ГАЛИЛЕЙ (Galilei), Галилео (1564—1642), великий итал. физик и астроном, один из основателей точного естествознания нового времени. Для современников имя Г. связывалось прежде всего с потрясающей и неожиданной картиной мира, открывшейся им в телескопических наблюдениях Г. (удаленность звезд, сложность Млечного пути, солнечные пятна, вращение Солнца, строение лунной поверхности). Г. сравнивали с Колумбом, открывшим новый материк,— в действительности он показал людям целую вселенную. Однако, истинное значение Г. не только и даже не столько в его астрономических работах, сколько в работах по созданию основ механики. Здесь он впервые строго формулировал основные кинематические понятия (скорость, ускорение) и последовательно провел в своих исследованиях представление о силе как о механическом агенте. В этом смысле он является предшественником Ньютона. Если основные законы движения и не высказаны Г. с той полной четкостью, с какой это сделал Ньютон, то по существу и закон инерции (в задаче о свободном падении тел) и закон сложения сил (в задаче о движении снаряда) были им осознаны и применены к решению практических задач. Так же как история статики начинается с Архимеда, историю динамики открывает имя Г. Теоретические вопросы механики чрезвычайно занимали Г.: он первый выдвинул идею об относительности движения и на всем протяжении своих «Диалогов» настойчиво ее защищает. Но в то же время общие кинематические и динамические представления Г. применил к решению конкретных задач, исследовав ряд основных механических проблем. Сюда относятся прежде всего изучение законов свободного падения тел и падения их по наклонной плоскости, законы движения тела, брошенного под углом к горизонту, законы колебания маятника. Другая группа вопросов связана с изучением газов. Хотя Г. здесь не освободился еще от предрассудка о «боязни пустоты» в природе, но он нанес тяжелый удар аристотелевским догматическим представлениям об абсолютно легких телах (огонь и воздух), стремящихся двигаться от центра земли. Рядом простых и остроумных опытов он показал, что воздух является тяжелым телом, и даже определил его удельный вес по отношению к воде (правда, он нашел для отношения веса воздуха к воде значение 1:400 вместо истинного значения, приблизительно 1:800, но по тем временам и эта точность была очень велика).
Общее значение Г. в истории развития естествознания не может быть понято вне связи с его эпохой (см. Возрождение). Г. был подлинным человеком своего времени, в нем воплотилась лучшая прогрессивная тенденция эпохи Возрождения—тенденция борьбы с схоластическим и авторитарным мировоззрением средневековья за изучение законов природы, основанное на эксперименте и математическом анализе. Схоластическим и догматическим понятиям об абсолютной тяжести и абсолютной легкости, о естественных и насильственных движениях, и т. п. Г. противопоставил научное изучение законов природы, ясную формулировку основных понятий и продуманный эксперимент. Аргументации при помощи ссылок на священное писание, на Аристотеля и его комментаторов он противопоставил аргументацию фактами. С своей постоянной сдержанностью в отношении общих формулировок и деклараций Г. никогда не писал об индуктивном методе (см.) в науке, но в борьбе за проникновение этого метода в науку он сделал чрезвычайно много, последовательно проводя его в своих исследованиях. Он боролся за новое естествознание лучшим из возможных методов—конкретными исследованиями, основанными на новых принципах. Характерной чертой метода исследования Г. является неразрывная связь интуитивной догадки, целесообразного эксперимента и простого геометрического анализа. Мир был для Г. открытой книгой физики, «написанной на математическом языке в виде треугольников, кругов и др. геометрических фигур». В этой математике галилеева мира нет, однако, пифагорейского мистицизма, увлекавшего Кеплера. Трезвый ум Г. был совершенно чужд метафизике; борясь с Аристотелем, Г. возрождал живые античные традиции Архимеда и греч. атомистов. Одаренность Г. не ограничивалась областью науки: он был музыкантом, художником, любителем искусств и блестящим литератором. Его научные трактаты, большая часть к-рых написана на «народном» итал. языке, хотя Г. в совершенстве владел латынью, являются часто и художественными произведениями, соединяющими простоту и ясность изложения с блеском литературного стиля. Натуре Г. были одинаково сродни художественная интуиция Леонардо да Винчи и математическая строгость Ньютона.
