ГАЙНДМАН (Hyndman), Генри Мейерс (1842—1921), основатель и вождь англ. с.-д. Происходил из богатой буржуазной семьи, некогда «мародерствовавшей» (собственное выражение Г.) в Ирландии (дед Г. владел крупными невольничьими плантациями в колониях). Отец Г., однако, уже больше занимался замаливанием грехов и потратил 150 тыс, ф. ст, на церкви, оставив сыну лишь скромное, по англ. понятиям, состояние. Окончив ун-тет в Кембридже и испробовав свои силы в журналистике (в качестве корреспондента при дружине Гарибальди в походе 1866), Г. тоже в конце-концов занялся «делами» на лондонском, парижском и отчасти нью-иоркском рынках, где его невысокая, плотная фигура с большой развевающейся бородой, облаченная в традиционный черный редингот и увенчанная цилиндром, была очень хорошо известна в течение почти полустолетия. Надо полагать, однако, что «мародерские» способности Г. были невелики; отчасти, несомненно, ему мешала его социалистическая репутация; во всяком случае, богачом он никогда не был, а временами—в особенности, когда движение потребовало у него больш. жертв—он даже нуждался.
Со времени своего итальянского «похода» Г. стал интересоваться политикой и, в частности, стал пламенным поборником идеи национальности (Мадзини, к-рого он один раз встретил, стал его идолом), что, однако, не помешало ему присоединиться к Биконсфильду и выступать противником Гладстона по вопросу о балканских славянах и войне с Россией (1877—78). Причиной этого была несомненно его фамильная торийская закваска, хотя Г. и скрывал ее под видом глубокого недоверия к искренности Гладстона и ненависти к России как воплощению деспотизма. Ярым антилибералом Г. оставался всю жизнь, и к социализму он пришел от той социальной разновидности торизма, представители которой некогда боролись за фабричное законодательство, сочувствовали чартизму и, в лице Байрона, рукоплескали греческой борьбе за независимость. Эта торийская подоплека осталась в социализме Г. навсегда. Она делала Г. руссофобом и туркофилом, мешала его национальным симпатиям перерасти в интернационализм и даже впоследствии, когда он стал марксистом и соц.-демократом, не дала ему усвоить интернациональную сущность социализма. В частности этим объясняется. что, борясь всю жизнь за освобождение Индии, Г. в своих требованиях не шел дальше самоуправления в пределах Британской империи; что относительно самой Британской империи его взгляды сводились к тому, что колонии все же нуждаются в какой-то «легкой» опеке, что при настоящих условиях всякая другая опека была бы хуже английской и что после свержения капитализма в Англии Британская империя сможет быть преобразована в дружную семью народов. Возмущаясь английским капитализмом, Г. все же считал капиталистическую Англию, благодаря ее традиционным «свободам», выше других стран и народов, исключая разве «демократическую» Францию, к-рую он обожал даже в ее реваншистском аспекте (он особенно высоко ставил Клемансо), как это выявилось во время дела Дрейфуса, к к-рому он относился с плохо прикрытым недоброжелательством. Фактически Г. всю жизнь оставался «патриотом» и не стеснялся, ко всеобщему скандалу международной с.-д-тии, не предвидевшей еще своего будущего ренегатства, отстаивать сильнейший флот для Англии в целях «защиты» от посягательств герм. деспотизма и во всех перипетиях борьбы с Германией безоговорочно становиться на сторону Антанты. Между тем, Г. уже с начала 80-х гг, считал себя марксистом. Он впервые прочел тогда первый том «Капитала» (во франц. переводе), познакомился с Марксом и часто у него бывал. Маркс ему чрезвычайно импонировал, и «Капитал» вместе с «Первобытным обществом» Моргана и поэмой Шелли «Освобожденный Прометей» он признавал тремя книгами, оказавшими на него наиболее глубокое впечатление в жизни. Впрочем, знакомство Г. с Марксом оказалось непродолжительным; в предисловии к первому своему социалистическому сочинению «England for All» («Англия для всех»), в к-ром он изложил свои новые взгляды, Г. упомянул, не называя Маркса по имени, что он обязан теориями, развитыми в двух его главах о «Труде и Капитале», одному «великому мыслителю и оригинальному писателю», чьи труды, он надеется, станут доступными английской публике в недалеком будущем. В личном письме к Марксу Г. извинялся в некорректности, объясняя ее тем, что его, Маркса, имя весьма непопулярно в Англии, что англичане не любят учиться у иностранцев, и т. п. Маркса эта оскорбительная трусливость глубоко задела, и он порвал знакомство с Г. Г. до конца своих дней не мог примириться с этим разрывом и почему-то приписывал его злым наветам Энгельса, к-рого он ни до этого, ни после ни разу не видал, но к-рого он за это возненавидел (хотя и признавал его достойным сотрудником Маркса). Книжка Г., однако, была по тем временам неплоха и легла в основу программы «Демократической федерации», которую Г. основал в июне 1881 с помощью горсточки друзей после того, как сделанная им в личной беседе с Биконсфильдом наивная попытка склонить старого авантюриста к переключению торизма на социализм окончилась неудачей. Программа «Демократической федерации» но была еще социалистической, ограничиваясь такими мерами, как национализация земли и транспорта, введение в палату лордов колониальных представителей (первый намек на имперскую федерацию), установление восьмичасового рабочего дня, бесплатное школьное обучение и самоуправление для Ирландии и Индии. Через три года, однако, федерация была преобразована в «Социал-демократическую федерацию» с откровенно социалистической платформой. Отныне Г. выступает в качестве вождя с.-д-тии в Англии и руководит ею в течение всего дальнейшего периода своей жизни. Время для такого движения было весьма неблагоприятное: это была пора глубокого застоя и сильного понижения классового сознания англ. пролетариата (см. Великобритания, исторический очерк, 1875—1905), и далее при лучшем руководстве (сам Энгельс пытался его дать) соц. движение не имело больших шансов па вовлечение в свое русло широких рабочих масс. Однако, нельзя не признать, что руководство Г. было из рук вон плохим. Глубоко убежденный и преданный своим идеям, готовый на всякие жертвы, неутомимый агитатор с незаурядными ораторскими и литературными способностями, враг капитализма и капиталистических партий, ярый противник соглашательства в рабочих рядах, неустанный пропагандист классовой борьбы. Г., однако, был совершенно неспособен мыслить диалектически (и в теории даже он принимал диалектический и исторический материализм с «оговорочками» идеалистического характера) и, считая, напр., всю организованную рабочую массу безнадежно погрязшей в оппортунизме и коррупции, отмежевывался от нее вместе со своей партией. Он осуждал стачечную борьбу как «бесполезную» и лишь отвлекающую рабочий класс от «настоящей» политической классовой борьбы, а когда возникла рабочая партия, делавшая установку именно на политическую борьбу, Г. отверг и ее, т. к. она программно не признавала классовой борьбы. Правда, Г. обращал много внимания на работу среди неорганизованных и безработных, но и эта работа не столько увязывалась им с ближайшими нуждами этих масс, сколько направлялась в сторону бунтарства и устрашения правящих классов, что, в тогдашней, совершенно нереволюционной обстановке, вело лишь к беспорядкам и стычкам с полицией, арестам и судебным преследованиям. Фактически Г. усматривал борьбу за социализм, гл. обр., в пропаганде его, надеясь со временем убедить рабочий класс в преимуществах социализма перед капитализмом. Неудивительно, поэтому, что «С.-д. федерация» оставалась оторванной от масс и сильно отливала сектантством. Все ее многочисленные попытки на протяжении долгих лет провести хотя бы одного своего представителя в парламент не удавались, и сам Г. терпел поражение за поражением. В этом последнем обстоятельстве, несомненно, виновны были и личные дефекты Г.—его чрезвычайная самоуверенность, апломб и самолюбие,—затруднявшие работу с ним всех, у кого была хоть тень самостоятельности в характере, и создававшие ему непопулярность в близких и дальних кругах. В частности, самолюбием Г., соединенным с некоторым снобизмом, следует объяснить то, что не только Энгельс, открыто и резко критиковавший его марксизм и его руководство партией, но и вообще видные вожди международной с.-д-тии, недостаточно, но его мнению, расценивавшие его политические таланты и теоретические познании, не пользовались любовью Г. Его друзьями, к-рых он неизменно восхвалял, состояли деятели других партий и школ—анархисты вроде Кропоткина, радикалы вроде Клемансо, и, в предпочтение всем русским с.-д-там, русские эсеры. Эти и подобные странности вызывали недоумение в его собственной партии, к-рая, правда, повиновалась ему, но в к-рой все же его популярность и авторитет далеко не были абсолютными и не выдерживали испытания в критические моменты. Так, его «маринистическая» агитация всегда наталкивалась на сильную оппозицию в рядах партии; одинаковым образом вызывали сильный отпор его германофобские вылазки. Во время войны с бурами его двусмысленная позиция привела к поражению его на выборах в ЦК партии; точно так же, во время империалистской войны, переход Г. на оборонческую позицию, увлекший за собой всю головку партии, оказался настолько неприемлемым для партии в целом, что она на съезде 1916 не постеснялась исключить Г. и его единомышленников из своих рядов.
