Божественная комедия/Ад/Песнь XXIX

Материал из Wikilivres.ru
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Божественная комедия/Ад/Песнь XXIX
автор Данте Алигьери (1265—1321), пер. Михаил Леонидович Лозинский (1886—1955)
Язык оригинала: итальянский. Название в оригинале: "Divina Commedia"/"Inferno". — Дата создания: 1307—1321 (перевод), опубл.: 1472 (перевод). Источник: lib.ru • Девятый ров (окончание).— Джери дель Белло.— Десятый ров.— Поддельщики металлов.— Гриффолино.— Капоккьо.


ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ


1  Вид этих толп и этого терзанья
        Так упоил мои глаза, что мне
        Хотелось плакать, не тая страданья.

4  «Зачем твой взор прикован к глубине?
        Чего ты ищешь,— мне сказал Вергилий,—
        Среди калек на этом скорбном дне?

7  Другие рвы тебя не так манили;
        Знай, если душам ты подводишь счёт,
        Что путь их — в двадцать две окружных мили.

10  Уже луна у наших ног плывёт;
        Недолгий срок осталось нам скитаться,
        И впереди тебя другое ждёт».

13  Я отвечал: «Когда б ты мог дознаться,
        Что́ я хотел увидеть, ты и сам
        Велел бы мне, быть может, задержаться».

16  Так говоря в ответ его словам,
        Уже я шёл, а впереди вожатый,
        И я добавил: «В этой яме, там,

19  Куда я взор стремил, тоской объятый,
        Один мой родич должен искупать
        Свою вину, платя столь тяжкой платой».

22  И вождь: «Раздумий на него не трать;
        Что ты его не встретил,— нет потери,
        И не о нём ты должен помышлять.

25  Я видел с моста: гневен в высшей мере,
        Он на тебя указывал перстом;
        Его, я слышал, кто-то назвал Джери.

28  Ты в это время думал о другом,
        Готфорского приметив властелина,
        И не видал; а он ушёл потом».

31  И я: «Мой вождь, насильная кончина,
        Которой не отмстили за него
        Те, кто понёс бесчестье,— вот причина

34  Его негодованья; оттого
        Он и ушёл, со мною нелюдимый;
        И мне тем больше стало жаль его».

37  Так говоря, на новый свод взошли мы,
        Над следующим рвом, и, будь светлей,
        Нам были бы до самой глуби зримы

40  Последняя обитель Злых Щелей
        И вся её бесчисленная братья;
        Когда мы стали, в вышине, над ней,

43  В меня вонзились вопли и проклятья,
        Как стрелы, заострённые тоской;
        От боли уши должен был зажать я.

46  Какой бы стон был, если б в летний зной
        Собрать гуртом больницы Вальдикьяны,
        Мареммы и Сардиньи и в одной

49  Сгрудить дыре,— так этот ров поганый
        Вопил внизу, и смрад над ним стоял,
        Каким смердят гноящиеся раны.

52  Мой вождь и я сошли на крайний вал,
        Свернув, как прежде, влево от отрога,
        И здесь мой взгляд живее проникал

55  До глуби, где, служительница бога,
        Суровая карает Правота
        Поддельщиков, которых числит строго.

58  Едва ли горше мука разлита
        Была над вымирающей Эгиной,
        Когда зараза стала так люта,

61  Что все живые твари до единой
        Побило мором, и былой народ
        Воссоздан был породой муравьиной,

64  Как из певцов иной передаёт,—
        Чем здесь, где духи вдоль по дну слепому
        То кучами томились, то вразброд.

67  Кто на живот, кто на плечи другому
        Упав, лежал, а кто ползком, в пыли,
        По скорбному передвигался дому.

70  За шагом шаг, мы молчаливо шли,
        Склоняя взор и слух к толпе болевших,
        Бессильных приподняться от земли.

73  Я видел двух, спина к спине сидевших,
        Как две сковороды поверх огня,
        И от ступней по темя острупевших.

76  Поспешней конюх не скребёт коня,
        Когда он знает — господин заждался,
        Иль утомившись на исходе дня,

79  Чем тот и этот сам в себя вгрызался
        Ногтями, чтоб на миг унять свербёж,
        Который только этим облегчался.

82  Их ногти кожу обдирали сплошь,
        Как чешую с крупночешуйной рыбы
        Или с леща соскабливает нож.

85  «О ты, чьи все растерзаны изгибы,
        А пальцы, словно клещи, мясо рвут,—
        Вождь одному промолвил,— не могли бы

88  Мы от тебя услышать, нет ли тут
        Каких латинян? Да не обломаешь
        Вовек ногтей, несущих этот труд!»

91  Он всхлипнул так: «Ты и сейчас взираешь
        На двух латинян и на их беду.
        Но кто ты сам, который вопрошаешь?»

94  И вождь сказал: «Я с ним, живым, иду
        Из круга в круг по темному простору,
        Чтоб он увидел всё, что есть в Аду».

97  Тогда, сломав взаимную опору,
        Они, дрожа, взглянули на меня,
        И все, кто был свидетель разговору.

101  Учитель, ясный взор ко мне склоня,
        Сказал: «Скажи им, что тебе угодно».
        И я, охотно волю подчиня:

103  «Пусть память ваша не прейдёт бесплодно
        В том первом мире, где вы рождены,
        Но много солнц продлится всенародно!

106  Скажите, кто вы, из какой страны;
        Вы ваших омерзительных мучений
        Передо мной стыдиться не должны».

109  «Я из Ареццо; и Альберо в Сьене,—
        Ответил дух,— спалил меня, хотя
        И не за то, за что я в царстве теней.

