Сессия ВАСХНИЛ-1948/Заседание девятое

Материал из Wikilivres.ru
Перейти к навигацииПерейти к поиску

← Сессия ВАСХНИЛ-1948/Заседание восьмое О положении в биологической науке (ВАСХНИЛ)
Заседание девятое 		Сессия ВАСХНИЛ-1948/Заседание десятое →
Дата создания: 31 июля — 7 августа 1948 г., опубл.: ОГИЗ — СЕЛЬХОЗГИЗ. Государственное издательство сельскохозяйственной литературы. Москва — 1948. Источник: http://lib.ru/DIALEKTIKA/washniil.txt


Сессия ВАСХНИЛ-1948. О положении в биологической науке (стенографический отчет)

ЗАСЕДАНИЕ ДЕВЯТОЕ (Дневное заседание 6 августа 1948 г.)

Речь И. И. Шмальгаузена

Академик П. П. Лобанов. Разрешите продолжить работу сессии. Слово имеет академик И. И. Шмальгаузен.

Академик И. И. Шмальгаузен. Я должен прежде всего извиниться, что до сих пор не мог принять участия в сессии по состоянию здоровья. Мне, собственно, и сейчас нельзя принимать участие и выступать. Но дело в том, что мне было уделено столь значительное внимание, что мое молчание было бы, вероятно, превратно истолковано. Поэтому я не могу не дать некоторые объяснения по поводу тех обвинений, которые против меня выдвигались.

Первое и вместе с тем основное обвинение — это обвинение в автогенезе. Причем здесь указывалось, что я в этом отношении якобы не являюсь продолжателем линии моего учителя академика Северцова. Северцов был, очевидно, иного мнения, так как из многочисленных учеников он избрал меня своим преемником. Очевидно, он считал, что именно я являюсь наиболее последовательным его продолжателем.

В действительности я все время пытался стоять на позициях материалистического объяснения эволюции, и с идеализмом, каких бы то ни было вариаций, я последовательно боролся. Меня здесь пытались причислить к лагерю генетиков и притом формальных генетиков. Для тех, кто не в курсе дела, я должен сказать, что я вообще не генетик, а морфолог, эмбриолог, филогенетик. Самое большое, что у меня некоторое отношение может иметь к генетике, — это работа по феногенетике расовых признаков у кур. Никакого иного отношения мои работы к генетике не имели и не имеют, тем более мои работы не имеют отношения к формальной генетике.

Я старался быть последовательным материалистом, и мне кажется, что это выражено достаточно ясно во всех моих работах. Именно с этих позиций я критиковал все те идеалистические взгляды, которые мне здесь приписывались. В «Проблемах дарвинизма» на страницах с 194 по 208 вы найдете и критику вейсманизма, и Де-Фриза, и формальной генетики, и взглядов Лотси, и теории преадаптации. Многие из этих теорий, например теория преадаптации, в Советском Союзе впервые были подвергнуты такой основательной критике именно мною.

На чем же покоятся обвинения в автогенезе и, следовательно, идеализме?

Очевидно, это касается вопроса об источниках изменчивости. Вот что я говорю об источниках изменчивости:

«Дарвин полагал, что источником неопределенных наследственных изменений являются факторы внешней среды. Хотя генетики стояли обычно на позициях автогенеза, факты, добытые ими самими, противоречат этим представлениям.

Попытки вызвать образование мутаций действием внешних агентов долгое время оставались безуспешными. Однако, после введения достаточно надежных методов для учета новых мутаций, американцу Меллеру, а затем и другим исследователям, удалось получить таковые, сначала путем действия рентгеновских лучей, а потом и применением других агентов — ультрафиолетовых лучей, повышенной температуры, химических веществ. В результате таких воздействий получались как хромосомные перестройки различного рода, так и генные мутации. Однако результат всегда был таким же „неопределенным“, как и в природе. В экспериментальных условиях обычно повторялись те же мутации, которые возникали и спонтанно в лабораторных (или полевых) культурах. Это давало генетикам возможность толковать результаты опытов как „ускорение“ естественного процесса мутирования. Однако, учитывая сложность строения и функций организма и историческую обоснованность его реакций, мы должны согласиться с Дарвином, что специфика изменения всегда определяется в гораздо большей степени индивидуальными особенностями самого организма, его конституцией, чем характером внешнего воздействия. Поэтому нас не должно удивлять, что при применении определенных факторов получаются разные мутации и действием различных агентов получаются в общем те же мутации, какие встречаются в природе.

Это не значит, что получение определенных мутаций совершенно невозможно. Нужно думать, что в конце концов удастся получить специфические наследственные изменения действием определенных факторов на точно известной стадии развития данного организма (генотипа) при определенном его физиологическом состоянии. Что и физиологическое состояние организма не безразлично, показывают установленные факты значительного повышения числа мутаций при старении семян…»

Далее я говорю, что «Не подлежит сомнению, что получение других более тонких определенных наследственных изменений также возможно. Эти вопросы стоят сейчас на очереди. Теоретически мы допускаем также возможность параллельного изменения соматических и половых клеток на тех стадиях, когда они еще не обладают специфической диференцировкой, — именно в точках роста у растений» («Проблемы дарвинизма», стр. 220—221).

Из этого совершенно ясно, что я считаю, что источник изменчивости лежит во внешней среде, но разумеется эта изменчивость, конечно, во взаимоотношении организма и среды, причем специфика изменения определяется больше организмом, чем средой ввиду сложности строения организма.

Мне ставят в вину, что я подчеркиваю неопределенность изменчивости организма, но я говорю о неопределенности только новых изменений, а не вообще неопределенности реакций.

В процессе эволюции, под творческим влиянием естественного отбора, они преобразовываются в адаптивные изменения. Между прочим, мне было брошено обвинение, что я искажаю Дарвина, давая другое определение неопределенной изменчивости.

Прочту мое определение:

«Неопределенная изменчивость означает по Дарвину изменения, лишь косвенно связанные с изменениями внешней среды. Он предполагает существование реакций, осуществляемых через половую систему. Но это реакции не прямые и, ввиду их сложности, пока не воспроизводимые по произволу. Каждая особь реагирует по-своему. Специфика реакции определяется главным образом индивидуальными свойствами данной особи. Эти изменения, как правило, наследственны. Ясно, что это в основном те изменения, которые мы теперь называем мутациями. Однако частично сюда входили и их комбинации и связанные с ними неприспособительные модификации. В природном материале мы практически всегда имеем дело с неопределенными индивидуальными различиями».

«Дарвиновские определения основных форм изменчивости являются наиболее удачными из всех существующих определений, так как даже современное определение модификаций и мутаций как ненаследственных и наследственных изменений лишено достаточной ясности и давало повод для многих недоразумений» («Проблемы дарвинизма», стр. 210).

Мне приписывалось представление об эволюции, как идущей по потухающей кривой соответственно представлениям Даниэля Роза и других буржуазных теоретиков.

Прочту, что у меня написано по этому поводу. Последняя глава моей работы «Факторы эволюции» специально посвящена вопросам о темпах эволюции. Я дам выдержку из заключения:

«Палеонтология дает нам много материалов, показывающих действительное наличие возрастающих темпов эволюции наиболее совершенных и активных организмов любой геологической эпохи. Это касается, в особенности, темпов эволюции отдельных прогрессивных филогенетических ветвей. Это справедливо, однако, и для всего процесса эволюции в целом» (стр. 382).

Мне кажется, что я первый из дарвинистов отметил ускорение процесса эволюции, а не ее затухание.

Между прочим, Презент приписал мне резервную адаптацию.

Никогда и нигде я не говорил и не мог говорить об этом, так как я постоянно полемизировал с генетиками именно потому, что я считаю все мутации вредными и, значит, не мог говорить об адаптивных мутациях и их накоплении в резерве.

Я ввел понятие резерва наследственных изменений именно в противовес представлению о генофонде. Если генофонд — понятие статическое, то резерв — понятие динамическое. В резерве не только растрачивается наследственный материал, а идет непрерывное накопление наследственных изменений. Я говорю в «Факторах эволюции» (стр. 191—192 и далее) очень подробно о накоплении резерва за счет мутирования, распространения мутаций, комбинирования их и преобразования в сложные наследственные изменения. Особенно свободно накопление наследственных изменений идет в условиях доместикации; значит, у прирученных животных и культивируемых растений мы имеем максимальное накопление наследственных изменений, что подробно у меня разбиралось в книге «Организм как целое» (стр. 75-80).

Ценными я никогда не считал отдельные мутации. Я посвятил специальную книгу вопросу о том, что организм эволюционирует как целое и только изменения организации в целом могут быть полезны для обладателя этих изменений. Отдельные, частичные изменения не могут быть полезны. Поэтому любая мутация вредна и никогда я не мог говорить о выискивании отдельных мутаций, и тем более рекомендовать это селекционерам. Я всегда говорил о сложных мутационных изменениях. Зачитаю некоторые цитаты, чтобы это было совершенно ясно.

«Проблемы дарвинизма», стр. 223: «В этой связи мы должны также обратить особое внимание на то обстоятельство, что в природных условиях естественный отбор никогда не имеет дела с отдельными мутациями».

На следующей странице: «Если все мутации, взятые в отдельности, как правило, вредны, т. е. связаны с нарушением установившихся соотношений, то это ясно показывает, что ни одна мутация сама по себе не является этапом на пути эволюции. Процесс эволюции ни в коем случае нельзя себе представлять (как это делают защитники мутационной теории) результатом простого суммирования мутаций. Каждая мутация подлежит сначала известному преобразованию и комбинированию под руководящим влиянием естественного отбора» (стр. 224). И, наконец, как выводы этой главы: «Естественный отбор имеет всегда достаточное поле для проявления своего действия. Обычно нет речи о недостаточности материала в виде наследственных изменений, т. е. мутаций. Однако, подчеркнем еще раз, что в процессе накопления последних они подвергаются переработке. Комбинирование в процессе скрещивания и отбор наиболее благоприятных комбинаций в потомстве приводят к тому, что каждая особь отличается от другой весьма многими индивидуальными особенностями.

Естественный отбор и имеет всегда дело с индивидуальными вариациями, т. е. с различиями, развивающимися на разнообразной и всегда очень сложной основе. Не последнюю роль в этом разнообразии играют и ненаследственные изменения, т. е. модификации» (стр. 230).

Наконец, последнее обвинение из основных. Обвинение в обезоруживании практики. Уже из предыдущего видно, что это обвинение неосновательно. Мне приписывается, будто я говорю о том, что «бурное на заре культуры породообразование постепенно угасает». У меня ни в одной книге, ни в одной статье, ни в одном докладе этого нет. Я никогда этого не утверждал. Единственная фраза, которая здесь частично цитировалась, говорит о другом ("Факторы эволюции, стр. 214—215):

«…и породообразование домашних животных и сортообразование культивируемых растений произошло с такой исключительной скоростью, очевидно, главным образом за счет накопленного ранее резерва изменчивости. Дальнейшая строго направленная селекция идет уже медленнее». — На этом цитата обрывалась. А в книге имеется следующее продолжение: «хотя возможность выявления более мутабильных линий, а также гибридизации и влияния внешних воздействий позволяют и здесь рассчитывать на гораздо большие скорости и не ставят в этом смысле никаких ограничений (за исключением физиологически допустимых пределов)».

Значит, во-первых, нет речи о породообразовании на заре культуры. Это происходит в любое время. Вспомните селекцию сахарной свеклы на сахаристость, которая началась только в прошлом столетии, а вовсе не на заре культуры. Она очень быстро привела к пределу. Бороться с пределом, если это не физиологический предел, можно, и я определенно указываю на средства повышения изменчивости — гибридизацию и воздействие внешними факторами, т. е. по существу те же методы, которые применял и Мичурин.

Последнее обвинение — почему я не говорю о Мичурине, не говорю о других достижениях наших селекционеров. Очень просто, потому что книга «Факторы эволюции» совершенно не посвящена этим вопросам. Если бы я думал посвятить, — может быть я это и сделаю, — книгу вопросам овладения изменчивостью и эволюцией, то это была бы, во всяком случае, большая книга, чем эта. Это специальная задача. Здесь я себя ограничил рассмотрением факторов эволюции животных и растений и то только для обоснования теории «стабилизирующего отбора». Поэтому в этой специальной монографии я и цитирую другие работы.

В связи с этим у меня почти нет ссылок на работы до 1920 г. И на классиков нет ссылок. Я беру материал, который был мне нужен для обоснования теории стабилизирующего отбора, и больше ничего.

Одновременно с этой книгой издана и другая книга «Проблемы дарвинизма». Неужели же я должен был в одной книге повторять то, что написано в другой. Здесь вы найдете ссылки и на Тимирязева, и на Мичурина. Посмотрим в «Проблемах дарвинизма» стр. 172—174, 238—240, — здесь изложены основные, действительно замечательные достижения Мичурина. Я посвящаю достаточно места и достижениям академика Лысенко, академика Цицина и других советских селекционеров. А о Тимирязеве у меня еще больше ссылок. Так что я не игнорирую наших классиков. Надо учитывать, что это специальная монография, которая имеет подзаголовок: «Теория стабилизирующего отбора». И это не есть сводка. Я вовсе не свожу даже современный материал. Это есть тот материал, который нужен для обоснования теории стабилизирующего отбора, и больше ничего.

Мне кажется, основные упреки по моему адресу я отметил. Разве еще одно только замечание.

Презент упрекал меня в том, что я такое большое значение придаю гибридизации. Казалось бы странным, что гибридизации большое значение придавал и Мичурин. Но, оказывается, я будто бы ставлю это обязательным условием существования эволюции.

Я не настолько безграмотен, чтобы не знать, что у бактерий, например, нет полового процесса, а они эволюционируют. Я отмечаю прошлое значение полового процесса и скрещивания в эволюции организмов, особенно у высших. Но это не значит, что это необходимое условие новой эволюции. Наследственные изменения появляются независимо от гибридизации. Между тем Презент делает вывод, что я будто бы придаю гибридизации такое же значение, что и теории амфимиксиса Вейсмана, что я — вейсманист. Теория амфимиксиса Вейсмана полагала, что скрещивание — источник изменчивости. Я это категорически отрицаю. Я говорю о внешних факторах как источнике изменчивости, а скрещивание рассматриваю как средство, позволяющее быстрей комбинировать и синтезировать выражения отдельных мутаций. Это — другое дело. Ясно, что мои представления не имеют ничего общего с теорией амфимиксиса. На этом разрешите закончить свои пояснения по поводу замечаний, высказанных здесь по моему адресу.

Речь И. Н. Симонова

Академик П. П. Лобанов. Слово имеет кандидат сельскохозяйственных наук И. Н. Симонов.

И. Н. Симонов (Министерство высшего образования). Я выступаю здесь не как представитель Министерства высшего образования, а как научный сотрудник, кандидат сельскохозяйственных наук, доцент.

В связи с сессией Академии мне хотелось бы немного сказать о нашей родной Тимирязевской академии, о ее работах, поскольку академик В. С. Немчинов, присутствующий здесь, пока что не выступал. В 1950 г., как известно, исполнится 85 лет со дня организации Тимирязевской сельскохозяйственной академии. История этой Академии — это, по существу, история большого раздела нашей отечественной агрономической науки. Здесь долгие годы трудились такие корифеи биологической науки, как Тимирязев и Вильямс. Академия имени Тимирязева, как известно, явилась пионером в области селекции. Здесь впервые академиком Вильямсом было положено начало селекции сельскохозяйственных растений.

Но было бы несправедливо не сказать, что в вопросах селекции, в вопросах общей агрономической науки Академия имени Тимирязева сегодня далеко отстает от многих научно-исследовательских учреждений, а подчас и некоторых вузовских научных коллективов.

Является ли сегодня Академия имени Тимирязева с ее огромными научными силами, с ее большими возможностями тем, чем она должна быть по существу, т. е. центром притяжения тимирязевского и мичуринского направления в науке? На этот вопрос я позволю сказать, что таким центром Академия сегодня не является. Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров.

В 1937 г., т. е. примерно десять лет назад, отдельные сотрудники этой славной Академии — аспиранты, студенты — набрались смелости, поехали в Одесский селекционно-генетический институт, руководимый в то время непосредственно академиком Т. Д. Лысенко. После приезда они написали в газете «Тимирязевка» статью под названием «За коренную перестройку научно-исследовательской работы».

Казалось бы, что за этим должен был бы начаться какой-то перелом в работе Академии. Однако никакого перелома, никакой перестройки не последовало и до самых последних дней. Последовала «перестройка» в совершенно другом направлении. Всех тех, кто придерживался взглядов Мичурина и академика Лысенко, начали под разными предлогами «выдвигать», переводить в другие учреждения, а то и просто увольнять. Так поступили со многими научными сотрудниками: ныне академиком Е. П. Ушаковой, профессором Веприковым, садоводом-мичуринцем Павловой, Тихоненко, студентом Алисовым и многими другими.

Дело дошло даже до того, что академик В. С. Немчинов, — он хорошо знает это, — неугодных ему преподавателей Академии, в свое время пришедших на кафедру не как-нибудь, а по конкурсу и оставленных в Академии по рекомендации И. В. Мичурина, стал просто изгонять из Академии только потому, что об этих товарищах когда-то и где-то неплохо было сказано или самим Мичуриным или его учениками.

Были времена, когда из большого профессорско-преподавательского коллектива Тимирязевской академии на юбилей Мичурина, нашего великого русского ученого, ни один профессор не мог откликнуться и поехать, хотя студенты очень призывали их. Такие студенты, как Гриценко, Барков, Голубь, Симонов собрались одни и поехали в Мичуринск для того, чтобы чествовать этого великого русского ученого-новатора.

Были и такие времена в жизни Тимирязевской академии, когда студенты и аспиранты, изъявившие желание поехать поучиться у самого Мичурина, вынуждены были ехать только за свой счет. Они ехали в Мичуринск для того, чтобы поучиться непосредственно у Мичурина методам его работы.

Осталось забытым письмо Мичурина к студенческому кружку Московской, ныне Тимирязевской, сельскохозяйственной академии, опубликованное в первом томе его сочинений (стр. 244), где он подчеркивал, что… «вследствие полнейшей неосведомленности в этом отношении, относятся к нему слишком пренебрежительно, а в некоторых случаях прямо-таки невежественно».

Такое положение было восемь лет назад. Может быть, за это время произошло что-нибудь новое в стенах Тимирязевской академии?

Здесь всеми уважаемый академик И. В. Якушкин в своем выступлении совершенно правильно отметил, что сторонников немичуринского направления становится все меньше и меньше. Утверждать это, конечно, можно по отношению ко всему коллективу научных сотрудников Советского Союза, но такое утверждение по отношению к ученому коллективу Тимирязевской академии будет не совсем точным. Нельзя сказать этого и про руководителя Академии. Можно считать, что академик Якушкин, академик Бушинский, профессор Чижевский, профессор Эдельштейн и несколько их сотоварищей по работе относятся к мичуринскому направлению. Но в целом, по отношению ко всему коллективу (я имею в виду профессорско-преподавательский коллектив), такое утверждение будет несколько неправильным.

Почему нельзя так сказать по отношению ко всем ученым Тимирязевской академии? Если бы дело обстояло именно так, то об этом в первую очередь должен был бы сказать с этой трибуны не рядовой человек, а директор Академии академик В. С. Немчинов. Но почему же академик Немчинов оказался не в состоянии выйти на трибуну и заявить, какие же сдвиги произошли в представлениях ученых Тимирязевской сельскохозяйственной академии за последние годы? И кому, как не академику Немчинову, нужно было взяться крепко за перестройку работы в области освоения мичуринского наследства в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Я могу смело утверждать, что сам директор Академии придерживается взглядов морганистской генетики. Откуда, из каких вузов, с каких кафедр направлялись в Америку, в прожженную реакционную печать, статьи с грубыми нападками на академика Лысенко? Ведь это шло не откуда-нибудь, а из стен Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Это писалось, как известно, только вчера выступавшим здесь профессором А. Р. Жебраком. Это поощрялось линией поддержки таких ученых со стороны академика Немчинова. Эти ученые, какими являются Жебрак и другие, как видно, и до сих пор (шум в зале), а я имею полное право сказать, судя по их выступлениям вчера, не освободились от преклонения перед зарубежной наукой.

Выступления профессора Жебрака на страницах буржуазной печати с нападками на академика Лысенко, по существу, являются нападками на учение Мичурина. Это и он хорошо знает. Эти нападки являются нападками на учение Тимирязева-Вильямса. Но после того, как советская научная общественность осудила поступки профессора Жебрака, может быть, что-нибудь изменилось? Нет, можно смело сказать, что, судя по вчерашнему выступлению профессора Жебрака, в Академии мало что изменилось.

Вспомним товарищи, знаменитую сессию садоводов два года назад. Многие из присутствующих были очевидцами обструкции, которая была устроена студентами Тимирязевской академии лучшему ученику Мичурина академику П. Н. Яковлеву. Вы, уважаемый академик Немчинов, как директор Академии, безусловно несете моральную ответственность за воспитание своих студентов в совершенно другом направлении.

Голос с места. Не только моральную, но и политическую.

И. Н. Симонов. Да, и политическую ответственность.

Приведу еще один пример, показывающий, в каком именно направлении — мичуринском или в другом — идет ныне Академия имени Тимирязева. Это — пример, достойный, чтобы о нем рассказать.

Два года назад у нас в Тимирязевской академии был объявлен конкурс на заведывание кафедрой, казалось бы далекой от дискуссии, — кафедрой технологии плодово-овощных растений. На заведывание кафедрой претендовал ученик Баха, биохимик, профессор, ныне лауреат Сталинской премии, Б. А. Рубин. Но он не был избран. И он не прошел не потому, что по своей научной эрудиции не подходил для работы в Тимирязевской академии, а потому именно, что профессор Рубин является сторонником мичуринского учения. Вот почему не захотели «засорять» такими лицами стены Тимирязевской академии. Я мог бы многое рассказать и о том, до какого состояния вы, академик Немчинов, довели садовода-опытника М. А. Павлову.

Но, может быть, хотя бы за последние годы, в Тимирязевской академии произошли изменения в научно-исследовательской работе, в области освоения наследства Мичурина, Тимирязева, Вильямса. Но и этого не видно, так как моргановское, реакционное учение поддерживает сам руководитель Академии.

Я скажу больше. В прошлом году была с ведома академика Немчинова ликвидирована последняя база для селекционной практической работы студентов…

Голоса с мест. Правильно, правильно!

И. Н. Симонов. Это коллекция целого ряда европейских и русских сортов крыжовника и смородины. Материал, только что пришедший в пору настоящего плодоношения (десятилетнего возраста), ликвидирован с торгов. Кто видел это зрелище, тот не мог без волнения уйти с этого участка. Коллекции распродавались с торгов! Вы, академик Немчинов, можете сказать: зато ведь сад с плодовыми деревьями уцелел. Да, этот сад уцелел по странной случайности, хотя забор был уже снесен трактором. А какая работа проводится в этом саду, разрешите спросить академика Немчинова? Никакой! Обычная посадка сада, обычный агротехнический уход — и больше ничего. Никакой творческой селекционной работы нет. Очевидно, это устраивает и академика Немчинова и некоторых его единомышленников, сумевших разогнать растущий творческий коллектив. Сад растет, — и все! Но так ли надо понимать освоение мичуринского наследства?

Я могу зачитать цитату, как сам Мичурина понимал освоение наследства и что понимал под простой посадкой. В IV томе своих сочинений, на странице 192, Мичурин пишет:

«Разводить готовое каждый садовник может, а выводить новые сорта сможет только человек, знающий пути эволюционной работы природы, дающие безостановочную смену форм живых организмов и никогда не допускающие повторения старых форм».

Вот как Мичурин призывал осваивать наследство. Не просто переносить деревья с места на место, а осваивать и углублять работу Мичурина надо было. Но, должно быть, эти страницы неизвестны академику Немчинову, как неизвестны многим его единомышленникам.

Можно привести еще один пример. Пять лет назад небольшой коллектив работников Института имени Мичурина, которым в то время мне приходилось руководить, составил программу по селекции и генетике, так как старая программа для сельскохозяйственных вузов требовала коренной переделки в смысле усвоения мичуринско-тимирязевского учения. Коллектив потратил на разработку этой программы месяца три-четыре. Эта программа была послана на отзыв в Тимирязевскую академию академику Немчинову. И никакого ответа коллектив не получил. И только в 1948/49 г. студенты сельскохозяйственных вузов будут проходить предмет селекции и генетики по новой программе.

Вот почему, как мне представляется, Тимирязевская академия под руководством академика В. С. Немчинова должна в корне перестроить свою работу и оправдать свое название Академии имени К. А. Тимирязева.

Труды Мичурина, Тимирязева и Вильямса должны глубоко изучаться не только в стенах сельскохозяйственных вузов, отдельных учреждениях, научно-исследовательских, опытных станциях, но и во всех вузах нашей страны.

Однако, судя по выступлению профессора А. Р. Жебрака, нельзя представить, чтобы он на кафедре генетики собирался говорить о передовом учении Тимирязева и Мичурина, о советской биологии.

Некоторые старались здесь в своих выступлениях обвинить академика Лысенко в том, что он борется якобы только за вегетативную гибридизацию, обвинить в одностороннем освоении наследства Мичурина. Это — клевета на академика Лысенко. Достаточно посмотреть предисловие к первому тому трудов Мичурина, написанное академиком Т. Д. Лысенко на 10 страницах, чтобы увидеть, какие он наметил задачи в освоении мичуринского учения.

Академик Лысенко всегда обращал внимание на всестороннее и глубокое изучение трудов Мичурина и Тимирязева, включая сюда все прикладные дисциплины: химию, биохимию и физиологию растений. У меня сохранились записи прослушанных мною лекций академика Лысенко еще в Одессе. Я хорошо помну и могу по записям восстановить, что академик Лысенок советовал изучать клетку, исследовать разнокачественность клеток и, чтобы убедиться в этом, заглянуть в нутро при помощи микроскопа.

Вот к чему призывал своих учеников академик Лысенко. И многие другие его выступления и высказывания, а также печатные статьи всегда призывают к всестороннему изучению работ Мичурина. Академик Лысенко стоит за новое, прогрессивное учение.

Совершенно не к лицу отдельным нашим ученым воскрешать несуществующие законы Менделя-Моргана и забывать могучее наследство Мичурина-Тимирязева-Вильямса.

Имена выдающихся русских ученых Вильямса, Тимирязева, Мичурина будут жить вечно в сердцах нашего многонационального советского народа и всего прогрессивного человечества. (Аплодисменты.)

Речь С. Ф. Демидова

Академик П. П. Лобанов. Слово имеет кандидат биологических наук работник Института цитологии Академии наук СССР тов. Малиновский. Нет тов. Малиновского? Тогда слово имеет академик С. Ф. Демидов.

Академик С. Ф. Демидов. Настоящая сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина сыграет чрезвычайно важную роль в деле дальнейшего развития агрономической науки в нашей стране. Речь идет о вопросах большого принципиального значения не только для таких отраслей науки, как генетика и селекция в растениеводстве, как учение о разведении, вопросы племенной работы в животноводстве.

Нет, вопросы поставлены гораздо шире.

Доклад академика Лысенко призывает нас к достижению новых высот. Он дает теоретическое обоснование, указывает пути для дальнейшего развития всей агрономической науки. Доклад академика Т. Д. Лысенко подводит научную базу для всего комплекса работ, связанных с борьбой наших научных учреждений, всех сельскохозяйственных и плановых органов, совхозов и колхозов, — за успешное разрешение главной задачи поставленной законом о пятилетнем плане и историческими решениями февральского Пленума Центрального Комитета ВКП(б) о повышении урожайности сельскохозяйственных культур и увеличении валовых сборов продуктов, за увеличение поголовья всех видов скота и повышение продуктивности животноводства. Я думаю, что никак нельзя согласиться с некоторыми выступавшими с этой трибуны учеными, пытавшимися примирить два ясно определившихся направления в биологической науке, противоположных по своим идеям.

Так, выступавший здесь академик Б. М. Завадовский сетовал на то, что обсуждение положения в биологической науке на сессии развернулось слишком остро и прямолинейно. Он не соглашался с тем, что речь идет о борьбе двух диаметрально противоположных направлений в биологической науке, он доказывал, что существует третье — среднее направление. Академик П. М. Жуковский также требовал развития двух направлений в биологии и призывал нас отдать дань Менделю и Моргану. Академик Жуковский здесь заявил, что он ничего предосудительного не видит, когда в науке развиваются несколько различных школ.

