А8/Константин Константинович Вагинов
← Э. Г. Багрицкий | Антология восьмистиший/Сто восьмистиший ста поэтов 99. Константин Константинович Вагинов (1899—1934) |
В. В. Набоков → |
Любовь — это вечная юность.
Спит замок Литовский во мгле.
Канал проплывает и вьётся,
Над замком притушенный свет.
И кажется солнцем встающим
Психея на дальнем конце,
Где тоже канал проплывает
В досчатой ограде своей.
1926
Хотя Константин Константинович Вагинов, по его же собственным словам, «состоял почти во всех поэтических объединениях Петрограда», его трудно причислить к какой-либо определённой школе. Поэзия его весьма индивидуальна. «Внешне принадлежа своему времени, он на деле существовал в живых для него мирах культур далекого прошлого, таких, как эллинизм и испанское барокко, итальянское Возрождение и французское Просвещение. Это двойное существование сообщало его созданиям оттенок нездешней призрачности, — она-то и очаровывала эстетов, болезненно раздражая критиков.» (А. Герасимова. Труды и дни Константина Вагинова).
Приведённое выше восьмистишие 1926 года «Психея» вошло в сборник «Опыты соединения слов посредством ритма» (1931). В стихотворении выдержан чёткий ритм трёхстопного амфибрахия, а также альтернанс — чередование женских и мужских окончаний, но рифма последовательно избегается, и стихи оказываются белыми. Процитируем анализ этого стихотворения, выполненный поэтом и эссеистом Алексеем Арнольдовичем Пуриным: «Этот шедевр можно рассматривать как своеобразную эстетическую шараду, где первая строчка — как бы Блок, вторая — как бы Жуковский, где зазеркаленная концовка тоже как бы из Блока (сравните с его стихами „Ночь, улица, фонарь, аптека…“), но где целое — нечто эстетически совершенно другое. Романтические кубики вдруг образуют неромантическое (или, как минимум, неоромантическое, с вышеуказанной ретроспективностью этого „нео“) сооружение. Загипнотизированные романсной банальностью первой строки, мы заглатываем и якобы балладный Литовский замок, помещенный, кроме того, в романтическую облатку усыпляющей мглы и инверсии. Но вдруг смысл этого словосочетания начинает топорщиться, преобразуя все семантическое поле стихотворения. Литовский замок — тюрьма в Петрограде. Происходит мгновенная аккомодация зрения: мы как бы перескакиваем через три столетия — от Лжедмитрия и Марины Мнишек („любовь“, „литовский замок“) на Крюков канал с его отчетливой топографией. Стихотворение оказывается математически выверенным, уравновешенным, как весы. Выворачивая наизнанку Литовский замок, текст Вагинова как бы совершает внутриутробный повтор эволюции русской поэзии „серебряного века“: от драматургического героя Блока — к приключениям слова в лирике 20-х годов, от двоемирно разнесенного символа — к психофизической символике Анненского и мандельштамовской ассоциативной „психее-жизни“. Центральной фигурой этой эволюции был, конечно, Мандельштам, поэтому он все время и просвечивает сквозь текст Вагинова. „Опыты…“, как и „Tristia“, — прежде всего книга о словах, книга о слове. Эти поэты работают в рядом лежащих пластах. (Хлебников, кстати, работает очень далеко от них — в пласте словарной утопии; но и Вагинов и Мандельштам напряженно прислушиваются к стуку его отдаленного молотка — потому что хлебниковская примитивизация касается слова.)» (А. А. Пурин. «Опыты Константина Вагинова». Воспоминания о Евтерпе: Литературный альманах. Вып. 9. СПб.: Журнал "Звезда", 1996. ISBN 5-7439-0027-2)
Интересно сравнить это стихотворение с другим из того же сборника и с тем же названием, но написанным двумя годами раньше. Как и в предыдущем, здесь происходит неожиданная модуляция из мира далёкой древности в современный поэту Петроград:
