Страницы из дневника (Смирнов)/1980-04-17

Страницы из дневника/1980-04-17 (Д. Смирнов-Садовский) Визит к Гершковичу

Дата создания: 17 апреля 1980.

17 апреля 1980, четверг, Репино

Сейчас 7 часов утра.

Эту тетрадь я купил вчера в репинском ларьке, когда мы ходили в магазин за чаем, печеньем и вином. Там же мы выпили по кружке пива и пришли в весёлое расположение духа. Всю дорогу до Дома композиторов мы оживлённо беседовали: Леночка сказала, что, наверное, неплохо было бы пожить в древней Греции, но я усомнился в этом: «Сидел на улице этот, который сказал „Эврика“ (Архимед) и смотрел на пифагоровы штаны; тут подошёл солдат и хрясть его по кубышке мечом — кубышка пополам, да варварские были времена, хотя было столько великих людей: Сократ, Платон, Аристотель; или Софокл, Эсхил, Еврипид — таких драматургов не было до времён Шекспира, сколько прошло, веков 20? Наверно, через 20 веков после Шекспира появится такой же великий драматург, как Шекспир», — и всё в таком роде.

Я вспомнил, как вычитал у Мандельштама, что Данте прочёл и оценил один Пушкин, а Блок не увидел в нём ничего, кроме орлиного (или горбатого) профиля, поющего о «Новой жизни», и я поймал себя на том, что сам когда-то написал:

Piano, нежное Анданте, Тихо, как в Раю у Данте...

хотя никогда не читал «Рая» — едва добрался до «Чистилище».

Мы пришли в дачу, и я предложил сыграть в шахматы. К моему удивлению Лена согласилась. На 20-30-ом ходу она оказалась в таком положении, что нельзя сделать ни одного осмысленного хода — все фигуры зажаты. И Леночка заплакала. Я сразу утешил её и сбросил с доски все шахматные фигуры.

Потом Лена рассказала мне, что видя безвыходность своего положения, ей показалось, что в жизни у неё то же самое, то же самое и в творчестве, и что, может быть, зря она пишет музыку. И остаётся один выход — самоубийство.

Когда я играл, я думал совсем о другом. Шахматная композиция мне напоминала музыкальную — каждая фигура это инструмент симфонического оркестра. Движения этих фигур все взаимосвязаны и подчинены одной цели… обезоружить противника…

— В этом есть что-то военное, — сказала Лена. — Это модель военных действий, чего я терпеть не могу.

— Ну, а если бы та была английской королевой, тебе бы приходилось много воевать.

— Я была бы мирной королевой.

— Тогда бы ты растеряла все свои владения.

После обеда Леночка прочла две странички по-английски «The Happy Prince», а я про племянника «того знаменитого Рамо, что освободил нас от однообразия церковных напевов, господствовавших у нас более 100 лет, создал столько смутных видений и апокалиптических истин из области теории музыки, которых не он сам, ни кто бы то ни был другой никогда не мог разобраться, оставил нам ряд опер, где есть гармония, обрывки мелодии, не связанные друг с другом мысли, грохот, полёты, триумфы, звон копий, ореолы, шёпоты, победы, танцевальные мотивы, звучания без конца, заставляющие изнемогать, — композитора, который, похоронив флорентинца Люлли, сам будет погребён итальянскими виртуозами, что он и предчувствовал, и что делало его мрачным, печальным, сварливым, ибо никто, даже и красавица, проснувшаяся с прыщиком на губе не раздражается так, как автор, стоящий перед угрозой пережить свою славу». — Хорошо! Недаром Гёте считал эту книгу Дидро классической и собственноручно перевёл её на немецкий язык.

Но после 30 страниц у меня почему-то стали слипаться глаза, и мы приятно поспали до самого ужина.

После ужина чёрт меня дёрнул предложить Леночке поиграть в бильярд. Сначала я каким-то чудом подряд забил четыре шара, и Лена предложила играть сначала. Новая партия была долгой и утомительной. Лена злилась, обвиняла меня, что я не ставлю ей подставки. В конце концов она выиграла, но настроение было прочно испорчено. Были неприятные диалоги, слёзы и седуксен. Кончилось, однако, всё хорошо, и умиротворённые мы легли спать.

Во сне я был в нотном магазине и изучал полки с нотами. Мне попался томик вокальных произведений Айвза, но когда я его открыл, то увидел, что ноты в нём выцвели, истлели, покрылись плесенью, так что ничего нельзя разобрать. Вдруг на вешалке я увидел точно такой пиджак, какой был на мне, я заглянул в его карман и увидел авторучку и свою записную книжку, которую я потерял месяц назад. Я сказал об этом продавщице, но она ответила, что я не имею права брать этот пиджак, так как не могу же я иметь два одинаковых пиджака, и поэтому пускай он пока повисит.

Я проснулся и долго лежал с открытыми глазами. Спать больше не хотелось, и я подумал: неплохо было бы описать в дневнике как 11 апреля в пятницу мы смотрели фильм: «Искусство древней Греции» с нашей музыкой, и у нас в гостях был Толя Либерман, который перед тем слушал наши записи и обещан подарить мне книгу Давида Самойлова о поэзии; как 12 апреля днём мы отправились на Таганку на прогон «Дома на набережной», и я сказал Денисову, что, по-моему, это совершенно гениальный спектакль; а вечером, после того как Леночка позанималась с учеником, мы взяли чёрного котёнка и поехали к Шутям; как 13 апреля мы дневным поездом ехали в Ленинград и читали «Дон Кихота»; как 14 апреля мы шатались по Ленинграду, купили первый том Монтеня, хоть и не очень дёшево (25 р.), а вече бильярдом с Раззявой и Юрой, которого мы уже очень давно не видели, играли в бридж и болтали; как 15 апреля во вторник в нотном магазине мы купили по два сборника со своими произведениями, пластинку с 1 симфонией Малера, а потом, пока Лена с т. Леной музицировали («Любовь поэта») я читал Эккермана «Разговоры с Гете» — книга, которую хотелось бы иметь, как вечером мы сидели у Кнайфелей и демонстрировали свою музыку — Шурик свою демонстрировать отказался; как поздно вечером мы добирались до дома творчества и в 12 часов оказались в симпатичной трёхкомнатной дачке (№ 23) и, наконец, вчерашний день 16 апреля, который я описал достаточно подробно.

Я пропустил, пожалуй, только встречу с Шандором Каллошем (вчера во время завтрака). Он приглашал послушать как он играет на лютне, а затем продемонстрировал свою собаку — огромную овчарку. Леночка хотела её погладить, но собака гавкнула и прыгнула на Лену, лязгнув зубами прямо около её лица, чего лена никак не ожидала и слегка расстроилась.

Вечером Леночка разговаривала с родителями. Они пристроили последнего котёнка у папы на работе. Они сказали, что нам кто-то звонил с телевидения и с радио.

Вот, кажется, и всё.

Примечания

---

© Д. Смирнов-Садовский / D. Smirnov-Sadovsky