Позволительно спросить у академика П. М. Жуковского, о каких школах он говорит, что он имеет в виду? С этим вопросом надо разобраться. Мы за развитие школ прогрессивного направления. Советскому народу хорошо известны такие научные школы, как школа академика В. Р. Вильямса в почвоведении и земледелии, школа академика Д. Н. Прянишникова в агрохимии, школа академика М. Ф. Иванова в зоотехнии, школа академика В. П. Горячкина в сельскохозяйственном машиностроении. Но каждому ясно, что не об этом речь, когда обсуждаются два направления в биологической науке.

В докладе академика Т. Д. Лысенко ясно поставлены вопросы на сей счет, а именно, что сформировавшиеся в биологической науке два направления в корне отличны, диаметрально противоположны. Одно направление, подлинно научное, прогрессивное, мичуринское, и другое, наоборот, антинаучное, реакционно-идеалистическое, вейсманистское (менделевско-моргановское).

Первое направление, именно диалектико-материалистическое, творческое, идет в ногу с требованиями жизни, целиком соответствует нашему марксистско-ленинскому мировоззрению, развивается на основе всепобеждающей теории Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. Второе направление, наоборот, тянет нас к мистицизму, является прямой дорогой к поповщине, пытается дезориентировать практику социалистического сельского хозяйства, вносит путаницу в идеологическое воспитание наших кадров.

Вот как поставлен вопрос, академик Завадовский и академик Жуковский! И всякие попытки примирить борющиеся направления в биологической науке, всякие попытки занять некоторую среднюю позицию между научным мичуринским направлением и антинаучным вейсманистским (менделевско-моргановским) направлением будут неизбежно обречены на провал, разгромлены. Ленин и Сталин учат нас, что противоречия двух направлений надо разрешать не путем примирения и выискивания какого-то третьего, среднего направления, а принципиально острой, открытой борьбой.

Такое именно решение вопроса необходимо прежде всего в интересах социалистического сельскохозяйственного производства, в интересах дальнейшего роста могущества и расцвета наших колхозов и совхозов.

В самом деле, возьмем такую задачу, поставленную во всем объеме современным этапом развития колхозного и совхозного производства, как практическое освоение в широком народнохозяйственном масштабе травопольной системы земледелия, комплекса Докучаева-Костычева-Вильямса. Лучшие умы русской агрономической науки, такие ученые-агрономы, как Советов, Докучаев, Костычев, Тимирязев, Вильямс, всю жизнь мечтали о получении высокий устойчивых урожаев. Вековая борьба русской агрономии выковала замечательное стройное учение о восстановлении плодородия почвы, о ликвидации катастрофического падения урожаев в годы засух. Трудами корифеев русской науки создана теория травопольной системы земледелия, обобщенная и замечательно целостно изложенная академиком Вильямсом. Исключительные, прямо разительные результаты дает освоение этой системы в районах Поволжья, Северного Кавказа, Украины, Центрально-Черноземной полосы и других зон степного земледелия нашей страны.

Всем известны блестящие результаты внедрения травопольной системы земледелия на больших площадях в Институте земледелия Центрально-Черноземной полосы им. В. В. Докучаева, в Сальском и Миллеровском районах Ростовской области, в Ново-Анненском районе Сталинградской области, в Бузулукском районе Чкаловской области, на полях совхозов «Гигант», «Кубань» и др.

Перед нашей агрономической наукой и практикой социалистического земледелия в настоящее время встала неотложная задача широкого повсеместного освоения комплекса Докучаева-Костычева-Вильямса.

Для успешного разрешения этой величайшей задачи надо сосредоточить все усилия и материально-технические средства на пропаганде и практической организации внедрения травопольных севооборотов, как полевых, так и кормовых, освоения системы правильной обработки почвы, насаждения лесных полезащитных полос, организация системы прудов и орошения на базе использования вод местного стока и других мероприятий.

И вот, представьте себе, появятся другие школы и будут доказывать обратное, будут ставить под сомнение основные положения травопольной системы земледелия. Что из этого получится? Замедление и срыв осуществления этих важнейших мероприятий государственного значения. И, к сожалению, надо сказать, что противники травопольной системы земледелия, представители другой «научной» школы, как, скажем, академик П. М. Жуковский, не мало сделали в вузах, научно-исследовательских институтах и сельскохозяйственных органах, чтобы затормозить ее победное шествие.

Точно так же дело обстоит и с мичуринским направлением в биологии. Трудами И. В. Мичурина сделаны величайшие открытия, вызвавшие подлинный переворот в науке, и чем дальше мы будем двигаться к коммунизму, чем дальше будем итти по пути создания изобилия продуктов сельского хозяйства, тем больше и больше будет раскрываться красота и величие гениального мичуринского учения.

Мичуринское направление в биологии, основываясь на принципах диалектического материализма, творчески развивает дарвинизм, решительно отбрасывает, как говорил в своем докладе Т. Д. Лысенко, устаревшие каноны и некоторые ошибочные положения Дарвина. Мичуринское направление в биологии создает новые формы культурных растений и новые породы сельскохозяйственных животных, развивает дальше основные проблемы биологической науки, в неразрывной связи с практикой социалистического сельского хозяйства. Вся долголетняя плодотворная жизнь Ивана Владимировича — это сплошной подвиг, образец беззаветного служения народу, великий пример единства теории и практики.

Центральным вопросом, разрешение которого вооружает наши колхозы и совхозы, наших селекционеров и агрономов мощными средствами творческих дерзаний в борьбе за высокую урожайность, за высокую продуктивность животноводства, является следующее положение: мичуринское направление в биологии исходит из того, что изменение условий жизни, условий внешней среды неизбежно приводит к тому, что эти новые условия жизни рано или поздно, но обязательно ломают старый тип развития растительных и животных форм и создают новые построения этих форм соответственно новым условиям жизни.

Мичуринское направление в биологии исходит из того, что новые свойства растений и животных, приобретаемые ими под влиянием изменившихся условий жизни, могут передаваться по наследству.

В этом заключается великое прогрессивное значение труда Мичурина, ибо обоснование мичуринским направлением в биологии наследования приобретаемых растениями и животными свойств вооружает практиков научно обоснованными методами переделки природы растений и животных, выведения новых сортов сельскохозяйственных культур и новых пород животных.

Именно поэтому мы имеем полное право сказать, что учение И. В. Мичурина является принципиально новым этапом в развитии эволюционной теории и биологической науки.

По самому своему духу мичуринское учение созидательно, творчески активно. Мичурин преодолел ошибки Дарвина, отдавшего дань лживой теории Мальтуса о перенаселенности организмов в природе, преодолел пассивный, созерцательный характер учения Дарвина об эволюции. Мичурина дал основы преобразования растительного мира, создания человеком новых культурных форм растений. Тем самым были созданы условия для практического осуществления мечты Дарвина о создании новых форм более производительных растений и животных, о творчестве человека в растениеводстве и животноводстве.

В работе «Происхождение видов путем естественного отбора» Дарвин писал: «Новая разновидность, выведенная человеком, представится более любопытным и важным предметом изучения, чем добавление еще одного вида к бесконечному числу уже занесенных в списки» (Ч. Дарвин, Происхождение видов путем естественного отбора. Сочинения, т. III, стр. 664, изд. Академии наук СССР, 1939 г.).

Великая преобразующая сила мичуринского учения состоит в том, что оно призывает к активному вмешательству в действия природы. И. В. Мичурин открыл невиданные горизонты, указал на заманчивые перспективы ускорения образования новых форм и сортов растений, новых пород животных и направления их развития в сторону, наиболее полезную для человека. "Для нас, — говорит Мичурин, — сейчас актуальнейшей задачей является найти путь, найти способ, уяснив который мы могли бы легче и с бОльшим успехом вмешаться в действия природы, тем самым раскрывая ее «тайны» (Мичурин, Сочинения, т. I, стр. 410).

Вейсманистское направление в биологической науке отрицает влияние внешних условий на формирование наследственных качеств организма, отрицает также наследование организмами признаков и новых свойств, приобретаемых под влиянием изменившихся условий жизни.

Рассматриваемые вопросы имеют весьма важное значение в выяснении реакционной метафизической сущности вейсманизма (менделизма-морганизма), ибо отрицание влияния условий жизни на особенности наследственных изменений организма приводят к вредному отрыву селекции от агротехники в области растениеводства, к отрыву работы по улучшению пород сельскохозяйственных животных от мероприятий по укреплению кормовой базы и улучшению условий содержания скота.

Отсюда видно, что борьба двух направлений в биологической науке имеет непосредственное злободневное значение для практики нашего социалистического сельского хозяйства.

Настоящая передовая агрономическая наука характеризуется тем, что она вооружает практиков на дальнейший подъем социалистического сельского хозяйства, на повышение урожайности сельскохозяйственных культур, на повышение продуктивности животноводства.

Такой наукой и является советская агробиологическая наука, созданная Мичуриным и Вильямсом и успешно развиваемая академиком Лысенко.

Одна из важнейших заслуг академика Лысенко состоит в том, что он на основе решения практически важных вопросов о развитии социалистического сельского хозяйства умело соединил учение Тимирязева-Мичурина о формообразовании и переделке природы растений и животных с учением Докучаева-Костычева-Вильямса о почвообразовании и методах повышения плодородия почв, проложив новые пути в агрономической науке.

Созданная трудами Вильямса-Мичурина-Лысенко советская агробиологическая наука оказалась весьма плодотворной. Эта наука разработала такие коренные меры повышения урожаев, как:

а) правильные травопольные полевые и кормовые севообороты;

б) научно обоснованная система основной и предпосевной обработки почвы — паров и зяби;

в) правильная система органических и минеральных удобрений, определения места удобрения в севообороте;

г) система мер по улучшению семенного дела, выведению новых сортов сельскохозяйственных культур и новых пород животных;

д) вопросы степного полезащитного лесоразведения и борьбы с процессами оврагообразования и другими видами эрозии почв;

е) вопросы развития орошения и правильной организации орошаемого хозяйства на основе использования вод местного стока;

ж) вопросы внедрения системы машин в земледелии, применительно к особенностям отдельных сельскохозяйственных зон, — системы машин, соответствующей передовой агротехнической науке.

Все эти мероприятия все более и более полно внедряются в колхозы и совхозы и позволяют нам из года в год увеличивать урожай и повышать продуктивность скота.

Академиком Т. Д. Лысенко лично и под его руководством выполнены важные работы, имеющие крупнейшее значение в борьбе за повышение урожайности и ставшие достоянием широкой практики колхозов и совхозов. В ежегодно утверждаемых правительством государственных планах развития сельского хозяйства труды академика Лысенко занимают целый раздел, то же можно сказать и о перспективных планах. Эти планы составляются для областей и республик, доводятся до колхозов и совхозов. Таким образом, с работами академика Лысенко и его сотрудников знакомы миллионы колхозников и работников совхозов. Масштабы внедрения в производство предложений академика Лысенко весьма значительны. Назову некоторые его работы:

1. Яровизация зерновых культур, позволяющая продвинуть ценные сорта яровой пшеницы в более северные районы и обеспечивающая значительную прибавку урожая. Этот прием получил широкое распространение в колхозах и совхозах. В 1940 г. посевы яровизированными семенами были произведены на площади 13 миллионов гектаров. В 1948 г. в соответствии с решением февральского Пленума ЦК ВКП(б) (1947 г.) посевы зерновых культур яровизированными семенами определены на площади 13 миллионов гектаров. На значительных площадях производится также посадка картофеля яровизированными семенами.

2. Летние посадки картофеля, обеспечивающие прекращение вырождения посадочного материала в южных районах. Площади их достигают сотен тысяч гектаров. Способ летних посадок картофеля повышает урожайность и значительно улучшает сортовые качества этой весьма ценной для народного хозяйства культуры.

3. Выведен ряд новых урожайных сортов сельскохозяйственных культур. Сорт озимой пшеницы Одесская 3, выведенный Одесским селекционно-генетическим институтом под руководством академика Лысенко, превышает по урожайности стандартные сорта на 3-4 ц с гектара, является морозостойким и одновременно засухоустойчивым. Яровой ячмень Одесский 9 занимает также значительные площади. Сорт хлопчатника Одесский 1 является по существу основным сортом новых районов хлопководства. Академик Лысенко сыграл большую роль в разработке научных основ семеноводства в нашей стране.

4. Мероприятия по укреплению собственной сырьевой базы для производства натурального каучука, гнездовой посев кок-сагыза, вегетативное размножение кок-сагыза, внедрение тау-сагыза в южные районы СССР, разработка системы агротехнических мероприятий по возделыванию кок-сагыза.

5. Особо необходимо отметить широкое производственное освоение мероприятий по повышению урожайности проса. Всесоюзной академией сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина под непосредственным руководством академика Т. Д. Лысенко еще в 1940 г. была предложена тщательно продуманная система мер по срокам и способам посева, ухода и уборки проса. Осуществление этих мер на площади свыше 500 тысяч гектаров в 1940 г. и свыше одного миллиона гектаров в 1947 г. обеспечило получение урожайности проса свыше 15 ц с гектара.

6. Чеканка хлопчатника, применяющаяся теперь на площади 85-90 % всех посевов хлопчатника и обеспечивающая предохранение хлопчатника от опадения завязи и увеличение доморозного сбора лучших сортов хлопчатника на 10-20 %.

7. Академиком Лысенко в годы Великой Отечественной войны внесены предложения по обеспечению повышения всхожести семян зерновых культур в восточных районах СССР. Внедрение этих предложений позволило колхозам и совхозам Сибири значительно увеличить собственные ресурсы семян и повысить урожайность. Разработанные академиком Лысенко приемы внедрения культуры озимой пшеницы в районах сибирских степей в настоящее время проверены на практике, поддерживаются агрономической общественностью, местными партийными и советскими организациями, в частности Алтайским крайкомом ВКП(б) и крайисполкомом. (Аплодисменты.)

8. Представителями мичуринского направления в биологической науке разработан и практически широко распространен такой эффективный прием селекционной работы, как внутрисортовые и межсортовые скрещивания, методы браковки в селекционном процессе и сознательного подбора родительских пар.

9. В соответствии с решениями февральского Пленума ЦК ВКП(б) в степных районах юга в настоящее время широко внедряются летние посевы люцерны в чистом пару, что быстро обеспечивает значительное увеличение урожаев семян этой культуры, столь необходимых для освоения правильных травопольных севооборотов.

10. В годы войны академиком Т. Д. Лысенко были разработаны и широко внедрены в практику колхозов и совхозов лучшие сроки сева и уборки зерновых культур в Сибири, а также такие важные мероприятия, как мероприятия по борьбе со свекловичным долгоносиком; использование верхушек клубней картофеля в качестве посадочного материала, что значительно увеличило семенные ресурсы этой культуры; биологический метод борьбы с вредителями и др. Считаю необходимым особо отметить, что в настоящее время академик Т. Д. Лысенко успешно разрабатывает вопрос о внедрении в земледелие СССР ветвистой пшеницы, а также вопросы о разведении лесов в степных районах. Первые шаги этих работ сулят весьма заманчивые перспективы. Все перечисленные и другие работы говорят о том, что одной из основных особенностей академика Лысенко является его повседневная связь с колхозами и совхозами, привлечение к научным исследованиям большого коллектива передовиков сельского хозяйства и быстрое внедрение научных достижений в сельскохозяйственное производство, что должно служить примером для каждого советского ученого, патриота нашей великой Родины. Опыт тысяч передовых колхозов и совхозов и целых районов убедительно показывает, что именно освоение колхозами и совхозами системы мероприятий, разработанной Вильямсом, Мичуриным и Лысенко, является одним из важнейших условий их производственных успехов. Поэтому наши годовые и перспективные государственные планы развития социалистического сельского хозяйства обязательно включают в себя задания по внедрению достижений Вильямса-Мичурина-Лысенко, т. е. достижений передовой агрономической науки.

Правительством ежегодно утверждаются планы по подъему и обработке черных и ранних чистых паров, по вспашке плугом с предплужником, по проведению лущения стерни следом за уборкой хлебов, планы посева зерновых культур яровизированными семенами, задания по проведению летних посадок картофеля в южных степных районах, задания по освоению правильных травопольных полевых и кормовых севооборотов, насаждению лесных полезащитных полос, по развитию орошения на основе использования вод местного стока, по расширению посевов высокоурожайных сортов сельскохозяйственных культур, выведенных представителями мичуринского направления в биологической науке.

В то же время со всей определенностью необходимо на сессии Академии заявить, что противники прогрессивного, подлинно научного, мичуринского направления в биологии — представители реакционно-идеалистического направления, вейсманисты (менделисты-морганисты) не дали ничего ценного для развития социалистического сельского хозяйства.

Представители формальной генетики — профессор А. Р. Жебрак, профессор М. С. Навашин, профессор Н. П. Дубинин, академик Б. М. Завадовский, доцент С. И. Алиханян, доцент С. Д. Юдинцев и другие — ограничиваются бесплодными кабинетными опытами с плодовой мушкой и выращиванием тетраплоидов и полиплоидов. Что могли нам показать и о чем могли нам рассказать с трибуны настоящей сессии вейсманисты (менделисты-морганисты)? Решительно Ничего! Разве только тетраплоидные зернышки гречихи в пробирках да ту самую, изученную профессором Н. П. Дубининым, муху из Воронежа, у которой в результате войны трансформировался хромосомный аппарат. (Смех в зале.)

До последнего времени некоторые наши научные учреждения, к сожалению, еще не повернулись лицом к практическим запросам социалистического сельского хозяйства, они все еще продолжают заниматься «исследованиями», научная и практическая ценность которых весьма сомнительна.

Это, в частности, относится к ряду институтов и лабораторий биологического отделения Академии наук СССР, этого высшего научного учреждения страны.

Оторванность от жизни, бесплодность и реакционная сущность вейсманистов (менделистов-морганистов) ярко может быть проиллюстрирована на содержании последней книги академика И. И. Шмальгаузена «Факторы эволюции», изданной Академией наук СССР в 1946 г.

В этом своем труде академик И. И. Шмальгаузен рассматривает породообразование сельскохозяйственных животных и сортообразование культурных растений как выискивание запасных, скрытых мутаций, которые имели место до культуры или в начальной стадии введения в культуру данного вида растения или животного. Эти запасные мутации, или «резерв изменчивости», как их называет автор, в историческом процессе формирования породы (сорта), по Шмальгаузену, только вскрывались, а не создавались благодаря культуре. Исходя из этого автор утверждает, что наиболее интенсивно породы и сорта образовались на заре культуры, а дальнейшая «…направленная селекция идет уже медленнее…» (стр. 215). Это одно из основных положений книги академика Шмальгаузена противоречит фактам и разоружает практиков-селекционеров в их работе по выведению новых сортов сельскохозяйственных культур, новых пород животных, ибо приводит к мысли, что «золотой век» селекции остался позади.

С точки зрения этой теории академик И. И. Шмальгаузен бессилен объяснить причины описываемого им в книге пышного породообразования у голубей и наличия небольшого количества пород домашней птицы — гусей и уток. По Дарвину, небольшое число пород гусей и уток — результат односторонности интересов человека при выведении пород этих птиц (породы гусей и уток создавались только для мяса, получения яйца и пера), а пышное породообразование у голубей — результат разнообразия селекционных целей человека при выведении пород голубей (различные хозяйственные цели, спортивные, военные, почтовые, декоративные и другие интересы). По Шмальгаузену же, малое число пород гусей и уток объясняется тем, что они обладают «меньшим запасом изменчивости». Из этого следует, что голуби представляют наиболее прогрессивную ветвь животного царства, а гуси и утки — непрогрессивную, так как не обладают достаточным «запасом изменчивости». Вот до каких реакционных и нелепых выводов можно договориться вследствие глубоко ошибочных основных теоретических позиций в биологической науке.

Здесь уже отмечалось, до какого политического ослепления можно докатиться, находясь на ложных исходных теоретических позициях. В книге академика Шмальгаузена «Факторы эволюции», которую профессор Поляков и профессор Парамонов в рецензии превознесли как «новый этап в развитии дарвинизма», всячески рекламируется реакционно-идеалистическое учение Менделя-Моргана, делаются хвалебные ссылки и рекомендуются труда таких реакционеров, как Добжанский, Тимофеев-Ресовский, перечисляется длинный список малоизвестных других авторов, но ни единым словом не упоминается имя И. В. Мичурина, полностью игнорируется Тимирязев; Мичурин и Тимирязев отсутствуют в списке рекомендованной литературы. В работе, которая, по свидетельству Шмальгаузена, содержит синтетическую обработку материалов современной генетики и экологии, не упоминается имени и трудов одного из основателей современной экологии растений — академика Б. А. Келлера.

Гордость русской, советской биологической науки Мичурин, всему миру известные труды академика Лысенко Шмальгаузеном полностью игнорируются в книге «Факторы эволюции». Все эти факты недостойны советского ученого. Нельзя не отметить здесь незавидное поведение профессора Полякова, который, с одной стороны, в свое время всячески восхвалял указанную книгу академика Шмальгаузена, а с другой стороны, заявляет на сессии, что это — самый неудачный его труд. Он вместе с профессором Парамоновым в рецензии заявлял, что академик Шмальгаузен своими «Факторами эволюции» создал новый этап в развитии дарвинизма. Но этот новый этап при проверке оказался попыткой воскресить старые вейсманистские идеи. Московский университет и биологическое отделение Академии наук дали хвалебный отзыв о работе академика Шмальгаузена «Факторы эволюции». Тот факт, что книга академика И. И. Шмальгаузена «Факторы эволюции» встретила полное одобрение в биологическом отделении Академии наук СССР и на ученом совете Московского университета, говорит о неблагополучии в некоторых институтах Академии наук СССР, а также и в Московском университете. Нельзя не выразить удивления по поводу поведения академика В. С. Немчинова на сессии, активно подававшего одобрительные реплики в адрес выступавших здесь вейсманистов (менделистов-морганистов) и возмущавшегося критикой их со стороны представителей мичуринского направления, в частности академика Т. Д. Лысенко. Известно, что в Тимирязевской сельскохозяйственной академии не все благополучно с разработкой и пропагандой мичуринского учения. С кафедры генетики этого крупнейшего сельскохозяйственного вуза страны на протяжении ряда лет пропагандируются менделевско-моргановские идеи. Думаю, что академик В. С. Немчинов выступит на сессии и ясно скажет, какого направления в биологической науке будет впредь держаться Тимирязевская академия.

Возгласы с мест. Правильно! Верно! (Аплодисменты. Шум в зале.)

С. Ф. Демидов. Богатейшая практика социалистического сельского хозяйства, многочисленная армия передовиков высокой урожайности сельскохозяйственных культур и высокой продуктивности животноводства — Героев Социалистического Труда, достижения наших ученых с исключительной силой подтверждают, что мичуринское направление в биологической науке является самым передовым, вооружающим практиков на борьбу за получение высоких урожаев, за подъем социалистического животноводства, за получение обилия продуктов сельского хозяйства. Основываясь на принципах материалистической диалектики, что живое произошло из мертвой природы, Мичурина в своих работах всегда указывал на определяющее воздействие условий жизни, условий внешней среды на развитие растительного и животного организма. Правильно исходя из того, что изменения наследственности живого тела являются результатом воздействия условий его жизни, Мичурин не только теоретически, но и широкими практическими опытами доказал, что человек, используя все средства активного воздействия на природу, способен создавать новые формы растительных и животных организмов, придавать им наследственные свойства. Мичуринское направление в биологической науке открыло новые пути акклиматизации растений, необходимых народному хозяйству, определило способы продвижения растений в новые районы.

Проводимые нашей страной мероприятия по развитию семеноводческой работы, по повышению плодородия колхозных и совхозных полей, по созданию полезащитных лесных насаждений, по обеспечению высоких устойчивых урожаев в годы засухи и другие — не мыслимы без дальнейшего всестороннего развития учения Вильямса-Мичурина-Лысенко.

В свете заслушанного нами доклада академика Т. Д. Лысенко и обсуждения его на сессии Академии исключительно актуальное значение приобретают вопросы правильного направления научных исследований и постановки преподавания биологических наук в высшей школе. Эти вопросы имеют непосредственное отношение к формированию научного мировоззрения наших кадров. В научных исследованиях наших институтов, лабораторий и опытных станций и в преподавании биологии должно безраздельно господствовать мичуринское направление. Гордость русской, советской агрономии — комплекс Докучаева-Костычева-Вильямса, учение о травопольной системе земледелия применительно к особенностям отдельных сельскохозяйственных зон должно стать достоянием наших агрономических и организаторских кадров, повседневно пропагандироваться с кафедр высших учебных заведений.

Надо как можно скорее покончить с таким положением, когда высшие сельскохозяйственные учебные заведения, в том числе и Тимирязевская сельскохозяйственная академия, подчас выпускают агрономов, хорошо изучивших «гороховые законы» Менделя, как их называл И. В. Мичурин, но имеющих смутное представление о творческих методах переделки природы растений и создания новых сортов, разработанных Мичуриным и развиваемых Лысенко.

В заключение разрешите выразить уверенность, что Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук, носящая имя великого Ленина, пополненная новым составом действительных членов, станет мощным центром развития передовой агрономической науки в нашей стране и всегда будет иметь на своем знамени указание товарища Сталина: «Наука потому и называется наукой, что она не признает фетишей, не боится поднять руку на отживающее, старое и чутко прислушивается к голосу опыта, практики». (Продолжительные аплодисменты.)

Речь Д. А. Кисловского

Академик П. П. Лобанов. Слово имеет профессор Д. А. Кисловский.

Профессор Д. А. Кисловский (Сельскохозяйственная академия имени Тимирязева). Более 10 лет тому назад, если не ошибаюсь, в 1936 г., на IV сессии Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина мне пришлось выступать с развернутой критикой установок формальной генетики и указывать на тот вред, который она принесла и приносит практике. Тогда мы шли смертным боем на, казалось, жизнеспособного и сильного противника. В числе наших противников активно, с длинным докладом, а не в порядке прений, выступал один из столпов американской генетики профессор Меллер. В то время многим слушателям казалось, что мы взялись чуть ли не за безнадежное дело. Тем не менее мы тогда победили, и формальная генетика была выбита из седла. Но многих своих позиций формальная генетика еще не сдала. Она окопалась в ожидании лучших дней.

Прошедшее десятилетие на удивление всему капиталистическому миру показало такую мощь советского народа и советского строя, о какой поджигатели войны и не подозревали. Советское государство не только выдержало бешеную атаку гитлеризма, но само перешло в наступление и разгромило фашистского зверя. Империалисты поняли, что социализм не просто лозунг, а такая сила, с которой нельзя не считаться.

Много изменилось за это десятилетие и на фронте биологической науки. Мы не видим сильных и уверенных в себе противников. Вместо лобовой атаки противник предпочитает маневрировать. Борьба на теоретическом, научном фронте еще продолжается. Ее надо и впредь вести с неменьшей страстностью и принципиальностью. Мы должны отдавать себе отчет, что дело идет не об отдельных частностях, а об основных вопросах советской науки, советской идеологии. Необходимо окончательно ликвидировать еще не изжитые в биологии остатки реакционной идеологии.

Один из выступавших, если не ошибаюсь, представитель Госплана, сказал: «Прогремел освежающий гром в науке». Напрасно некоторые думают, что этот гром прогремел только над формальной генетикой. Гром прогремел над всеми теми, которые в затхлых кабинетах оторвались от темпов развития советской, социалистической жизни и желают продолжать творить советскую науку по рецептам науки реакционной. (Шум в зале.)

Спор в нашей дискуссии идет об основных методологических установках в советской науке вообще, а не только в каком-то отделе биологической науки. На какой логике выросло буржуазное естествознание, и должны ли мы для буржуазного естествознания сделать исключение по сравнению с прочим, скажем, техническим, наследством капитализма? Наследство прошлого мы привыкли перерабатывать, ассимилировать для своего строя и в процессе этой ассимиляции развивать. Нам нужно естествознание не для музея, а для жизни. Мы и науку, а не только продуктивность наших растений и животных, хотим развивать в соответствии с теми темпами, которые предъявляет социалистическое строительство. Собственно говоря, мы обязаны были бы развивать ее даже более быстрыми темпами. Наука обязана указывать дорогу нашему социалистическому строительству, с достаточно далекой и широкой перспективой, а не просто позволять нам разбираться в том, что уже сделано. А я далеко не уверен, что буржуазное естествознание было бы всегда в состоянии делать даже последнее. Я думаю так не только потому, что знаю методологические философские основы буржуазной науки. Посмотрим, каковы же методологические, философские основы этой науки?

