Попробую суммировать очень кратко и упрощенно, что я знаю, а точнее – что я люблю думать на эту тему. А тема это – ошеломляюще интересная. Европейская музыка родилась в Париже, в 11-12 веках, в строящейся церкви совершенно новой конструкции – Нотр-Дам. Ее отцами можно считать Леонина и Перотина. Почему? Что они сделали?
Начнем с Леонина.
Попробуйте спеть «В лесу родилась елочка» так, чтобы каждый слог, каждая нота песни длилась долго-долго, до полминуты. Идиотская затея, правда? Бред! Ведь песня исчезает, перестает звучать как песня. Никакой музыки. Зачем это нужно?.. Но это именно то, что сделал Леонин с традиционными мелодиями церковного обихода.
Григорианские напевы (Gregorian chant) не были полифоничными и никогда не знали аккомпанемента: это голая мелодия, которую мужской хор пел в унисон, и все. Традиция была устной; точная нотная запись не требовалась, и ее не было; были разве что скудные пометки над текстом, понятные только своим. Мелодий было огромное множество, они до сих пор живут в католическом ритуале.
На нынешний слух, они однообразны и скучны; но в Средние века они должны были казаться богатыми, красочными, увлекательными. Да они такими и были; просто мы этого уже не слышим. А вообще это сложная музыка: гибкие, иррегулярно развивающиеся напевы, без тупых попсовых повторов. Известный пример: Viderunt omnes:
И вот, Леонин весьма непочтительно растягивает напев Viderunt omnes до абсурдной длины, так что каждый слог превращается в нудное немузыкальное нытье:
Viiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiiii-
-deeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeee-
-ruuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuuunt…
Безумная, сумасшедшая идея! Но это не единственное, что делает Леонин. (Внимание: революция!) Он прибавляет сверху к этому голосу второй голос, живой и музыкальный, который оплетает первый голос пестрым орнаментом. Готово! Новый жанр назван organum. (Ничего общего с органом.)
Что принесла эта революция? Три неслыханные вещи.
Во-первых, родилась полифония: два голоса, поющие принципиально разную музыку. Голоса сформировались как ясно прорисованные музыкальные «личности»: каждый из них держит свою роль устойчиво, не исчезая и не сбиваясь на другую.
Во-вторых, родилась почти точная нотация: координировать два сложных и нерегулярных голоса на слух и по памяти было невозможно, их надо было записать и петь по нотам. Партитуры выглядели очень красиво (на фото примеры из Леонина и Перотина, хотя вряд ли это их рука):
В-третьих, и в самых главных, родилась идея, которой даже близко нет ни в какой другой музыкальной культуре: идея структурообразующего голоса.
Голоса, который существует не для того, чтобы его слушали и наслаждались им, а для того, чтобы спланировать и организовать форму произведения. Это и был тот самый, до неприличия растянутый напев.
Позднее его стали называть cantus firmus; и он действительно оказался очень твердым. Это главная твердыня европейской музыки, самая устойчивая ее идея. Подобными опорными голосами полны ренесансные мессы, кантаты Баха и, на свой манер, ВСЕ классические оркестровые партитуры. Европейская музыка, при всем разнообразии, невозможна без этой идеи. Тут Леонин построил нечто удивительно устойчивое. Он, как Господь Бог, сотворил новый и прекрасный мир, который продержался уже почти тысячу лет. Подите попробуйте сделать что-нибудь подобное!
Т.е., конечно, у европейской музыки много отцов; начиная с Пифагора и кончая Боэцием, Гвидо д'Ареццо и Хукбальдом. Революция готовилась не одно столетие. Но именно Леонин сделал решающее открытие и «перерезал красную ленточку».
Музыкальная мысль стала многомерной, у нее появилась глубина: явный голос для слушания и скрытый голос для структуры. Скрытый, конечно, не буквально: его слышно; просто он такой невзрачный, что его никто не слушает. Воспринимать его «как музыку» нет ни малейшей возможности. Но зато он самый важный!!! Его роль – чисто инженерная: он образует «несущую конструкцию», ряд опорных свай.
Идея Леонина растянуть мелодию до абсурдной длины и превратить ее в «гармонию» (гармония значит скоба, крепление, связь) была великолепной. Сколько не вдумываюсь, она продолжает поражать меня свежестью, остроумием, парадоксальной мощью и инженерной эффективностью. И я не могу не слышать в ней древнюю гераклитову мысль «скрытая гармония сильнее явной» – эту фразу можно считать девизом революции Леонина: он понял, что главные вещи работают не напрямую, а исподволь; оценил потенциал «скрытой инженерии».
А потом наступил второй этап революции, его совершил Перотин. Он развернул полифоническое хозяйство во всю ширь: стал писать трех- и четырехголосные сочинения: один голос структурный, точно как у Леонина, сделанный из растянутой григорианской мелодии; а два или три остальных – «живые».
Вот как звучит Viderunt omnes в решении Перотина: это уже по-настоящему роскошный и очень длинный опус, способный заполнить огромное пространство церкви Нотр-Дам (какова и была, видимо, практическая цель: создать музыку, соразмерную собору).
«Живые» голоса у Перотина прорисованы очень индивидуально, но вместе они похожи на косичку: переплетаются так тесно, что различить их трудно. Они стали как бы мега-голосом, коллективным солистом о трех головах.
Если два голоса Леонина очень разные и непохожие, их полифония контрастна; то в четырехголосной музыке Перотина растянутый, структурный голос звучит отдельно, а «живые» голоса создают новую полифонию – полифонию подобных. С перекличками, имитациями и прочими приметами полифонии ренессанса и барокко.
Музыка Перотина оставляет впечатление сложнейшей, виртуознейшей композиторской техники. И, насколько могу судить, это впечатление правильное. Перотин считался суперменом в композиции; его репутация принесла ему прозвище Перотин Великий, Perotinus Magnus.
* * *
Так, два музыканта из Нотр-Дам создали основной инструментарий европейской музыки. Это:
1. Главное: идея скрытого, структуро-образующего, «свайного» голоса (идея, со временем развившаяся до таких концептов, как гармония, бас и т.д.)
2. Полифония контрастных голосов («явный» и «скрытый», «живой» и «конструктивный»)
3. Полифония подобных голосов (с разнообразными перекличками, как в фугах)
4. Партитура с точной нотацией
Это далеко не все, чем жила европейская музыка в последние 1000 лет. Нужны были и другие яркие открытия. Но это – самое главное. С этим уже можно было работать...
