Отпущенное слово (Терновский)/Один из многих
← Письмо в газету «Известия»… | Отпущенное слово ( ) Один из многих |
(о высылке Солженицына) → |
Я принадлежу к той генерации наших сограждан, которых иногда называют «шестидесятниками». Что стоит за этим словом? Только ли некий отпечаток времени, обусловленный тем, что большинство из нас сформировалось и созрело духовно на рубеже 60-х годов? Что для многих из нас, воспитанных и взращенных в духе советской ортодоксии, толчком для стремительной эволюции взглядов послужил доклад Н. Хрущева о «культе личности»? Чуть приоткрыв завесу над злодеяниями недавнего прошлого, этот доклад невольно показал порочность слепой веры в непогрешимость вождей, заставил ощутить себя гражданами, а не безликими «винтиками».
Это не означало, конечно, ни мировоззренческой, ни поведенческой общности. Да, среди нашего поколения были правдоискатели и подвижники, но хватало и карьеристов, и приспособленцев, и циников, и трусов, и просто равнодушных к общественным проблемам людей. И даже обиженных за вождя неосталинистов, тоскующих по кнуту и «твердой руке». Притом, что и среди «шестидесятников» протестанты, осознавшие свою ответственность за судьбы страны, были несомненным меньшинством. Но именно это «поперечное» меньшинство выражало, по-моему, дух того времени. И когда после малого Октябрьского переворота 64-го года власти стали ревизовать антисталинские разоблачения, они натолкнулись на непредвиденное и досадное сопротивление. Оно выразилось в коллективных и индивидуальных протестах против новых политических судилищ. Кто-то метко назвал эти многочисленные письма, направлявшиеся в официальные советские и партийные инстанции, петиционным бунтом. Власти стремились принизить, оболгать и запугать непрошеных критиков, заставить их замолчать. И потому презрительно обзывали их отщепенцами, пособниками врагов и даже продавшимися, платными агентами НТС и ЦРУ. Западные журналисты называли таких людей диссидентами. Сами же протестанты предпочитали именовать себя инакомыслящими, нравственной оппозицией, а позднее — правозащитниками.
Сегодня правозащитное движение основательно забыто. Молодежь либо вовсе не слыхало о нем, либо имеет о правозащитниках смутное, далекое от действительности, а порой — совершенно фантастическое представление. И это неудивительно. Единственная известная мне серьезная и основательная монография на эту тему — книга Людмилы Алексеевой «История инакомыслия в СССР». Но она вышла в 1992 г. всего 5-и тысячным тиражом в издательстве «Весть».
…Надеюсь и верю, что когда-нибудь будет составлена и издана подробная Хрестоматия Сопротивления. Туда непременно войдут важнейшие материалы правозащитного движения: коллективные и индивидуальные письма в защиту жертв политических гонений, записи судов над ними, их последние слова, история и главнейшие документы независимых общественных групп и ассоциаций. Рассказ о самих участниках Сопротивления, о их тюремно-лагерных судьбах. И мартиролог замученных и погибших.
Читателям этой Хрестоматии станет понятней, почему, и не надеясь на успех, правозащитники выступали против гонений за слово и за убеждения, почему они вступались за узников совести, хорошо зная, что «политических» все равно не освободят, и ясно понимая, что рискуют сами стать следующими жертвами произвола. Быть может, те, кто прочтет эту книгу, поймут мотивы действий и поступков этих протестантов, которые, по мнению обывателей, только сами без толку портили собственную жизнь. А между тем правозащитники никогда не скрывали мотивы своих поступков. Да, они не надеялись победить произвол, но — «достоинство человека не позволяет ему мириться со злом, если даже он бессилен это зло предотвратить»(Ан. Якобсон). Вот что говорил в своем последнем слове П. Литвинов, участник демонстрации 25 августа 68 г.: «ожидающий меня обвинительный приговор (…) я знал заранее — еще когда шел на Красную площадь». Л. Богораз, другая участница демонстрации против оккупации Чехословакии, сказала: «Я люблю жизнь и ценю свободу, (…) и не хотела бы ее потерять». Но «промолчать — значило присоединиться к одобрению действий, которых я не одобряю. Промолчать — значило для меня солгать.»
А вот слова Ильи Габая, педагога и поэта. Он был арестован в 69 г, осужден к 3-м годам лагерей за «клевету на строй», и реабилитирован посмертно в 89 г, спустя 16 лет после своей трагической гибели. В своем последнем слове он сказал: умолчание о фактах вопиющего произвола «было для меня равносильно соучастию. (…) я писал и подписывал такие письма, хотя заведомо знал безнадежность таких действий». И закончил свое выступление так: «Сознание своей невиновности, убежденность в своей правоте исключают для меня возможность просить о смягчении приговора. Я уверен, (…) что приговор рано или поздно будет отменен временем».
Можно множить и множить подобные примеры и цитаты. Но почему бы ни рассказать немного и о себе? Почему ни привести некоторые собственные правозащитные письма и заявления? Правда, тут всегда есть опасность представить себя читателю более значительной фигурой, чем то было на самом деле. Между тем, хотя с половины 68 г я принимал участие во многих сторонах диссидентской деятельности, я так и остался рядовым участником движения; и уж во всяком случае никогда не был в числе его «первопроходцев». Что я имею в виду?
- Самиздат — детище множества родителей. Он зародился задолго до того, как я вошел в диссидентские круги. В числе многих пионеров самиздата можно назвать редактора «Синтаксиса» А. Гинзбурга, а также Ю. Галанского. Я был читателем и распространителем самиздата, и только 2-3 раза — одним из его авторов.