Жизнь Г. Г. родился в г. Пизе 15 февр. 1564 и умер 9 янв. 1642 в вилле Арчетри близ Флоренции; вся его долгая жизнь протекала в Сев. Италии, с редкими наездами в Рим. По происхождению Г. принадлежал к знатной, но обедневшей с течением времени флорентийской семье. Отец его, Винченцо (см. Галилей, Винченцо), был талантливым музыкантом и сыграл важную роль в развитии и формировании таланта Г. О детских и юношеских годах Г. сохранилось мало сведений. До 11 лет он жил в Пизе и посещал школу, затем семья переселилась во Флоренцию. Дальнейшее воспитание Г. получил в монастыре Валломброза, где он даже был принят послушником в монашеский орден, но отец его под предлогом тяжелой глазной болезни взял сына из монастыря. Пребывание в монастыре дало Г. знакомство с лат. и греч. писателями, к-рое позволило ему выработать свой блестящий стиль. В доме отца Г. нашел другую обстановку: общество музыкантов и художников, литературные разговоры и художественные вкусы. Эта атмосфера искусства оставила след на всей последующей деятельности Г. В 17-летнем возрасте по настоянию отца Г. отправился в Пизанский ун-т изучать медицину. Здесь он впервые познакомился с физикой Аристотеля, негативное влияние к-рой на развитие идей Г. огромно. Опровергая шаг за шагом Аристотеля, Г. строил постепенно новую физику. В юношеских записях Галилея сохранились лекции, в к-рых со схоластической медлительностью разбираются вопросы о том, является ли небо простым или составленным из «элементов», изменяемо ли и одушевлено ли оно, и т. д.; здесь же упоминается без всяких пояснений учение Коперника. Легендарные сведения о том, что уже в ун-те Г. проявил свое научное дарование, ничем не подтверждаются. Можно думать, наоборот, что схоластическая аргументация арабских и христианских комментаторов Аристотеля могла только оттолкнуть от такой «науки» живого юношу, склонного в то время, по его словам, скорее сделаться художником, чем врачом. Только по настоянию отца Г. обратился к чтению древних математиков—Евклида и Архимеда. В творениях последнего 20-летпий юноша, наконец, нашел настоящую дорогу, Архимед стал его настоящим учителем, определившим в значительной мере содержание и стиль его работы. Увлеченный геометрией и механикой, Г. бросил медицину; повидимому, даже не приобретя ученой степени, он покинул Пизу и вернулся во Флоренцию, где провел 4 года, продолжая изучать математику. Результатом этого периода жизни Г. явилось небольшое сочинение «La Bilancetta» (Маленькие весы), в к-ром описаны построенные Г. гидростатические весы для быстрого определения состава металлических сплавов, и геометрическое исследование о центрах тяжести телесных фигур, доставившие Г. первую известность среди итал. математиков. В 1589 благодаря влиянию своего друга—математика маркиза дель Монте, Г. получил математическую кафедру в Пизе, а в 1592—в Падуе. Об учебной деятельности Г. в Пизе известно очень мало. Научная его работа в это время продолжалась. В рукописях Г. сохранился его «Диалог о движении», написанный в Пизе и направленный против Аристотеля. В основном диалог повторяет многие положения трактата венецианского математика Бенедетти, изданного в 1585. Г. здесь еще не освободился от многих аристотелевских представлений, часть выводов или их аргументация ошибочна и была впоследствии Г. оставлена. Не называя имени Коперника, Г. приводит в диалоге доводы, опровергающие возражения Аристотеля против суточного вращения Земли. В эту эпоху, впрочем, Г. едва ли был вполне убежденным коперниканцем—несомненным для него могло быть только суточное вращение. Содержание диалога, конечно, не соответствовало лекциям, читавшимся Г.; последние должны были составляться общепринятым образом, по Аристотелю. Легенда, распространенная учеником и первым биографом Г.—Вивиани, о наблюдениях Г. над качанием паникадила в Пизанском соборе, якобы приведшая его к открытию изохронизма маятников, точно так же, как и рассказ о публичных опытах Г. с падением тел с высоты Пизанской наклонной башни, в к-рых Аристотель будто бы опровергался перед глазами целой толпы, невероятны по существу и не находят документального подтверждения ни у современников, ни в собственных сочинениях Галилея.
Падуанский период жизни Г. (1592—1610)—время наивысшего расцвета его деятельности. Г. считал эту эпоху самой счастливой в своей жизни. Здесь возникли его статические исследования о машинах («Le Meccaniche»), где он исходит из общего принципа равновесия, совпадающего с принципом возможных перемещений; здесь созрели его главные динамические работы о законах свободного падения тел, о падении по наклонной плоскости, о движении тела, брошенного под углом к горизонту, об изохронизме.