112  Я, правда, раз ему сказал, шутя:
        «Я и полёт по воздуху изведал»;
        А он, живой и глупый, как дитя,

115  Просил его наставить; так как Дедал
        Не вышел из него, то тот, кому
        Он был как сын, меня сожженью предал.

118  Но я алхимик был, и потому
        Минос, который ввек не ошибётся,
        Меня послал в десятую тюрьму».

121  И я поэту: «Где еще найдётся
        Народ беспутней сьенцев? И самим
        Французам с ними нелегко бороться!»

124  Тогда другой лишавый, рядом с ним,
        Откликнулся: «За исключеньем Стрикки,
        Умевшего в расходах быть скупым;

127  И Никколо́, любителя гвоздики,
        Которую он первый насадил
        В саду, принёсшем урожай великий;

130  И дружества, в котором прокутил
        Ашанский Качча и сады, и чащи,
        А Аббальято разум истощил.

133  И чтоб ты знал, кто я, с тобой трунящий
        Над сьенцами, всмотрись в мои черты
        И убедись, что этот дух скорбящий —

136  Капоккьо, тот, что в мире суеты
        Алхимией подделывал металлы;
        Я, как ты помнишь, если это ты,

139  Искусник в обезьянстве был немалый».


Примечания

АД

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Девятый ров (окончание).— Джери дель Белло.— Десятый ров.— Поддельщики металлов.— Гриффолино.— Капоккьо.

20. Один мой родич — Джери дель Белло, то есть Джери сын Белло (Габриелло). Брат Белло, Беллинчоне, приходился Данте дедом (см. прим. Р., XV, 94). Джери жил в середине XIII в. По словам старых комментаторов, он был не только зачинщиком многих распрей, но даже убийцей, и пал от руки некоего Бродайо Саккетти. К 1300 г. родичи Джери ещё не отомстили за него родне Саккетти, и это тяготит Данте (ст. 31–36), который, как сын своего века, считал кровную месть правом и обязанностью члена рода.

29. Готфорского приметив властелина — то есть Бертрана де Борна (см. А., XXVIII, 134–136 и прим.).

40. Последняя обитель Злых Щелей — десятый ров, где караются поддельщики, подразделяемые на четыре разряда: поддельщики металлов, поддельщики людей (выдающие себя за других), поддельщики денег и поддельщики слов (лжецы и клеветники). В песни XXIX речь идет о поддельщиках металлов; они страдают зловонной чесоткой и притом расслаблены.

47–48. Болотистые и нездоровые местности: Вальдикьяна, долина реки Кьяны (Р., XIII, 23) в Тоскане, где было построено несколько больниц; Тосканская Маремма (А., XXV, 19 и прим.) и остров Сардиния.

59. Эгина — остров неподалёку от Афин, названный так по имени нимфы, которую здесь любил Зевс. Злопамятная Гера наслала на остров страшный мор, от которого погибли все звери и птицы и почти все люди. Царь Эак, сын Зевса и Эгины, один из немногих уцелевших, обратился к своему отцу с мольбой о том, чтобы он даровал ему столько же граждан, сколько муравьёв обитает на его священном дубе. Так возникло племя «мирмидонов» (греч. μύρμηξ — муравей) (Метам., VII, 523–657).

109–120. Я из Ареццо.— Говорящий — алхимик Гриффолино, родом аретинец. Он сказал простоватому Альберо, не то сыну, не то любимцу епископа Сьены, что умеет летать по воздуху, и тот просил Гриффолино обучить его этому искусству. Так как Дедал (см. прим. А., XVII, 109–111) не вышел из него, а Гриффолино успел нажиться на уроках, рассерженный Альберо обвинил своего учителя в безбожии, и епископ сьенский сжёг его на костре как еретика, то есть не за то, за что он оказался в царстве теней, потому что Минос, зная, в чём Гриффолино виновен, осудил его как алхимика и послал в десятый ров Злых Щелей. Алхимия считалась дозволенным искусством, но Гриффолино, очевидно, злоупотреблял ею для подделки металлов (ср. ст. 137).

124. Другой лишавый — алхимик Капоккьо (ст. 136), сидевший «спина к спине» с Гриффолино (ст. 73).

125–126. Стрикка — вероятно, Стрикка деи Салимбени, брат Никколо́ (ст. 127), промотавший отцовское наследство.

127–129. Никколо́ — Никколо́ деи Салимбени (по другим сведениям — деи Бонсиньори). Он ввёл обычай жарить дичь на угольях гвоздики (цветочные почки гвоздичного дерева). В этом смысле он первый насадил её в саду (то есть в кругах сьенских гастрономов), принёсшем урожай великий (ибо обычай этот там привился).

130. Дружество, к которому принадлежали Стрикка и Никколо, называлось «расточительным дружеством» и состояло из двенадцати молодых сьенцев, решивших прокутить свои богатства. В их числе был Лано, попавший в Ад в качестве мота (А., XIII, 120).

131. Ашанский Качча — Качча деи Шаленги, уроженец Ашано.

132. Аббальято — Бартоломео деи Фолькаккьери, прозванный Аbbagliato, то есть «ослеплённый, омрачённый».

136–139. Капоккьо, сожжённый в Сьене в 1293 г., был школьным товарищем Данте. Он обладал удивительным даром подражания.


Источники:

На других языках

Info icon.png Данное произведение является собственностью своего правообладателя и представлено здесь исключительно в ознакомительных целях. Если правообладатель не согласен с публикацией, она будет удалена по первому требованию. / This work belongs to its legal owner and presented here for informational purposes only. If the owner does not agree with the publication, it will be removed upon request.