1 То солнце, что зажгло мне грудь любовью,
Открыло мне прекрасной правды лик,
Прибегнув к доводам и прекословью;
4 И, торопясь признать, что я постиг
И убеждён, я, сколько подобало,
Лицо для речи поднял в тот же миг.
7 Но предо мной видение предстало
И к созерцанью так меня влекло,
Что речь забылась и не прозвучала.
10 Как чистое, прозрачное стекло
Иль ясных вод спокойное теченье,
Где дно от глаз неглубоко ушло,
13 Нам возвращают наше отраженье
Столь бледным, что жемчужину скорей
На белизне чела отыщет зренье,—
16 Такой увидел я чреду теней,
Беседы ждавших; тут я обманулся
Иначе, чем влюбившийся в ручей.
19 Как только взором я до них коснулся,
Я счёл их отраженьем лиц людских
И, чтоб взглянуть, кто это, обернулся;
22 Вперив глаза в ничто, я вверил их
Вновь свету милой спутницы; с улыбкой,
Она пылала глубью глаз святых.
25 «Что я смеюсь над детскою ошибкой,—
Она сказала,— странного в том нет:
Не доверяясь правде мыслью зыбкой,
28 Ты вновь пустому обращён вослед.
Твой взор живые сущности встречает:
Здесь место тех, кто преступил обет.
31 Спроси их, слушай, верь; их утоляет
Свет вечной правды, и ни шагу он
Им от себя ступить не позволяет».
34 И я, к одной из теней обращён,
Чья жажда говорить была мне зрима,
Сказал, как тот, кто хочет и смущён:
37 «Блаженная душа, ты, что, хранима
Всевечным светом, знаешь благодать,
Чья сладость лишь вкусившим постижима,
40 Я был бы счастлив от тебя узнать,
Как ты зовёшься и о вашей доле».
Та, с ясным взором, рада отвечать:
43 «У нас любовь ничьей правдивой воле
Дверь не замкнёт, уподобляясь той,
Что ждёт подобных при своем престоле.
46 Была я в мире девственной сестрой;
И, в память заглянув проникновенно,
Под большею моею красотой
49 Пиккарду ты узнаешь, несомненно.
Среди блаженных этих вкруг меня
Я в самой медленной из сфер блаженна.
52 Желанья наши, нас воспламеня
Служеньем воле духа пресвятого,
Ликуют здесь, его завет храня.
55 И наш удел, столь низменней иного,
Нам дан за то, что нами был забыт
Земной обет и не блюлся сурово».
58 И я на то: «Ваш небывалый вид
Блистает так божественно и чудно,
Что он с начальным обликом не слит.
61 Здесь память мне могла служить лишь скудно;
Но помощь мне твои слова несут,
И мне узнать тебя теперь нетрудно.
64 Но расскажи: вы все, кто счастлив тут,
Взыскуете ли высшего предела,
Где больший кругозор и дружба ждут?»
67 С другими улыбаясь, тень глядела
И, радостно откликнувшись потом,
Как бы любовью первой пламенела:
70 «Брат, нашу волю утолил во всём
Закон любви, лишь то желать велящей,
Что есть у нас, не мысля об ином.
73 Когда б мы славы восхотели вящей,
Пришлось бы нашу волю разлучить
С верховной волей, нас внизу держащей,—
76 Чего не может в этих сферах быть,
Раз пребывать в любви для нас necesse
И если смысл её установить.
79 Ведь тем-то и блаженно наше esse,
Что божья воля руководит им
И наша с нею не в противовесе.
82 И так как в этом царстве мы стоим
По ступеням, то счастливы народы
И царь, чью волю вольно мы вершим;
85 Она — наш мир; она — морские воды,
Куда течёт всё, что творит она,
И всё, что создано трудом природы».
88 Тут я постиг, что всякая страна
На небе — Рай, хоть в разной мере, ибо
Неравно милостью орошена.
91 Но как, из блюд вкусив какого-либо,
Мы следующих просим иногда,
За съеденное говоря спасибо,
94 Так поступил и молвил я тогда,
Дабы услышать, на какой же ткани
Её челнок не довершил труда.
97 «Жену высокой жизни и деяний,—
Она в ответ,— покоит вышний град.
Те, кто её не бросил одеяний,
100 До самой смерти бодрствуют и спят
Близ жениха, который всем обетам,
Ему с любовью принесённым, рад.
103 Я, вслед за ней, наскучив рано светом,
В её одежды тело облекла,
Быть верной обещав её заветам.
106 Но люди, в жажде не добра, а зла,
Меня лишили тихой сени веры,
И знает бог, чем жизнь моя была.
109 А этот блеск, как бы превыше меры,
Что вправо от меня тебе предстал,
Пылая всем сияньем нашей сферы,
112 Внимая мне, и о себе внимал:
С её чела, как и со мной то было,
Сорвали тень священных покрывал.
115 Когда её вернула миру сила,
В обиду ей и оскорбив алтарь,—
Она покровов сердца не сложила.
118 То свет Костанцы, столь великой встарь,
Кем от второго вихря, к свевской славе,
Рождён был третий вихрь, последний царь».
121 Так молвила, потом запела «Ave,
Maria», исчезая под напев,
Как тонет груз и словно тает въяве.
124 Мой взор, вослед ей пристально смотрев,
Насколько можно было, с ней простился,
И, к цели бо́льших дум его воздев,
127 Я к Беатриче снова обратился;
Но мне она в глаза сверкнула так,
Что взгляд сперва, не выдержав, смутился;
130 И новый мой вопрос замедлил шаг.
Примечания
РАЙ
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
Первое небо — Луна (продолжение) — Нарушители обета
18. Иначе, чем влюбившийся в ручей.— Нарцисс пленился своим отражением в воде, приняв его за живого юношу (Метам., III, 346–510), а Данте, наоборот, подлинные лица принял за отражения.
44–45. Уподобляясь той — то есть уподобляясь божественной любви, которая хочет, чтобы все обитатели небесного царства были подобны ей.
49. Пиккарда Донати (Ч., XXIV, 10–15) — сестра Форезе (Ч., XXIII, 48) и Корсо Донати (Ч., XXIV, 82–90). Корсо насильно извлёк её из монастыря и выдал замуж.
69. Как бы любовью первой пламенела.— Может быть истолковано двояко: 1) словно пылала огнём первой любви; 2) была как бы охвачена наивысшим пламенем любви.
77. Necesse — необходимо (латинский термин схоластической философии).
79. Esse — бытие (латинский термин, как и предыдущий).
97. Жену высокой жизни и деяний — Клару Ассизскую, основательницу монашеского ордена, к которому принадлежала Пиккарда.
118–120. То свет Костанцы…— Констанция (1154–1198), последняя представительница норманнской династии в Южной Италии. Её муж, германский император Генрих VI (с 1191 по 1197 г.), положил начало владычеству в Сицилии и Неаполе свевского, то есть швабского, дома Гогенштауфенов. От их брака родился Фридрих II (А., X, 119). Пиккарда называет Генриха VI вторым вихрем свевского дома (первым был его отец, Фридрих I Барбаросса), а третьим — Фридриха II, выражая этим бурную природу их власти и её мимолетность. Существовала легенда, что Констанция приняла монашество, но была насильно выдана замуж.
121–122. «Ave, Maria» — начальные слова латинской молитвы: «Радуйся, Мария».