Энгельс пишет так: «Разложение природы на отдельные ее части, разделение различных явлений и предметов в природе на определенные классы, анатомическое исследование разнообразного и внутреннего строения органических тел — все это было основой тех исполинских успехов, которыми ознаменовалось развитие естествознания в последние четыре столетия. Но тот же способ изучения оставил в нас привычку брать предметы и явления природы в их обособленности, вне их великой общей связи, и в силу этого — не в движении, а в неподвижном состоянии, не как существенно изменяющиеся, а как вечно неизменные, не живыми, а мертвыми. Перенесенное Бэконом и Локком из естествознания в философию, это мировоззрение создало характерную ограниченность последних столетий: метафизический способ мышления» (Энгельс, Анти-Дюринг, 1936 г., стр. 14).

И это естествознание нам рекомендуют законсервировать, и на основе этого естествознания, логика которого может понимать явления лишь «не живыми, а мертвыми», нам предлагают и в социалистическом хозяйстве руководить созданием новых биологических форм. В какие ворота это лезет?

Мы, конечно, понимаем, что отдельным естествоиспытателям, особенно передовым биологам, бывало тесно в рамках этой философии, но другой они не имели, и лишь стихийно рвались к материалистической диалектической логике, способной понять живое действительно живым (Дарвин, Тимирязев и др.).

Буржуазное естествознание выросло на метафизическом мировоззрении и поэтому привыкло к углублению в отдельные честности, забывая связь этих частностей с общим. Связывая эклектически полученные частности (иногда очень мелкие и детальные) с выдуманными связующими представлениями, чисто формалистическими построениями, думали, что на основе этих теорий можно управлять миром.

Двое из оппонентов академика Лысенко — Жебрак и Завадовский — продемонстрировали на сессии свою преданность заветам буржуазной науки. Оба они широко пользуются техническими средствами и исследованиями — химическими, физиологическими, оптическими и т. д., умеют видеть, окрашивать, зарисовывать и считать хромосомы, тонко разбираются в биохимии эндокринных секретов и т. д. Все это они умеют делать не хуже буржуазных ученых. И не лучше буржуазных ученых они с легким сердцем связывают эти известные детали с готовыми, от ума построенными схемами буржуазного естествознания — с выдуманным наследственным веществом, или совершенно оторванными от жизни самого организма (профессор А. Р. Жебрак), или связанными с организмом лишь эндокринологическими терминами (академик Б. М. Завадовский).

Академик Б. М. Завадовский много говорил о своих многочисленных заслугах в науке. После его доклада я перелистал два толстых тома его «Зоотехнической эндокринологии». Посмотрим, какие проблемы разрабатывались академиком Завадовским и какие способы помощи практике им предлагались. Академик Завадовский — не ученый, лишь созерцающий и описывающий мир. Он ученый-практик, он всегда стремился из своих научных достижений извлекать максимальную выгоду. При помощи точных лабораторных опытов он установил факт, что один из изучаемых им эндокринологических препаратов ускоряет линьку птицы. Как ученый-практик, он не смог равнодушно пройти мимо этого биологического факта. Он сразу и с большим упорством начал внедрять это достижение в практику. Ему было известно, что убитую птицу, прежде чем зажарить, надо ощипать, что на это затрачивается человеческий труд. Он решил избавить человечество от этого труда. Получив препарат академика Завадовского, гусь заживо должен был «раздеться». Академик Завадовский не ждал заказа в этом отношении от практики. Он сам пошел навстречу зоотехнической практике. Он стал внедрять свой «товар» в практику с не меньшим упорством и почти с не меньшим искусством, чем это делали отдельные капиталистические промышленники. Но «товар» не пошел, на него не оказалось спроса на генеральной линии развития социалистического животноводства. А ведь задачей Академии сельскохозяйственных наук было стать идейным руководителем социалистического животноводства и борьбе с трудностями его развития. Облысевший гусь здесь помочь не мог.

Другой «товар» академика Завадовского — гормон, который должен «гнать яйцо» в целях ликвидации яловости, тоже не пошел, несмотря на всю настойчивость его по внедрению этого «товара» в практику.

Академик Завадовский хотел нас уверить, что мичуринское направление, развиваемое академиком Лысенко, в советской биологии является механистическим. Ну а как назвать те биологические концепции, которые сводятся к тому, чтобы при помощи введения в организм определенного эндокринологического препарата «гнать из него яйцо» или «спускать с него пух и перо», не интересуясь тем, что от этой операции будет с организмом, с его наследственностью? Это ли не механицизм?

Подобное мировоззрение академик Завадовский целиком унаследовал от буржуазного естествознания. Будучи глубоко и заранее убежденным в том, что наследственность под влиянием внешних условий может меняться только у бактерий, он, не причисляя себя к последним, не хотел отступать от этого буржуазного наследства.

Методология, противоположная метафизической, есть методология диалектического материализма. «…диалектический метод считает, что ни одно явление в природе не может быть понято, если взять его в изолированном виде, вне связи с окружающими явлениями, ибо любое явление в любой области природы может быть превращено в бессмыслицу, если его рассматривать вне связи с окружающими условиями, в отрыве от них, и, наоборот, любое явление может быть понято и обосновано, если оно рассматривается в его неразрывной связи с окружающими явлениями, в его обусловленности от окружающих его явлений» («Краткий курс истории ВКП (б)», стр. 101).

Второй особенностью нового, советского направления в науке, основывающегося на материалистическо-диалектическом методе мышления, есть связь теории с практикой. Выше я уже продемонстрировал, как сложилась эта связь в буржуазном естествознании, на примере академика Завадовского.

Взаимоотношения, в которых теория (науки) должна находиться с практикой, прекрасно охарактеризованы еще в 1894 г. В. И. Лениным в его книге «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?». Правда, там речь шла не о технике производства, а об общественной науке, но я думаю, что мысль Владимира Ильича безусловно верна и для характеристики тех связей, в которых должна находиться наука о производстве с самим производством.

К тому же я считаю, что в советских условиях и производственная деятельность есть деятельность общественная. Я всегда стараюсь внушить своим ученикам, что они не должны рассматривать себя только в качестве техников, знающих детали производства, они должны быть общественными деятелями на производственном поприще.

При социалистическом производстве не только руководитель производства, но и все исполнители, даже наименее квалифицированные, именно в своем труде должны сознавать, что они общественные деятели, а не просто зарабатывающие себе прожиточный минимум.

Ленин писал: «Конечно, если задача социалистов полагается в том, чтобы искать „иных (помимо действительных) путей развития“ страны, тогда естественно, что практическая работа становится возможной лишь тогда, когда гениальные философы откроют и покажут эти „иные пути“; и наоборот, открыты и показаны эти пути — кончается теоретическая работа и начинается работа тех, кто должен направить „отечество“ по „вновь открытому“ „иному пути“.

Не кажется ли вам, товарищи, что эти слова имеют прямое отношение к методологии профессора Жебрака? Американские генетики открыли и показали ему то, что он считает за новые пути, а Жебрак, не утруждая себя методологическими вопросами, спокойно и уверенно работает над тем, что он считает полезным для советской агрономии.

„Совсем иначе обстоит дело, — продолжает Ленин, — когда задача социалистов сводится к тому, чтобы быть идейными руководителями пролетариата в его действительной борьбе против действительных настоящих врагов, стоящих на действительном пути данного общественно-экономического развития. При этом условии теоретическая и практическая работа сливаются вместе, в одну работу…“ (В. И. Ленин, Соч., 4-е изд., т. I, стр. 279).

Новые пути развития зоотехнического производства академик Завадовский видел в том, чтобы гормонами сгонять с гусей пух, профессор Жебрак видел „новые пути“ советской генетики в открытиях американских философов.

Голос с места. Правильно!

Д. А. Кисловский. Оба они свято сохранили концепции о взаимоотношения между теорией и практикой, которыми руководствовалась буржуазная наука, которыми руководствовались народники. „Представители науки думают, — представители практики работают“, „предоставив почтительно нм погружаться в искусство, в науки, предаваться любви и мечтам“… При капиталистическом способе производства, конечно, не желательно, чтобы думали те, „чьи работают грубые руки“, так как, начав думать, они поймут, что капиталистические общественные отношения надо свергнуть и создать новые — социалистические. Но, к вашему сведению, профессор Жебрак и академик Завадовский, и при капиталистическом производстве нельзя обойтись рабочими, у которых имеются только грубые руки. И капиталистическому производству необходимы рабочие, имеющие кроме грубых рук и светлые головы. Для капитализма это роковое внутреннее противоречие. Благодаря этому роковому противоречию мы с вами имеем счастье жить и работать в социалистической стране.

И тем более в социалистической стране, при строительстве коммунизма, на практиков нельзя смотреть лишь как на „рабочие руки“. В социалистических условиях теория и практика должны сливаться в единое целое.

В чем сила Т. Д. Лысенко? Сила Т. Д. Лысенко в том, что он сделался идейным руководителем работников социалистического сельского хозяйства в его действительной борьбе против действительных, настоящих врагов, стоящих на „действительном пути данного общественно-экономического развития“, кто бы эти враги ни были и в какие бы тоги „ортодоксальных дарвинистов“ ни наряжались. Т. Д. Лысенко возглавил поход деятелей социалистического хозяйства и на борьбу со стихийными силами нашей, подчас скупой на готовые дары, природы, за переделку этой природы в нужном нам направлении.

Т. Д. Лысенко сумел вдохновить массы своими идеями о претворении разводимых растений в нужные социалистическому хозяйству новые, более продуктивные формы, путем создания таких условий, которые ведут к подъему урожайности и к переделке наследственности растений.

Поэтому мы должны всемерно поддерживать и развивать учение Мичурина-Лысенко.

Противники стараются нас убедить, что Т. Д. Лысенко нетерпим к критике. А я желаю его покритиковать, потому что глубоко убежден, что к критике настоящей, деловой он терпим. Он не терпит критики там, где идет борьба с метафизикой. Там действительно не может быть компромисса, и его не должно быть.

Голос с места. Правильно! Правильно! (Аплодисменты.)

Д. А. Кисловский. Однажды в частной беседе с Трофимом Денисовичем я упрекал его в том, что он злоупотребляет нашим зоотехническим термином „порода“. И он и многие его сторонники ставят знак равенства между терминами „порода“ и „наследственность“. Делу растениеводства такое пользование термином „порода“ повредить, конечно, не может. Но не совсем так обстоит дело в животноводстве. В животноводстве обезличивание этих двух терминов приносит громадный практический ущерб.

Я самым категорическим образом утверждаю, и со мной согласятся все, кроме разве самых тупоумных последователей учения о чистых линиях Иогансена, что нет двух индивидуумов в органическом мире с одинаковой наследственностью. Каждый индивид имеет свою специфику, свою наследственность. Если отождествлять наследственность и породу, то нам придется говорить, что, сколько у нас миллионов животных, столько и пород.

Помогает ли подобная терминология практике социалистического животноводства? Я думаю, что нет, она только мешает разобраться в фактах. Зоотехники понимают под породой группу животных, связанных в своей эволюции руководящим, направляющим влиянием зоотехнической работы.

Это не надуманное понимание породы, это результат глубокого продумывания самих фактов развивающейся производственной зоотехнической деятельности.

Я понимаю, что тут не просто придирка к словам, что спор не только о терминологии.

Из этого невинного спора о терминологии (вернее, из того непонимания зоотехнической терминологии даже самими зоотехниками) возникают подчас такие вещи, от квалификации которых я воздержусь, предоставляя самой аудитории их охарактеризовать.

Здесь тов. Шаумян охарактеризовал нам костромскую породу и в качестве одного из основных доводов, чтобы убедить всех, что это действительно порода, приводил биологический (физиологический) факт, что у коров караваевского стада кровяное давление намного выше, чем у коров других пород.

Следовательно, по Шаумяну, биологический момент — кровяное давление — является решающим в определении породы и в разделении пород между собой. Я мало компетентен в оценке значения кровяного давления у рогатого скота и охотно буду учиться у ветеринаров, которые разъяснят мне значение этого клинического конституционального показателя для организма крупного рогатого скота.

Мне приходилось измерять кровяное давление в своем собственном организме. Оно равнялось 180 мм. Я поделился этой новостью с Ефимом Федотовичем Лискуном. Он, в свою очередь, поделился со мной тем, что у него давление крови 120 мм. Выходит, что между мной и Ефимом Федотовичем та же (или сходная) биологическая разница, как между костромской породой и простым скотом. Мы, согласно выступлению тов. Шаумяна, должны быть отнесены к разным породам. (Смех.) Мне кажется, что бессмыслица чисто биологического понимания породы ясна.

Врачи дали мне некоторое истолкование конституциональной разницы между мною и Ефимом Федотовичем. Врачи уверяют, что гипертоник (человек с повышенным кровяным давлением) имеет меньше шансов дожить до почтенного старческого возраста и больше шансов на быструю, внезапную смерть, без длительных предсмертных мучений.

Из этого врачебного прогноза я делаю некоторые выводы, очевидно, противоположные тем, которые может делать для себя Ефим Федотович. Ефим Федотович может не торопиться высказывать свое мнение. У него кровяное давление низкое. (Смех, оживление в зале.)

У меня кровяное давление высокое. Я откладывать не могу. Академик Перов дает мне с места врачебный комментарий не волноваться. Да, Сергей Степанович, если жить для того, чтобы продлить свое существование, хотя бы в виде вегетации, то волноваться действительно не нужно. Но мне кажется, что волноваться должно. Речь идет о слишком серьезном и важном деле, поэтому оставаться спокойным нельзя.

У многих зоотехников, а в еще большей степени у незоотехников, существует совершенно ложное представление о породе и процессе породообразования.

Голос с места. О породном районировании.

Д. А. Кисловский. Да, и о породном районировании. Это одно с другим связано. Здесь много вредного упрощенчества.

Товарищ Сталин нас учит, что ни одно явление не может быть понято, если его взять в отрыве от определяющих его условий. Каковы же основные определяющие условия образования пород, в чем внутренняя сущность породы, и компетентны ли биологи, игнорирующие зоотехническую практику и ее теоретическое осмысливание, в вопросе о породе? Я скажу, что не компетентны.

Тот высокомерный по отношению к практике биолог, который держит себя по отношению к зоотехникам так, как в выше цитированном отрывке из Ленина относились „друзья народа“ к практикам, не может понять сущности породы. Не надо забывать, что величайший теоретик в мировой истории Владимир Ильич Ленин не зря давал такую формулировку: „Практика выше (теоретического) познания, ибо она имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности“ (Ленин, Философские тетради, стр. 204).

Существенным условиями, определяющими сущность породы, без учета которых всякое понимание породы неизбежно будет превращено в бессмыслицу, есть то, что порода — продукт производства.

Может быть многие сочтут, что я не прав, но меня коробит, когда говорят: „Основная задача Академии сельскохозяйственных наук есть агробиология“. По-моему, основная задача Академии сельскохозяйственных наук состоит в том, чтобы разрабатывать теорию сельскохозяйственного производства при социализме. Это ко многому обязывает. Агробиология здесь должна играть лишь роль одного из средств, которое поднимает производство.

Основным и ведущим фактором породообразования есть люди, их организованный труд. К сожалению, на этом подробно остановился лишь заместитель редактора газеты „Правда Украины“, большинство же обращало главное внимание на биологию. Человеческий труд создает породы. Порода есть продукт человеческого труда, человеческой воли, человеческой мысли. Порода есть созданная человеческим трудом ценность. А кто читал Маркса знает, как тонко он высмеивал всех тех, которые думают, что элемент ценности в предмете можно увидеть при помощи химии или микроскопа. Ценность есть материализованный труд. Сама техника — прогрессивный момент. Производственно ценный труд должен вдохновлять и теоретическую науку. Этот труд дает ей все время новый материал для обобщений и анализа.

Я в своей научной работе занимался анализом практики племенной работы с целью вскрыть те технические приемы развивающегося капиталистического племенного дела, которые должны были войти в противоречие в капиталистическими отношениями.

Я считаю, что в нашей практической зоотехнической работе нельзя руководствоваться теориями, построенными только на основе биологии. Основным материалом зоотехнической теории должны быть факты самой зоотехнической практики, подвергшиеся марксистскому анализу.

Анализируя развитие практики капиталистического племенного животноводства, я установил два момента, в которых практика вошла в конфликт с капиталистическими производственными отношениями, в которых общественные отношения капитализма оказались тормозом для реализации и дальнейшего развития тех новых производственных перспектив, на которые способны возникшие при капитализме производительные силы.

Первым таким моментом, зародившимся, но приостановившем свое развитие, была необходимость индивидуального подхода к каждому отдельному животному (и при уходе, и при содержании, и при подборе, и т. д.). Необходимость этого прогрессивные (технически!) заводчики осознали, но не смогли реализовать из-за антагонистических взаимоотношений между заводчиками и их „рабочими руками“ (при индивидуальном подходе одних рук мало, необходима еще напряженная и глубокая деятельность ума!). Поэтому мы по-настоящему узнали и смогли правильно оценить те богатые возможности, которые сулит индивидуальный подход лишь при развитии стахановского метода в животноводстве. Здесь очень во многом помогает и должна помочь мичуринская генетика.

Второй прогрессивный момент, возникший в поступательном развитии производительных сил капиталистического животноводства, состоит в том, что разведение отдельных животных не имеет длительно-прогрессивного успеха. Для этого необходимо разводить большие, организованные при своем эволюционном направлении, группы животных — породы. Надо понять, что порода и животное — это не одно и то же.

Метафизики от зоотехнии из-за животных не видят породы или не хотят видеть породу: Шаумян — в кровяном давлении, Жебрак — в хромосомах. Одно другого не лучше. Порода есть большая группа животных, находящаяся в специфических взаимоотношениях в своем эволюционном поступательном движении. Проникновенный ум Павла Николаевича Кулешова еще в 1910 г. определил примерный объем, который должна иметь группа, чтобы именоваться породой. Он понял, что количество должно достигнуть определенного уровня высоты, чтобы произошел качественный скачок, чтобы из простой суммы индивидуумов возникла порода. Советская зоотехническая наука подтверждает высказывание Кулешова, но уже с определенной теоретической трактовкой и определенным теоретическим анализом.

Но порода не аморфная смесь „нескольких тысяч превосходных животных“, порода есть целое, порода расчленяется на части. Это расчленение на качественно (по наследственности) различные части обогащает эволюционные возможности по сравнению с теми, которые получаются от суммирования эволюционных возможностей, присущих всем отдельным индивидуумам, рассматриваемым изолированно, вне взаимных связей.

Части породы, разделенные громадными пространствами, не только могут, но и должны находиться во взаимосвязи. В каждой экологически различной обстановке вырабатываются качественно различные приспособления. Некоторые из этих приспособлений, выработанных в далеко расположенной от нас части породы, могут быть использованы и в другом месте. Достигается это обменом производителей между частями.

Порода, отдельные части которой развиваются в разных экологических условиях и находятся во взаимосвязи, несомненно, должна иметь бОльшие эволюционные возможности, чем если бы каждая из этих частей в своем эволюционном развитии была изолирована от прочих, признана отдельной породой.

Порода есть большая общественная ценность. К проблеме породы, породообразования, пространственного размещения пород, к вопросам взаимосвязи племенного и пользовательского животноводства и к многим другим проблемам необходимо подходить как к важнейшим и сложнейшим проблемам советской экономики.

Проблема развития племенного животноводства в докладе академика Т. Д. Лысенко развита недостаточно и на недостаточно высоком теоретическом уровне. В целом же, несомненно, доклад правильно и политически верно заострил внимание на важнейших недостатках современного положения в биологической науке. Я считаю, что развернувшиеся прения достаточно ясно показали, что на идеологическом фронте науки у нас имеются большие недостатки. Преодолеть эти недостатки штурмовщиной нельзя. Тут требуется длительная систематическая воспитательная работа по искоренению пережитков буржуазной идеологии в сознании некоторых советских людей.

Воспитание социалистического сознания у будущих специалистов сельского хозяйства возложено на высшие учебные заведения. При подготовке советских агрономов и зоотехников на эту сторону дела надо обратить самое серьезное внимание. Но, мне кажется, мало будет сделано, если ограничиться заменой формальной генетики мичуринской. Вся система современного воспитания молодого специалиста у нас поставлена так, что ему, в соответствии с неверным положением о примате „чистых“ наук над производственными дисциплинами, всячески внушается раболепие перед естествознанием и чуть ли не презрительное отношение к производству. Вспомним, каких трудов стоило добиться, чтобы молодые специалисты, окончившие Академию, не уклонялись от посылки на производство. Если бы студентам прививалось ленинское положение о слиянии теоретической и практической работы в одну работу, то они должны были бы сами рваться на производство. При современном положении, приходящие ко мне на III курс студенты-зоотехники бывают искренне удивлены тем, что они все еще не избавились от „теорий“. Их так воспитывают, будто, раз открыты и показаны эти пути, кончается теоретическая работа и начинается лишь работа практическая.

Перед нами стоят большие и трудные задачи, но я уверен, что советская общественность, советская власть, наша большевистская партия под водительством товарища Сталина так же преодолеют их, как были преодолены трудности, стоявшие в прошлом на пути нашего общественного развития! (Продолжительные аплодисменты.)

Речь И. Ф. Василенко

Академик П. П. Лобанов. Слово предоставляется академику И. Ф. Василенко.

Академик И. Ф. Василенко. Советская агробиологическая наука создала и продолжает развивать теоретические основы повышения урожайности, увеличения продуктивности животноводства. Бесспорно влияние этих идей на все сельскохозяйственные науки, в том числе и на теоретические представления о сельскохозяйственных машинах. Но в то время как влияние агробиологии на растениеводство и на животноводство совершенно очевидно, ее влияние и связь с наукой о сельскохозяйственных машинах и механизацией сельского хозяйства требует некоторого особого, дополнительного освещения, что я имею в виду сделать в своем выступлении.

Механизация сельского хозяйства для повышения урожайности и увеличения производительности труда имеет большое значение. Великие вожди нашего народа Ленин и Сталин учат, что всемерная механизация труда — это ведущая линия развития социалистического производства.

Еще в 1931 г. товарищ Сталин говорил: „…механизация процессов труда является той новой для нас и решающей силой, без которой невозможно выдержать ни наших темпов, ни новых масштабов производства“. (И. Сталин. Вопросы ленинизма, 11 изд., стр. 333). В быстрых темпах механизации процессов труда заключается одно из главных условий выполнения послевоенной пятилетки в четыре года.

Механизация сельского хозяйства сообщает огромный размах достижениям агробиологии. В нашей стране механизация сельского хозяйства развивается на научных основах. Основоположником науки о сельскохозяйственных машинах является академик В. П. Горячкин, труды которого издаются Всесоюзной академией сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина. Из семи томов уже вышли в свет пять томов, два находятся в печати.

Последователями академика В. П. Горячкина, работниками научно-исследовательских и учебных институтов — московского и других институтов механизации и электрификации сельского хозяйства наука о сельскохозяйственных машинах и тракторах поднята на высокий теоретический уровень. Советской науке принадлежит приоритет в вопросах теории сельскохозяйственных машин и тракторов.

Основой, на которую опирается наука о сельскохозяйственных машинах, бесспорно являются технические дисциплины. Однако особенность теории о сельскохозяйственных машинах заключается в том, что она должна опираться не только на одну технику, как это имеет место в других областях машиностроения, но, кроме того, и на советскую агробиологию. Действительно, почва, растения, зерно, как в своем докладе отметил академик Т. Д. Лысенко, являются живыми телами. Исследование таких тел выходит из круга технических знаний. Поэтому только глубокая взаимосвязь науки о сельскохозяйственных машинах с агробиологией позволит создать подлинную теорию этих машин, освещающую путь развития конструкции машин и методов их эксплоатации. Направление в науке — это вопрос мировоззрения. Нашим мировоззрением является диалектический материализм, теория которого создана Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным. Классики марксизма дают указания относительно того, какое же направление будет правильным для нашей еще только развивающейся и молодой дисциплины. Из классификации наук, составленной Энгельсом на основе диалектико-материалистического понимания природы и изложенной в его труде „Диалектика природы“, вытекает, что дальнейшее развитие новых знаний будет итти по грани основных существующих наук. И мы видим, что, действительно, это предвидение замечательно оправдалось. Из основных наук — физики и химии — трудами Ломоносова, Менделеева, Бутлерова и других ученых создана физико-химия. Биологи и химики создали биохимию, основанную на трудах К. А. Тимирязева, академиков Баха, Опарина и других ученых. Агробиология создана на основе агрономии и биологии. В некоторых случаях оказалось необходимым объединить даже три науки, как это видно на примере биогеохимии, созданной нашими академиками Вернадским и Ферсманом.

Наша наука должна быть построена на основе агробиологии и технических знаний. Она должна опираться на труды Тимирязева, Докучаева, Вильямса, Костычева, Мичурина, Лысенко с одной стороны, и академика Горячкина и его последователей — с другой. Эта точка зрения была сформулирована при составлении новых учебных программ по этой дисциплине в Московском институте механизации и электрификации сельского хозяйства имени В. М. Молотова, а месяц тому назад Всесоюзное совещание работников ведущих кафедр вузов механизации сельского хозяйства приняло эту программу для всех наших факультетов и высших учебных заведений этой специальности.

Рассмотрим на конкретных примерах практики, насколько правильно выбрана нами эта линия. Посмотрим, какие требования агробиологическая наука предъявляет к конструкциям сельскохозяйственных машин, чем эти машины, созданные в нашей стране, отличаются от машин такого же назначения, созданных в капиталистических странах.

В первую очередь остановимся на такой важной группе машин, как почвообрабатывающие машины. Почву пашут во всех странах мира. Задача пахоты состоит в том, чтобы оборачивать пласты почвы и рыхлить их.

Советская агробиология предъявляет дополнительные требования — не просто оборачивать пласты, а добиться того, чтобы верхние пласты с разрушенной структурой оказывались вместе с сорняками на дне борозды, отчего структура почвы улучшится, а сорняки будут уничтожены. Для этой цели создан предплужник.

Корпуса наших плугов спроектированы на основе теории, созданной академиком Горячкиным. В настоящее время у нас изготовляются плуги только с предплужниками, и наш плуг по своим агротехническим качествам стоит на высоком уровне.

Совсем иначе обстоит дело с пахотными орудиями в капиталистических странах. Во всех странах мира применяется свыше 2 тысяч типов плугов. Это разнообразие никакого научного обоснования не имеет и является результатом конкуренции между фирмами, распространяющими различные типы плугов. Из-за этой путаницы с плугами в США была создана правительственная комиссия из агрономов, инженеров и математиков для рассмотрения конструкций плугов. Хотя комиссия добилась с конструктивной и технической стороны хороших результатов, тем не менее из-за пороков капиталистической системы хозяйства предплужники на плугах в США не применяются, и это ведет к огромному засорению почвы сорняками.

Агрономия в США не связана с биологией. Там агробиологии нет. Что же касается общей биологии, то эта наука в США совершенно оторвана от интересов народа. Эта наука, реакционная по своему существу, не могла оказать и не оказала никакой помощи земледелию. Агрономия и биология США допустили хищническое отношение к плодородию почвы в самом процессе пахоты. Еще больше эти хищнические тенденции отразились на зерновом комбайне. При комбайноуборке в США применяют высокий срез растений, собирают только зерно, а солому разбрасывают по полю специальной вертушкой; вместе с половой и соломой в поле выбрасывается огромное количество семян сорняков. Лущение стерни не применяется.

В результате оказывается, что США по потенциальной засоренности почв занимают одно из первых мест в мире, как это напечатано в работе научного сотрудника Всесоюзного института растениеводства С. А. Котт „Биологические особенности сорных растений и борьба с засоренностью почвы“ (Сельхозгиз, 1947 г.).

Урожайность полей в США находится не на высоком уровне и не повышается. Даже в американской печати раздаются голоса о том, что почвы истощены до предела, что фермер не может достигнуть хороших результатов на истощенной земле и разоряется. Так, например, в статье, напечатанной в журнале „Америка“ No8, 1946 г., министр земледелия США Клинтон Андерсон пишет: „Самая настоятельная и важная задача, которую фермеру предстоит разрешить, — это восстановление плодородия почв. Нельзя добиться хороших урожаев на истощенной земле, война заставила фермера использовать землю до последнего предела“. Он пишет далее: „Нужно поддержать плодородие земли, чтобы требования к земле в растущем спросе не были в противоречии с требованиями науки“. Но они уже находятся, как это показано приведенными примерами, в полном противоречии с требованиями науки.

Биологи в этой стране не пришли на помощь народу, а безучастно наблюдают, как алчные поставщики сельскохозяйственной техники учат фермера хищничеству в земледелии, как этот хищнический путь ведет и уже привел значительное количество фермеров к разорению. Наука, которая отступилась от интересов своего народа и не понимает их, — такая наука предает свой народ.