ГАЛИЛЕЙ. К этому же периоду относятся замечательные исследования о прочности материалов, о механике тел животных; наконец, в Падуе Г. постепенно стал вполне убежденным последователем Коперника. Однако, научная работа Г. осталась скрытой для всех, за исключением друзей. Лекции Г., о содержании которых можно судить по сохранившемуся трактату: «О сфере, или космографии», читались по традиционной программе, в них излагалось учение Птолемея и опровергался Коперник. За первую половину пребывания в Падуе Г.опубликовал только описание пропорционального циркуля, позволяющего быстро производить различные расчеты и построения. Такая сдержанность в публикации результатов своей работы объяснялась частью тем, что многие вопросы динамики Г. не считал окончательно разобранными и не имел времени для литературной обработки. С другой стороны, резкое выступление против Аристотеля восстановило бы против него значительную часть университетской коллегии, защита учения Коперника вызвала бы неизбежное столкновение с церковью (в 1600, во время пребывания Г. в Падуе, в Риме был сожжен Джордано Бруно).
В 1609 Г., на основании дошедших до него сведений об изобретенной в Голландии зрительной трубе, строит свой первый телескоп с выпуклым объективом и вогнутым окуляром. Труба давала приблизительно 9-кратное увеличение. Телескоп торжественно демонстрировался с башни св. Марка в Венеции и произвел громадное впечатление,—имя Г. сразу приобрело широкую известность. Г. не первым изобрел телескоп, но он первый сумел построить его с достаточным увеличением и первый понял, что трубу прежде всего следует обратить на ночное небо. Один взгляд в телескоп разрушил идеальные сферы Аристотеля и догмат о совершенстве небесных тел; поверхность Луны оказалась покрытой горами и изрытой кратерами, звезды потеряли свои кажущиеся размеры, и впервые была постигнута их чудовищная удаленность, у Юпитера обнаружились собственные луны-спутники, на небе стало видно громадное количество новых звезд, Млечный путь распался на отдельные звезды. В торжественно озаглавленном сочинении «Nuncius Sideraeus» (Звездный посол) Г. оповестил мир о своих наблюдениях. Никогда научное открытие не производило столь ошеломляющего впечатления на культурный мир, но, вместе с тем, началась и необычная длительная ожесточенная и бессмысленная полемика. Г. обвиняли в плагиате, в том, что все виденное им—оптический обман, аргументировали и попросту тем, что его наблюдения противоречат Аристотелю, а следовательно, ошибочны. «Эти люди,—писал Г. Кеплеру,—полагают, что философия—книга вроде „Энеиды“ и „Одиссеи“ и что истину следует искать не в природе, а путем сравнения текстов».
Астрономические открытия послужили поворотным пунктом в жизни Г.: исполнилось его давнишнее стремление—он освободился от академической деятельности, получив приглашение от тосканского герцога Козимо II Медичи переселиться во Флоренцию. Здесь он становится придворным «философом» и «первым математиком» ун-та, без обязательства читать там лекции. Поводом для переезда из Падуи могло служить, помимо того, желание Г. разорвать многолетнюю связь с венецианкой Гамба, от к-рой у Г. было трое детей, взятых им с собою во Флоренцию. При дворе герцога продолжаются телескопические наблюдения Г., постепенно открываются фазы Венеры, сложность Сатурна, солнечные пятна и вращение Солнца, изучаются законы движения спутников Юпитера. В многочисленных частных письмах, нередко становившихся гласными, Г. не скрывал своих коперниканских взглядов, в пользу к-рых теперь говорило само небо; но, по своей всегдашней осторожности, для открытых выступлений Г. счел нужным подготовить почву в церковных кругах. В 1611 Г. едет в Рим, где его с триумфом встречают ученые иезуиты из Collegium Romanum, он находит восторженный прием при папском дворе, становится другом князя Чези, основателя Academia dei Lincei и делается членом Академии. В Риме не думают об официальном признании доктрины Коперника, но в то же время не намереваются активно противодействовать распространению фактов, говорящих в пользу этой «гипотезы». В это спокойное для Г. время он, по настоянию герцога, публикует свое первое антиаристотелевское сочинение—«Рассуждение о телах, плавающих и движущихся в воде», где применяет принцип равных моментов к выводу условий равновесия в жидких телах. Мирные отношения с Римом длятся впрочем недолго. Письма Г. о солнечных пятнах, получившие