Сага о «Хронике» (Терновский)/19

Материал из Wikilivres.ru
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Сага о «Хронике» (Леонард Борисович Терновский)
День политзаключенного


День политзаключенного

Крымские татары. Националы. Отказники. «Психи». Религиозники. Правозащитники. Всех этих оппозиционеров разных взглядов и устремлений советская фемида интегрировала как «антисоветчиков» и щедро переселяла на разбросанные повсюду острова «архипелага ГУЛАГ». Пересекаясь и встречаясь друг с другом в тюрьмах и лагерях, повязанные общей судьбой узники стали осознавать себя как некую общность. Раз никто из них не прибегал к насилию, не совершал никаких уголовных преступлений, раз власти преследуют их всех исключительно по идеологическим, политическим мотивам, значит они — политзаключенные. И то, что происходило с ними в тюрьмах и лагерях, стало по справедливости стержневой темой «Хроники».

Советская пропаганда не признавала существования в СССР «политических» заключенных. Поэтому их содержали вместе с уголовниками, — тех, кого признавали особо опасными, — в тюрьмах, строгих и особых лагерях, остальных — в общих и усиленных. Стоит только отметить, что политзаключенные более легкой категории, отбывая намного меньшие срока и находясь в менее суровых режимных и бытовых условиях, пребывали все время в окружении уголовников (не в каждом из лагерей общего режима содержался хотя бы один политзаключенный). А в строгих лагерях и тюрьмах п\з\к составляли значительный процент, и поэтому рядом с политузником постоянно было немало людей, близких ему по духу. Вероятно поэтому движение за статут политзаключенного зародилось именно среди политузников строгого режима.

Все началось в Мордовии в 1974 г. Встретившись «на больничке», правозащитник Кронид Любарский и «самолетчик» Алексей Мурженко, переговорив друг с другом, условились: проводить ежегодно 30 октября день политзаключенного в СССР. Идея была подхвачена в лагерях, сообщена на волю. 30 октября 74 г на пресс-конференции на квартире А. Д. Сахарова западным корреспондентам было рассказано об этой инициативе узников Мордовских и Пермских лагерей, которые в этот день проводили голодовку. Среди их требований: признать статут политзаключенного; отделить их от военных преступников и уголовников; отменить принудительный труд и наказания за невыполнение нормы; отменить ограничения в переписке, посылках и передачах; и ряд других. Корреспондентам были переданы письма и заявления политзаключенных, тайно пересланные из лагерей.

Власти были взбешены такой инициативой «политических». К.Любарский был до конца срока переведен во Владимирскую тюрьму. С.Ковалев, один из организаторов пресс-конференции 30 октября, был вскоре арестован и осужден. Были наказаны и многие другие участники акции. Но день политзаключенного с тех пор ежегодно отмечался голодовками и протестами в лагерях, а на воле пресс-конференция 30 октября стала традиционной.

…Листаю страницы «Хроники». Не стоит снова перечислять бесчисленные свидетельства о голоде и холоде, царивших в советских тюрьмах и лагерях, — сегодня это общеизвестно. Приведу лучше несколько «мелких», частных примеров из разных выпусков бюллетеня. Быть может они помогут читателю почувствовать атмосферу постоянных придирок и притеснений «политических» администрацией ИТУ и борьбу п\з\к за свои права и человеческое достоинство.

…В Мордовском лагере у художницы Стефании Шабатура отобрали и сожгли 150 ее рисунков. В знак протеста она отказалась от работы. Тогда ее на полгода поместили в ПКТ. С. Шабатура объявила голодовку и держала ее 12 дней.

…У Г.Суперфина во Владимирской тюрьме отобрали Библию. Он объявил голодовку и держал ее 33 дня. Прокурор Владимирской области действия администрации признал правомерными. …С мая 1976 г. заключенным во Владимире разрешили носить кресты, а до этого у многих нательные кресты отбирались. …У Ю.Вудки изъяли еврейский религиозный календарь.

…Украинцу В.Федоренко во Владимирской тюрьме, надев наручники, сбрили усы. …Валентину Морозу на свидании с сыном запретили говорить по-украински. …Письма родным, написанные по-украински, задерживаются в цензуре до месяца «из-за необходимости их перевода» ( — «Пишите на русском, как все нормальные люди», — отвечает на жалобы администрация). А 25-летник П.Паулайтис, 73 лет, в Мордовских лагерях фактически лишен переписки, так как среди лагерных цензоров нет переводчика с литовского. (Быть может эти примеры сделают понятней читателю одно из требований политзаключенных: отбывать наказание в пределах «своей» республики).