Мы применяем в сельском хозяйстве зерновые комбайны. Был такой период, когда мы не могли сразу освободить комбайн от недостатков.

Теперь советская агробиологическая наука указала нам путь высокой агротехники, заключающийся в низком срезе растений, собирании соломы, половы и семян сорняков, в применении лущения стерни и глубокой пахоты плугами с предплужниками. Нельзя успешно применять плуги с предплужниками, если комбайны будут оставлять высокую стерню. Когда комбайн оставляет высокую стерню и поле недостаточно хорошо очищено от соломы, предплужники плугов забиваются. Для чистки их приходится прекращать работу, и, так как тракторист не может для этого заглушить трактор и затем его снова заводить, трактор работает вхолостую. В результате получается пережог горючего, который доходит до 20-25 %.

Комбайн должен обеспечивать низкий срез. Иногда думают, что низкий срез — это вопрос инструкции Министерства сельского хозяйства: будет указание — и все комбайнеры будут низко срезывать растений. Это неверно, ибо комбайнер только тогда будет применять низкий срез, когда комбайн сможет высококачественно переработать большую массу соломы, т. е. когда производительность молотилки и мощность двигателя ему это позволят. Этот вопрос решен для прицепных комбайнов созданием комбайна „Сталинец-6“, который по сравнению с довоенным комбайном такого же захвата может переработать на 25 % больше растительной массы. В самоходном комбайне молотилка расширена, соломотряс удлинен и производительность сепаратора увеличена. Таким образом, наши новые комбайны лучше приспособлены для низкого среза.

Чтобы прекратить разбрасывание комбайном сорняков, мы создали к прицепному комбайну копнитель для соломы и половы, который формирует и выбрасывает большие копны, объемом в 15 куб. м и весом в 300—400 кг, причем вся работа копнителя происходит автоматически; рабочим нужно только расправлять солому по углам копнителя. При наличии копнителя семена сорняков не разбрасываются, поле быстро очищается от соломы и можно сразу же после уборки производить лущение стерни.

Надо сказать, что колхозники начали копнить солому за комбайном по своей инициативе, особенно на юге. Они строят примитивные навесные и прицепные соломокопнители. Но такой кустарный метод работы очень трудоемок и, кроме того, вызывает осложнения с транспортом копен. Из-за этих затруднений колхозники не успевают достигнуть полноты сбора соломы и половы, не успевают одновременно очистить поля от соломы и запаздывают с лущением и пахотой.

Теперь у нас прицепной комбайн выпускается только с копнителем. Вчера в газете „Правда“ сообщалось, что на заводе Ростсельмаш сошел с конвейера 5-тысячный комбайн „Сталинец-6“. Нужно учесть, что производство копнителей значительно усложняет производство комбайнов, так как при больших размерах копнителей производство их требует большой площади цехов. Однако, исходя из требований агробиологии, мы доказали необходимость копнителя к комбайну и ввели его в производство.

Имея комбайны, обеспечивающие низкий срез, копнители, волокуши, дисковые лущильники и плуги с предплужниками, мы полностью механизируем все операции по уборке и зяблевой обработке почвы согласно учению академика Вильямса.

Чтобы освоить эту новую технику, в 1947 г. в Краснодарском крае, в Омской области и в Алтайском крае были проведены работы на площади в 10 тысяч гектаров по уборке и обработке почвы таким образом, чтобы весь цикл операций, а именно: уборка хлебов при низком срезе, сбор соломы и половы в большие копны, транспорт копен к скирдам, лущение стерни и глубокая пахота плугами с предплужниками были проведены полностью. Во время этих испытаний уборка была проведена на площади в 25 тысяч гектаров, причем на этой площади комбайны поставили более 100 тысяч копен, что показывает полную надежность работы копнителя. Колхозники нашей работой остались вполне довольны. (Демонстрация.) На фотографии показан ход и результаты работы. Фотограф ТАСС производил снимки на участке пшеницы урожайностью до 27 ц с гектара в колхозе имени Сталина в Краснодарском крае. Образец пшеницы, которая убиралась, показывал вам здесь академик И. В. Якушкин. Фотографии показывают, что на этом поле вся работа осуществлялась так, как того требует агробиология.

Создавая машины для комбайновой уборки, мы вместе с тем отчасти уже сейчас подготовляем решение другого важнейшего вопроса — механизации культуры трав. Копнители, подборщики, волокуши для соломы пригодны также для уборки сена. Наши заводы изготовляют хорошие конные, прицепные и навесные тракторные сенокосилки. Кроме того, создана пятибрусная самоходная сенокосилка десятиметрового захвата оригинальной советской конструкции, очень маневренная, которая может ходить по дорогам со скоростью 10-18 км в час. Она быстро приводится в транспортное положение, при котором свободно проходит по всем мостам и грунтовым дорогам. Остается разрешить вопрос о вытирании травяных семян и о скарификаторах для разрушения твердой оболочки семян. Скарификатор оригинальной советской конструкции проходит окончательное испытание. Что же касается клеверотерки, то хотя такие машины и есть, но мы их считаем не вполне удовлетворительными и работаем над применением для этой цели молотковых дробилок.

Созданием всех этих машин открываются широкие возможность для применения учения Вильямса на наших полях. Техническое оснащение дается для того, чтобы наши колхозники овладели достижениями агробиологической науки. Несомненно, это приведет к значительному повышению урожайности и к созданию изобилия продуктов сельского хозяйства. В этом заключается большая заслуга нашей агробиологической науки перед народом. Такую науку — советскую мичуринскую агробиологию, — которая защищает интересы народа, мы должны всемерно поддерживать и авторитет вдохновителей и организаторов этой науки ограждать от всяких посягательств.

Обратимся к другому примеру — к машинам для механизации животноводческих ферм. Капиталистической техникой созданы доильные машины. Эти доильные машины — двухтактные. Машина осуществляет такт сжатия соска коровы и такт всасывания молока. Выяснилось, что эти машины безвредны для коров со здоровым выменем, и только при условии очень тщательного ухода за машинами. У коров, страдающих маститом в скрытой форме, при применении машинной дойки эта болезнь обостряется. Наши исследователи, изучая физиологию коровы, создали трехтактную доильную машину, в которой чередуются такты сжатия, сосания и отдыха соска. Процесс выдаивания молока с помощью третьего такта, отдыха соска, во время которого восстанавливается его кровообращение, вместе с первыми двумя тактами равносилен процессу высасывания теленком молока коровы. Испытания показали высокие качества трехтактной доильной машины. Это достижение является результатом учета требований биологии к созданию подобного типа машин.

Однако мы не всегда успеваем выполнять требования, которые выдвигает перед нами агробиологическая наука. Мы отстаем в вопросах очистки и сортирования зерна и семян, как в части производительности этих машин, так и по созданию машин, разделяющих зерновые смеси на основании новейших методов сепарации. Агробиологией доказано, что при применении семян с большим удельным весом повышается урожайность иногда до 20 %, и это доказано на целом ряде культур. Однако метод, который применяется в лаборатории для разделения зерновых смесей по удельному весу, а именно метод погружения в растворы, не может быть применен в широкой практике. Нужно создать такую машину, которая осуществляла бы это разделение сухим способом. Такой машины мы еще не создали. Здесь мы не успеваем за агробиологией, но уже тот факт, что перед нами поставлена ясная и конкретная задача, является залогом того, что такая машина будет создана.

Приведенные примеры убеждают нас в том, что избранный нами путь для развития нашей науки является правильным и что этот путь приведет к ее расцвету. Уже и сейчас мы имеем по сельскохозяйственным машинам и тракторам ряд конструкций, отмеченных Сталинскими премиями. Среди них — самоходный комбайн Пустыгина и Иванова, над конструкцией которого сейчас ведется работа в том направлении, чтобы он собирал также в копну солому, полову и семена сорняков.

И. В. Якушкин. Пока он их разбрасывает.

И. Ф. Василенко. Да, пока еще он их разбрасывает, но вот прицепной комбайн „Сталинец-6“, фотографию которого вы здесь видите, уже не разбрасывает семян сорняков. Сейчас по постановлению правительства этот комбайн изготовляется только с копнителем, а когда его посылают на места, то одновременно в эти места посылают также лущильники и плуги с предплужниками, так что хозяйства получают все необходимое для механизации работ, которые требуется выполнить по учению Вильямса о зяблевой обработке почвы.

Мы имеем также льнокомбайн конструкции Шлыкова, Моисеева и Манта. Этот комбайн основан на системе льнотеребилки, которая уже проверена широкой практикой и показала большую надежность. Отмечена Сталинской премией также конструкция зерносушилки Гоголева, которая легко изготовляется в условиях колхозного производства. Эти зерносушилки построены колхозниками в большом количестве, особенно на Урале, и сохраняют от порчи большое количество хлеба. Сталинская премия присуждена также конструкторам гусеничного дизельного трактора Кировец КД-35.

Кроме того, подготовлены и сданы в производство новые сельскохозяйственные машины, среди которых нужно отметить уже упомянутую широкозахватную самоходную сенокосилку конструктора Волкова, свеклоуборочный комбайн, разработку которого начал покойный академик Сиваченко, а затем эта конструкция была доработана Павловым и Григорьевым. Мы имеем трехтактную доильную машину Королева, о которой я говорил, картофелесажалку Настенко, навесные машины к трактору и целый ряд других машин.

Включение наук о сельскохозяйственных машинах, тракторах и электрификации сельского хозяйства в общую систему наук, объединяемых Всесоюзной академией сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, имеет большое значение для их дальнейшего развития.

Опираясь на мичуринскую агробиологию, мы и в дальнейшем будем повышать теоретический уровень нашей науки. Мы законно гордимся и будем оберегать приоритет советской науки по теории сельскохозяйственных машин и тракторов. Вместе с тем мы будем сообщать нашей науке практическую направленность на решение самых насущных проблем — повышения урожайности, повышения производительности труда, создания изобилия продуктов, дальнейшего улучшения благосостояния нашего народа и укрепления мощи советской Родины. (Аплодисменты.)

Речь А. Н. Костякова

Академик П. П. Лобанов. Слово предоставляется академику А. Н. Костякову.

Академик А. Н. Костяков. Т. Д. Лысенко в своем докладе блестяще развил основные идеи и положения учения Мичурина и Вильямса и показал громадное значение их во всей биологической науке.

Мне хотелось здесь коротко остановиться на значении этих идей в области науки, в которой мне приходится работать — в области сельскохозяйственных мелиораций, т. е. науки, непосредственно направленной на разработку вопросов по улучшению неблагоприятных природных условий нашего сельского хозяйства.

В. Р. Вильямс в течение всей своей научной деятельности непосредственно соприкасался с вопросами мелиораций. И он по праву может считаться основоположником нашей мелиоративной науки. Труды Вильямса чрезвычайно много дают непосредственно для ее развития. Учение Вильямса должно лежать в основе всей нашей мелиоративной науки и производства.

Отмечу важнейшие задачи, стоящие перед нами, возникающие из этого учения. В. Р. Вильямс в своих блестящих трудах развил и обосновал закон незаменимости или равнозначности факторов жизни растений и показал значение этого закона в сельском хозяйстве. Что вносит этот закон в область мелиораций? Он затрагивает основные принципиальные стороны, он говорит о том, что воздействия на один водный фактор при мелиорациях недостаточно, что одновременно с изменением водных условий должны соответственно качественно и количественно этим изменениям, должно быть обращено внимание и на изменение других факторов — пищи, тепла и др.

Он говорит: „Мы отличаем два элемента плодородия почвы — это вода и элементы пищи растений. Оба элемента плодородия — вода и пища — безусловно необходимы растению, ни один из них не может быть заменен ничем другим“.

Отсюда вытекает, что все водопользование в наших мелиоративных системах, вся их эксплоатация должны быть увязаны с агротехникой, состоянием плодородия почв и развитием сельскохозяйственных культур. В каждом мелиоративном проекте надо разрабатывать не только мелиоративно-гидротехнические, но и сельскохозяйственные мероприятия: севообороты, удобрения, обработку почвы и другие, неразрывно связанные в единый комплекс. „В области орошения, как и во всех областях сельскохозяйственного производства, мы можем добиться, — писал Василий Робертович, — подъема и перспективного улучшения производства лишь путем непосредственного воздействия на все факторы из комплекса, а не из суммы которых слагается данная отрасль“. Мелиорации должны быть точно рассчитаны на определенный характер хозяйственного использования мелиорированных площадей, вытекающий из плановых заданий государства. Таким образом, закон равнозначимости факторов в сельском хозяйстве ставит вполне определенные задачи как в эксплоатации, так и в проектировании мелиораций.

Несоблюдение этого закон влечет за собой разрыв между строительством и освоением систем, снижение урожайности и эффективности мелиораций.

Однако надо признать, что, к сожалению, не всегда и не везде делают выводы из этого закона, а отсюда вытекают те последствия, на которые я указывал.

Мелиорации коренным образом изменяют водный режим почвы и тем самым существенным образом влияют на характер протекающих в почве процессов. Путем мелиораций мы вмешиваемся в природный почвообразовательный процесс, нарушаем и изменяем его. Эти изменения с точки зрения потребностей хозяйства могут иметь как положительный, так и отрицательный характера. Ни проектирование мелиораций, ни эксплоатацию их нельзя рационально проводить без анализа и учета динамики почвообразовательных процессов и тех изменений, которые вносит мелиорация в эти процессы. Этот учет необходим для того, чтобы сообразовать с ним самое направление, технику и интенсивность мелиораций. Мелиорации должны позволять управлять динамикой не только водного, но и воздушного и питательного режима почвы, в интересах повышения плодородия почвы, получения высоких урожаев, в интересах социалистического хозяйства.

Учение В. Р. Вильямса дает нам ключ для правильного решения этих проблем.

Очень важные положения в области мелиоративного дела вытекают из работ В. Р. Вильямса, посвященных учению о создании структуры почвы и о травопольной системе земледелия. Это учение имеет основное значение во всех вопросах мелиораций. Но особую важность оно получает в вопросах орошения, так как их приходится решать в условиях сухих степей, почвы которых отличаются бесструктурностью.

„Почвы степной области, — писал Василий Робертович, — могут быть рационально использованы при орошаемой культуре только в пределах травопольной системы земледелия“.

Прочная комковатая структура почв, достигаемая в результате травопольной системы, имеет важнейшее значение для обеспечения водного и солевого режима почв.

„Необходимо изолировать глубокий водный режим подпочв от поверхностного водного режима пахотного слоя, — писал В. Р. Вильямс, — и изолировать их по всей плоскости раздела, чтобы орошаемую поверхность изолировать полностью от поверхности подорошаемой. Это возможно только посредством придачи пахотному слою прочной комковатой структуры, путем введения в хозяйство травопольной системы земледелия“.

„Обращение степных почв в структурное состояние, — писал в другой работе В. Р. Вильямс, — не только обеспечит их от вторичного засоления; приобретенная структурность обеспечит этим почвам возможность усвоения всего количества атмосферных осадков и защитит произведенный ими запас воды от всякой траты, помимо потребностей культурных растений. Поэтому сразу сократится количество оросительной воды“.

На орошаемых землях травопольная система земледелия, переделывая почву, обеспечивает ее структурность. При комковатой структуре орошаемой почвы значительно снижаются поливные и оросительные нормы и изменяется поливной режим, он становится менее напряженным. Вместе с тем только при комковатой структуре можно регулировать нужную для растений концентрацию почвенных растворов, предохраняя почвы как от засоления, так и от заболачивания. Но значение травопольной системы земледелия на орошаемых землях не исчерпывается только указанным. Комковатая структура почвы, обусловливая наивысшее плодородие, обеспечивает возможность получения максимальной эффективности как от орошения, так и от других, связанных с ним агротехнических мероприятий. Вот что писал В. Р. Вильямс по этому вопросу.

„Во всякой почве, предоставленной природному развитию протекающих в ней процессов, оба элемента плодородия почвы неизбежно вступают в антагонистические отношения. Когда в такой почве заключается максимальное количество необходимой растению воды, все элементы пищи растений в ней переходят в неусвояемое состояние. Наоборот, когда все количество элементов пищи растений в такой почве находится в усвояемых формах, воды в такой почве нет“. „На такой почве (бесструктурной. — А. К.) всякое мероприятие растениеводства обречено на возможность достигнуть, как максимум, только 50 % своей потенциальной активности“.

В почве с комковатой структурой уже нет антагонизма между водой и питательными веществами. Там создаются условия для полного выявления эффективности плодородия.

„В комковатой почве оба элемента ее плодородия — вода и усвояемые элементы пищи зеленых растений могут одновременно содержаться в максимальных необходимых растениям количествах“, писал В. Р. Вильямс.

Только на комковатой почве всякое мероприятие в растениеводстве — орошение, удобрение, сортовые семена, яровизация и т. д. — проявляет активную эффективность, равную его потенциальной эффективности, или, другими словами, затрата труда и средств в растениеводстве достигает 100-процентной производительности.

Вместе с этим введение травопольной системы земледелия предъявляет свои требования к режиму и к технике орошения: режим и техника орошения должны максимально отвечать условиям структурных почв и сохранять эту структуру.

В. Р. Вильямс считал необходимым осуществить коренную реконструкцию техники орошения и оросительных систем. Он был сторонником дождевания. Вот что В. Р. Вильямс писал, например, по этому вопросу применительно к условиям Заволжья:

„Организация орошения Заволжья именно путем дождевания представляется единственно правильным методом борьбы с засухой, борьбы за стабилизацию урожаев“.

В настоящее время, когда в нашей стране развиваются широкие работы по орошению районов средней полосы, эти слова В. Р. Вильямса имеют особенное значение.

Но одно дождевание он считал недостаточным для реконструкции ирригационного дела. В. Р. Вильямс считал необходимым, чтобы вся производящая сеть оросительных каналов была не открытой, а закрытой. Он ставил задачу коренной реконструкции ирригационной техники на новых рациональных началах. В настоящее время, в связи с развитием нашего сельского хозяйства, мы вплотную подходим к осуществлению этой задачи. А пока нам необходимо бороться за повышение коэффициента полезного действия оросительных систем, проводить необходимые мероприятия по снижению потерь воды в каналах, всемерно повышать производительность ее использования, снижая количество бесполезно расходуемой на орошение воды.

Создание комковатой структуры орошаемых почв путем травопольной системы земледелия, целесообразное, продуктивное использование оросительной воды и соответствующая техника орошения, гарантирующая от бесполезных потерь воды и разрушения структуры почвы, — таковы главнейшие пути, которые вытекают из учения В. Р. Вильямса для предупреждения засоления орошаемых почв.

Кроме поддержания структуры орошаемых почв, Василий Робертович, развивая идеи В. В. Докучаева, считал необходимым создавать на орошаемых массивах лесные ветрозащитные полосы, которым он придавал чрезвычайно большое значение.

Система мероприятий по созданию лесных защитных полос позволяет менять в благоприятную сторону не только условия орошения, но и климатические условия орошаемой территории.

В связи с разработкой вопроса о травопольной системе земледелия, о создании защитных лесных полос, Василий Робертович выдвинул идею необходимости планомерного размещения по территории страны, по основным элементам рельефа (водораздел, склон, пойма), основных угодий (лес, поле, луг) и основных отраслей сельского хозяйства. Развивая идеи В. В. Докучаева, В. Р. Вильямс говорит о необходимости широкой комплексной увязки гидрологических, мелиоративных, лесоводственных и сельскохозяйственных мероприятий.

Напомню, что писал Василий Робертович: „Вопрос поднятия и стабилизации урожая — центральный вопрос сельскохозяйственного производства в Советском Союзе и сводится к вопросу о стабилизации водного режима почвы страны“. …»Это должно достигаться путем планомерной комплексной увязки системы лесоводственных, агротехнических (травопольная система земледелия) и мелиоративных мероприятий, направленных к урегулированию водного режима почв и подъему урожайности и размещенных в соответствии с геоморфологическими условиями и типами рельефа страны".

Эти идеи и положения В. Р. Вильямса ставят на очередь задачу правильной организации всего сельского, водного и лесного хозяйства нашей страны. Мероприятия, направленные на борьбу с засухой, на предохранение почвы от эрозий, на создание структурных почв, на рациональное использование водных ресурсов, — ставят перед нами задачу изменения не только природы почв, но и природы гидрологических и даже климатических условий отдельных районов.

Осуществление этой задачи возможно только в нашей стране с ее социалистическим сельским хозяйством, при плановой организации всего народного хозяйства.

Все мы знаем, что идеи Докучаева-Вильямса в дореволюционное время не могли быть осуществлены и только теперь, в условиях социалистического хозяйства, эти идеи претворяются в жизнь.

Таковы основные положения, вытекающие из учения Вильямса.

Необходимо еще глубже, полнее и шире использовать это учение, развивать его дальше и внедрять как в теорию, так и в практику мелиораций сельского хозяйства.

В основе учения Вильямса, как и в основе учения Мичурина, лежит принцип переделки природы. Учение И. В. Мичурина и В. Р. Вильямса дает нам методы переделки природы растений и животных, природы почв, гидрологических и климатических условий.

Пользуясь этим учением и развивая его, наша советская наука добьется новых больших успехов на пути переделки природы и внесет большой вклад в дело построения коммунизма в нашей стране. (Аплодисменты.)

Речь П. П. Лобанова

Академик В. П. Мосолов. Слово имеет академик П. П. Лобанов. (Бурные аплодисменты.)

Академик П. П. Лобанов. Товарищи! Вопрос о положении в биологической науке, обсуждаемый на настоящей сессии, имеет исключительное значение как для дальнейшего развития биологической и сельскохозяйственной науки, так и для дальнейшего развития социалистического сельского хозяйства, с которым эта наука неразрывно связана.

Наша сельскохозяйственная наука, развивающаяся на основе всепобеждающего учения Маркса-Энгельса-Ленана-Сталина, должна повседневно помогать в борьбе за дальнейшее развитие нашего сельскохозяйственного производства (аплодисменты), за успешное решение тех задач, которые ставят перед социалистическим сельским хозяйством наша партия, советское правительство и лично товарищ Сталин.

Такую помощь может оказать только передовая агробиологическая наука, стоящая на уровне величественных задач социалистической системы сельского хозяйства, обладающего неисчерпаемыми силами и возможностями колхозного строя.

Такой передовой агробиологической наукой является советская мичуринская агробиология, основы которой заложены Мичуриным, Вильямсом и которая творчески развивается академиком Т. Д. Лысенко.

Учение Мичурина о переделке природы растений органически связано с учением Вильямса о почвообразовательном процессе, активном воздействии человека на почву, восстановлении почвенного плодородия и повышения урожайности.

Мичуринская наука открывает новый, высший этап в развитии материалистической биологии, она дает возможность не только объяснять явления жизни, но и изменять жизнь растений и животных в нужном и полезном для человека направлении.

Мичуринская наука является обобщением и мощным развитием всего того лучшего, что было накоплено наукой в прошлом и вековым опытом практики.

Наши ученые — действительные представители этой науки — внесли большой вклад в дело ликвидации вековой отсталости сельского хозяйства, помогают организационно-хозяйственному укреплению колхозов, МТС, совхозов и оказывают серьезную помощь в деле послевоенного восстановления и дальнейшего развития сельского хозяйства.

Но достигнутые успехи в развитии сельского хозяйства и сельскохозяйственной науки не могут нас удовлетворить. Эти успехи следует рассматривать лишь как реальную предпосылку дальнейшего мощного подъема земледелия, животноводства и других отраслей сельского хозяйства, как основу дальнейшего развития научной мысли. Мы располагаем огромными неисчерпаемыми резервами повышения производительности сельскохозяйственного труда. Достаточно познакомиться с результатами деятельности передовых колхозов, МТС, совхозов и новаторов сельского хозяйства, чтобы понять, как велики эти резервы. Передовые хозяйства получают на значительных площадях высокие урожаи, высокую продуктивность животноводства, дают продукцию хорошего качества с низкой себестоимостью. Успехи передовых хозяйств доступны для всех.

Освоение опыта этих хозяйств может и должно повысить продуктивность нашего сельского хозяйства.

Известный по всей стране и всему миру совхоз «Гигант», осваивая травопольную систему земледелия, внедряя в производство учение Вильямса-Мичурина-Лысенко, добился выдающихся успехов и получает высокие урожаи даже в засушливые годы в крайне неблагоприятных условиях Сальских степей.

Колхозы, обслуживаемые Деминской МТС, показывают образцы борьбы за высокие урожаи в степях Сталинграда, где еще недавно героические воины Советской Армии громили армию Гитлера.

Колхозы, обслуживаемые МТС имени Вильямса, выращивают высокие урожаи в оренбургских степях.

На основе передовой биологической науки и самоотверженной работы костромских колхозников и рабочих совхоза «Караваево» создана новая, одна из лучших в мире, высокомолочная костромская порода крупного рогатого скота.

Мы не можем согласиться с представителями так называемой формальной генетики в том, что у костромских коров давно были заложены гены, которые теперь только вскрыты. Да, если руководствоваться этим и сидеть сложа руки, сортообразование и породообразование действительно начнут затухать или замедляться, как это пророчит академик Шмальгаузен.

Благодаря повседневной помощи и заботам Советского государства об укреплении и развитии колхозного строя, наше сельское хозяйство в послевоенный период добилось серьезных успехов. Валовой сбор зерновых культур в 1947 г. по сравнению с предыдущим годом возрос на 58 %. Урожайность зерновых культур достигла довоенного уровня; государством заготовлено хлеба почти столько же, сколько заготавливалось в лучшие довоенные годы.

В текущем году сельское хозяйство в своем развитии достигло еще больших успехов.

Успешно проведен весенний сев; посевные площади по сравнению в 1947 г. возросли более чем на 11 миллионов гектаров, в том числе площади яровой пшеницы на 5,5 миллионов гектаров.

Выполнен и перевыполнен план посева хлопчатника, подсолнечника и других технических и масличных культур, увеличены посевы сахарной свеклы, картофеля, кормовых культур.

Колхозы и совхозы собирают хороший урожай. Серьезные успехи достигнуты и в области животноводства. Поголовье крупного рогатого скота в первую половину 1948 г. возросло на 15 %, овец и коз на 34 %, свиней на 29 %. Заметно улучшилось состояние коневодства: конское поголовье за истекшие 6 месяцев возросло на 13 %. Это вдвое превышает прошлогодние темпы роста конского поголовья.

Повысилась продуктивность и товарная продукция животноводства. Это еще и еще раз свидетельствует о преимуществах социалистической системы хозяйства, о неисчерпаемых возможностях колхозного строя.

Все это говорит за то, что в сельском хозяйстве созданы серьезные предпосылки для дальнейшего, мощного подъема производства, для повышения культуры земледелия, развития животноводства. Возможности подъема производства обеспечиваются возрастающей с каждым годом энерговооруженностью сельского хозяйства, ростом и дальнейшим укреплением МТС, ростом численности высококвалифицированных кадров и единым стремлением советского народа неуклонно развивать самое передовое в мире социалистическое земледелие.

Наши замечательные кадры выдающихся мастеров высокого урожая, специалистов, организаторов социалистического земледелия — руководителей колхозов, МТС и совхозов в своей практической работе опираются на передовую мичуринскую науку.

Социалистическое соревнование широких масс колхозников, работников МТС и совхозов, патриотизм советского крестьянства, любовь к Родине, благородное стремление дать стране как можно больше хлеба и другой сельскохозяйственной продукции являются движущей силой в борьбе за дальнейший подъем сельского хозяйства.

Важнейшим условием наших успехов в послевоенном подъеме сельского хозяйства является развитие нашей передовой агрономической науки и внедрение ее достижений в сельскохозяйственное производство.

Учение Мичурина и Вильямса непрерывно развивается, и в этом развитии большая заслуга академика Лысенко. Он умело соединил учение Тимирязева-Мичурина о формообразовании и изменении природы растений и животных с учением Докучаева-Костычева-Вильямса о почвообразовании и методах повышения плодородия почв, вооружая колхозы и совхозы на борьбу за непрерывное повышение урожайности и подъем культуры нашего земледелия.

Академик Т. Д. Лысенко и его последователи не на словах, а на деле развивают лучшие традиции нашей агробиологической науки и уже имеют немалые практические достижения.

Ряды мичуринцев — передовых советских биологов и агрономов — непрерывно растут. Выдающиеся успехи наших советских растениеводов-селекционеров, таких, как Яковлев, Канаш, Лукьяненко, Жданов, Ушакова, а также таких селекционеров-животноводов, как Юдин, Гребень, Штейман, Бальмонт, Филянский, Васильев и многие другие, — залог того, что породо- и сортообразование у нас не только не будут затухать, а будут все более развиваться. (Аплодисменты.)