широкое распространение, носят явный коперниканский характер. Письмо Г. к аббату Кастелли (1613), в к-ром он защищает те же взгляды, послужило поводом для прямого доноса на Г. в инквизицию. Доносчиком выступает доминиканец Каччини. В 1615 Г. пришлось снова ехать в Рим, чтобы снять с себя тяжкие обвинения. Тем не менее, в 1616 конгрегация из 11 доминиканцев и иезуитов объявила учение Коперника нелепым и еретическим, книга Коперника была включена в список запрещенных. Имя Г. в постановлении не было названо, но частным образом, через кардинала Беллармино, Г. была указана настоятельная необходимость отказаться от защиты этого учения. Насколько неожиданным был такой оборот дела для Г., можно судить по тому, что незадолго до издания папского декрета, Г. изложил в письменной форме кардиналу Орсини свою теорию приливов, которую он считал сильнейшим доводом, доказывающим движение Земли (теория эта ошибочна, в ней Г. нарушал установленный им же самим принцип относительности движения). Г. формально подчинился декрету и вскоре после его издания, вместе с другими членами Академии деи Линчеи, голосовал за лишение права голоса математика Луки Валерио, обвинявшего Г. в защите запрещенной доктрины. Папский интердикт отрезал Г. путь дальнейшего естественного развития его научной работы. В течение нескольких лет Г. принужден молчать о системе Коперника или говорить о ней обиняками. Единственным большим сочинением Г. за этот период является «Il Saggiatore» (Взвешиватель золота)—полемический трактат по поводу трех комет, за короткий промежуток времени появившихся в 1618. Г. считал возможным рассматривать кометы как испарения Земли, высоко поднимающиеся за пределы атмосферы и освещаемые Солнцем. Содержание книги—полемика с иезуитом Грасси; научная ценность «Il Saggiatore»—только в отдельных замечаниях; но в отношении литературной формы, остроумия и изысканности стиля это одно из замечательных произведений Г.
В 1623 на папский престол под именем Урбана VIII вступил покровитель наук и искусств кардинал Маффео Барберини, друг Галилея. Для Г. это событие было равносильным освобождению от уз интердикта. Поездка Г. в Рим в 1624 укрепила его в этом мнении, он был встречен папой чрезвычайно благосклонно и вернулся с твердым намерением напечатать свою «Систему мира». В 1630 Г. снова в Риме уже с готовой рукописью «Диалога о приливах и отливах» (таково было первое название «Диалога о двух главных системах мира», измененное по требованию папы, который, как и Г., в теории приливов видел главный довод в пользу движения Земли). Системы Коперника и Птолемея развиваются здесь в разговорах трех собеседников: Сагредо, Сальвиато и Симпличио; из них двое первых—исторические фигуры, любимые друзья Г. Как в «Диалоге», так и в позднейших «Разговорах», Г. дает выпуклые портреты-характеристики этих своих друзей. Защитником Птолемея в «Диалоге» выступает Симпличио (Простак); в нем Г. увековечил типичные черты и взгляды схоластика начала 17 в. Г. стремится хотя бы внешне сохранить полную объективность, и Симпличио, несмотря на свое имя, вовсе не представлен наивным, ограниченным человеком. Диалог разделен на 4 «дня»; по содержанию для нашего времени он ценен как яркая, живая картина астрономических воззрений того времени. В Риме Г. снова встретил благожелательное отношение, папа согласился на издание книги, в к-рой учение Коперника излагалось бы как одна из возможных гипотез, удовлетворительно «спасающих» (как тогда говорили) факты. После длительных цензурных мытарств Г. получил долгожданное разрешение на напечатание с некоторыми изменениями «Диалога»; книга появилась во Флоренции в февр. 1632. Восторженно встреченный «Диалог» одновременно уязвлял самолюбие многих, в частности—иезуитов Грасси и Шейпера (претендовавшего на приоритет открытия солнечных пятен). Может быть, в связи с этим находится резкий, трудно объяснимый поворот в Риме в отношении к книге. Г. принял все меры предосторожности, «Диалог» был просмотрен и разрешен, сам папа знал о его содержании. Между тем, через несколько месяцев после выхода книги Г. получил приказ из Рима прекратить дальнейшую продажу издания; за этим последовало требование инквизиции о личной явке Г. в Рим. Есть предположение, что эти неожиданные события объяснялись личными интригами недругов Г. среди иезуитов и доносом, что в лице Симпличио Г. осмеял самого Урбана VIII, вложив в заключительную реплику этого