Сага о «Хронике» (Терновский)/3
| ← Становление под огнем | Сага о «Хронике» () Охота на «Хронику» |
Интермедия → |
5 января 1972 г. проходил суд над В.Буковским. По 70-й статье УК РСФСР, или, говоря языком советской юстиции, — за «антисоветскую агитацию и пропаганду», Володя был осужден на 7 лет «строгача» и на 5 лет ссылки.
КГБ давно был зол на Буковского. Еще в 1961 г. его исключили из МГУ за участие в машинописном журнале «Феникс». Помещали в СПБ за изготовление фотокопии книги М.Джиласа «Новый класс». Сажали на 3 года в лагерь за демонстрацию в защиту арестованных Ю.Галанскова, А.Добровольского, В.Лашковой и П.Радзиевского. Можно бы, казалось, взяться за ум. Так нет, ему все равно неймется. Освободившись в январе 70 г, Буковский вскоре дает интервью московскому корреспонденту «Вашингтон пост», которое было опубликовано в этой газете 17 мая. В интервью Буковский на основании своего опыта рассказал о преследованиях инакомыслящих в СССР, о психиатрических репрессиях, о бесчеловечных условиях содержания в лагерях и психбольницах. Буковского вызвали в прокуратуру и предупредили, что за подобные действия его могут снова привлечь к уголовной ответственности. Но даже такое предупреждение для Буковского, похоже, — как с гуся вода.
28 января 71 г он обращается с открытым письмом к врачам-психиатрам США, Англии, Голландии, Канады и Израиля, призывая их выступить против продолжающихся психиатрических репрессий в СССР в отношении диссидентов-оппозиционеров. В приложении к письму были помещены копии заключений судебно-психиатрических экспертиз шести советских правозащит-ников. Это письмо, вызвавшее большой резонанс и положившее начало борьбе с психиатрическим террором в нашей стране, переполнило чашу терпения КГБ. 29 марта 71 г. Буковский был снова арестован. И вот спустя 9 месяцев — суд.
«Хроника» подробно писала о процессе Буковского. КГБ не сумел сломить этого бойца. Он отверг обвинения в клевете, доказывал, что во всех своих выступлениях всегда говорил только правду, боролся — и не перестанет впредь бороться — за законность и справедливость. Свое последнее слово Володя закончил так: — «И сожалею я только о том, что за короткий срок — 1 год 2 месяца и 3 дня, — которые я пробыл на свободе, я успел сделать для этого слишком мало».
Процесс над Буковским ознаменовал резкое усиление преследований правозащитников в СССР. Вскоре в Москве прошла серия обысков, а затем и допросов по «делу № 24». Вопросы следователей касались в основном изготовления и распространении «Хроники». В мае 72 г — новая серия обысков по «делу 24» (в том числе у А.Якобсона и у П.Якира). А 21 июня П.Якир был арестован.
Якир (также как и арестованный 12 сентября другой видный диссидент, В.Красин) капитулировали на следствии, признали «антисоветский характер» своей деятельности и дали на недавних сотоварищей обширные показания. В том числе — о «Хронике» и о роли в ее издании Якобсона. В январе 73 г. КГБ передал через жену В.Красина Н.Емелькину: если выйдет очередной, 28-й номер бюллетеня, — Якобсон будет немедленно арестован.
— Выходит, издателей «Хроники» и правозащитников предупреждали — и не раз! — что они занимаются антисоветчиной и нарушают закон. Так чего же стоят тогда все эти лицемерные жалобы на жестокость и несправедливость, когда их настигает карающая рука правосудия?! Не дети, — должны были наперед предвидеть последствия своих художеств. -
А мы и предвидели. И хорошо понимали, что за свою деятельность можем поплатиться годами лагерей или «психушек». Только вот карал нас не закон, а беззаконие. Закон не запрещал ни писать, ни печатать и распространять правдивую информацию. Другое дело, что информация, к примеру, той же «Хроники» была неприятна и опасна властям, они просто не могли допустить, чтобы их преступления становились известны общественности. Это ясно сознавали правозащитники. «„Хроника“ ни в какой степени не является нелегальным изданием, — написано еще в пятом ее выпуске, — но условия ее работы стеснены своеобразными понятиями о легальности и свободе информации, выработавшимися за долгие годы в некоторых советских органах». Но, как сказал в последнем слове Буковский, «преступник не тот, кто выносит сор из избы, а тот, кто в избе сорит».
Преследованиями и угрозами КГБ уже давно стремился заставить оппозиционеров прекратить выпуск бюллетеня. И хотя правозащитники были готовы — и не раз доказали это своими поступками — рисковать собой, разговоры о закрытии «Хроники» все-таки возникали. Свидетельствует Н.Горбаневская: «Вышла я в 1972 г. В том году было заведено знаменитое дело № 24 (о „Хронике“), раздавались угрозы, а кой с кем велись переговоры о том, какие благодеяния КГБ …совершит, если издание прекратят сами безымянные редакторы: кого-нибудь освободит, а кого-нибудь — не посадит». Ира Якир при встрече спросила Наташу, — что она думает о намерении некоторых диссидентов закрыть «Хронику»? Наташа ответила, что поскольку от «Хроники» она теперь отошла, то вроде ей не подобает высказываться. Ира настаивала. Тогда Наташа сказала: «…пока я сидела, я знала: все, что со мной происходит, по крайней мере, все, что удается узнать, попадает в „Хронику“. Сейчас продолжают сидеть другие люди, — прекратить „Хронику“ значило бы оставить их на произвол судьбы: о них не будут знать, забудут, с ними можно будет делать что угодно …на некоторое время „Хронику“ тогда отстояли».
Но как быть редакторам бюллетеня теперь, когда в заложники назначен их товарищ? Можно ли обрекать Тошу на явную гибель в лагере или в психушке? Не попытаться спасти его — даже ценой приостановки «Хроники»? В начале 73 г собралось несколько человек, причастных к «Хронике». И тогда согласно рассказу самого Якобсона: «Мы …обсудили вопрос: быть или нет 28-му номеру. И я, естественно, был лишен права голоса как лицо заинтересованное …И решили: нет, не выйдет сейчас 28-й номер».
«Хроника» молчала полтора года. Но материалы к бюллетеню продолжали собираться. 7 мая 1974 г., когда Якобсон был уже в Израиле, Т.Великанова, С.Ковалев и Т.Ходорович открыто передали западным корреспондентам сразу три номера «Хроники»: 28, 29 и 30-й. Заложнический шантаж был сорван.
…Увы, эмиграция не спасла нашего Тошу. В Израиле мысль, что ему больше не увидать Россию, не встать рядом с преследуемыми друзьями, «что уже никогда, никогда… Боже мой, никогда!..» (А.Галич, «Опыт ностальгии») раз за разом ввергала его в жесточайшую депрессию. 28 сентября 78 г он покончил с собой. Но ведь и дома его с неизбежностью ожидали года лагерей (или «психушки»), — вынес ли бы он их? В посвященном Тоше стихотворении «Прощание» Давид Самойлов писал:
|
Но кто б ему наколдовал |