Эти достижения истинных последователей Мичурина и Лысенко были наглядно продемонстрированы в ряде выступлений по докладу. В них были освещены главнейшие результаты работ наших передовых научно-исследовательских учреждений и отдельных научных и производственных работников. Результаты этих работ не только подтверждают научную правильность и практическую действенность основных положений мичуринской генетики, как прогрессивного направления советской биологии, но и являются серьезным вкладом в дело дальнейшего развития этого направления.

Противники мичуринского направления, в отличие от его сторонников, пришли на сессию без каких-либо реальных практически ощутимых результатов, с обещаниями будущих «великих» открытий, о которых мы не раз слышали в прошлом.

Это и есть одно из бесспорных свидетельств порочности их теории.

Главными задачами в сельском хозяйстве в настоящее время являются: всемерное повышение урожайности и увеличение валового сбора сельскохозяйственных продуктов, повышение культуры земледелия на основе внедрения достижений передовой агрономической науки, всемерное развитие животноводства и повышение его продуктивности, дальнейшее организационно-хозяйственное укрепление колхозов и всемерное развитие их общественного хозяйства.

В свете этих задач мы не можем признать удовлетворительными достигнутые темпы повышения урожайности, хотя они и были значительными. В свете наших очередных задач мы не можем признать удовлетворительными темпы и методы научной работы, которыми до сих пор пользуются многие наши ученые при разработке проблем сельского хозяйства. Теперь настало время, когда мы должны достичь коренного повышения урожайности в нашей стране. Ученые должны разработать такую системы мероприятий, которая помогла бы всем колхозам и совхозам повышать урожаи темпами, во много раз превышающими известные до сих пор, и обеспечили бы дальнейшее резкое повышение производительности труда. Это необходимо для удовлетворения возросших требований, которые ныне предъявляются к сельскому хозяйству нашей Родиной.

Нам необходимо разработать применительно к отдельным зонам способы коренного повышения урожайности зерновых, технических и других сельскохозяйственных культур с тем, чтобы достигнуть значительного увеличения валовых сборов сельскохозяйственных продуктов.

В области животноводства задача состоит в том, чтобы в короткий срок резко увеличить поголовье всех видов скота, поднять его продуктивность, создать устойчивую кормовую базу для растущего животноводства. Темпы и методы работы по развитию животноводства, которые имели место в прошлом, не удовлетворяют задачам, ныне стоящим в этой области. Необходимо широкое внедрение в практику достижений зоотехнической и ветеринарной науки, смелое новаторство в науке и практике по животноводству.

Перед сельским хозяйством стоит неотложная задача развития комплексной механизации. Новые и большие задачи требуют разработки системы машин. Наряду с полным использованием имеющихся машин, необходимо создавать новые типы тракторов, почвообрабатывающих и уборочных машин, отвечающих возросшим требованиям сельского хозяйства и обеспечивающих значительное повышение производительности труда.

Огромные задачи стоят в области электрификации сельского хозяйства. Многие колхозы, даже целые районы и области, уже в широких масштабах применяют электроэнергию в сельском хозяйстве. Но это только лишь начало большого дела. Задача сейчас состоит в том, чтобы еще шире и полнее использовать местные реки и другие энергетические источники для широкой сети сельских электростанций с тем, чтобы электроэнергия стала не только неотъемлемым элементом колхозного быта, но и широко применялась бы в производстве.

В области водного хозяйства, наряду с дальнейшим развитием ирригационного строительства в среднеазиатских республиках и Закавказье, предстоят большие работы по орошению земель в районах Украины, центрально-черноземных областей, Северного Кавказа и Поволжья.

К практическому осуществлению задач в области орошения необходимо привлечь все научные силы и организовать разработку вопросов, которые обеспечили бы получение с орошаемых земель высоких урожаев, вовлечение в сельскохозяйственное использование всех земель, выпавших из оборота вследствие засоления и заболачивания.

Практика сельского хозяйства требует значительного усиления научных работ в области экономики и организации сельского хозяйства. Очевидна необходимость лучшего обобщения передового производственного опыта.

В условиях возросших задач, которые должно решить сельское хозяйство, мы не можем ограничиться осуществлением отдельных агротехнических приемов. Нужно в широких масштабах внедрять целый комплекс научных агротехнических мероприятий. Мощным средством коренного подъема сельского хозяйства, повышения культуры земледелия является смелое внедрение и осуществление на практике травопольной системы земледелия, разработанной корифеями русской агрономической науки — Костычевым, Докучаевым, Вильямсом. То, что было вековой мечтой передовых русских агрономов, должно быть ныне превращено в конкретную программу действия и в ближайшее же время стать реальной действительностью.

Социалистическое сельское хозяйство располагает в настоящее время всем необходимым для претворения в жизнь этой прогрессивной системы земледелия.

Мы обязаны помочь колхозам, МТС и совхозам на практике осуществить травопольную систему земледелия. В процессе осуществления мы должны обеспечить дальнейшую конкретизацию этой системы применительно к отдельным районам нашей страны.

Страна ждет от советских ученых работ, которые помогли бы получить во всех зонах Советского Союза высокие и устойчивые урожаи, высокую продуктивность животноводства и других отраслей хозяйства.

Колхозники и колхозницы — Герои Социалистического Труда, лауреаты Сталинских премий, замечательные мастера высоких урожаев, организаторы колхозного производства, — успешно используя достижения передовой науки, стали выдающимися людьми в сельском хозяйстве и подлинными проводниками передовой науки в практику. Опыт передовиков, их достижения обогащают нашу сельскохозяйственную науку, придают ей новые силы, открывают перед ней новые перспективы.

Но наука должна итти впереди практики.

Товарищ Сталин еще в 1929 г. на конференции аграрников-марксистов говорил: «…необходимо, чтобы теоретическая работа не только поспевала за практической, но и опережала ее, вооружая наших практиков в их борьбе за победу социализма» (И. Сталин. Вопросы ленинизма, 11 изд., стр. 275).

Наша наука целиком поставлена на службу Советскому государству и советскому народу.

Советский народ, выдвинувший из своей среды ученых, требует от них беззаветной преданности великим идеям и делу партии Ленина-Сталина, требует развития науки в направлении, отвечающем кровным интересам социалистического общества, и объединения научных сил различных отраслей знания для скорейшего достижения намеченной цели — построения коммунистического общества.

Наша наука не может мириться с безидейностью, схоластикой и метафизикой.

В сельском хозяйстве, имеющем дело с растительными и животными организмами, особое значение имеет биология, как наука, исследующая закономерности развития живых организмов.

Биологическая наука может оказать неоценимую помощь практике при том, однако, условии, если она будет исходить из материалистической диалектики и творчески развивать теоретическое наследие таких корифеев нашей отечественной биологической науки, какими были Тимирязев и Мичурин.

Однако в области биологии еще не все ученые идут по пути лучших русских биологов. Наряду с прогрессивным материалистическим мичуринским направлением, имеется другое, диаметрально противоположное, антимичуринское — по существу реакционное и идеалистическое направление в науке.

Мичуринское направление в биологии стоит на материалистических позициях и утверждает, что изменение условий жизни неизбежно изменяет и природу организмов, форму организмов. Природа организмов создается условиями жизни и изменяется условиями жизни.

Мичуринское направление стоит на позициях признания того факта, что новые свойства организмов, приобретаемые ими в ходе их развития под влиянием измененных условий внешней среды, передаются потомкам, наследуются.

Мичуринское направление вооружает практиков научными методами изменения и совершенствования природы растений и животных в нужном для человека направлении.

Наиболее последовательным продолжателем передового, прогрессивного мичуринского направления в биологии является академик Лысенко. Его большая заслуга состоит в том, что он ведет смелую, принципиальную борьбу против идеалистических догм менделевско-моргановской генетики (вейсманизма), против метафизических и формалистических положений в биологии и способствует быстрому развитию мичуринского учения, как нового этапа материалистической биологии.

И не случайно защитники менделевско-моргановского направления замалчивают работы Мичурина, принижают огромное теоретическое и практическое значение его трудов и одновременно всячески рекламируют якобы научные достижения менделизма-морганизма. Например, такой позиции держится академик Шмальгаузен и до сих пор. Чем иначе объяснить, что он в своей работе «Факторы эволюции», изданной в 1946 г., совершенно не упоминает имен таких гигантов научной мысли, как Мичурина, Тимирязева, посвятивших свою светлую творческую жизнь этим вопросам?

Такое отношение академика Шмальгаузена к трудам Тимирязева и Мичурина не случайно и, бесспорно, находится в связи с его антидарвинистскими, антимичуринскими воззрениями, хотя последние выдаются им и его адвокатами за дарвинизм.

Академик Шмальгаузен закономерности живой природы подменяет формалистическими схемами, приводящими к антинаучным выводам о якобы неизбежно возникающих тупиках эволюции.

Вот логический конец, к которому приходят исследователи, оторванные от жизни, от передовой науки.

Кому не ясно, что воззрения академика Шмальгаузена и его сторонников наносят ущерб нашему сельскому хозяйству, так как они отравляют сознание практиков сельского хозяйства, учащихся наших школ идеализмом и метафизикой, разоружают агрономов, зоотехников и других специалистов сельского хозяйства.

Такая лженаучная позиция порождает неприязнь и прямое игнорирование замечательны достижений мичуринцев и прежде всего академика Лысенко.

Формальные генетики, как показали их выступления на сессии, посвятили себя защите реакционных теорий.

Они до сих пор прилагают большие усилия к тому, чтобы оторвать Лысенко от Мичурина.

Подобные попытки противопоставить учение И. В. Мичурина взглядам и убеждениям академика Лысенко, творчески развивающего это учение, являются попытками с негодными средствами и должны быть нами осуждены. (Аплодисменты.)

Попытки примирить два различных направления в биологии с передовым и прогрессивным мичуринским направлением, или занять какую-то среднюю линию, как это предлагает академик Завадовский, неизбежно обречены на провал.

Творчески развивая и двигая вперед биологическую теорию, академик Лысенко повседневно и тесно связан с колхозами и совхозами. Нам, работникам Министерства, больше чем кому-либо известно, какую огромную помощь оказывает академик Лысенко практикам (аплодисменты), организуя их силы на быстрое внедрение в производство завоеваний передовой науки. Его деятельность служит хорошим примером для каждого советского ученого, так как только в тесной связи с практикой может успешно развиваться передовая наука. (Аплодисменты.)

Антимичуринское направление в биологии стоит на метафизических позициях и отрицает возможность качественных изменений наследственных свойств растений и животных под влиянием изменения условий жизни. Оно отрицает возможность наследования живыми организмами свойств и качеств, возникающих в живом теле под влиянием изменения условий жизни. Антимичуринское направление исходит из того неверного положения, что человек не в состоянии познать причины, вызывающие и направляющие изменение наследственности.

Глубоко реакционное и насквозь мистическое воззрение разоружает практиков в их работе по выведению новых сортов растений и пород животных. Оно сводит роль селекционера к роли кладоискателя, к роли человека, пассивно ожидающего появления желательных форм растений и животных.

Защитники этого направления находятся в плену буржуазных теорий Моргана, Менделя, Вейсмана. Они до сих пор не освободились от низкопоклонства перед буржуазной наукой и вольно или невольно засоряют науку антинаучными идеями.

Сторонники антимичуринского направления в биологии, ссылаясь часто на Дарвина, забывают, что теория Дарвина только объясняет эволюцию органического мира, тогда как Мичурин и его последователи учат, как планомерно изменять, создавать новые формы, переделывать природу растений и животных в полезном для человека направлении.

Биологи, идущие по антимичуринскому пути, оторваны от жизни, от практики. Своими бесплодными исследованиями они не в состоянии чем-либо помочь колхозам и совхозам.

Мы не знаем ценных для практики результатов работ, полученных формальными генетиками на основе менделизма-морганизма. А наука, не помогающая производству, не вооружающая практиков, не помогающая советским людям строить все лучшую и лучшую жизнь, — это не наша наука! (Аплодисменты.)

Совершенно правильно и заслуженно докладчик и выступающие в прениях на настоящей сессии подвергли резкой критике антимичуринское направление в биологической науке.

Выступления представителей формальной генетики показали, что они остаются на прежних реакционных позициях и собираются, видимо, и впредь быть тормозом в развитии передовой биологической науки.

Такую незавидную роль заняла группа формальных генетиков, отступивших от научных принципов материалистической диалектики.

Представители формальной генетики не осознали несостоятельность своей теории, не нашли мужества признать ошибочными свои воззрения, не сделали для себя никаких выводов из выступлений на сессии многих научных и практических работников-представителей министерств, отражающих не только свою личную точку зрения, а огромнейшего коллектива научных работников, специалистов сельского хозяйства и колхозного крестьянства. (Аплодисменты.)

Выступая вчера, академик Жуковский ясно определил свое отношение к менделизму. Он даже призывал советских биологов преклониться перед Менделем, тем самым присягнуть на верность его учению.

На ваш, академик Жуковский, призыв объединиться на базе менделизма мы отвечаем: если вы будете и впредь итти по старой дороге менделизма, нам не по пути с вами. (Аплодисменты.)

Мы, мичуринцы, отвергающие реакционную, идеалистическую биологию, вместе с колхозным крестьянством, под знаменем передового, прогрессивного мичуринского учения, с нашим Лысенко, будем бороться за дальнейший расцвет материалистической биологии и за все большую научную помощь совхозам и колхозам. (Аплодисменты.)

В свете огромных задач, которые стоят перед Академией, особенное значение приобретают вопросы научной пропаганды дальнейшего развития мичуринского учения.

Необходимо в возможно короткий срок пересмотреть планы работ научно-исследовательских учреждений.

Необходимо всемерно расширить научно-исследовательские работы, направленные на разработку актуальных проблем мичуринского учения в тесной связи с разрешением важных вопросов сельского хозяйства.

Необходимо коренным образом изменить постановку преподавания в высших и средних сельскохозяйственных учебных заведениях дисциплин по селекции и генетике, ведя преподавание этих дисциплин на основе мичуринского учения.

Это неизбежно потребует укрепления соответствующих кафедр вузов, других учебных заведений и отделов генетики и селекции научно-исследовательских учреждений научными кадрами, доказавшими на деле свою способность творчески разрабатывать, пропагандировать прогрессивные идеи мичуринского учения.

Огромную роль в деле правильного воспитания и формирования кадров биологов, селекционеров, агротехников, зоотехников и других специалистов сельского хозяйства будут играть учебные пособия, стоящие на уровне современных знаний и высоких идей Мичурина, Вильямса, Лысенко и других передовых советских ученых.

Советские ученые, безраздельно преданные своему народу, вооруженные самой передовой в мире теорией Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, обеспечат дальнейшее развитие и претворение в жизнь прогрессивного учения Мичурина-Вильямса-Лысенко.

Несомненно, что наши ученые, окруженные постоянной заботой партии и правительства, в ближайшее время достигнут новых замечательных успехов, способствующих мощному дальнейшему расцвету нашего социалистического сельского хозяйства, и этим самым оправдают высокое доверие советского народа и его великого вождя Иосифа Виссарионовича Сталина. (Бурные аплодисменты.)

Речь В. С. Немчинова

Академик П. П. Лобанов. Слово предоставляется академику В. С. Немчинову.

Академик В. С. Немчинов. Товарищи, не являясь биологом по образованию, я не предполагал выступать на данной сессии. Тем более, что от Тимирязевской сельскохозяйственной академии выступили ее основные работники, такие, как И. В. Якушкин, В. П. Бушинский, Д. А. Кисловский, П. М. Жуковский, А. Р. Жебрак, т. е. представлены фактически все основные кафедры нашей Тимирязевской академии, имеющие отношение к вопросам агрономических знаний и сельскохозяйственной науки.

Я вижу, что среди наших ученых нет единства по некоторым вопросам, и в этом я лично, как директор Тимирязевской академии, не вижу ничего плохого. (Шум в зале.)

Мы в Академии имеем 60 кафедр различных направлений и специальностей. При этом по основным вопросам сельскохозяйственной науки и практики у нас существует полное единство и единодушие, и я считаю, что нет ничего плохого в некоторых разногласиях, имеющихся у нас, или, вернее, в разных точках зрения, так как эти разногласия, на мой взгляд, не являются коренными. (Шум в зале.)

Я 8 лет руковожу работой Тимирязевской сельскохозяйственной академии. И вынужден выступать только потому, что тов. Симонов и тов. Демидов поставили вопрос о необходимости осветить работу Тимирязевской сельскохозяйственной академии.

Тов. Симонов здесь утверждал, что в Академии вытесняют всех неугодных, в частности мичуринцев, и в качестве таковых назвал ряд товарищей, а именно: себя, Алисова, Тихоненко и некоторых других.

Я должен довести до сведения сессии, что тов. Симонов ушел из Тимирязевской академии, получив назначение на должность директора Мичуринского сельскохозяйственного института.

Голоса. Он о себе не говорил.

И. Н. Симонов. Я о себе ничего не говорил.

В. С. Немчинов. Он мне лично говорил, что его назначение директором Мичуринского сельскохозяйственного института является каким-то мероприятием, которое надо рассматривать как агрессивное. Другое дело, что у тов. Симонова произошла неудача на этой работе, но это его вина. Во всяком случае, он не прав. Также не прав он и в отношении тов. Тихоненко, с которым я имел беседу. Если бы его отпустили с другой работы, то он давно вернулся бы в Академию.

Нет такого положения, что все окончившие Тимирязевскую академию должны там оставаться и вести работу. Наоборот, я принял бы такой упрек, что Тимирязевская академия недостаточно направляет свои кадры на периферию для укрепления сельскохозяйственных вузов. Это был бы правильный упрек. Это действительно соответствует той болезни, которую мы имеем, когда с большим трудом приходится людей, окрепших и получивших научную квалификацию в стенах Тимирязевской академии, направлять на работу на периферию.

Тов. Симонов говорил о том, что профессора Рубина не избрали на кафедру Тимирязевской сельскохозяйственной академии только потому, что он мичуринец. Это неверно, это клевета, и тов. Рубин может подтвердить, что Тимирязевская академия по отношению к тов. Рубину сделала ошибку, избрав другую кандидатуру. Об этом я заявлял ему лично, и профессор Рубин это может подтвердить, но ошибки в каждой организации бывают.

Я никогда от тов. Симонова не слышал, что он ушел из Тимирязевской академии по принуждению. Почему он позволяет себе об этом говорить? Это абсолютно не соответствует действительности.

Голос с места. Вы только создаете таких ученых, как Ломако.

В. С. Немчинов. Я не знаю, почему мы создаем таких ученых, как Ломако. Ведь Ломако — работник Белорусской академии наук, а не Тимирязевской академии. Так что это не соответствует действительности.

Не соответствуют действительности и другие утверждения. К сожалению, я не слышал выступления тов. Симонова, но, получив стенограмму, тщательно прочитал ее.

Тов. Симонов приводил как пример нашей антимичуринской установки, что мы якобы выкорчевали ягодники. Это абсолютно не соответствует действительности. Если несколько кустов было выкорчевано, то о крыжовнике и смородине надо судить не по этому. Я предлагаю всему коллективу сесть на машины и поехать в «Отрадное», и мы покажем вам все огромное богатство сортов крыжовника.

Голос с места. А как вы мучили Павлову в Тимирязевке?

В. С. Немчинов. Когда тов. Павлова пришла с заявлением, что у нее недоразумение, я стал на ее точку зрения и изменил приказ тогдашнего директора учебного хозяйства.

Всякой информации о Тимирязевской академии здесь достаточно, но она абсолютно не соответствует действительности.

Тов. Симонов позволил себе указать на каких-то послушных профессоров. Я считаю, что такого рода утверждение недостойно того, кто выступает с таким заявлением, что тов. Симонов в этом случае сделал совершенно недопустимый выпад.

Говорят, что в Тимирязевской сельскохозяйственной академии нет мичуринского направления, что наши работники, профессора и т. д. являются антимичуринцами. Это — неверно.

Голос с места. О всех профессорах никто не говорил.

В. С. Немчинов. Разве кто-нибудь скажет про Н. Н. Тимофеева, заведующего кафедрой селекции плодовых и ягодных культур, что он антимичуринец. Кто может сказать это и про тов. Колесниченко?

Однако есть у нас ученые другого направления, в частности, профессор Жебрак. Тов. Симонов сказал, что Немчинов, как директор, одобрил статью профессора Жебрака, опубликованную им в заграничном журнале. Это близко к явной клевете, ибо это не соответствует действительности. Надо сказать, что общественность знает, что одним из первых, кто выступил по поводу статьи А. Р. Жебрака в печати, был не кто иной, как Немчинов.

Голос с места. Первыми были писатели.

В. С. Немчинов. Я говорю, что выступил одним из первых, во всяком случае, немедленно после статьи писателей.

Голос с места. Скажите о своем письме в «Ленинградскую Правду».

В. С. Немчинов. Никакого письма в «Ленинградскую правду» я не писал и не знаю, о чем идет речь. Это очевидно какая-то легенда.

В своих выступлениях, в докладах на партийном собрании, на Совете академии, я отмежевался от статьи тов. Жебрака и дал ей соответствующую оценку. Все товарищи, которые говорят здесь по данному вопросу, знают это прекрасно, но почему-то считают необходимым вводить в заблуждение советскую общественность.

Голос с места. Они чуют правду.

В. С. Немчинов. Правда, конечно, всегда останется правдой, и она победит.

Как директора меня могут упрекнуть в одном, что я делаю различие между статьей профессора Жебрака, академика Белорусской академии наук, и его работой. Я заявил, что выступление профессора Жебрака осуждают, обвиняют его не за то, что он придерживается, что он защищает хромосомную теорию наследственности, а за то, что он совершил антипатриотический поступок. Так оно и было.

Голос с места. Хромосомная теория в золотом фонде находится?

В. С. Немчинов. Да, я могу повторить, да я считаю, что хромосомная теория наследственности вошла в золотой фонд науки человечества и продолжаю держаться такой точки зрения.

Голос с места. Вы же не биолог, как вы можете судить об этом?

В. С. Немчинов. Я не биолог, но я имею возможность эту теорию проверить с точки зрения той науки, в которой я веду научное исследование, и, в частности, статистики. (Шум в зале.)

Она соответствует также моим представлениям. Но не в этом дело. (Шум в зале.)

Голос с места. Как не в этом?

В. С. Немчинов. Хорошо, пусть будет в этом дело. Тогда я должен заявить, что не могу разделить точку зрения товарищей, которые заявляют, что к механизмам наследственности никакого отношения хромосомы не имеют. (Шум в зале.)

Голос с места. Механизмов нет.

В. С. Немчинов. Это вам так кажется, что механизмов нет. Этот механизм умеют не только видеть, но и окрашивать и определять. (Шум в зале.)

Голос с места. Да, это краски. И статистика.

В. С. Немчинов. Я не разделяю точку зрения, которая была высказана и нашим уважаемым председателем о том, что хромосомная теория наследственности, и, в частности, некоторые законы Менделя являются какой-то идеалистической точкой зрения, какой-то реакционной теорией. Лично я такое положение считаю неправильным, и это является моей точкой зрения, хотя и мало кому интересной. (Шум в зале. Смех.)

Голос с места. Очень интересной.

В. С. Немчинов. Эту точку зрения я никогда не скрывал. Это — моя точка зрения, точка зрения не специалиста.

Голос с места. От директора Тимирязевской академии ее интересно услышать.

В. С. Немчинов. Тогда разрешите ее изложить. Я не считаю правильным, если А. Р. Жебрак совершил антипатриотический поступок, который получил заслуженную оценку, — что нужно, в связи с этим, закрывать все его работы по амфидиплоидам.

Голос с места. Вам нужно уйти в отставку.

В. С. Немчинов. Возможно, что мне нужно уйти в отставку. Я за свою должность не держусь. (Шум в зале.)

Голос с места. Это и плохо.

В. С. Немчинов. Но я считаю свою точку зрения правильной, и агрессивный характер выступлений и действий, направленных на запрещение работ А. Р. Жебрака, я считаю неправильным. Неслучайно Министерство сельского хозяйства утвердило у нас опорный генетический пункт.

Голос с места. А что делает опорный пункт?

В. С. Немчинов. Не знаю, бывали ли вы на этом опорном пункте или нет. Я бывал и знакомился с работами пункта и, по моему мнению, в самое ближайшее время результаты работ будут очевидны. То, что они не очевидны для нас сейчас…

Голос с места. Сколько времени потребуется?

В. С. Немчинов. А. Р. Жебрак заявил, что результаты будут в ближайшее время.

Но не в этом дело. Я не могу разделить такой точки зрения, что в Тимирязевской академии не должны работать А. Р. Жебрак и сотрудники Академии, разделявшие хромосомную теорию. Я полагаю, что они должны продолжать там работать так же, как не считаю, что нужно изгонять представителей мичуринской точки зрения.

Голос с места. Вы их изгнали, там уже некого изгонять.

В. С. Немчинов. У нас работает Н. Н. Тимофеев, И. В. Якушкин, В. П. Бушинский, Резниченко и другие, которые проводят мичуринское направление. Многие научные сотрудники, в том числе и А. Р. Жебрак, работают активно по основному вопросу — переделке природы в интересах социалистического сельского хозяйства.

Голос с места. Скажите о ваших отношениях к установкам доклада.

В. С. Немчинов. Мое отношение к докладу Т. Д. Лысенко таково. Основные его положения и основные идеи, которые заключаются в том, чтобы мобилизовать агробиологическую науку на нужды колхозного производства и методы его работы перенести на все массивы колхозных полей, я считаю правильными.

Голос с места. Теоретически.

В. С. Немчинов. В теоретической основе я считаю, что в отношении хромосомной теории наследственности Трофим Денисович не прав.

Голос с места. Вы не специалист.

В. С. Немчинов. Да, я не специалист, поэтому я и не говорил, пока вы меня не спрашивали.

Я с большим вниманием и интересом наблюдаю за работой Т. Д. Лысенко и с огромным уважением отношусь к его умению руководить агрономической наукой в интересах колхозного производства, но это не значит, что я с ним целиком согласен. Я согласен с ним по ряду положений, но по отдельным вопросам я с ним не могу согласиться.

Голос с места. Это основное.

В. С. Немчинов. Но я считаю, что это не основное, и с этим положением я согласиться не могу и считаю его неправильным.

Голос с места. А другие основные?

В. С. Немчинов. А другие основные точки зрения я лично считаю правильными. (Шум в зале.)

Но это очень важное разногласие и, так как я не биолог, то оно должно быть решено представителями биологической науки.

Меня упрекают, что сотрудники Тимирязевской академии ничего не дали сельскому хозяйству.

И. И. Презент. Не все.

В. С. Немчинов. Возьмем наших селекционеров. Сейчас у нас заведует кафедрой, после П. И. Лисицына, — П. Н. Константинов. Разве мало он дал сельскому хозяйству? Его сорта занимают миллионы гектаров.

С. С. Перов. Причем тут гены?

В. С. Немчинов. Гены? Это вы их почему-то приплетаете. (Смех.)

Я говорю, что кафедрой селекции зерновых культур заведует П. Н. Константинов, а вы говорите о генах. Говорите, что селекция и семеноводство находятся в руках антимичуринцев. Кафедрой селекции и семеноводства плодоовощных культур руководит Н. Н. Тимофеев. Он настоящий, подлинный мичуринец. Вы говорите — «генетика». Но ведь генетика — это небольшой курс, читаемый лишь в одном отделении селекции и семеноводства.

И. Н. Симонов. Одна ложка дегтя может испортить бочку меда.

В. С. Немчинов. Если вы считаете работы А. Р. Жебрака по экспериментальной генетике ложкой дегтя, то я держусь другой точки зрения. А. Р. Жебрак является заслуженным ученым, и я не считаю возможным говорить об удалении его из Тимирязевской академии. Он вырос в Академии.

И. И. Презент. Ваш продукт, ваше творение!

В. С. Немчинов. Разные продукты бывают.

Мне кажется, что все обвинения меня в антимичуринском направлении отпадают. Такие имена, как Н. Н. Тимофеев, П. Н. Константинов, достаточно говорят сами за себя. Остается один А. Р. Жебрак. Но в отношении А. Р. Жебрака я дал свой ответ как директор.

Ф. А. Дворянкин. О линии говорят, а не об этом.

В. С. Немчинов. А линия такова, чтобы всемерно развивать в Тимирязевской академии вильямсовское учение. Представители вильямсовского направления у нас есть. Они прямые наследники и продолжатели дела В. Р. Вильямса — это профессор Бушинский, профессор Чижевский и ряд других работников. Имеется и специальная почвенная станция имени академика В. Р. Вильямса.