персонажа последний «неотразимый» аргумент, действительно принадлежащий Урбану,—это аргумент о всемогуществе бога, к-рое нельзя ограничить никакой необходимостью. Ни дряхлый возраст Г., ни заступничество могущественных друзей в Риме не избавили Г. от необходимости лично прибыть в Рим в янв. 1633. Процесс, начатый против Г., было трудно обосновать; виновными, в худшем случае, должны бы оказаться папские цензоры, пропустившие книгу, а не сам Г. Единственным действительным обвинением могло бы служить только противоречие «Диалога» декрету 1616, в нераспубликованной части коего Г. будто бы давал клятву никогда больше не касаться учения Коперника. На основании сличения частей подлинника соответствующего протокола, современный биограф Г. Вольвиль высказывает предположение, что вторая часть протокола, касающаяся Г., подделана, что в действительности, как это показывал Г. на допросе в 1633, он обещал в 1616 только ничего не писать в защиту Коперника, но не отказывался от дальнейшего исследования этого учения как «гипотезы». На трех допросах от 12 апреля до 21 июня 1633 Г. отрекся от учения Коперника, не проявляя никакого сопротивления. После трехнедельного «домашнего ареста» во дворце инквизиции Г. выразил даже готовность дополнить «Диалог» еще двумя «днями», где доктрина Коперника будет опровергнута категорически. Есть предположение, что для вящшего устрашения Г. часть последнего допроса производилась в зале пыток. 22 июня Г. принес на коленях публичное покаяние в церкви S. Maria sopra Minerva. «Диалог» был объявлен запрещенным, а Г. стал официально считаться «узником инквизиции». Вскоре после отречения Г. иезуит Гринбергер писал буквально следующее: «сумей Г. сохранить благоволение отцов и коллегии, с ним не случилось бы этого несчастия, и он мог бы писать сколько угодно обо всем, даже о движении Земли». Г. оставался «узником инквизиции» 9 лет; сначала он жил в Риме, в герцогском дворце, затем в своей вилле Арчетри под Флоренцией. Ему были запрещены разговоры с кем-либо о движении Земли и печатание чего-либо. Но деятельность Г. продолжалась. Несмотря на папский интердикт, в протестантских странах появился лат. перевод «Диалога», в Голландии было напечатано рассуждение Г. об отношениях Библии и естествознания. Наконец, в 1638 в Голландии издали одно из самых важных сочинений Г., подводящее итог его физическим изысканиям и содержащее обоснование динамики,— «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых ветвей знания («Discorsi е dimostrazioni matematiche intorno a due nuove scienze attenenti alia meccanica e ai movimenti locali»). В 1637 Г. ослеп, но, несмотря на усиленные ходатайства в Риме, ему не разрешалось посещение Флоренции. Только после того, как инквизиция убедилась в окончательной немощи и болезненности Г., это разрешение было дано. Г. скончался в 1642 в Арчетри, и только в 1737, уже после смерти Ньютона, была исполнена последняя воля Галилея—его останки были торжественно перенесены во Флоренцию в церковь Санта Кроче, где он погребен рядом с Данте и Микеланджело.
Лит.: Galilei G., Le opéré. Edizione Nazionale, Firenze, 1890—1909; его жe, Pensieri, motti e sentenze, per cura di A. Favaro, Firenze, 1910; его жe, Dialog über die beiden hauptsächlichen Welt-systeme, Lelpzg, 1892; его жe, Unterredungen und mathematische Demonstrationen über zwei neue Wissenszweige, «Ostwalds Klassiker der exakten Wissenschaften», №№ 11, 24, 25, Leipzig, 1890—91; Wohlwill E., Galilei und sein Kampf für die kopernikanische Lehre, В. I, Hamburg, 1909, В. II, 1926; Lämmel R., Galileo Galilei im Licht des zwanzigsten Jahrhunderts, B., 1927; Nelli G. B. C. de, Vita e commercio letterario di G. Galilei, Losanna, 1793; Mach E,. Die Mechanik in ihrer Entwickelung, Lpz., 1908 (есть рус. перевод: Max Э., Механика, СПБ. 1909); Dannemann F., Die Naturwissenschaften in ihrer Entwickelung, Band II, Lpz., 1911; Hoppe E., Geschichte der Physik, Braunschweig, 1926; Burtt E. A., The Methaphysical Foundations of Modern Physical Science, London, 1925; Duhem P., Etudes sur Léonard de Vinci, 3-me série. Les précurseurs parisiens de Galilée, Paris, 1913; «Разговоры» (два дня) переведены на рус. на. А. Сомовым, «Журнал Министерства Путей Сообщения», тт. XXXI — XXXIV; Ассонов В., Галилей перед судом инквизиции. Очерк его жизни и трудов, Москва, 1870; его же, Галилей и Ньютон, Москва, 1871; Предтеченский Е. А., Галилей, СПБ, 1891.
