Лирика (Басё/Маркова)/Хайку 5

Материал из Wikilivres.ru
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Лирика/Хайку 5
автор Мацуо Басё (1644—1694), пер. Вера Николаевна Маркова (1907—1995)
Язык оригинала: японский. — Источник: Басё. Лирика. Перевод с японского Веры Марковой. Художественная литература. Москва, 1964. В интернете: lib.rus.ec



Хайку [314-392]



314.

Благоденствие большой семьи

Деды, отцы, внуки!
Три поколения, а в саду —
Хурма, мандарины…

315.

Белый грибок в лесу.
Какой-то лист незнакомый
К шляпке его прилип.

316.

Какая грусть!
В маленькой клетке подвешен
Пленный сверчок.[1]

317.

В день «Праздника хризантем»[2]

Одинокий мой шалаш!
День померк — и вдруг вино прислали
С лепестками хризантем.

318.

Варят на ужин лапшу.
Как пылает под котелком огонь
В эту холодную ночь.

319.

Ночная тишина.
Лишь за картиной на стене
Звенит-звенит сверчок.

320.

И мотылёк прилетел!
Он тоже пьёт благовонный настой
Из лепестков хризантем.

321.

Блестят росинки.
Но есть у них привкус печали,
Не позабудьте!

322.

Верно, эта цикада
Пеньем вся изошла? —
Одна скорлупка осталась.

323.

Опала листва.
Весь мир одноцветен.
Лишь ветер гудит.

324.

В деревне

Рушит старуха рис
А рядом — знак долголетья —
Хризантемы в цвету.

325.

Чтоб холодный вихрь
Ароматом напоить, опять раскрылись
Поздней осенью цветы.

326.

Посадили деревья в саду.
Тихо-тихо, чтоб их ободрить,
Шепчет осенний дождь.

327.

Хозяин и гость

Друг на друга нарцисс
И белая ширма бросают
Отблески белизны.

328.

Собрались ночью, чтоб любоваться снегом

Скоро ли свежий снег?
У всех ожиданье на лицах…
Вдруг зимней молнии блеск!

329.

Сокол рванулся ввысь.
Но крепко охотник держит его —
Сечёт ледяная крупа.

330.

Скалы среди криптомерий!
Как заострил их зубцы
Зимний холодный ветер!

331.

Вновь зеленеют ростки
В осенних полях. Под утро —
Иней, точно цветы.

332.

Радостно глядеть:
Ночью снегом станет
Этот зимний дождь!

333.

Всё засыпал снег.
Одинокая старуха
В хижине лесной.

334.

Вернувшись в Эдо после долгого отсутствия

…Но, на худой конец, хоть вы
Ещё под снегом уцелели,
Сухие стебли камыша.

335.

Солёные морские окуни
Висят, ощеривая зубы.
Как в этой рыбной лавке холодно!

336.

«Нет покоя от детей!»
Для таких людей, наверно,
И вишнёвый цвет не мил.

337.

К далёкой Фудзи идём.
Вдруг она скрылась в роще камелий.
Просвет… Выходим к селу.

338.

Есть особая прелесть
В этих, бурей измятых,
Сломанных хризантемах.

339.

Прохожу осенним вечером через старые ворота Расёмон[3] в Киото

Ветка хаги задела меня…
Или демон схватил меня за голову
В тени ворот Расёмон?

340.

Монах Сэнка скорбит о своём отце

Тёмно-мышиный цвет
Рукавов его рясы
Ещё холодней от слёз.

341.

Уродливый ворон —
И он прекрасен на первом снегу
В зимнее утро!

342.

Влюблённые коты
Умолкли. Смотрит в спальню
Туманная луна.

343.

Зимняя буря в пути

Словно копоть сметает,
Криптомерий вершины треплет
Налетевшая буря.

344.

Под Новый год

Рыбам и птицам
Не завидую больше… Забуду
Все горести года.

345.

Незримая весна!
На обороте зеркала
Узор цветущих слив.

346.

Прогулка по городу

Без конца и без счёта
Хоромы, пагоды, сливы в цвету,
Весенние ивы…

347.

Всюду поют соловьи.
Там — за бамбуковой рощей,
Тут — перед ивой речной.

348.

В горах Кисо

Покорна зову сердца
Земля Кисо. Пронзили старый снег
Весенние побеги.

349.

С ветки на ветку
Тихо сбегают капли…
Дождик весенний.