Ф. А. Дворянкин. Вы из Тимирязевки делаете Немчиновку.

В. С. Немчинов. Если это было бы, то директором 8 лет я не просидел бы. Я не согласен с академиком Т. Д. Лысенко по ряду существенных вопросов. В частности, я не согласен с ним, когда он категорически утверждает, что Институт экономики сельского хозяйства не должен быть при Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, а должен быть в недрах Министерства сельского хозяйства.

И. И. Презент. Это не принципиально.

С. С. Перов. Не принципиально.

В. С. Немчинов. Это принципиально, потому что считать, что одной агробиологией вся сельскохозяйственная академия исчерпывается, — нельзя.

И. И. Презент. Так и не говорится.

В. С. Немчинов. Я и сейчас продолжаю считать и был бы рад, если бы данная сессия поручила президиуму Академии открыть Институт экономики, иначе незачем было четырех академиков по экономике кооптировать в состав Академии.

Я несу моральную и политическую ответственность за линию Тимирязевской академии. Я морально и политически ответственен за ту линию, которую я провожу, и считаю ее правильной и буду продолжать проводить. Если эта линия окажется неправильной, то мне подскажут или выполнят те надежды и чаяния, которые здесь раздаются, чтобы я освободил место. Недопустимо, на мой взгляд, закрыть в Тимирязевской академии работу профессора Жебрака.

И. И. Презент. Типа Моргана, да?

В. С. Немчинов. Я несу за это морально-политическую ответственность и буду нести ее, пока она на меня возложена.

Вопрос с места. Знаете ли вы, что профессор Парамонов в своих лекциях по дарвинизму извращает и поносит работы Лысенко и всей его школы?

В. С. Немчинов. Я знаю лекции Парамонова. Он не поносит и не извращает дарвинизм, и если он по отдельным вопросам не согласен с Т. Д. Лысенко, то это нельзя считать поношением. Профессор Парамонов один из первоклассных лекторов, любимец студенчества, дарвинист до глубины души, является тимирязевцем от начала до конца. Если он не согласен с отдельными положениями — это другое дело. Это не является поношением Трофима Денисовича. Я много раз беседовал с Парамоновым, бываю на лекциях, читаю стенограммы.

Голос с места. Мы также слушали его лекции и знаем, что это правда.

В. С. Немчинов. Тогда дайте документы.

Голос с места. Какие документы?

Вопрос с места. Знаете ли вы, что на лекциях по дарвинизму в Тимирязевской академии не упоминаются даже изредка имена Тимирязева и Мичурина?

В. С. Немчинов. Сплошная чепуха (смех). На лекциях профессора Парамонова я многократно бывал и знаю его точку зрения.

Вопрос с места. Разъясните: думали ли вы, что содержание курса генетики должно быть мичуринским? Настоятельно прошу ответить на этот вопрос.

В. С. Немчинов. Я считаю, что в курсе генетики должны быть отражены положения академика Т. Д. Лысенко о стадийности и ряд других его работ. Также не должны быть утаены от студенчества и основы хромосомной теории наследственности. (Шум в зале.)

Вопрос с места. Ответьте, как вы собирались уволить профессора Кисловского?

В. С. Немчинов. Не знаю. Профессор Кисловский здесь присутствует, и я думаю подтвердит, что никогда не было случая, чтобы я не поддерживал его в работе. Я всегда хорошо относился к профессору Кисловскому. Если это не так, пусть он скажет здесь об этом.

Вопрос с места. Если можно, напомните, какие сорта были выведены в Тимирязевке по методу Мичурина, дайте данные сортоиспытаний.

В. С. Немчинов. Я могу назвать хотя бы сорт тимирязевского крыжовника, который выведен по методу Мичурина и который у нас размножается.

Речь В. Н. Столетова

Академик П. П. Лобанов. Слово предоставляется заместителю директора Института генетики Академии наук СССР тов. В. Н. Столетову.

В. Н. Столетов. Здесь только что выступал академик В. С. Немчинов. Поэтому разрешите мне сказать прежде всего несколько слов о Тимирязевской академии.

Лет десять назад один «толстый» сельскохозяйственный журнал опубликовал статью, в которой критиковались принципиальные методологические ошибки одного почтенного академика из Тимирязевской академии. Академик прочитал статью и возмутился. Он пришел к редактору и с деланным хладнокровием заявил: «Автор статьи неграмотный человек, ему учиться нужно, а не меня критиковать». Далее посетитель продолжал: «Ошибка редакции поправима. Созовите актив, я прочту 2-3 лекции, все станет понятным, и редакция признает свою ошибку». Он, видимо, серьезно предполагал, что лекцией можно удушить принципиальное разногласие.

Эту историю мне напомнили некоторые ораторы из Тимирязевской академии, выступавшие здесь вчера.

Голос с места. А сегодня дополнили!

В. Н. Столетов. Профессора Московской сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева — А. Р. Жебрак и П. М. Жуковский — вначале, как будто, не имели даже желания выступать на сессии. Они, видимо, хотели, как говорят, отмолчаться. Когда же это не удалось, они вышли на трибуну и стали читать участникам сессии своего рода «учебные» лекции. Они сделали вид, что не понимают, о чем собственно идет речь на сессии. Выступление академика В. С. Немчинова многое нам в этом отношении объясняет. Ныне стало всем очевидным, что академик Немчинов полностью разделяет их точку зрения, а также заодно, видимо, одобряет и поведение.

В ходе прений отмечалось, что руководство Тимирязевской академии не желает иметь у себя научных работников, руководствующихся в работе мичуринским учением.

Академик В. С. Немчинов или отрицал выдвинутые против него по этому поводу обвинения или относил сообщавшиеся факты к разряду ошибок. Само собой разумеется, что у руководителя могут быть ошибки. Но ошибка ошибке рознь. Бывают ошибки направленные, преднамеренные. Нам представляется, что мичуринцы плохо чувствуют себя в Тимирязевской академии именно в силу таких целенаправленных «ошибок» со стороны руководства.

Академик Немчинов высказал здесь свое личное мнение относительно хромосомной теории наследственности. Личное мнение, естественно, так или иначе сказывается на работе. Это влияние мы и наблюдаем.

Тимирязевцы, бывшие и настоящие, горячо любят «Тимирязевку». Но они любят «Тимирязевку» В. Р. Вильямса, «Тимирязевку» М. Ф. Иваново и не уважают «Тимирязевку» А. Р. Жебрака, распространяющего реакционные идеи морганизма (Аплодисменты.). Большинство тимирязевцев, очевидно, с огорчением услышали заявление академика Немчинова о том, что, согласно его личному мнению, хромосомная теория вошла в золотой фонд науки.

В. С. Немчинов. Безусловно, вошла. Мое мнение такое.

В. Н. Столетов. На наш же взгляд, этот «вклад» в науку, кроме вреда, ничего иного истинной материалистической биологии не приносит.

Голос с места. Правильно, правильно!

В. Н. Столетов. Уже в своих первых выступлениях (в 1935—1936 гг.) против менделизма-морганизма академик Лысенко предупреждал своих слушателей и читателей, что дело идет не о частных вопросах биологии, а о принципах, о направлении исследований в биологической науке. Основой расхождения между биологами служат различные взгляды на процесс эволюции растительного и животного мира. Характер исследований биолога, успех этих исследований во многом зависит от того, стоит ли он на научных, материалистических позициях или находится в плену у идеализма, у метафизики.

Познание истинных закономерностей развития растительных и животных форм нам необходимо для практического управления формообразованием, для создания желательных форм растений и животных. Успех же в познании живого, очевидно, прежде всего зависит от научности мышления. Защита научных методов мышления при исследовании биологических закономерностей была для Т. Д. Лысенко основной целью дискуссии.

При этом неизменно неоспоримой аксиомой для него оставалось положение, что научность своего мышления в биологии следует защищать не схоластическими спорами, а упорным изучением объективной действительности, постоянной проверкой добытых знаний о законах природы, проверкой в огне практики, опыта. Причинность, необходимость следует искать в объективной действительности, стараясь все лучше и лучше практически управлять живой природой в интересах человека.

Руководящие идеи для разработки такого важного вопроса биологической науки, как причины изменчивости организмов, Т. Д. Лысенко искал и находил у классиков марксизма-ленинизма. В одном из своих докладов он говорил, что в трудах наших учителей марксизма-ленинизма можно почерпнуть не только общие руководящие идеи для изучения изменчивости наследственности, но и прямые, конкретные указания, откуда берутся изменения, какими путями они возникают в организмах.

Своим оппонентам Т. Д. Лысенко отвечал не ссылкой на общие руководящие идеи и не цитатами. Он отвечал успехами своих исследовательских работ, своими экспериментами, понятными, доходчивыми по обстановке их выполнения, глубокими по своей теоретической постановке. Для Т. Д. Лысенко центр дискуссии был не в конференц-залах, а на массивах совхозов и колхозов, в теплицах, на опытных полях. Научность своего мышления в области биологии он доказывал прибавками урожая самоопылителей после их внутрисортового скрещивания, прибавками урожая перекрестноопыляющихся растений от их свободного переопыления, ростом урожаев картофеля на юге, улучшением его породных качеств под воздействием летних посадок, получением высоких урожаев проса, десятками фактов создания вегетативных гибридов, направленным превращением любой озимой формы в наследственно яровую и обратно — яровой в озимую.

Годы дискуссии для Т. Д. Лысенко были полны большой исследовательской работы над узловыми вопросами генетики. Но одновременно, в те же самые годы, руководствуясь разрабатываемыми теориями, он продолжал решать большие хозяйственные вопросы. Разработка хозяйственных вопросов у него не шла параллельно с теоретическими работами: она переплеталась с последними, исходила из них.

Не так повели себя морганисты. Они не подумали о том, чтобы экспериментально изучить лысенковские положения. Наоборот, они мобилизовали все генетические гипотезы, подобрали все неверно понятые старые факты и всем этим недостаточно современным арсеналом обрушились на позиции Т. Д. Лысенко. Все новым и новым проверенным фактам, выдвигавшимся Т. Д. Лысенко, морганисты-менделисты неизменно противопоставляли все те же гипотезы и кое-какие факты.

Видимо, с целью «сохранения» своего «стиля» профессор А. Р. Жебрак вчера с этой трибуны показывал снопики, которые мы видим примерно уже в течение трех лет.

Голоса с мест. Больше.

В. Н. Столетов. Это снопики урожая 1945 г. Неужели у экспериментатора с тех пор не выросло ничего нового? Кажется, нет.

Во всей дискуссии нашим доморощенным менделистам-морганистам было мало дела до того, что страна ждет от них действительного вклада в биологическую науку. Менделисты-морганисты начали выступать против академика Лысенко исключительно ради защиты идеологии вейсманизма.

В ходе дискуссии академик Лысенко и его последователи разгромили теоретические основы вейсманизма в нашей биологии. Все мыслящие люди убедились, что вейсманизм чужд нашему мировоззрению, а в практическом отношении наши вейсманисты, как король из известной сказки, — голы.

Пути мичуринцев и морганистов разошлись в диаметрально противоположных направлениях.

Если бы положение в биологии было таково, что расхождения между биологами касались тех или иных частных вопросов науки, так вопрос решался бы весьма просто. Можно было бы собрать профессора А. Р. Жебрака, академика И. И. Шмальгаузена, профессора Н. П. Дубинина и других морганистов-менделистов вместе и прокатить их по нашим исследовательским институтам, где работаю мичуринцы, по нашим селекционным станциям и на многочисленных экспериментах продемонстрировать им научную правду и силу мичуринского учения. Им можно было бы показать настоящие вегетативные гибриды, которые помогают правильно, по-мичурински, понимать сущность наследственности и ее изменчивости. Ныне можно уже показать, что нет ни одной прививки, если она, конечно, сделана правильно, которая не давала бы изменений. Можно было бы показать многие десятки яровых форм, полученных из озимых, и озимых, полученных из яровых.

По пути от одного института к другому можно было бы заехать на некоторые опытные участки юга Украины и посмотреть на результаты испытания сортов, полученных путем направленной изменчивости. Эти новые сорта по своим качествам выше старых сортов. Далее, на экспериментах мичуринцев можно было бы убедиться, что половые гибриды расщепляются не по Менделю. Ныне неприменимость законов Менделя можно уже показывать и на дрозофиле.

На экспериментах теперь демонстрируется одно из принципиальных положений мичуринской генетики — генетическая разнокачественность клеток и тканей растений. Можно показать и эксперименты по наследованию приобретенных признаков (в том числе и на дрозофиле). Есть у мичуринцев эксперименты, убедительно показывающие, что гибридизация не комбинаторика постоянных генов, как это думают менделисты-морганисты, а средство получения «расшатанных» организмов, из которых путем воспитания можно создавать новые формы растений, обладающие свойствами, не имеющимися ни у одного из родителей.

Мичуринцы располагают обширными экспериментальными материалами, разоблачающими антинаучность хромосомной теории наследственности. Но наши морганисты не желают правильно понять, научно анализировать добытые мичуринцами факты. Они часто заявляют: убедите нас, что хромосомная теория неверна, тогда мы согласимся с вами, мичуринцами. А сами при этом не желают убеждаться, не желают пересмотреть основы своих теоретических антинаучных позиций, опирающихся на вейсманизм. При таких условиях трудно, невозможно убеждать.

Часто морганисты-менделисты приводят тетраплоидный кок-сагыз как доказательство практических достижений, полученных на основе хромосомной теории. Нам же представляется, что этот факт не имеет отношения к хромосомной теории. Тетраплоидный кок-сагыз получен путем воздействия на организм внешними факторами, а «душа» хромосомной теории заключается как раз в том, что развитие организмов и их изменчивость предопределяется непознаваемыми силами, скрытыми в хромосомах. План архитектора и силы, осуществляющие этот план, пишет Шредингер (книга которого раскритикована в докладе Президента как идеалистическая), скрыты в хромосомах.

Между тем, вопреки собственной теории, наши морганисты часто вспоминают тетраплоидный кок-сагыз.

Почему они так делают? Здесь мы должны оговорить, что академик Т. Д. Лысенко не относится к числу людей, которые отбрасывают практически полезное. Наоборот, он всегда приветствует все полезное для нашего дела. И тетраплоидный кок-сагыз он изучил куда лучше, чем изучили его морганисты. Морганистам этот кок-сагыз больше нужен для того, чтобы легче было отстаивать свои антинаучные позиции в биологии. Они шумят о нем с единственной целью — с целью узаконения в нашей биологии идей менделизма-морганизма.

Один известный морганист (М. С. Навашин), имеющий наиболее близкое отношение к истории с тетраплоидным кок-сагызом, как-то невольно признался, что вопрос о нем рассматривается не потому, что были некоторые данные о практической ценности этого сорта, — в нашей стране имеется много ценных культур, — а названный вопрос раздувался потому, что «достижения» менделизма-морганизма не получили поддержки, что менделизму-морганизму противодействовали мичуринцы.

Тетраплоидным кок-сагызом менделисты-морганисты старались прикрыть реакционную сущность бесплодного менделизма-морганизма.

Советского ученого, получившего новую форму того или иного культурного растения, обычно одолевает одна навязчивая забота: поскорее размножить полученную форму, как можно лучше ее испытать, изучить, а затем, — если она окажется хорошей, полезной, — передать ее в массовое производство.

Не так поступают менделисты-морганисты. Если они то и дело заводят речь о тетраплоидном кок-сагызе и добиваются в связи с ним тех или иных мер, как только не практических мер для лучшего его изучения и размножения (в этом отношении все условия налицо. Сам Навашин признает, что здесь не требуется вмешательства высоко поставленных органов). Менделистов-морганистов интересовали не практические меры, а узаконение в нашей биологии, в противовес мичуринскому учению, второго направления, реакционного менделизма-морганизма.

Морганистов бесило то, что в отношении тетраплоидного кок-сагыза органы сельского хозяйства ограничивались чисто практическими мероприятиями и не хотели популяризовать менделизма-морганизма.

Морганистов-менделистов бесило то, что под прикрытием тетраплоидного кок-сагыза им не удавалось узаконить менделизма-морганизма в нашей биологии.

Можно быть уверенным, что тетраплоидный кок-сагыз будет всесторонне изучен нашими исследовательскими учреждениями. Если он окажется полезной формой — его продвинут в производство. Но тогда менделисты-морганисты, как нам представляется, потеряют к нему всякий интерес.

Никакие увертки менделистов не в силах спасти бесплодную, антинаучную хромосомную теорию от полного разоблачения.

В последние годы менделисты-морганисты, отстаивая свои идеи, стали часто прибегать к отвратительным приемам научной борьбы: они начали рядиться под мичуринцев, говорить, что они за Мичурина и если ведут борьбу, так только против Лысенко.

Академик Б. М. Завадовский пошел еще дальше. Он заявил, что чуть ли не первым поднялся на борьбу с морганизмом-менделизмом.

Мы хорошо помним, что это была за борьба с менделизмом-морганизмом со стороны Б. М. Завадовского. Это была борьба по правилу, хорошо передаваемому народной поговоркой: «Милые дерутся, только тешатся». Лучший документ — его выступление на сессии. Б. М. Завадовский, одновременно с заявлением о своей борьбе с менделизмом-морганизмом, по существу здесь отстаивал взгляды таких «противников» морганизма, какими являются стопроцентные морганисты — профессор Дубинин и его ближайший сотрудник Ромашов.

Всего лучше это раскрывается на отношении морганистов к Мичурину.

В 1940 г. морганист Ромашов писал: «Я буду излагать Мичурина с позиций представителя генетики, который в его трудах ознакомился с новыми главами генетической науки. По моему твердому убеждению эти главы отнюдь не противоречат основным установкам классической генетики (читай: морганизма, — В. С.). Этот вывод явился одним из результатов моей работы над трудами Мичурина».

Голос с места. «Продуктивно» читал морганист!

В. Н. Столетов. Далее, Ромашов, извращая факты, писал, что во всех работах Мичурина нет данных, которые «противоречили бы основным установкам современной генетики и хромосомной теории наследственности».

Разногласия между Мичуриным и менделистами-морганистами, по Ромашову, сводятся якобы лишь «к специфичности объектов, с которыми работал Мичурин». Нет необходимости говорить, что это — чистейшая фальсификация Мичурина.

Академик Т. Д. Лысенко показал, что закономерности, установленные Мичуриным на плодовых деревьях, действительны, применимы ко всему растительному миру. Он раскрыл общебиологическое значение мичуринской теории. Пожалуй, поэтому-то морганисты и стремятся во что бы то ни стало вбить клин между Мичуриным и Лысенко.

Ромашов, руководимый Дубининым, фальсифицирует Мичурина. Но он хоть никогда и нигде не говорил, что он — противник морганизма. Он стопроцентный морганист. А Б. М. Завадовский об отношении Мичурина к менделизму говорил по существу в том же самом стиле, утверждая одновременно, что он противник менделизма, что он боролся с морганистами.

Б. М. Завадовский говорил о том, что Мичурина нужно читать в оригинале, явно намекая на то, что Лысенко искажает Мичурина.

Здесь нужно сказать, что существуют два способа чтения любого произведения. В данном случае речь идет о произведениях Мичурина. Один способ можно назвать лысенковским, другой — завадовским, морганистским. Лысенковский способ состоит в том, чтобы повседневно читать Мичурина и находить пути решения актуальных задач современной теории и практики, читать Мичурина с тем, чтобы непрестанно развивать, совершенствовать его. Это творческий способ изучения Мичурина.

Способ Завадовского, мягко выражаясь, способ схоластический. Ему, видимо, потребно читать труды Мичурина лишь для того, чтобы выискивать в них подтверждение своих давно установившихся, уже закостеневших, готовых, формалистических идеек. Б. М. Завадовский своим способом чтения Мичурина напоминает нам того китайского императора, который после всякого урока математики благодарил учителя, обучавшего его, за то, что он, учитель, напомнил ему забытые истины, которых он не мог не знать, будучи по должности всезнающим сыном неба. Б. М. Завадовский, работая над трудами Мичурина, ищет в них не руководящие идеи для теоретических и практических работ, а вычитывает то, что подтверждает его собственное, ранее сложившееся убеждение.

Одним словом, наука живому Лысенко передается жизненно, а формалистам (подставляйте под это общее понятие любого из выступавших здесь морганистов) эта наука передается формально.

Выступавший в прениях доктор биологических наук Рапопорт старался внушить слушателям, что морганисты в будущем осчастливят человечество великими открытиями. Заметим, что это не только его идея — это идея всех наших доморощенных морганистов. Все они пытаются доказать, что в прошлом менделизм дал очень много практически полезного. Еще больше он даст в будущем. Современные морганисты изо всех сил тужатся записать себе в актив сорта Лисицына, Шехурдина, Юрьева и других известных селекционеров. Признаем на минутку, что менделизм-морганизм в прошлом был причастен к созданию ныне широко распространенных сортов. Тогда немедленно возникает вопрос: почему сегодня менделизм-морганизм стал бессилен, почему сегодня селекционеры не пользуются им для выведения новых сортов? Выходит, менделизм-морганизм был плодотворен в прошлом, будет плодотворен в будущем, а сегодня он бесплоден. Выходит, менделизм пока еще не дал метода, просит обождать, а старые методы устарели и в силу устарелости этими методами не пользуются. Такое «состояние» обычно не свойственно ни жизни, ни истине, ни науке. Любой метод стареет тогда, когда появляется новый, лучший. Например, летние посадки на юге всегда будут улучшать породные качества картофеля.

На самом же деле в отношении менделизма дело обстоит проще. С точки зрения практической полезности пустота была в прошлом, есть пустота в настоящем и очевидна такая же пустота менделизма в будущем.

Что касается сортов, которые ныне присваивают себе менделисты-морганисты, то о пути их возникновения правильно сказал в свое время профессор С. И. Жегалов. Он писал, что эти сорта могли быть получены только путем отбора, а последний производится только на основании твердо установленного факта существования большого числа мелких форм среди всех самоопылителей, в том числе и пшеницы. Метод аналитической селекции, которым выведены эти сорта, заключает Жегалов, делает понятным афоризм, приписываемый Жордану: «Чтобы получить новый сорт, необходимо предварительно им обладать». Наши лучшие селекционные сорта — результат отбора из местных крестьянских сортов. Наша страна воздает должное селекционерам, проведшим отбор. Но менделизм-морганизм в их работе не играл никакой роли. Можно только отметить, что благодаря менделизму-морганизму у нас одно время местные сорта были заброшены. Только вмешательство в это дело партии и правительства предотвратило полную гибель местных сортов.

Будучи не в силах возражать против мичуринской критики по существу, защитники менделизма-морганизма в последние годы часто говорят о том, что их зажимает Лысенко, что с Лысенко нельзя дискуссировать. В докладе Президента по этому поводу дан исчерпывающий ответ. Морганисты всеми силами старались задержать развитие мичуринского учения. Они не давали хода молодым научным работникам, в прошлом стоявшим на позициях хромосомной теории наследственности, но, под давлением полученных в экспериментах фактов, приходившим к согласию с тем или иным принципом мичуринского учения. Особенно отличался в этом отношении профессор Н. П. Дубинин.

Так, например, он не жалел сил для того, чтобы опорочить докторскую диссертацию Н. И. Нуждина (1944 г.). Почему это было ему нужно? Да потому, что некоторые опыты Н. И. Нуждина, поставленные с дрозофилой (излюбленным морганистами объектом), опровергали менделизм-морганизм и говорили в пользу принципов мичуринского учения. С этим Дубинин никак уже не мог примириться. На заседании ученого совета, где Н. И. Нуждин защищал свою диссертацию, Н. П. Дубинин дошел до того, что заявил: пусть диссертант снимет главу, где идет речь о неугодных ему (Дубинину) фактах, и тогда он готов коренным образом пересмотреть свой отзыв о диссертации. Иными словами — пусть диссертант отречется от фактов, говорящих против менделизма-морганизма, и я, Дубинин, буду стоять за присуждение Нуждину докторской степени. Такой прием борьбы достоин только морганистов, а не истинных ученых.

От морганистов часто можно слышать, что с академиком Лысенко нельзя дискуссировать, что он «зажимает» критиков. В нашей стране мичуринское направление в агробиологической науке стояло и стоит для морганистов поперек дороги. В свете действенности мичуринского учения особенно очевидна бесплодность морганизма, поэтому морганисты и кричат о зажиме.

С приходом академика Лысенко во Всесоюзную академию сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина там начал осуществляться один из великих принципов науки.

К. А. Тимирязев выразил существо этого принципа следующими словами: «Работать для науки — писать для народа». Т. Д. Лысенко последовательно проводит в жизнь этот научный принцип. Но он его дополняет еще более действенным ленинским принципом. Ленин в свое время замечал, что конкретный анализ конкретной ситуации — душа диалектики.

У Т. Д. Лысенко, у мичуринцев все исследования подчинены решению той или иной важной практической задачи. На этой основе растет и крепнет мичуринское учение.

Живое дело — враг формализма. В свете живого мичуринского дела, крепнущего в нашей стране, особо стала очевидной схоластика, метафизика, бесплодность морганизма. Это и оказалось зажимом для морганистов. Они не хотят заняться живым делом, которое быстро бы излечило их от формализма. Исследование же никчемных вопросов, вроде тех, что интересуют Дубинина и о чем шла речь в докладе Президента, только усугубляет формализм.

Наука — живой организм, которым развивается истина, говорил в свое время Герцен. Советская наука — тем более живой организм, потому что она — наука народа. И этот живой, здоровый организм сумеет освободиться от мертвящего, реакционного вейсманизма.

Свидетельство тому — настоящая сессия Академии, носящей имя бессмертного Ленина, Академии, оберегаемой отеческой заботой великого Сталина. (Аплодисменты.)

Речь И. И. Презента

Академик П. П. Лобанов. Слово имеет академик И. И. Презент.

Академик И. И. Презент. Уважаемые товарищи академики! Уважаемое собрание! Уважаемый товарищ Президент!

На настоящей сессии подводятся итоги тому, к чему пришла, куда идет и по каким путям пойдет дальше биологическая наука. Подводимые на сессии итоги путей биологической науки отнюдь не исчерпываются лишь небольшим отрезком времени. По существу здесь поставлен и, я смею быть уверен, нашел свое разрешение вопрос о больших путях биологической науки на протяжении многих и многих десятилетий.

В докладе нашего Президента академика Т. Д. Лысенко дано широкое полотно положения в биологической науке, и в этой связи есть резон в нескольких словах прежде всего бросить ретроспективно взгляд на пройденный биологической наукой путь.

Если посмотреть на прошлую историю биологической науки в России, то бросаются в глаза исключительно сильные материалистические тенденции, которые в ней имели место. Этому есть специфические причины, и объясняется это тем, что именно в России было столь сильно влияние великих просветителей и революционных демократов Герцена, Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Писарева, которые подготовили общественное мнение России таким образом, что передовая интеллигенция быстро и легко восприняла наиболее передовое в свое время учение, созданное великим Дарвином.

Следует еще отметить, что анализ трудов таких крупных русских ученых, как, например, Северцова и Бекетова, показывает, что эти ученые собственными трудами и открытиями предуготовили передовых ученых России к восприятию, и притом критическому восприятию, дарвиновского учения. С первых же шагов освоения дарвиновского учения передовые русские ученые предприняли очистку этого учения от известных плевел, которые в нем действительно имели место.

Чрезвычайно характерно, что великие русские биологи, даже неспециалисты в области генетики, не обходили коренного вопроса биологической науки о наследовании приобретаемых свойств и давали этому вопросу правильное решение. Такой ученый, как И. М. Сеченов, работавший, казалось бы, в далекой от генетике области — физиологии, ставил и правильно разрешал это кардинальный вопрос, стоящий в центре внимания и нашей сессии:

«Дальнейшим фактором в преемственности эволюции животного организма является, как известно, наследственности — способность передавать потомству видоизменения, приобретенные в течение индивидуальной жизни… эта черта… подчинена общим условиям эволюции: накопление в преемственном ряду видоизменений, приобретенных в разбивку отдельными членами ряда, хотя и достигается только вмешательством наследственности, но переходит в действительность только при условии продолжения тех видоизменяющих явлений, которыми обусловлено уклонение от первоначальной формы. Степень и прочность видоизменения стоят всегда в прямом отношении с продолжительностью действия видоизмененных внешних влияний (или условий существования), или с тем, как часто они повторяются…» (И. М. Сеченов, Элементы мысли. Собрание сочинений, том II, отд. I, 1908 г., стр. 287).

