы с большевиками в России и имеются в ее организме такие здоровые, крепкие ячейки, как наша напр. добровольческая армия. Возьмите эту армию, как исходную опорную точку, для своих операций, поддержите ее, дайте ей все, в чем она нуждается». Когда выяснилось, что Англия вынуждена убрать свои оккупационные войска с севера России, Д. отправило специальное послание к главе англиканской церкви архиепископу Кентерберийскому со слезной просьбой воздействовать на правительство об оставлении англ. войск в Архангельске.
Сейчас же после окончания гражданской войны Д. попыталось воспользоваться голодом в Поволжья для того, чтобы поднять массы на восстание против Советского строя. По словам одного из видных церковных деятелей Красницкого, 1.414 кровавых столкновений имело место в стране в результате воззвания патриарха Тихона против декрета правительства РСФСР об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих.
Бежавшее за границу после разгрома белых армий Д. в 1921 созвало в г. Карловичах (Югославия) всезаграничный собор рус. церквей под председательством черносотенца и монархиста митрополита Антония Волынского. Собор, получив пастырское благословение от патриарха Тихона, постановил, что единственная приемлемая для России форма госуд. устройства — неограниченная монархия, и обратился к буржуазным правительствам с просьбой не оказывать никакой помощи голодающим в России, так как в случае обострения голода и массового вымирания легче будет поднять массы на борьбу за свержение Советской власти. Заграничное эмигрантское Д. является и поныне весьма активным элементом белоэмигрантской контрреволюции. В нач. 1930 оно принимало деятельное участие в антисоветском «крестовом походе» римского папы.
Откровенная контрреволюционная политика Д. в годы гражданской войны оттолкнула от него и от церкви большие массы рабочих и крестьян, дравшихся на фронтах за Советскую власть, за победу Октября. Этого не могли не учесть и многие представители Д. Пришлось волей-неволей считаться с фактом разгрома белых армий, вместе с которыми рушились надежды на близкий военный разгром Советской республики. Вот почему в этот период оформляются и приобретают известное влияние в церкви всякого рода обновленческие течения. Зародыши «обновленчества» появились уже после революции 1905. Смысл его, по словам Ленина, заключался в следующем: «Полицейская религия уже недостаточна для оглупления масс, давайте нам; религию культурную, обновленную, более ловкую... — вот что требует капитал от самодержавия» (Ленин, Соч., 1 изд., т. II, ч. 1, стр. 265). Но в более широких размерах это движение развернулось только после Октябрьской революции и особенно по окончании гражданской войны. В мае 1922 группа «обновленческого» Д. организовала Высшее церковное управление православной российской церкви. Созванный в 1923 поместный собор низложил патриарха Тихона и избрал Высший церковный совет. Программа обновленческого духовенства очень скромна: 1) демократизация церковного управления и отказ от патриаршества; 2) исправление некоторых, явно нелепых обрядов и догматов; 3) уничтожение монашества; 4) право женатого духовенства занимать высшие должности в церкви и право вдового духовенства жениться вторично; 5) согласование церковного календаря с гражданским. Отдельные, правда единичные, представители обновленческого течения среди духовенства договаривались даже до «христианско-социалистических» идеалов «живой церкви» (епископ Антонин), до общности и единства идей христианства и коммунизма. Но за обновленческим Д. оказались только небольшие группы приверженцев. Дробление в церковном лагере пошло также по линии образования многочисленных сектантских организаций (см. Сектантство) и автокефальных церквей (белорусской, украинской, грузинской). Автокефальное духовенство, как показал судебный процесс «Союза освобождения Украины» (в 1930 в Харькове), явилось активным элементом в среде украинской контрреволюции, ориентировавшейся на отрыв Украины от СССР и на союз с буржуазной Польшей. Епископ украинской автокефальной церкви Чеховской был в то же время одним из руководителей этой контрреволюционной организации. Белорусское автокефальное Д. действовало в том же направлении. Вообще Д., бывшее при царизме оплотом реакционнейшего патриотизма, в период сов. власти выявило себя прямой агентурой иностранного империализма.
В годы социалистической реконструкции меняются формы контрреволюционной работы Д., но суть этой работы остается той же: в лице Д. рабочий класс имеет непримиримого врага социализма. Оно организует верующих на борьбу с пятилеткой («пятилетка в библии не предусмотрена»), с непрерывкой (в распространявшихся попами в 1929 и в 1930 «божьих письмах» специальные пункты говорили об обязательном соблюдении воскресных дней и о греховности непрерывки), с социалистич. соревнованием, ударничеством. В деревне Д. выступает против коллективизации, распространяя всевозможные сплетни и сказки о колхозах и запугивая вступающих в колхоз тем, что на них наложат в колхозе «печать антихриста», и т. д. Д. восстает против политики ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации («дескать все люди братья»), против культурной работы в деревне (радио, клубов, кино и т. д.), против комсомола, партии и т. д. Если в годы гражданской войны духовенство шло с оружием в руках в белые армии бороться за реставрацию дореволюционных порядков, то в новых условиях, когда трудящиеся Советской страны отдают все силы делу социалистической реконструкции, Д. делает старое дело только иными путями. В ряде раскрытых ОГПУ контрреволюц. организаций активно участвовало и Д. (в Вятке 1929, во Владимире 1930 и др.), причем организации эти ставили себе целью свержение Советской власти путем вооруженного восстания.
Антисоветская работа духовенства оттолкнула от него широкие массы трудящихся. Рост атеизма в СССР, являющийся следствием успешного социалистического строительства и широко развернувшейся культурной революции, сделал очень непопулярными лиц, принадлежащих к духовенству. Вот почему снятие сана как православными священниками, так и служителями других культов, приняло массовый характер, в особенности в 1928—1930. (О духовенстве еврейском, католическом, магометанском и др. культов — см. статьи под соответствующими словами).