|
См. также:
- «Седой табун из вихревых степей…», 1919—1923 ♥
- «Ещё зари оранжевое ржанье…», 1919—1923 ♦
- «Надел Исус колпак дурацкий…», 1919—1923 ♦
- «Уж сизый дым влетает в окна…», 1919—1923
- «Тает маятник, умолкает…», 1919—1923
Острова - «Сегодня — дыры, не зрачки у глаз…», 1919 ♥
- «За осоку, за лед, за снега…», 1919
Петербургские ночи - «Перевернул глаза и осмотрелся…», 1919—1923
- «В глазах арапа ночь и горы…», 1919—1923
- «У милых ног венецианских статуй…», 1919—1923
- «Перевернутся звёзды в небе падшем…», 1919—1923
- «В воздух жёлтый бросят осины…», 1919—1923
- «Грешное небо с звездой Вифлеемскою…», 1919—1923
- «Синий, синий ветер в теле…», 1919—1923
- «Пусть сырою стала душа моя…», 1919—1923
- «С Антиохией в пальце шёл по улице…», 1919—1923
- «Спит в ресницах твоих золочёных…» , 1919—1923
- «Упала ночь в твои ресницы…», 1919—1923
- «Покрыл, прикрыл и вновь покрыл собою…», 1919—1923
- «Опять у окон зов Мадагаскара…», 1919—1923
- «Камин горит на площади огромной…», 1919—1923
- «Один бреду среди рогов Урала…», 1919—1923
- «В нагорных горнах гул и гул, и гром…», 1919—1923
- «Палец мой сияет звездой Вифлеема…», 1919—1923
- «Темнеет море и плывет корабль…», 1919—1923
- «Прохожий обернулся и качнулся…», 1919—1923
- «Ты догорело солнце золотое…», 1919—1923
- «Стали улицы узкими после грохота солнца…», 1919—1923
- Петербургский звездочёт. IV. «Рябит рябины хруст под тонкой коркой неба…», 1919—1923
- «Рыжеволосое солнце руки к тебе я подъемлю…», 1919—1923
- «Нет, не люблю закат. Пойдемте дальше, Лида…», 1919—1923
- «Ты помнишь круглый дом и шорох экипажей?.., 1919—1923
- «И всё же я простой как дуб среди Помпеи…», 1919—1923
- «И всё ж я не живой под кущей Аполлона…», 1919—1923
- «И голый я стою среди снегов…», 1919—1923
- «Плывут в тарелке оттоманские фелюги…», 1919—1923
- «О, заверни в конфектную бумажку…», 1919—1923
- «Я снял сапог и променял на звёзды…», 1919—1923
- «Сидит она торгуя на дороге…», 1919—1923
- Ночь на Литейном. II. «Мой бог гнилой, но юность сохранил…», 1919—1923
- Ночь на Литейном. III. «Лишь шумят в непогоду ставни…», 1919—1923
- Ночь на Литейном. IV. «В пернатых облаках все те же струны славы…», Июль 1921
- Ночь на Литейном. V. «Ночь отгорела оплывшей свечой восковою…», 1919—1923
- Поэма квадратов. 1. «Да, я поэт трагической забавы…», Июнь 1922
- Поэма квадратов. 5. «Да, я поэт трагической забавы…», Июнь 1922
- Поэма квадратов. 6. «Покатый дом и гуд протяжных улиц…», Июнь 1922
- «Немного меда, перца и вервены…», 1919—1923
- «Мы Запада последние осколки…», 18 марта 1923
- Финский берег. 1. «Любовь опять томит, весенний запах нежен…», 1923
- Финский берег. 2. «Двенадцать долгих дней в груди махало сердце…», 1923
- «Мы рождены для пышности, для славы…», 4 ноября 1923
- «Один средь мглы, среди домов ветвистых…», Ноябрь 1923
- «И лирник спит в проснувшемся приморье…», Январь 1924
- «Как хорошо под кипарисами любови…», Январь 1924
- Психея («Спит брачный пир…»), Январь 1924 ♥
- Ворон («Прекрасен, как ворон, стою в вышине…»), Январь 1924 ♥
- «В стремящейся стране, в определенный час…», 1926
- Психея («Любовь — это вечная юность…»), 1926 ♠
- Стихи из романа «Козлиная песнь». 2. «Весь мир пошёл дрожащими кругами…», 1928
- «Хотел он, превращаясь в волны…», Март 1930
- Черно бесконечное утро I. «Черно бесконечное утро…», 1927—1934
- На набережной рассвет…», 1927—1934
- За годом год, как листья под ногою. I. «За годом год, как листья под ногою…», Апрель 1931
- «В аду прекрасные селенья…», Февраль 1934 ♥
© Д. Смирнов-Садовский. Составление. Комментарии. Дизайн.