…Когда советские суды выносят «политическим» суровые приговоры, когда в тюрьмах и лагерях администрация создает для них невыносимые условия, это можно хотя бы объяснить тем, что такова функция этих заведений. Но когда к этим гонениям послушно присоединяются сотрудники научных учреждений… Высшая аттестационная комиссия (ВАК) лишает степени кандидата физико-математических наук К.Любарского «из-за его антипатриотической деятельности». И такое решение не было исключением. В разное время эта почтенная комиссия лишила научных степеней А.Болонкина, В.Лисового, Г.Дубова, Л.Богораз. Впрочем, все равно бывшие п\з\к — и лишенные, и не лишенные степеней и званий — почти не допускались к квалифицированной работе по специальности. (Словом, это замечательное начинание пропало почти что втуне. А ведь стоило совсем чуть-чуть его доработать, и тогда… представим: государственного преступника лишают не только ученой степени, но и высшего, и среднего, и начального образования. Кто он тогда такой? — неграмотный! И если за границей вдруг начнется шум, например, по поводу какого-нибудь выступления академика А.Сахарова, компетентные органы с полным правом могли бы заявить: — Кого вы, господа, слушаете? С кем якшаетесь? Он ведь неграмотный! — А уж в лагерях можно было бы отбирать у «политических» бумагу и письменные принадлежности, — зачем они им, если они сплошь неграмотные?!)

Взыскания, «постановления», придирки… за действительные и за мнимые прегрешения, а то и за совершеннейшие мелочи: за нарушение формы одежды (незастегнутая пуговица), за опоздание на развод или за невыполнение нормы. Они сыплются на п\з\к постоянно, но особенно густо — перед концом срока. И встречные действия: заявления и жалобы прокурору и во все мыслимые инстанции, откуда почти всегда отвечают, что действия администрации были правильными и обоснованными. «Левая» пересылка тех же заявлений на волю, постоянно чреватая провалом. А тогда — ШИЗО, ПКТ, перевод в «крытку». Такова лагерная жизнь.

Но в конце 70-х узники совести знали, что они не одиноки. Что их поддерживают, за них борются друзья и единомышленники на воле. Что о том, что происходит с ними, постоянно пишет «Хроника». Что в их защиту открыто выступают не только многие соотечественники, но и зарубежные правозащит-ные организации. Что даже президенты и члены парламентов ряда стран порой выражают обеспокоенность их судьбой.

…Осенью 82 г в омском лагере УХ-16\8 я получил короткую телеграмму из Куйбышева: «Тридцатым октября. — Люба». И хотя никого в этом городе я не знал, смысл приветствия мне, политзаключенному, был совершенно ясен. Три слова той депеши стали для меня дорогой наградой. Как здорово, что Люба из Куйбышева знает и помнит обо мне, что она хочет меня поддержать!

Наверно, я никогда не узнаю и не увижу женщины, приславшей мне ту телеграмму. Но и сегодня, спустя двадцать лет, я с признательностью вспоминаю ее трогательное поздравление. Спасибо от всего сердца, неизвестная мне Люба! Надеюсь, что Ваша жизнь сложилась счастливо, что Вы и сейчас такая же отзывчивая и добрая!

…В конце 70-х мне не раз случалось бывать на разных правозащитных пресс-конференциях, а порой и самому принимать в них некоторое участие. Они слились между собой в моей памяти, и я не могу припомнить подробности той проходившей на квартире А.Сахарова 30 октября 79 г пресс-конференции. Она была посвящена дню политзаключенного, и проводила ее Таня Великанова. Мог ли я в тот момент представить, что мы увидимся снова только через семь с лишним лет?!

Хорошо помню другое. Два дня спустя морозным вечером я вышел из своего дома, чтобы позвонить Тане по уличному автомату (квартирный телефон у нас был отключен). Трубку «на Красикова» сняла Юля, Танина дочка. Она сказала несколько слов, — и вдруг я боднул головой стекло телефонной будки, словно кто-то ударил меня под ложечку; стекло выскочило из стенки и со звоном разлетелось на части. — Мерзавцы! Как они посмели! — закричал я в трубку.-Когда, как это случилось?

Что теперь делать? Бессильная ярость душила меня. Я услышал ужасную новость: Таню, нашу Таню арестовали сегодняшним утром.