Не генетик, не специалист в области генетики, но поистине великий ученый материалист, как мы видим, правильно решает коренной вопрос о преемственности, о наследуемости индивидуально приобретаемых, в связи с условиями жизни, уклонений. Сеченов за наследование приобретаемых свойств. Сеченов за связь наследуемых уклонений с условиями существования. Сеченов за увеличение силы наследственности в зависимости от продолжительности действия видоизмененных внешних условий.

И как печально, по сравнению с тем, что читаешь у Сеченова, слышать от нашего советского ученого академика Немчинова, тоже, правда, не генетика, работающего в области статистики, однако являющегося руководителем Тимирязевской сельскохозяйственной академии, что он отстаивает идею особого наследственного вещества, идею, которая является основной в менделизме-морганизме (вейсманизма). Именно эту основу основ вейсманизма считает нужным защищать академик Немчинов.

В настоящее время окончательно определился водораздел между менделевско-моргановским (вейсманистским) направлением и противоположным ему мичуринским направлением. В этой связи чрезвычайно важно рассмотреть имевшие место здесь на сессии и за ее пределами попытки найти русло примирения этих двух направлений. Возможно ли это?

Нужно сказать, что линия «примирения», пожалуй, возможна. Но для этого надо морганистам и тем, кто им симпатизирует, и тем, кто пытается «статистически» как-то их оправдать (смех в зале), отказаться от признания, что есть две истории, из которых одна, филогенетическая, независима от другой — от истории индивидуального развития организма, и что последняя ни в какой степени не определяет первую. Надо отказаться от утверждения, что развитие пород и сортов ни в какой степени не определяется особенностями образа жизни и особенностями условий развития индивидуума. Надо отказаться от ложной идеи особого «вещества наследственности», обладающего своей особенной и независимой от тела сущностью, в отношении которого все остальное тело является индиферентным, не влияющим со специфическим эффектом. Надо отказаться от положения, что гамета является чистой и сохраняет свою чистоту в неприкосновенности от влияний, идущих со стороны тела и условий его жизни. Надо отказаться от того, чтобы считать мифическое «наследственное вещество» состоящим из отдельных изолированных элементов, локализованных в этом веществе, могущих лишь временно суммироваться и перемещаться, сохраняя при этом свою собственную, полную неизменности и независимость друг от друга.

Короче говоря, для того, чтобы морганисты могли быть «примирены» с мичуринским учением, морганистам надо отказаться от всех до единого теоретических положений этого ложного учения. Ни в какое другое русло примирения мичуринская наука, мичуринская биология не даст себя вовлечь. Это не удастся тем, кто пытается фальсифицировать самое мичуринское учение, чтобы перекрасить, подтасовать это прогрессивное учение под реакционный морганизм и затем провозглашать себя принадлежащими к мичуринскому направлению.

Сейчас у нас в стране открытых и откровенных морганистов остается уже немного. Для этого действительно, может быть, надо быть дубиниными (аплодисменты), и если меня спросят, кто представляет в настоящее время наибольшую опасность для расцвета мичуринского учения, — Дубинин ли, Жебрак и иже с ними, — я отвечу: нет, наиболее вредоносными для мичуринского деля в данное время являются протаскивающие антимичуринские, вейсманистско-морганистские взгляды под видом симпатий к Мичурину, люди типа Завадовского и Алиханяна.

Голоса. Правильно!

И. И. Презент. Я и позволю себе прежде всего разобрать имевшие место здесь на сессии и вне ее попытки подделать мичуринское учение под морганизм, попытки, которые делаются, например, Алиханяном. Прием, к которому он прибегает, не оригинален и заключается в следующем. Мичурин воевал с Греллем. Грелль был за влияние подвоя на привой, Мичурин же был против Грелля. Следовательно, заключает Алиханян, Мичурин был против влияния привоя на подвой, против вегетативной гибридизации.

Уважаемый «новомичуринец» тов. Алиханян! Вы допускаете элементарную логическую ошибку, не столь уж трудно замечаемую, чтобы вам удалось протащить ее незамеченной. Вы хотите уверить слушателей и читателей, что раз И. В. Мичурин был против греллевского влияния подвоя на привой, значит он был вообще против всякого влияния подвоя на привой. По существу вы хотите кого-то уверить в том, что раз все птицы двуноги, значит все двуногие — птицы. Но ведь есть же еще и человек. Ваша логика обращения и обращение с логикой не пройдут, тов. Алиханян! Сию, с позволения сказать, «логику» мы не пропустим в ворота мичуринского учения.

Для того чтобы обосновать как-либо свое чудовищное искажение мичуринских воззрений, Алиханян ссылается на критику Мичуриным высказываний последователя Грелля Черабаева. Повторим вслед за Алиханяном это высказывание Мичурина и разберемся в нем.

«Я никак не пойму, наконец, — писал Мичурин, — почему редакция не нашла нужным сделать какое-либо замечание на статью Черабаева о влиянии подвоя на привитый сорт. Вникните, пожалуйста, ведь в ней что-то уж очень несообразное. По его мнению, подвой почему-то влияет решительно на все части привитого на него сорта: на рост, на плодоношение, на побеги, на выносливость и, наконец, на формировку семени, — и вдруг неожиданное исключение, то на качество плода этого влияния он не признает. Воля ваша, — с этим трудно согласиться. Тем более, что на деле-то выходит не так» (И. В. Мичурин, Соч., т. I, стр. 143).

Как же выходит, по Мичурину, на деле?

Каждому мало-мальски знакомому с мичуринскими работами известно, что Мичурин положил начало своей теории тем, что открыл принципиальное различие между молодым, еще только проходящим свой цикл развития, сеянцем, и старым многократно плодоносившим растением с уже устоявшимися свойствами. Молодое растение в большой степени, в отличие от многократно плодоносившего, способно, по Мичурину, поддаваться всякого рода влияниям, в том числе и со стороны подвоя или привоя. Мичурин после своего открытия повел борьбу не против влияния привоя на подвой и подвоя на привой, а против греллевских неверных установок, не различавших молодое и старое растения и полагавших, что всякое растение и всякая его часть одинаково подвержены влиянию привоя и подвоя, независимо от того, будет ли объект воздействия моложе по своему развитию к плодоношению в сравнении с прививаемым ему другим сортом. Это — коренная ошибка Грелля, вследствие которой он так и не смог осуществить вегетативную гибридизацию. Мичурин же, открыв причины неудач Грелля, открыл закон взаимовлияния привоя и подвоя, одновременно тем самым создав основу для теории развития растения. И когда Мичурин читал у Грелля или же у Черабаева, что, по их мнению, при взаимопрививке старых сортов, все свойства видоизменялись, а качество плода при этом оставалось неизменным, то Мичурин не мог не протестовать. Ведь одно из двух: или же давно и многократно плодоносящее дерево старого сорта никакого влияния не претерпит от прививки его на молодой сеянец, или же, если прививается молодое дерево на корни старого, многократно плодоносившего дерева, то молодой сеянец претерпит изменения также и по качеству своих плодов. На этой основе Мичурин и разработал целую систему вегетативной гибридизации, в том числе и систему менторов. И в результате достигнутых блестящих успехов Мичурин подвел итоги своим многочисленнейшим работам по вегетативной гибридизации:

«Вопрос о несомненной возможности вегетативных гибридов, — заключал Мичурин, — считаю достаточно исчерпанным» (И. В. Мичурин, Соч., т. I, стр. 277).

Кого же думал тов. Алиханян ввести в заблуждение в данной аудитории? Уж не упустил ли он из виду, что он находится не на конференции Московского университета, где подобного рода его речь могла быть встречена весьма сочувственно и где Алиханян мог бы таким образом стяжать себе лавры знатока мичуринского учения и опровергателя Лысенко. Но здесь, в данной аудитории, на сессии Сельскохозяйственной академии выступление Алиханяна может быть расценено или как вопиющая безграмотность, или же как простая фальсификация мичуринского учения.

Я склонен расценивать выступление Алиханяна, повторившее его недавнее «ломоносовское чтение», как повторную попытку фальсификации мичуринских идей в угоду менделизму-морганизму. Данная попытка — попытка с негодными средствами, так как непонятно, кого думал Алиханян ввести в заблуждение в данной аудитории, где собрались люди, сделавшие учение Мичурина рабочим методом своих исследований.

Учитывая новую обстановку, антимичуринцы ныне пытаются самого Мичурина превратить в антимичуринца, пытаются Мичурина превратить в менделиста. Как это делается? Эта операция производится следующим образом. Раскрывается первый том мичуринских работ, где Мичурин излагает свои принципы и методы и оглашается следующее место:

«При исследовании применения закона Менделя в деле гибридизации культурных сортов плодовых растений рекомендую для начала ограничиться наблюдением наследственной передачи одного из двух признаков, как это имело место у самого Менделя в его работах с горохом. Я нахожу особенно полезным указать несколько самых лучших и во всех отношениях показательных опытов гибридизации… Для выполнения таких показательных гибридизаций и на основании своих работ советую пользоваться следующими парами: из яблонь Malus Niedzwetzkiana будет хорош как мужской производитель, а в качестве женского можно указать на один из следующих культурных сортов: Анис и его разновидности, Коричное, Кандиль синап, Челеби» и т. д. Дав рекомендации сортов яблонь для показательной гибридизации, Мичурин отмечает: «Здесь большая возможность приложения всей схемы менделевского подсчета на основании всего комплекса признаков каждого гибрида» (И. В. Мичурин, Соч., т. I, стр. 343—344).

Приводя эти слова Мичурина, наши менделисты и заявляют: Вот, видите, сам Мичурин говорит, что есть большая возможность приложения всей схемы менделевского подсчета со всем статистическим аппаратом, приводящим в умиление некоторых наших статистиков. Разве не ясно, что Мичурин был менделистом?

Однако наши менделисты-морганисты рассчитывают на излишне доверчивых людей. Внимательное изучение всех работ Мичурина показывает, что Мичурин в приведенном высказывании имеет в виду противоположное тому, что ему приписывают менделисты. Мичурин советует, имея в виду педагогические цели, провести скрещивание таких пар, которые бесспорно убедят каждого, кто способен считаться с фактами, что менделевская схема никчемна.

В 1914—1915 гг. в саду Мичурина заплодоносили гибриды от скрещивания известной яблони Антоновки с яблоней Недзвецкого, у которой все органы — кора, листья и т. д. — красного цвета. Плодоношения этих гибридов Мичурин ожидал с нетерпением, так как еще в 1912 г. он подчеркивал, что «Вообще гибриды Пирус Недзвецкиана чрезвычайно удобны для наблюдения смешения свойств и качеств растений при гибридизации, потому что окраска коры, листьев и древесины, а также и цветов и плодов, чрезвычайно облегчает наблюдения» (И. В. Мичурин, Соч., т. III, стр. 222). Резкий контраст в окраске всех органов родителей делает это скрещивание чрезвычайно удобным для проверки менделевской схемы. Здесь, действительно, большая возможность приложения всей схемы менделевского подсчета.

Результаты, полученные Мичуриным от указанного скрещивания, особо ярко показали, что в данном случае, где имеется полная возможность менделевского подсчета распределения признаков в потомстве, полностью же опровергается менделевская схема. Гибридное потомство вело себя совсем не по Менделю. Достаточно, например, указать, что среди гибридов был одни окрашенный с одной стороны в красный цвет, а с другой — в зеленый. Уже одна эта полученная при половой гибридизации своеобразная «химера», подобная такого же рода «химерам», получающимся нередко при вегетативной гибридизации, опровергает менделистскую схему. Это обстоятельство, наряду с другими, тоже антименделевского порядка, и было отмечено Мичуриным: «Такие гибриды бывают и вегетативные. Вообще гибриды Пирус Недзвецкиана чрезвычайно удобны для наблюдения смешения свойств и качеств растений при гибридизации» (И. В. Мичурин, Соч., т. III, стр. 222).

Описывая поведение гибридов Недзвецкиана в письме к известному плодоводу Пашкевичу, Мичурин отмечал: «Все это особенно интересно в виду того, что наблюдением над видом самих гибридных плодов, а в особенности над сеянцами из их семян, легче всего доказать несостоятельность гороховых законов Менделя» (И. В. Мичурин, Соч., т. IV, стр. 237).

С тех пор Мичурин не переставал рекомендовать скрещивание яблони Недзвецкого для доказательства неправомерности и ложности менделевских гороховых законов. Эту рекомендацию Мичурин повторяет и в своих «Материалах для выработки правил воспитания», где он писал:

«Очень интересное и оказавшееся в высшей степени полезным в научном отношении произведено мною скрещивание нескольких культурных сортов яблонь с давно известной краснолистной яблоней Недзвецкого. Здесь на полученных сеянцах гибрида, с самого раннего их развития из семени, явилась возможность видеть и наблюдать постепенное развитие наследственно переданных свойств от родительских растений к потомству, по различной степени окраски в красный цвет всех частей сеянца, начиная с его семенодолей и кончая всеми остальными частями вполне совершенного развития их в более старшем возрасте деревья. Все это легко видеть даже самому неопытному наблюдателю новичку еще в деле гибридизации по окраске в красный цвет листьев, побегов, коры и древесины их, такой же окраски корней, цветов, кожицы плодов и, наконец, по окраске самой мякоти плодов и семян в них. Кроме того, этими наблюдениями легче, скорее, а главное, вернее всего можно доказать всю несостоятельность и неприменимость к гибридизации плодовых растений пресловутых гороховых законов Менделя, которые так настойчиво рекомендовали нам наши ученые садоводы, в сущности оказавшиеся полнейшими профанами дела гибридизации. В правдивости этого моего заключения легко может убедиться каждый любитель садоводства, если он повторит у себя мои опыты скрещивания яблони Недзвецкого с какими-либо культурными сортами яблонь в своем саду» (И. В. Мичурин, Соч., т. I, стр. 261—262).

И когда Мичурин подводил итоги своим шестидесятилетним работам, то он и советовал убедиться каждому в полной неприменимости законов Менделя на таком удобном объекте, как гибриды Недзвецкиана, где с самого начала всходов можно уже наблюдать уклонения признаков в отцовскую или материнскую сторону. Методический объект — не менее, а более удобный, чем горох; результаты же покажут каждому всю фальшь гороховых менделистских законов.

В этом, по замыслу Мичурина, педагогический смысл рекомендованной им для исследования применения закона Менделя показательной гибридизации. Мичурин здесь по существу говорит следующее. Хотите приложить вся схему менделевского подсчета и иметь для того удобный объект? Возьмите в скрещивание яблоню Недзвецкого, она удобнее, чем горох, и раскроет глаза даже тем, которые делают из статистики некую новую специальность обрамления и отстаивания мендельянских схем. (Аплодисменты.)

Нечего говорить о том, что мичуринское учение нашло богатейшее дальнейшее развитие в работах, производимых сейчас большим, хорошим коллективом мичуринцев, который гордится тем, что его возглавляет Т. Д. Лысенко — мастер эксперимента, тончайший мыслитель. Это направление за короткий срок подняло и разрешило в самой общей и в то же время в самой конкретной форме многие вопросы биологической и биолого-агрономической науки, сделав немалый вклад в народное хозяйство. Нет возможности перечислять все эти разрешенные и разрешаемые вопросы. Однако на одном из них я позволю себе остановиться, а именно на вопросе вегетативной гибридизации.

Академик Жуковский в своем выступлении указывал, что он никогда не видел ни одного документированного доказательного факта по вегетативной гибридизации. Однако, развивая этот тезис, академик Жуковский обезопасил себя от всякого рода фактов. Академик Жуковский! Ведь невозможно вам предъявить факты вегетативной гибридизации, поскольку вы заранее учинили по отношению к этим фактам некую словесную экзекуцию, заявив: все то, что вы мне покажете из области вегетативных гибридов, я все равно назову мутацией. Название, конечно, в ваших руках, вы полный хозяин своих собственных слов, однако являетесь плохим хозяином их смысла. Ведь не можете же вы простым произнесением слова «мутация» уничтожить вегетативные гибриды, у которых ярко и ясно видны признаки родителей.

Т. Д. Лысенко. Завтра будут здесь мною продемонстрированы десятка два вегетативных гибридов, абсолютно таких же, как и половые гибриды, вы их ничем от последних не отличите. Причем они существуют уже лет пятнадцать. Их не видели только Дубинин и те, кто живут рядом, в Академии наук, где находятся эти гибриды.

И. И. Презент. Видите, как хорошо и полезно для выяснения вопроса прерывать иногда оратора. (Смех. Аплодисменты.)

В общем, завтра академику Жуковскому будет еще раз предоставлена возможность заняться словоупражнением, облечь латинским термином «мутация» явления и понятие вегетативных гибридов. Правда, для этого академику Жуковскому придется называть такие вегетативные гибриды, у которых, как это в большинстве случаев и полагалось гибридам, свойства будут уклоняться в сторону одного или другого родителя. Но навряд ли украшает ученого смешение явлений и понятий в угоду упрямой и ничем не оправданной приверженности к морганизму во что бы то ни стало.

П. М. Жуковский. А если здесь произошло опыление?

И. И. Презент. Академик Жуковский подает реплику: не происходил ли эффект вегетативной гибридизации на самом деле от непредусмотренного опыления чужим сортом? Не было ли здесь элементарной ошибки, когда получают половой гибрид, а называют его вегетативным. Это обычное соображение и возражение, которое выставляют приверженцы морганизма мичуринцам. Смею вас уверить, что мичуринцы гораздо более опытные и тонкие экспериментаторы, нежели морганисты, и возможность такого рода экспериментальной ошибки, конечно, предусмотрели и устранили. Ссылка на чужеродное опыление, приводимая для отрицания вегетативных гибридов, столь же весома, как и ссылка зарубежных враждебных нам биологов, которые утверждают, что все лысенковские работы несостоятельны, так как, мол, «известно, что русские сорта нечистые». Так пишут, в частности, в одной большой сводке «Новая генетика в Советском Союзе» Хедсон и Риченс. Но согласитесь, что аргументация к нечистому — это уже не от хорошей жизни. (Смех, продолжительные аплодисменты.)

Академик Жуковский спрашивает нас: где же существуют вегетативные гибриды? Удивительно, где был академик Жуковский и другие отстаивающие морганизм, когда мичуринец Исаев с этой трибуны демонстрировал свой замечательный гибрид — половое потомство от возвратного скрещивания с яблоней мичуринского декоративного гибрида Ренета бергамотного. Когда-то, 50 лет тому назад, Мичурин привил обыкновенную яблоню на грушевый подвой. Эта прививка только некоторое время побыла на корнях груши, затем Мичурин перевел ее на собственные корни, в течение нескольких десятков лет размножал ее вегетативно. Таким образом, Ренет бергамотный, став уже вполне устоявшимся сортом, побывал на самых разнообразных корнях разнообразных сортов и не терял при этом своих приобретенных при вегетативной гибридизации свойств грушеподобности плода. И когда, спустя пятьдесят лет после произведенной Мичуриным прививки Антоновки на грушевый подвой, мичуринец Исаев возвратно скрести Ренет бергамотный с яблоней сорта Пепин шафранный, причем взял вегетативный гибрид в качестве матери, а яблоню в качестве отца, т. е. сделал как будто бы все для того, чтобы и духа от вегетативного гибрида в половом потомстве не осталось, то что же получилось? Остался ли здесь «дух» подвоя груши?

Вот уже четвертый год плодоносят гибридные деревья от скрещивания вегетативного гибрида вновь с яблоней, и гибриды все продолжают приносить грушевидные плоды. Единственное средство спорить против этого неоспоримого факта, это заявлять, что хотя полученные плоды на яблоне и похожи на грушу, однако этого быть не может.

П. М. Жуковский. А вы знаете дикую яблоню с грушевидными плодами?

И. И. Презент. В данном случае ведь было произведено скрещивание не с дикой, а с культурной яблоней, и где же вы видели, чтобы при прививке одного культурного сорта на другой, тоже культурный, получился дичок? Правда, вы можете возразить, что так иногда бывает при половом скрещивании. Принимаю такое возможное возражение, однако и оно говорит в пользу того, что я доказывая. Ведь если принять такое возражение, то при прививке проявился некий дичок с грушевидными плодами, то это лишь доказывает, что вегетативный гибрид может давать такой же эффект, как и половой. Нет у вас выхода, академик Жуковский. Не придумаете его, гарантирую!

Говорят, нет вегетативных гибридов. А известен ли вам, академик Жуковский, такой случай, который был в Тимирязевской академии. Некоторые сотрудники этой Академии, вопреки насаждаемому в этой Академии духу неприязни к мичуринскому учению и методам (кстати укажу, академик Немчинов, что мичуринцы все же у вас в Академии есть, и могу вас утешить, что их скоро будет еще больше) (смех), некоторые мичуринцы в Тимирязевской академии провели вегетативную гибридизацию и высеяли семенное потомство гибридов. Так как это были вегетативные гибриды помидоров на дурмане, та и была вывешена предостерегающая надпись: «Осторожно, плодов не рвать, опасно». И все-таки, не по неверию, понятно, в вегетативные гибриды, а просто по незнанию, проходящие срывали эти плоды и попадали потом в больницу.

Если и этих фактов мало, то могу напомнить, что на экспериментальной базе Академии Горки Ленинские, незадолго перед войной были привиты помидоры на паслен. Не только в самих гибридных плодах, но и в семенном потомстве от этой прививки получился довольно приятный острый привкус плодов. Семенного потомства этих вегетативных гибридов было получено так много, что пришлось их плоды сдать в местный кооператив для реализации. Люди из соседних сел, которым, видно, понравился этот особый вкус гибридных плодов, приходили в кооператив и запросто спрашивали: «Отпустите килограмм вегетативных гибридов». Это все были простые люди, ценящие плоды по вкусу, а не по названию. Академик же Жуковский и здесь наверняка вышел бы из положения и, покупая помидоры вегетативных гибридов, говорил бы: «Отпустите мне килограмм мутаций».

Много басен рассказывают морганисты о мичуринцах. Морганисты пользуются этим оружием за неимением другого, лучшего. Так в своем выступлении академик Жуковский сказал, что он слышал от кого-то, будто Лысенко и его единомышленники объявили несуществующим открытое русским ученым С. Г. Навашиным двойное оплодотворение, приводящее к образованию эндосперма.

Я спрашиваю: кто развивает прогрессивную сторону работ С. Г. Навашина? Что сделали морганисты, чтобы явление и эффект двойного оплодотворения теоретически объяснить с дарвинистских позиций? Ничего. А мы, скромные мичуринцы, подняли и исследуем эту проблему под углом зрения теории биологического прогресса, разработанной другим крупным русским ученым А. Н. Северцовым, с позиций дарвиновско-мичуринского учения о пользе оплодотворения вообще и перекрестного оплодотворения в особенности. Я позволю себе вкратце здесь указать, что, экспериментально работая над этим вопросом, я пришел к выводу, что двойное оплодотворение имеет тот же биологический смысл, что и оплодотворение вообще. Благодаря двойному оплодотворению получается пища особого рода, совмещающая в себе видовое богатство приспособления. Двойное оплодотворение, как и оплодотворение вообще, ведет к расширению приспособительных возможностей организма, к расширению амплитуды его связей с внешними условиями, при одновременной меньшей морфологической зависимости развивающегося организма от колебаний внешней среды. Это и есть тот общий подъем жизнедеятельности, который академик А. Н. Северцов определил как «ароморфоз». Эффект этого вида ароморфоза противоположен инцухту. И когда мы в наших экспериментах снимали продукт двойного оплодотворения, т. е. эндосперм, выращивали растения из изолированных от эндосперма зародышей, то получали явление, аналогичное инцухту: растения устойчивых выровненных сортов оказывались чрезвычайно разнообразными, изменяли признаки вплоть до разновидностных. Это относится к негибридным и, в еще большей степени, к гибридным формам. Что касается последних, то я позволю себе ответить еще на одно утверждение академика Жуковского, заявившего, что он не знает исключения из правил Менделя. Он был бы гораздо ближе к истине, если бы сказал, что не знает подтверждения этих правил. Что же касается исключений, то позвольте вам продемонстрировать следующее (демонстрация). Вы говорили, академик Жуковский, что правила Менделя являются твердо установленными.

П. М. Жуковский. Для однолетних самоопылителей.

И. И. Презент. Позвольте вам продемонстрировать гибридные растения пшеницы от скрещивания безостого опушенного сорта с остистым неопушенным. Как видите, это самоопылители, и притом однолетние. Так вот извольте сказать, какое же это поколение? По-вашему и по Менделю это ведь не может быть первым, поскольку здесь имеются в одном и том же поколении и остистые и безостые формы, и опушенные и неопушенные. Но это именно первое поколение. И для получения такого «расщепления» достаточно было вырастить гибридные растения в первом поколении из изолированных от эндосперма зародышей, лишить их гибридной пищи.

Уважаемые товарищи! Наши менделисты-морганисты ныне путаются выдавать себя за дарвинистов, называя иногда себя доподлинными дарвинистами или еще ортодоксальными дарвинистами. И, конечно, таким дарвинистом в первую очередь провозглашается академик И. И. Шмальгаузен.

Я давно ждал, что если у академика Шмальгаузена есть какие-либо замечания или опровержения на сделанный мной анализ его работ как антидарвинистских, то он выскажет их перед лицом научной общественности. И вот уже прошло два года, а академик Шмальгаузен, не выступая в научной печати по данному вопросу, одновременно пишет всюду заявления, жалуется, что Презент его искажает. Но ведь эти заявления не заменяют научной аргументации. Наконец, после долгих усилий удалось упросить академика Шмальгаузена выступить здесь, с этой научной трибуны.

Голос с места. Он же болен.

И. И. Презент. Два года болен? Если он болен и не может писать опровержения, то почему же он здоров, когда пишет на меня заявления?! (Смех.)

Сегодня академик Шмальгаузен заявил, что он доподлинный дарвинист и никаких отступлений от Дарвина в его работах найти нельзя.

Полностью разбирать ошибки Шмальгаузена — это значит строка за строкой цитировать его работы. Я не имею этой возможности; поэтому остановлюсь только на некоторых его ошибочных положениях.

Укажу, прежде всего, на такой парадокс. Шмальгаузен объявляет себя врагом Ламарка. Известный буржуазный биолог идеалист Копп является одним из крупнейших столпов идеализма в биологии, берущего из учения Ламарка самое гнилое, самое отсталое, отбрасывающего при этом прогрессивные и материалистические стороны учения Ламарка. Как известно, Копп обнародовал так называемую «доктрину неспециализированного».

Сущность этой доктрины заключается в том, что всякое новообразование может иметь своим источником только неспециализированную организацию живых существ и чем больше идет процесс специализации организма и его свойств, тем меньше шансов для всякого рода новообразований. Из этой «доктрины» последователи Коппа сделали соответственные выводы. Они говорят: мог ли, например, человек произойти от какого-либо предка современной обезьяны? И, посмотрев всех ископаемых обезьян, доказывают, что любой из них присущи в какой-то мере черты специализации. Ведь, на самом деле, моря и континенты никогда не были заселены схемами, а были заселены приспособленными, в какой-то степени специализированными организмами. И если «доктрина неспециализированного» права, то предком человека нельзя считать ни одну из ископаемых обезьян и человек имеет свой собственных, независимый от остальных животных, источник происхождения. Нетрудно видеть, что такого рода аргументация является полностью антидарвинистской, открыто ведет к поповщине.

Наши крупные русские ученые, такие, как академик Сушкин, опровергли эту ложную антинаучную копповскую «доктрину», а академик Шмальгаузен, несмотря на всю абсурдность копповской «доктрины» ее принимает. При этом Шмальгаузен прославляет Коппа в книге «Проблемы дарвинизма». А ведь указанную книгу Шмальгаузен с этой трибуны рекомендовал как вполне мичуринскую и дарвинистскую.

Вот что пишет Шмальгаузен:

«…мы должны обратить внимание на данные палеонтологии, отмеченные еще Коппом и с тех пор многократно подтвержденные… новые формы происходят поэтому всегда от мало специализированных предков — представителей предыдущей эпохи… Эти выводы следуют из всей суммы наших знаний» (И. И. Шмальгаузен. Проблемы дарвинизма, стр. 465).

Я позволю себе спросить у академика Шмальгаузена, не почитает ли он, веруя в доктрину Коппа, что современные пингвины, имеющие цевку менее специализированную, чем у первоптицы (чем у археоптерикса), не могут происходить от нее, а должны иметь какого-то особого от всех остальных птиц, своего собственного первозданного родоначальника? Как Шмальгаузен объяснить, что эволюция продолжается у современных растений и животных, которые уже в достаточной степени специализировались, или может быть он согласится с провозглашенным Джулианом Гексли концом прогрессивной эволюции, которая сейчас, по Гексли, висит на единственной тоненькой ниточке, на ниточке эволюции человека. Я спрашиваю, как можно копповский бред считать полезным вкладом в дарвинизм? Я спрашиваю, как может антидарвинистская концепция преподноситься в книге, которая носит название «Проблемы дарвинизма»? Я спрашиваю, как может такого рода книга рекомендоваться Министерством высшего образования как учебное пособие для наших вузов.