350.

Через изгородь
Сколько раз перепорхнули
Крылья бабочки!

351.

Посадка риса

Не успела отнять руки,
Как уже ветерок осенний
Поселился в зелёном ростке.

352.

Все волнения, всю печаль
Твоего смятенного сердца
Гибкой иве отдай.

353.

Возле старого храма
Под цветущими персиками работник
Мельницу вертит ногою.

354.

Только дохнёт ветерок —
С ветки на ветку ивы
Бабочка перепорхнёт.

355.

Как завидна их судьба!
К северу от суетного мира[4]
Вишни зацвели в горах.

356.

Разве вы тоже из тех,
Кто не спит, опьянён цветами,
О мыши на чердаке?

357.

Дождь в тутовой роще шумит…
На земле едва шевелится
Больной шелковичный червь.

358.

Ещё на острие конька
Над кровлей солнце догорает.
Вечерний веет холодок.

359.

Плотно закрыла рот
раковина морская.
Невыносимый зной!

360.

Хризантемы в полях
Уже говорят: забудьте
Жаркие дни гвоздик!

361.

Переезжаю в новую хижину

Листья бананов
Луна развесила на столбах
В хижине новой.

362.

Желаю долголетия старухе, которой исполнилось
семьдесят семь лет, семь месяцев и семь дней

Тысяча хаги
Пусть вырастет из семи корней.
Звёздная осень.[5]

363.

При свете новой луны
Земля в полумраке тонет.
Белой гречихи поля.

364.

В лунном сиянье
Движется к самым воротам
Гребень прилива.

365.

Слово скажу —
Леденеют губы.
Осенний вихрь!

366.

Так, как прежде, зелёным
Мог бы остаться… Но нет! Пришла
Пора твоя, алый перец.

367.

Ладят зимний очаг.
Как постарел знакомый печник!
Побелели пряди волос.

368.

Ученику

Сегодня можешь и ты
Понять, что значит быть стариком!
Осенняя морось, туман…

    * * *

369.

Зимний день[6]

Крошат на ужин бобы.
Вдруг удары в медную чашку.
Нищий монах, подожди!

370.

Пеплом угли подёрнулись.
На стене колышется тень
Моего собеседника.

371.

Отметаю снег.
Но о снеге забыл я…
Метла в руке.

372.

Жила не напрасно
И ты, затворница-устрица!
Новогодний праздник.

373.

Памяти друга, умершего на чужбине

Ты говорил, что «вернись-трава»
Звучит так печально… Ещё печальней
Фиалки на могильном холме.

374.

Год за годом всё то же:
Обезьяна толпу потешает[7]
В маске обезьяны.

375.

Провожаю в путь монаха Сэнгина

Журавль улетел.
Исчезло чёрное платье из перьев[8]
В дымке цветов.

376.

Дождь набегает за дождём,
И сердце больше не тревожат
Ростки на рисовых полях.

377.

Кукушка вдаль летит,
А голос долго стелется
За нею по воде.

378.

Изумятся птицы,
Если эта лютня зазвучит.
Лепестки запляшут…

379.

Эй, послушайте, дети!
Дневные вьюнки уже расцвели.
Ну-ка, очистим дыню!

380.

Скорблю о том, что в праздник «Встречи двух звёзд» льёт дождь*

И на небе мост унесло!
Две звезды, рекою разлучены,
Одиноко на скалах спят.

381.

Оплакиваю кончину поэта Мацукура Ранрана[9]

Где ты, опора моя?
Мой посох из крепкого тута
Осенний ветер сломал.

382.

Утренний вьюнок.
Запер я с утра ворота,
Мой последний друг!

383.

Посещаю могилу Ранрана в третий день девятого месяца

Ты тоже видел его,
Этот узкий серп… А теперь он блестит
Над твоим могильным холмом.

384.

Памяти поэта Тодзюна[10]

Погостила и ушла
Светлая луна… Остался
Стол о четырёх углах.

385.

Белых капель росы
Не проливая, колышется
Хаги осенний куст.

386.

Первый грибок!
Ещё, осенние росы,
Он вас не считал.

387.

Как хризантемы расцвели
У каменщика на дворе
Среди разбросанных камней!

388.

А вам и печали нет,
«Птицы сорокалетья»[11] — сороки,
Что старость напомнили мне!

389.

Убитую утку несёт,
Выкрикивая свой товар, продавец…
Праздник Эбисуко.[12]

390.