Без сомнения, Г. был самый активный и деятельный член партии, много выступал и много писал, аккуратно посещал заседания н съезды и долгие годы за свой счет содержал еженедельный центральный орган партии «Justice». Он принимал участие во всех международных конгрессах и был инициатором создания в 1900 Международного социалистического бюро, но, отчасти по указанным выше причинам, Гайндман заметной роли в международном движении не играл, а на Копенгагенском конгрессе 1910 даже вышел из состава бюро. Империалистская война застала Г., не в пример другим ренегатам, вполне «подготовленным»: он сразу выступил против Германии и за Антанту. Правда, Г. не занимался агитацией за вступление в армию, как то делали многочисленные другие «социалистические» и рабочие вожди из бывших пацифистов; он позволял себе даже критиковать реакционные действия правительства и требовать мер пресечения хищничества капиталистическ. класса, обиравшего казну и рабочих. Вследствие такого недостатка «патриотизма» Г. не достиг той вершины популярности, на к-рую удалось взобраться его менее разборчивым единомышленникам. Он не был, напр., награжден парламентским мандатом или теплым правительственным местом и, когда при выборах представителя от рабочих на Версальскую мирную конференцию часть прессы выдвинула кандидатуру Г. как самого старого и авторитетного социалиста, к-рый раньше всех видел и бил тревогу по поводу германской «опасности», эта честь все-таки досталась другому. Тем не менее, Г. стоял за войну до победного конца, глумился над пацифистами и был возмущен Октябрьской Революцией и брестскими переговорами. Он, конечно, ровно ничего не понимал в российской революции, хотя и много писал о ней с обычным своим апломбом. Он был за интервенцию, считая, что русскому народу, жаждущему побить немцев, следует помочь, и выразил публичную благодарность известному шпиону Полю Дюксу, выступившему с докладом о большевизме—за что, впрочем, был освистан присутствовавшими в зале рабочими. Изгнанный из основанной им партии, Г. со своими немногочисленными друзьями основал организацию, называвшую себя сначала «Нац. соц. партией», а затем вернувшуюся к старому названию «Социал-демократическая федерация», с которой он работал до самой своей смерти.
Г. написал великое множество статей, гл, обе. в «Justice», и немалое количество книг. Таковы: «England for All» (1881), «The Historical Basis of Socialism in England» (1883). «The Bankruptcy of India» (1888). «Commercial Crises of the 19-th Century»» (1892)—описательного характера. «The Economies of Socialism» (1898), «The Record of an Adventurous Life» (1911), «Further Reminiscences» (1912), обе последние—автобиографические, поверхностно написанные, «The Future of Democracy» (1918), «The Awakening Asia» (l919) (написана в 1917, но задержана цензором до конца войны), «Clemenceau. The Man and his Time» (1919), «The Evolution of Revolution» (1920)—все изданы в Лондоне. Ни одна из этих книг не представляет научной ценности: в большинстве случаев они представляют удобочитаемую популяризацию основных социологических воззрении Маркса и Моргана и пересказы работ Бельфорта Бакса, которого Г. считал большим философом и историком.
Лит.: Основными источниками для биографии Г. являются упомянутые выше два тома: «The Record of an Adventurous Life», L., 1911, и «Further Reminiscences», L, 1912; биографии-панегирик о нем написана ничего не понявшим ни в Г., ни в марксизме Гульдом: Gould F. J., Hyndman. Prophet of socialism, L., 1928.