- «Хроника», самиздатский правозащитный бюллетень, родилась 30 апреля 68 г. Ее создателем и редактором первых ее 10-ти номеров была Н. Горбаневская. «Хроника» выходила в течении 14 (!) лет, и у нее сменилось много редакторов. Я был усердным читателем «Хроники» и давал ее читать многим своим знакомым.
- Меня вообще не было в Москве в период зарождения «движения», во время первых петиционных кампаний в защиту Синявского и Даниэля, а затем — Гинзбурга и Галанского. В то время я работал врачом на далекой Камчатке.
- Впервые «к мировой общественности» обратились в январе 68 г. Л. Богораз и П. Литвинов. Своим примером они преодолели психологический барьер, табу адресоваться с нашими бедами за рубеж.
- Одним из первых стал передавать правозащитные документы зарубежным корреспондентам А. Амальрик. В дальнейшем это делали также В. Буковский, П. Якир, В Красин и многие.
- Одно из первых «правозащитных» интервью западному корреспонденту дал в мае 70 г. В. Буковский. С 73-74 г интервью и пресс-конференции стали давать для зарубежных корреспондентов А. Сахаров, А. Солженицын, ИГ, МГХ. С конца 70-х годов и мне случалось принимать участие в таких пресс-конференциях.
- Первая демонстрация (с требованием гласности суда над А. Синявским и Ю. Даниэлем) состоялась на Пушкинской площади в Москве 5 декабря 65 г. Ее инициатором был А. Есенин-Вольпин. Наибольший резонанс и известность получила сидячая демонстрация семи (К. Бабицкий, Л. Богораз, Н. Горбаневская, В. Делоне, В. Дремлюга, П. Литвинов, В. Файнберг) 25 августа 68 г в защиту Чехословакии.
- Первой открыто объявленной организацией стала созданная 20 мая 69 г "Инициативная группа по защите прав человека в СССР " (ИГ); в 76 г была создана Московская группа «Хельсинки» (МГХ). В дальнейшем было образовано еще несколько правозащитных групп. Я входил в состав МГХ и РК (Рабочей комиссии по психиатрии). Но я не был в числе основателей ни одной из этих групп. В «Хельсинки» я вошел полноправным членом за неполный месяц до своего ареста, хотя давно принимал участие в ее работе. Да и в РК, образовавшуюся в январе 77 г, вошел лишь в мае 78 г.
Словом, как мог убедиться читатель, я не был ни в числе самых деятельных участников «движения», ни в числе самых решительных и стойких. Да и «заработал» я всего 3 года «общака», что по отечественным меркам считается «детским» сроком. Многим правозащитникам досталось по 5, по 7 и больше лет строгого лагеря, а некоторым — ад «психушек». И мне грешно было бы жаловаться на свою судьбу.
А какова была общая численность участников отечественного Сопротивления? — Такой подсчет можно произвести по-разному.
Было несколько сот открытых протестантов и правозащитников. Большинство из них прошли через тюрьмы, лагеря или «психушки». Некоторые избегли этой участи, эмигрировав на Запад.
Добавим к правозащитникам «националов». Их было много среди политзаключенных. Прибалты, крымские татары, украинцы, молдаване, евреи, которых отправляли в лагеря вместо того, чтобы отпустить в Израиль.
Немалый процент узников совести составляли «религиозники», — баптисты, евангелисты, пятидесятники, свидетели Иеговы, а порой — и православные священники. Какое счастье, что эти преследования за веру позади. Но не хотел бы я увидеть новый виток гонений на «сектантов». И не дай Бог, чтобы эти гонения возглавили бы иерархи нашей православной церкви!
Но кроме открытых протестантов были люди схоже мыслящие, сочувствующие, Эти тихие оппозиционеры не только читали, но и перепечатывали Самиздат и «Хронику», но и прятали опасные бумаги на своих антресолях и чердаках. И, случалось, тоже «гремели» в лагеря в результате случайного обыска. Они помогали «движению» материально, негласно собирая среди своих знакомых и сотрудников «вспомоществование» для политзеков и их семей. Это начиналось еще в 66-68 годах, почти за 10 лет до образования Солженицынского Фонда. А ведь власти были склонны квалифицировать такую помощь не только как предосудительное, но и уголовно-наказуемое деяние. Эти отзывчивые люди писали письма со словами поддержки в лагеря и психбольницы. Наконец, эти люди составляли как бы тот второй эшелон, откуда — по собственному почину — приходило пополнение взамен «убывших». Таких людей было на несколько порядков больше, чем объявившихся оппозиционеров, — многие тысячи, если не десятки или сотни тысяч. В громадном большинстве они не попали в правозащитные анналы, не упомянуты в «Хронике». Но без их невидимой поддержки и помощи не выстояли бы активные и деятельные. Низкий поклон этим незаметным героям!
Наконец, были глухо ворчавшие и недовольные. Низкой зарплатой, плохим снабжением, всеобщей бестолковщиной, произволом и всевластием партийного начальства. Таких было полстраны — многие миллионы. Нет, не были протестанты-оппозиционеры никого не представляющими отщепенцами, вечно путающимися под ногами трудящихся! И правозащитники, отстаивающие свободу мысли и убеждений, выражали интересы больших групп населения страны.
Словом, из поколения «шестидесятников» вышел длинный ряд людей, десятилетиями — на воле и в лагерях — противостоявших тоталитаризму и творимому им произволу.
И в этом ряду я только один из многих.