Шаблон:А8/Шенгели
Семь струн у лиры. Семь цветов |
Георгий Аркадьевич Шенгели кратко охарактеризован Михаилом Леоновичем Гаспаровым так: «начинал как эгофутурист томного северянинского стиля, около 1918 г. перешел к строгому „парнасскому“ классицизму; в 1920—1950-х годах — плодовитый переводчик. Известен злой полемикой с В. Маяковским в 1926—1927 гг. Был выдающимся стиховедом — теоретиком и педагогом („Трактат о русском стихе“, 1923)». (М. Л. Гаспаров. Русские стихи 1890-х—1925-го годов в комментариях. Высшая школа. М. 1993).
А вот что пишет о нём Евгений Владимирович Витковский: «„Весь Байрон, почти весь Верхарн, книга Гейне, книга Барбаруса, эстонского классика…“ — устало перечислял на закате лет один из самых плодовитых поэтов-переводчиков советской эпохи, издавший только собственных книг стихотворений — 15, а переводов — не перечесть. Он делал в день по сто строк — ежедневная норма — и никогда не халтурил. „И за горстку денег продан / В переводчики поэт“ — в этих его словах была грусть не о том, что вообще приходится жить переводами, а скорей о том, что и стихи-то перестали печатать (собственные), и переводить приходится далеко не то, что хотелось бы. В З0-е годы он заведовал переводами „литературы народов СССР“ в ГИЗе. Он привлек к работе „на своей делянке“ десятки поэтов, тем самым давая им жить литературным трудом». (Е. В. Витковский. Биографическая заметка. Век перевода).
В качестве примера приведём отрывок из его перевода «Дон-Жуана» Байрона:
В чем Слава? Настрочат о вас десятки книг, |
Шенгели находился в центре литературного процесса одной их самых удивительных творческих эпох, давшей целое созвездие великих поэтов, и Шенгели лично знал почти всех. Так он писал о себе:
Он знал их всех и видел всех почти: |
Здесь, конечно, имеются в виду: Валерий Брюсов, Андрей Белый, Константин Бальмонт, Максимилиан Волошин, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Иван Бунин, Игорь Северянин, Сергей Есенин, Анна Ахматова, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Вячеслав Иванов, Александр Блок. Его собственные стихи поражают своей изысканностью и отточенностью — совершенством поэтической техники. Из его восьмистиший трудно выбрать одно, ибо почти все они одинаково хороши. В начале этой заметки приведено одно из самых пронзительных его стихотворений этого жанра, изумляющее своим контрастом: начинаясь восхищением красотой этого мира, оно заканчивается готовностью променять этот мир всего лишь на одну из «семи чудных пуль» из обоймы браунинга... Арсений Тарковский вспоминал, что Шенгели любил пистолеты: «Брал пистолет, вынимал обойму, выбрасывал патрон из ствола, прицеливался в угол и щелкал. «Рука у меня не дрожит, смотрите,: правда?» — Рука у него и в самом деле была тверда». (Арс. Тарковский: «Мой Шенгели»). Что же удержало его от непоправимого шага? Возможно, он был преодолён этим или каким-то другим творческим порывом, а может быть, дорогим воспоминанием о своих великих современниках, которых он почти всех пережил:
<...>И он умолк. Оставил для себя |
См. также
- «Так хорошо уйти от голосов людей…», 1917 ♥
- Санскрит («В странно-знакомых словах, суровых словах санскрита…», 1917 ♦
- «В гранёной проруби, в крутых отрезах льда…», 1918 ♥
- «К утру простынь полотно остыло, и, сладко озябнув…», 1920 ♥
- «Ты сравниваешь? — Сравнивай! Быть может…», 16. XI. 1922 ♦
- Гёте («Там — Фауст, Вертер, годы странствий…», 1924
- «В прокуренной комнате лампа свисает медузой…», 22.I.1926
- Где? («Где полынный холм и озерцо…»), 1926 ♦
- Итог («Я к минувшему стал равнодушен…»), 1931
- Атараксия («Налетали летние грозы…»), 1937 ♣
- Эпитафия («На этой могильной стеле…»), 25 марта 1941 ♥
- Мгла («И так — до Полюса! Огромной пустотой…»), 1942 ♦
- Птичка («Щегол стрельнул из клетки тесной…»), 24.VI.1945 ♦
- «Семь струн у лиры. Семь цветов…», 26.XI.1945 ♣
- «Ай, хорошо! Я на три километра…», 1946
- «Укрыться от лондонской дымки…», 22.III.1950 ♥
- «Баркаса качается кузов…», 5.V.1952
- «Я начинаю забывать стихи…», 1953 ♦
- «В чём Слава? Настрочат о вас десятки книг…», пер. 1947 → Байрон («Дон-Жуан» гл. I, октава 218), 1819 ♥