Петушьи гребешки.
Они ещё краснее
С прилётом журавлей.

391.

Похвала угощенью

Как сельдерей хорош
С далёких полей у предгорья,
Подёрнутых первым ледком!

392.

Ни одной росинки
Им не уронить…
Лёд на хризантемах.




Примечания

  1. В маленькой клетке подвешен // Пленный сверчок. — В Японии и Китае стрекочущих насекомых (сверчков, цикад) держат в доме в маленьких клетках, как певчих птиц.
  2. «Праздник хризантем» — один из самых популярных праздников, отмечается в девятый день девятого месяца по лунному календарю.
    Культ хризантемы возник в Японии в древности под влиянием китайских верований. Хризантема была связана у китайцев с магией долголетия: испивший росу с хризантем обретал вечную юность. Вино с лепестками хризантем, подносимое в день «двойной девятки», означало пожелание долголетия, отвращало несчастья и болезни. В Японии в эпоху Хэйан был обычай обтираться утром в этот день ватой, впитавшей ночную росу хризантемы, чтобы удалить с себя «старость года». См. также стих. «И мотылек прилетел!», «Рушит старуха рис…»). В предисловии к данному стихотворению Басё говорится, что в девятый день девятой луны поэт Отокуни, один из его поздних учеников, прислал ему бочонок вина.

    В комментарии Като Сюсон высказывается предположение, что Басё мог вспомнить при этом следующий эпизод из жизнеописания великого китайского поэта Тао Юаньмина (365—427):

    Как-то раз в девятый день девятого месяца он вышел из дому в кусты хризантем и долго сидел там с полными руками цветов, пока вдруг не прибыл посланец с вином от Хуна (Ван Хуна, правителя провинции Цзянчжоу — В. С.). Он тут же стал пить и, лишь опьянев, вернулся домой. (см. Л. Эйдлин. Тао Юаньмин и его стихотворения, М. 1967, с. 26).

    С образом хризантемы «гордой по природе, прелестной по краскам, благоухающей с вечера» (см. указанное издание, с. 288) связаны многие стихотворения Тао Юаньмина:

    Хризантемы осенней
    нет нежнее и нет прекрасней.
    Я с покрытых росою
    хризантем лепестки сорвал
    И пустил их в ту влагу,
    что способна унять печали
    И меня еще дальше
    увести от мирских забот.
    (Перевод Л Эйдлина)

    Басё знал и любил творчество китайского поэта.
  3. Расёмон — название южных городских ворот в городе Киото. Эти ворота, воздвигнутые в начале IX века, были по тому времени значительным архитектурным сооружением, но стояли они в пустынном месте, скоро обветшали, и про них в народе было сложено много страшных легенд. Ворота Расёмон считались прибежищем демонов и разбойников.
  4. К северу от суетного мира — Отшельники в Японии обычно селились в северных горах.
  5. Звёздная осень. — Семь месяцев и семь дней из возраста старой женщины наводят на мысль о празднике «Встречи двух звёзд», который отмечается в ночь на седьмой день седьмой луны (см. здесь), а значит — и о множестве звёзд Небесной реки (Млечного пути). Седьмой месяц по лунному календарю — первый осенний месяц.
  6. Зимний день — В средневековой Японии бродячие монахи просили подаяния, вызывая хозяев из дома ударами в маленький гонг.
  7. Обезьяна толпу потешает. — В Японии существует обычай во время новогоднего праздника водить по городу обезьяну. Для потехи на неё надевали обезьянью маску. Люди смеялись, не замечая, что и они, нарядившись к празднику, тоже, в сущности, ничуть не изменились.
  8. Исчезло черное платье из перьев… — согласно древней китайской легенде, отшельники-чародеи могли летать на журавлях.
  9. Мацукура Ранран (1647 — 1693) — один из учеников Басё и его ближайший друг. Самурай по происхождению, он оставил службу и поселился в Эдо, чтобы изучать поэзию под руководством мастера.
  10. Тодзюн (умер в 1693 г.) — отец Кикаку (см. здесь).
  11. «Птицы сорокалетья» (сидзюкара — японские большие синицы). — Сорокалетие считается в Японии «первой старостью».
  12. Праздник Эбисуко — справляется двенадцатого числа десятого месяца по лунному календарю в честь Эбису, бога-покровителя торговли. Вид убитой утки печально контрастирует с весёлым оживлением на торговых улицах города.