Ужин доспехов (Готье/Якобсон)
| Ужин доспехов («Бьёрн, угрюмый нелюдим...») , пер. Анатолий Александрович Якобсон (1935—1978) |
| Язык оригинала: французский. Название в оригинале: Le Souper des Armures. — Дата создания: 1859 (перевод). Источник: Готье Т. Эмали и камеи: Сборник / Сост. Г. К. Косиков. — М.: Радуга, 1989. |
Бьёрн, угрюмый нелюдим,
Погрузившийся в былое,
Коротает век один
В древнем замке над скалою.
Не ворвётся дух мирской
В глушь обители суровой —
Стерегут её покой
Неподвижные засовы.
Застаёт рассветный час
Бьёрна на дозорной башне:
Он, к закату обратись,
Провожает день вчерашний.
Весь он в прошлом. Всё мертво
Для него на этом свете.
И не бьют часы его.
И не движутся столетья.
Бродит Бьёрн. Звучат шаги.
Своды вторят звуку звуком.
Будто ходят двойники —
Друг за другом, круг за кругом.
Из живущих никому
Нет прохода к Бьёрну в замок.
Собеседники ему —
Предки в золочёных рамах.
Приглашает он порой —
Хоть и несколько сконфужен
Святотатственной игрой —
Предков-рыцарей на ужин.
Бьёрн приветствует гостей,
Кубок в полночь поднимая.
Сталь без мяса и костей —
Призраков толпа немая.
Все в броне — до самых пят.
Каждый хочет сесть. Колени
Норовит согнуть. Скрипят
И скрежещут сочлененья.
Чресла ржавые склоня,
С полым грохотом, нелепо,
В кресло рушится броня —
Остов, род пустого склепа.
Кто ландграф, а кто бургграф,
Кто с небес, кто из геенны —
Но, забрала вверх задрав,
Одинаково надменны.
Гриф, дракон, крылатый змей
Светом вырваны из тени —
Геральдических затей
Безобразные виденья.
Хищный коготь, клюв кривой,
Пасть ощеренная зверья,
Над причудливой резьбой
Шлема — вздыбленные перья.
Двух зловещих огоньков
Синеватое мерцанье
Из открытых шишаков
И порожних лат бряцанье.
В предвкушенье кутежа
Все расселись с видом важным,
Тень склонённого пажа
Обозначилась за каждым.
Всё вокруг обагрено:
При свечах ещё пунцовей
В кубках красное вино,
В блюдах соус — цвета крови.
Блик по панцирю пройдёт,
Шлем пернатый загорится;
Вдруг со стуком упадёт
Кованая рукавица.
Слышен лёт нетопыря —
Крылья бьются учащённо.
Реют, в воздухе паря,
С полумесяцем знамёна.
Строй кинжалов кабана
Запечённого кромсает...
Гул, вздымаясь, как волна,
Галереи потрясает.
Не услышали бы тут
Грома, грянувшего с неба:
Мертвецы не часто пьют,
Но зато уж пьют свирепо.
Что за пыл! И что за пир!
Будто для иной утехи —
Не на ужин, на турнир —
В замок съехались доспехи.
Льют из кубков, чаш, рогов,
Шлемы полнятся — и скоро
Из железных берегов
Выйдут винные озёра.
Блюда опустошены,
Розовеют клочья пены,
И, как певчие, пьяны
Доблестные сюзерены!
Герцог влез в салат ногой
И, заботясь о соседе,
С ним проводит час-другой
В наставительной беседе.
Но сосед его — увы! —
Так и хлещет, шлем разинув,
Как разверзли пасти львы
На щитах у паладинов.
В склепе горло застудив,
Макс, певец хриплоголосый,
Свежий затянул мотив,
Модный в пору Барбароссы.
Шею, плечи и бока
Трёт Альбрехт, рубака ярый,
Сарацинского клинка
Вспоминает он удары.
Фриц, посуду расколов,
Шлемом об стол грохнул в раже —
И о том, что безголов,
Не подозревает даже!
Запрокинув кадыки,
Под столом лежат сеньоры.
Выгнутые, как клыки,
Башмаки торчат и шпоры.
Павший встарь повержен вновь.
Каждый — как сражённый воин,
Но из ран не льётся кровь —
Пища лезет из пробоин.
Мрачен Бьёрн. Ублажены
Предки. Петухи пропели,
Осветился край стены,
Витражи заголубели.
Утро брезжит из окна —
И за предком тает предок,
Чашу полную вина
Опрокинув напоследок.
В склеп, незримые, бредут
И тяжёлые от хмеля
Шишаки свои кладут
На гранитные постели.
1859