Шмальгаузен заявил, что все ошибки ему облыжно приписаны. Так позвольте его спросить, считает ли он и до сих пор правильным следующее написанное им все в той же книге «Проблемы дарвинизма»:

«После установления основ современной генетики в виде менделизма, шведский ученый Иогансен задался целью подвергнуть теорию естественного отбора экспериментальной проверке. Оказалось, что в популяции самоопыляющегося растения (бобы) искусственный отбор ведет к выделению чистых линий, которые в дальнейшем остаются постоянными. В пределах чистых линий отбор оказывается бессильным. Эти факты были, по недоразумению, истолкованы как противоречащие теории естественного отбора… В природе чистых линий нет и отбор действует всегда в более или менее гетерогенных популяциях, обладающих огромным размахом всевозможных индивидуальных особенностей. В этом случае естественный отбор имеет почти неограниченное поле действия» (И. И. Шмальгаузен. Проблемы дарвинизма, 1946, стр. 204).

Нетрудно видеть, что Шмальгаузен считает утверждение морганистов о недействительности отбора в «чистых линиях» неприменимым к стихийной природе лишь по той причине, что здесь, мол, нет «чистых линий». Зато подобные утверждения Шмальгаузен считает совершенно пригодными и правильными там, где такие «чистые линии» имеются, т. е. в области селекции. Удивительно, где был все последние годы Шмальгаузен, в какой области витала его мысль, если он, числясь в дарвинистах, оказался совершенно несведущим в области селекционных фактов, если он не знает, что тысячи людей экспериментально подтвердили положение Т. Д. Лысенко об изменчивости чистых линий, если он не знает, что массовые опыты по внутрисортовым скрещиваниям, проводившимся в том числе и внутри чистолинейных сортов, дали несомненный и притом положительный эффект. Достойно ли профессора дарвинизма утверждение, что в пределах чистых линий отбор оказывается бессильным?

Вообще можно посочувствовать И. И. Шмальгаузену. Преподавая дарвинизм, он к теории дарвинизма имеет мало отношения, а если имеет, то весьма отрицательное, но, с другой стороны, если ты пошел в некую область знаний имея звание академика, то ведь следует же учитывать сделанное с этой трибуны указание академика Жуковского, что «ученье — свет, а неученье — тьма».

Академик Шмальгаузен заявил, что его искажают, приписывая ему утверждение неопределенности характера мутаций. Больше того, в недавно вышедшем «Вестнике Московского университета» академик Шмальгаузен представлен как борец и защитник определенности наследственных изменений, как защитник качественной зависимости их от условий жизни.

Не знаю, под влиянием каких внешних условий университетские деятели биофака стали нынче подавать Шмальгаузена таким образом. Но ведь от фактов, от документов никуда не уйдешь. Ведь Шмальгаузен же писал, солидаризуясь с Дарвином, что «По Дарвину индивидуальная изменчивость вообще не могла играть руководящей роли в эволюции, так как она имеет первично неопределенный характер; она лишена направленности» (И. И. Шмальгаузен. Проблемы дарвинизма, стр. 190). Ведь Шмальгаузен писал, что «…нас не должно удивлять, что при применении определенных факторов получаются разные мутации и действием различных агентов получаются в общем те же мутации, какие встречаются и в природе» (там же, стр. 221). Ведь Шмальгаузен утверждал, что «неопределенность реакции, вместе с наследственностью изменения, являются наилучшими характеристиками мутаций» (там же, стр. 210).

Шмальгаузен заявляет, что его искажают, приписывая ему угасание изменчивости в процессе эволюции.

Но ведь именно Шмальгаузен утверждал, что «алломорфоз вполне закономерно переходит в теломорфоз, т. е. в специализацию, связанную с утерей пластичности и постепенным замиранием эволюции» (там же, стр. 497), и что «индивидуальная изменчивость организма будет непрерывно снижаться. Специализированный организм теряет свою пластичность» (там же, стр. 506).

Шмальгаузен заявил с этой трибуны, что он нигде и никогда не утверждал, что на заре введения в культуру виды животных и растений более богаты изменчивостью, нежели в последующем, что в культуре виды животных и растений подвержены потухающей кривой изменчивости. Шмальгаузен ссылается при этом на некие оговорки, которыми он ограничивает свои утверждения. Но ведь оговорки не меняют основной линии рассуждений Шмальгаузена. Ведь и здесь на сессии он заявил, что свекла, например, бурно изменяясь на заре введения ее в культуру, в дальнейшем все более и более снижала свою изменчивость. Кто же, спрашивается, выступает здесь в роли искажающего? Не сам ли академик Шмальгаузен выступает в этой неприглядной роли, искажая явления и закономерности природы и пытаясь в свое оправдание исказить смысл своих собственных утверждений?

И. И. Шмальгаузен и его защитник И. М. Поляков заявляют, что если в книге «Факторы эволюции» нет Мичурина и мичуринцев, то зато уж книга «Проблемы дарвинизма» заполнена этими именами, заполнена изложением идей Мичурина и его последователей. Действительно, в последней книге, в отличие от первой, излагаются учение и метода Мичурина и Лысенко. Но как излагаются?

«Мичуринские методы „воспитания“, — пишет Шмальгаузен, — означают создание таких условий для развития организма, которые способствуют максимальному выявлению нужных для нас свойств» (там же, стр. 241—242).

Таким образом, менторы и другие методы воспитания негибридных и гибридных форм преподносятся Шмальгаузеном нашему студенчеству лишь как методы выявления свойств, а не как методы их создания. Это — нарочитое и грубое искажение сути мичуринского учения. Мичурин давно уже опроверг трактовку роли внешних условий лишь как проявителей уже предсуществовавших свойств. «Неправильно, протестовал Мичурин против подобного рода утверждений, — не все задатки признаков заложены в гаметах. Некоторые могут сложиться и проявиться под воздействием факторов внешней среды, к которым можно причислить и наследственно введенные человеком в форме подвоя другого вида с привоем растения» (И. В. Мичурин.. Соч., т. IV, стр. 196).

Так же искаженно излагает Шмальгаузен и работы академика Т. Д. Лысенко. Он пытается внушить читателю, что Лысенко добился только модификационной, т. е. ненаследственной, изменчивости организма, а отнюдь не направленного изменения самой природы органической формы, не планомерного изменения ее наследственности. «Теория акад. Лысенко, — пишет Шмальгаузен, — дополняет это требованием специфических условий среды еще и на каждой стадии развития, соответственно особенностям каждого сорта. Это составляет дальнейший шаг в деле управления индивидуальной, т. е. модификационной изменчивостью организма» (И. И. Шмальгаузен. Проблемы дарвинизма, стр. 242)

В приемах искажения Мичурина и Лысенко Шмальгаузен идет в ногу со своими единомышленниками и последователями. Так как замолчать Мичурина в книге, предназначенной для советских студентов, нельзя, то методы Мичурина преподносятся как проявители уже детерминированных в зародышевой клетке будущих свойств, а сам Мичурин преподносится не в роли великого преобразователя природы, а в некоей неблаговидной роли «проявителя». Та же операция проделывается и с Лысенко. Лысенко, мол, только управляет модификациями и не больше. Он может яровизировать озимые сорта, но не переделывать их в яровые. Ведь умудрился же в свое время молодой морганист Лобашев (ныне за свои морганистские заслуги выдвинутый в деканы биофака) утверждать, что Лысенко переделывает наследственно озимые сорта в наследственно яровые. Такого рода ухищрения морганистов чрезвычайно показательны и характерны для их изложения учения Мичурина и Лысенко. Нет, уж лучше последователи Шмальгаузена умалчивали бы о Мичурине и Лысенко, как это делает Шмальгаузен в своих «Факторах эволюции». Искажение вреднее умалчивания.

Об академике Шмальгаузене и его вероучении можно было бы и нужно было бы говорить очень много. Однако время идет, поэтому я позволю себе остановиться еще лишь на одном пункте выступления Шмальгаузена здесь на сессии. В своем выступлении Шмальгаузен рекомендовал себя как продолжателя дела Северцова, заявляя, что сам Северцов посвятил его в продолжатели. Не смею это оспаривать. Но если Северцов и посвятил Шмальгаузена, то следует признать, что посвященный отнюдь не оправдал возложенного на него весьма почетного сана. С полным правом можно утверждать, что академик Шмальгаузен, под видом «продолжения» северцовских работ, лишь умножает и классифицирует слова, делая вид, что развивает учение Северцова, а по существу лишь засоряя его алломорфозами, теломорфозами, катаморфозами, гипоморфозами, гиперморфозами, вплоть до некоего эпиморфоза, под чем подразумевается человеческая история, поставленная в общий ряд классификации путей животной эволюции. Отныне да знают наши преподаватели исторического материализма, что история человеческого общества — это эпиморфоз Что же касается основного в никчемных и лженаучных построениях Шмальгаузена, то это — вейсманистская автономизация организма, нашедшая четкое выражение у последователя Шмальгаузена — профессора Парамонова, который заявил, что «…организм составляет самостоятельную систему, а окружающая среда — другую систему… направления изменения среды и изменчивости организмов независимы друг от друга» (А. А. Парамонов. Курс дарвинизма, 1945 г., стр. 253—254)

Наши морганисты, отступая по всем линиям перед напором мичуринских фактов, пытаются задержаться на рубеже, наименее подвергнутом наступлению мичуринцев. На этом коньке от цитологии, на цитологическом параденпфердэ, как говорят немцы, пытался здесь выступать и академик Жуковский.

Но вы — ботаник, академик Жуковский, специально работающий над тонкими структурами. Вы обязаны знать, что времена Бовери и Страсбургера — это плюсквамперфектум, как выразился Алиханян по поводу академика Шмальгаузена после того, как книга последнего не прошла на Сталинскую премию. Как можете вы, ботаник Жуковский, не знать, что сейчас существует большое количество тончайших цитологических работ, являющихся результатом применения новых микроскопов и новых реактивов, работ, которые полностью опровергают всю цитогенетическую схему. А если эти работы знаете, то почему вы их скрываете и не делаете из них соответственных выводов?

Советский ученый профессор Макаров (Ленинградский университет) показал, что так называемая непрерывность хромосом — это миф. Крупный цитолог Джеффри показал, что одно из основных, демонстрированное здесь академиком Жуковским при помощи пальцев, положений цитогенетики об уменьшении числа хромосом на стадии мейозиса, как простого следствия соединения расположенных бок-о-бок хромосом в пары, как только осуществится редукция, — неверно. «Это предположение, — пишет Джеффри, — является результатом явного незнания структуры соматических или телесных хромосом и, прежде всего, незнания организации до сих пор совершенно не изученных в структурном отношении репродуктивных или гаметических хромосом. При существующем состоянии наших знаний нет достоверно известного случая соединения хромосом, расположенных бок-о-бок, так как изучение организации всех типов хромосом ясно показывает, что все хромосомы неизменно соединяются только концами. Больше того, соединение хромосом никогда не имеет места в начале деления ядра (как общепризнанные теории приписывают сущности мейозиса или редукции), но в конце (в телофазе) непосредственно предшествующего деления. Можно добавить, что не только соединение хромосом в клеточном делении характерно для предшествующего деления и приурочено к его концу, но это положение является также неизменной особенностью всех соединений хромосом, будь то соматические, репродуктивные или редукционные» (E. C. Jeffrey. The Nucleus in Relation to Heredity and Sex. Science, 1947, v. 106, No2753).

Описав и продемонстрировав при помощи усовершенствованной микрофотографии структуру хромосом, Джеффри указывает, что «хромосомы мейозиса, сомы и гамет — все обнаруживают одинаковое строение…» «Это положение, — заключает Джеффри, — как было наглядно показано выше с помощью фотомикрографий, совершенно не соответствует принятым взглядам на связь хромосом с наследственностью… Отсюда следует, что доктрина о параллельном или латеральном влиянии хромосом в редукционном делении и заключения о передаче наследственности, основанные на этом предполагаемом условии, в действительности не имеют прочного основания» (там же).

Открытия Джеффри заставили даже редакцию такого журнала, как «Сайнс», заявить, что "эти исследования делают необходимым пересмотр наших взглядов на связь ядра и его производных хромосом с наследственностью и детерминацией пола (там же — «От редакции»).

Вице-президент Американской ассоциации прогресса науки и председатель секции зоологических наук Ф. Шредер, делая обзор цитологии за три четверти века, вынужден признать, что «в цитологии дрозофилы имеется много такого, что не соответствует ходу событий, которые мы считаем стандартными» (F. Schrader. Three Quarter centuries of Cytology. Science, v. 107, No2772), что «большая часть основ, на которых зиждется современная цитогенетика, требует перестройки», и "что почти все цитологи, за исключением Дарлингтона и его последователей, в настоящее время убеждены в неправильности его фактических данных (F. Schrader, там же).

Обычно генетики-морганисты выдвигают, как нечто незыблемо подтверждающее их систему воззрений, положение, что, дескать, проблема пола уже вне всякого сомнения решается именно на основе морганизма, на основе так называемых x- и y-хромосом. Но почитайте работы самого Моргана, только не в популярных изданиях для студенчества и общественности, а для своих собственных единомышленников, и вы увидите, что Морган вынужден указать, что пол нельзя считать детерминированным только наличием x- и y-хромосом.

Система цитогенетики рушится. Недаром же морганисты на скорую руку придумывают в дополнение к генам всякие «плазмогены», «пластидогены» и другие такого же рода слова, долженствующие завуалировать полный теоретический и фактический разгром морганизма. Недаром же Гуго Илтис, тот самый Гуго Илтис, который в свое время при воздвижении памятника Менделю клялся его праху, предвосхищая тем самым рекомендацию академика Жуковского, ныне, став хранителем и сотрудником менделевского музея в Фредериксбурге, уныло заявляет:

«Для генов наступили черные дни. Тяжело, когда твое существование берется под сомнение… Не меньшим поношением достоинства гена, главной гордостью которого была его кристаллоподобная чистота и постоянство, является обвинение в лабильности и едва ли в большей стабильности, чем стабильность куска сахара, растворяющегося в чашке кофе» (The Journal of Heredity, 1944, v. 35, No11).

Менделизм-морганизм уже полностью обнажил свою зияющую пустоту, он гниет также и изнутри, и ничто его спасти уже не может.

Товарищи, вспомним немного историю. Около десяти лет тому назад в этом же зале столкнулись две идеологически противоположные концепции — морганизм (вейсманизм) и мичуринское учение. Академик Серебровский с этой трибуны заявлял тогда, что мы стоим на пороге, на грани великих открытий, и просил некоторого срока для осуществления этих открытий. Морганистами пройден десятилетний путь, и мы вновь слышим это же самое заявление от успевшего за время этого пути подрасти морганиста Рапопорта. И здесь же, к данной сессии, представители мичуринского направления пришли с крупными завоеваниями, обогащающими нашу практику. За истекший период мичуринцы еще раз доказали возможность управлять эволюцией. Они доказали, что мичуринское учение дает в руки исследователя пусть не журавля, а только синицу, однако действительно уловленную — возможность управлять эволюционным процессом.

За отсутствием своих собственных достижений, за исключением единичных, случайно полученных, наши морганисты пытаются приобщать себе работы академика Лисицына, академика Константинова, доктора Шехурдина и всей массы наших селекционеров. Как можно оценить, например, такого рода прием, когда Б. М. Завадовский, преисполненный рвения защитить морганизм, говоря о колхинизации как методе селекции, вспоминает при этом о Шехурдине? Сидящие здесь селекционеры, я это видел, при этом просто улыбались. Шехурдин, Константинов, Лисицын работали добротным, продуктивным методом. Этот метод — метод отбора, он не снят с повестки дня, это — метод старого дарвинизма. Правда, академик Константинов, нынче, в мичуринские времена, во времена планомерной селекции, включающей воспитание, старый метод работы уже недостаточен, однако этот старый метод, получивший свое обобщение в трудах Дарвина, никакого отношения не имеет ни к менделистскому подсчету числа расщеплений признаков в сторону отца и матери, ни к колхинизации, как ставке на случайно полезный эффект, ни ко всей морганистской схеме в целом. Морганисты пытаются приобщить достижения работ наших селекционеров, ваши достижения, академик Константинов, благодаря тому что вы временно не вооружились ненавистью к такой лженауке, какой является морганизм. Это еще придет к вам, академик Константинов, я верю в вас, вы — настоящий селекционер. (Продолжительные аплодисменты.)

К сожалению, тлетворное влияние морганизма проникло и в среду небиологов. Морганизм проявляет свое вредное влияние и на некоторых философов, которые обязаны иметь правильную точку зрения на имеющие идеологическое значение вопросы биологии (аплодисменты), если даже академик Немчинов, не генетик, а статистик, если даже он имеет свою точку зрения по вопросам морганизма. (Смех, аплодисменты.)

В. С. Немчинов. А почему я не должен ее иметь?

И. И. Презент. Я говорю не в упрек, а в похвалу тому, что вы имеете свою точку зрения, хотя в упрек тому, что вы имеете именно такую точку зрения. (Смех.) Итак, с тлетворным влиянием морганистов на работников других специальностей, в частности на философов, пора покончить. Философы обязаны иметь свою, и притом правильную, точку зрения на вопрос о том, кто же решил проблему управления наследственной изменчивостью: Морган и Меллер или же Мичурин и Лысенко. Многие философы все время колебались в этих вопросах, но ведь колебания должны иметь известный предел. Нельзя же быть маятниками в вопросах науки! (Смех.) Давно уже пришло время философам нашей страны раскрыть философские глубины мичуринского учения (аплодисменты), и я верю в наших философов — они это сделают.

Товарищи, некоторые из выступавших здесь морганистов, как, например, академик Б. М. Завадовский, уверяли, что они тоже мичуринцы. В качестве одного из доводов, что он тоже мичуринец и что он хочет только что-то объединять и примирять, Завадовский говорил: «Найдите еще такой музей, как тот, в котором я являюсь директором, где был бы такой же широкий показ Мичурина, как у меня».

В этой связи интересно сообщить следующий любопытный факт. Незадолго перед войной мне было поручено участвовать в комиссии, которая проверяла деятельность этого музея. Мы обнаружили, что на вмонтированных в стену щитах были представлены экспонаты мичуринского направления, а на оборотной стороне этих подвижных щитов — морганистские. Так что, в зависимости от состава экскурсии, вертеть эти экспонаты можно было куда угодно. (Смех.) Этот удобный технический прием, мне кажется, является только техническим оформлением идеологической концепции и установок в биологии Б. М. Завадовского. (Смех, аплодисменты.)

Если обратиться к высказываниям другого выступавшего с этой трибуны «полуморганиста» — И. М. Полякова, то придется отметить удивительную бедность и бессодержательность его выступления. Я это объясняю только тем, что вы, профессор Поляков, желая во что бы то ни стало отстаивать морганизм и одновременно пытаясь ходить в «марксистах», оказались банкротом, а банкротам, как известно, докладывать нечего.

На одном из доводов И. М. Полякова я все же остановлюсь. Он говорит, что не может отделять мичуринцев от морганистов, которые ведь тоже воздействуют на организм различными веществами, рентгеном и т. д. Но ведь есть воздействие и «воздействие». Есть воздействие, которое идет через процесс развития организма, учитывает его историю, как филогенетическую, так и индивидуальную, и «воздействие» типа единовременного удара, безотносительно к биологическим особенностям и истории организма. Пусть такого рода удар будет смягчен, но если это не проходит через режим жизни, через развитие, то эффект его может быть только случайным. Это — не генеральная дорога для плановой селекции.

И. М. Поляков, говоря о своих несогласиях с Т. Д. Лысенко, указывал, что ему не ясно, как решает Лысенко проблему целесообразности. Но ведь во всех работах Т. Д. Лысенко и других мичуринцев проводится четкая линия разграничения потребностей организма в определенных условиях и целесообразности эффекта удовлетворения этих потребностей. Указывается, что подбор и только подбор решает вопрос о том, войдет ли она в поколения, будет ли накапливаться и становиться свойственной виду или нет. А это ведь демаркационная линия, разделяющая ошибочные стороны ламаркизма от правильных установок Т. Д. Лысенко и его единомышленников. Вы, профессор Поляков, не понимаете и другого, что современное мичуринское учение не может ограничиться так называемым классическим дарвинизмом. Дело заключается не только в том, чтобы очистить дарвинизм от его грехов, ошибок, а и в том, чтобы возвысить дарвинизм, поднять его на принципиально новый уровень, уровень мичуринского учения. Дарвинизм сейчас не тот, который был во времена Дарвина. Закон подбора в свете мичуринского учения формулируется не так, как формулировал его сам Дарвин. Этот закон подбора обязательно включает роль воспитывающих условий, а если речь идет об искусственном подборе, то он уже, на мичуринской основе, выступает как планомерно-воспитывающий. Такого уровня подбора не знало дарвиновское учение, не знало и не могло знать, но вы, профессор Поляков, его знать обязаны. Ведь вы обязаны быть умнее Дарвина, уже по одному тому, что птичка, сидящая на голове мудреца, видит дальше мудреца. (Смех.)

За неимением каких бы то ни было фактических и теоретических доводов у морганизма, начисто разгромленного фактами и доводами, все более приумножаемыми мичуринцами, у антимичуринцев остается лишь та тактика, которую в свое время охарактеризовал Тимирязев применительно к бессильно злобствующим антидарвинистам. Слова Тимирязева злободневно звучат и в адрес современных антимичуринцев, куда мы, с соответственным изменением адресата, с полным основанием можем их переадресовать.

Различные существа прибегают к различным средствам защиты: лев защищается когтями, бык рогами, зайца уносят его быстрые ноги, мышь прячется в нору, а каракатица — та мутит окружающую воду и под покровом мрака ускользает от врага. Вот этой именно тактике каракатицы неизменно желают подражать наши антидарвинисты, с тем только различием, что та, конечно, рада, когда ей удалось просто уйти от врага, а наши морганисты, из своего мрака, сыплют бранью на противника и самодовольно кричат: разбил! победил! уничтожил!

К этой именно тактике каракатицы прибегает, в частности, выступавший здесь на сессии Рапопорт. Он объявил коренное понятие мичуринской генетики — требование организмом определенных условий жизни — не чем иным, как махизмом. С равным успехом мог бы Рапопорт объявить махизмом весь дарвинизм, поскольку коренным понятием последнего является приспособление, а Мах, как известно, строил свою ложную философию эмпириокритицизма на ничем не оправданном использовании этого понятия применительно к процессам познания.

Помимо тактики каракатицы, морганисты, за неимением научных доводов, прибегают к тактике своеобразной организационной дискриминации по отношению к мичуринцам в тех случаях, когда морганистам это удается (а это, к сожалению, имело место не столь уж редко) встать у академического, факультетского или другого подобного руля. Об этом, в условиях Московского университета, рассказывал с данной трибуны профессор Белецкий. То же самое, но, может быть, еще в более недопустимой форме, имело место и в нашем Ленинградском университете. Декан факультета Лобашев, проректор Полянский, доценты Айрапетьянц и Новиков с группой своих единомышленников пытались всеми возможными, а чаще невозможными средствами изгнать мичуринцев из пределов факультета. В ход пускалось многое. И то, что Презент, например, не справляется с работой, плохо читает лекции. (Смех в зале.) Я, понятно, потребовал от Министерства проверки этих инсинуаций и заявил, что если бы они были верны, то сам очистил бы это место, другими словами, поступил бы так, как здесь обещал академик Немчинов. (Смех, аплодисменты.) В конце концов стоящая у ключевых позиций группа вынуждена была точно сформулировать мотивы своего, более чем настойчивого, желания изъять Презента из факультета. Было указано, что Презент не доучитывает такое учение, как учение Менделя, не доучитывает заслуг в дарвинизме академика Шмальгаузена, критически излагает Дарвина, не понимает, что в наших условиях, где нет классового антагонизма, не может быть и острой идеологической борьбы, и из всего этого делался непреложный вывод и принимались решения, говорящие о невозможности присутствия Презента на кафедре дарвинизма. Как это оценить?

Голос с места. Позор, группировка!

И. И. Презент. Что это такое, как не организационная дискриминация?

Установки этой руководящей на биологическом факультете Ленинградского университета группочки выразил недавно профессор Полянский. Профессор Полянский только что вернулся с Международного конгресса в Париже, где он делал доклад о наследственности у простейших. Сейчас он, кажется, как и академик Б. М. Завадовский, находится на пути в санаторий и потому, повидимому, не смог здесь выступать лично, и я восполню этот пробел зачитыванием некоторых мест из его недавнего выступления:

«За последние годы в целом ряде своих работ Т. Д. Лысенко несомненно защищает глубоко ошибочные, вредные и антидарвинистские позиции. И об этом нужно сказать прямым голосом, прямо и четко. Мне думается, что говоря об этом прямо, мы Т. Д. Лысенко принесем только пользу, значительно большую, чем если будем заниматься аллилуйщиной и петь дифирамбы, что делают И. И. Презент и целый ряд других товарищей. Ошибочным и глубоко вредным является нигилистское отрицание Т. Д. Лысенко всех закономерностей, установленных в генетике, отрицание всех положений менделизма-морганизма… Мы должны констатировать, что за последнее время в нашей советской биологической науке появились и защищаются ряд положений, глубоко вредных дарвинизму, положений, глубоко вредных диалектическому методу, в его конкретном преломлении в биологии. Это не нужно замазывать… Эти ошибки усугубляются, и эти ошибки скажутся на практических делах. Если встать на путь грубых ламаркистских установок, это значит неправильно ориентировать селекцию, это значит нанести величайший ущерб нашему социалистическому хозяйству. Не надо закрывать глаза и не нужно говорить полуслов.

Сейчас в нашей биологической науке идет борьба, борьба, которая, вероятно, скоро завершится потому, что несостоятельность этих механо-ламаркистских установок для многих биологов ясна. Борьба, с одной стороны, ведется с позиций марксизма, а с другой стороны, борьба ведется с позиций механо-ламаркистских, позиций порочных, ведущих несомненно к механистической концепции и идеалистическому пониманию вопросов эволюции форм» (Ю. И. Полянский. Выступление 7 мая 1948 г. в Педагогическом институте имени Покровского).

Я согласен с профессором Полянским, что в биологической науке действительно идет борьба, борьба, которая, вероятно, действительно скоро завершится. Однако, я глубоко уверен, она завершится далеко не так, как это хотелось бы Полянскому и иже с ним, не так, как он об этом мечтал.

Товарищи, мы с радостью можем констатировать, что вооруженные мичуринским учением наши советские биологи уже разгромили морганизм. Никого не смутят ложные аналогии морганистов о невидимом атоме и невидимом гене. Гораздо более близкая аналогия была бы между невидимым геном и невидимым духом. Нас призывают здесь дискуссировать. Мы не будем дискуссировать с морганистами (аплодисменты), мы будем продолжать их разоблачать как представителей вредного и идеологически чуждого, привнесенного к нам из чуждого зарубежа, лженаучного по своей сущности направления. (Аплодисменты.) Мы, мичуринцы, будем спорить и дискуссировать по мичуринским проблемам, в русле мичуринского учения и тем самым развивать это замечательное учение всем многотысячным коллективом мичуринцев. Мы смело смотрим в наше будущее. Мичуринцам не нужно давать обещания, что они стоят на пороге великих открытий. Мичуринцы, как коллектив, уже сделали великие открытия, открытия мирового масштаба.

Мы смело смотрим в будущее, потому что у нас есть настоящий лидер, а у вас, морганисты, — Шмальгаузен. (Бурные, продолжительные аплодисменты.) Морганисты пытаются задержать мичуринское учение, противопоставляя Мичурина — Лысенко, раннему Лысенко — позднего Лысенко, противопоставляя Лысенко — его единомышленникам. Так ретроградам и полагается делать. Для них каждый новый поступательный шаг — это их крушение. Морганисты хотят на ходу задержать поступательный шаг мичуринского движения. Но тщетно. Им это не удалось, не удается и не удастся!

Будущее биологии — принадлежит Мичурину и только Мичурину. Позвольте на этом закончить. (Аплодисменты.)

Академик П. П. Лобанов. Объявляю перерыв до 11 часов утра 7 августа.

(Заседание закрывается.)

Источник — http://wikilivres.ru/index.php?title=Сессия_ВАСХНИЛ-1948/Заседание_девятое&oldid=51183