«За то, что мы — полуночные странные звери…», 1988
За то, что мы — полуночные странные звери,
Нам милостиво улыбались собаки, выгуливающие хозяев.
За то, что в нас — мудрость трехлетних детей,
С нами почти на равных по утрам беседуют птицы.
За то, что мы ходим медленно и говорить умеем без слов,
И даже стаи пугливых домов шагами не разогнали,
Нас деревья научили корням, небо — памяти, ветер — дыханию,
Прошлогодние листья — прощаниям и тому, как ушедшим не сниться…
1988
Из книги «Исповедь ночного человека» стихи 1989—1997
Диалог (Я сказала: Мой фюрер, мы вновь проиграли войну), 1992
«Каждый, кто замышляет преступление, должен знать, что против него во всеоружии выступит наука криминалистика, которая разрабатывает для следственных органов наиболее совершенные средства борьбы с преступностью».
Е.Ищенко «Криминалисты раскрывают тайны»
Я сказала: Мой фюрер, мы вновь проиграли войну.
Он ответил: Подруга, обжигают горшки, а не боги.
Я сказала: Пойми, наконец, я не ставлю в вину…
Он (смеясь от души): Молодец! Это — участь немногих.
Я: Прости, дорогой, но кой черт мы ввязались в игру?
Он зажмурил глаза, как бессмысленно загнанный гончий,
Но ответил мне ласково: Ева, не стой на ветру!
Очень сложно войну начинать, но легко её кончить.
1992
Из книги «Исповедь ночного человека» стихи 1989—1997
Мне было хорошо — и не стало хуже
оттого, что мы с тобой змею зарубили:
разрубили лопатой поперёк тела,
загубили чужую жизнь молодую:
Золотистые кольца.
Зелёные кольца.
Чёрные кольца.
Жёлтые кольца.
Считать до поздней осени потери,
жить день за днем. Все холодно и ясно.
Вновь Красота метнется диким зверем
за окнами — и сгинет в желто-красном.
К чему тревожиться? Рассудка не теряя,
грядущей белизной былую кроя масть,
запомнить: жизнь — шарманка заводная,
замкнулся круг — и ниже не упасть.
«Расстояние возникает буквально из Ничего…», 2.02.97
Обнимаются горы на горизонте, как лучшие братья,
застывшие на образцовом семейном снимке,
как голоса, возвысившиеся над хором,
образующие собственный молчаливый купол.
Твой привычный взгляд озвучит их безупречно:
мелодию, пожимающую плечами,
сорвавшимся альпинистом спешащую в небо,
где нервничает душа дебютирующей хористкой…
«Расстояние возникает буквально из Ничего…», 5.02.97
Расстояние возникает буквально из Ничего:
яблоней вырастая из разразившейся ссоры,
из пустой обиды, распахнувшейся двери в сон,
из рассохшихся половиц, из желанья услышать море,
из прочитанной книги, из «Атласа автодорог» —
многоцветная бабочка на стебельке разлуки —
и я протягиваю его — как огромный, пустой цветок —
миру — но безмолвствует мир безрукий…
Введение в необитаемое время («Ты прожил жизнь — как поле пересёк…»), 1997
А. Михайлову
Ты прожил жизнь — как поле пересёк,
А там, глядишь, лесок, в леске — малинник спелый,
Речонка — за леском, на бережке — песок…
На эту благодать уставясь ошалело,
Опять тебе шагать и щуриться на свет:
Земную жизнь пройдя, как пламень через кремень,
В один прекрасный день понять, что смерти нет,
А есть необитаемое время.
«Как бы сгоревшие в любви светильники, миры и звёзды…»
Как бы сгоревшие в любви светильники, миры и звёзды,
теперь и мы — исчадья тьмы, и поровну нам космос роздан.
Розан, сражавшийся в виске с бутоном памяти безрукой,
не удержать — лови! — тебе — огонь, порхающий по кругу:
горит закат на ветерке — так петушок с кровавой глоткой
танцует ночью на коньке необъяснимую чечётку…
Но всё стихает вдалеке. Деревья принимают позы
крестов. И теплятся в реке светильники, миры и звёзды.
Всё закончится белым стихом в обоюдной постели.
Чёрным сном, как вода или свет, заполняющим глаз,
будет биться в истерике рыба, подобно форели,
разбивающей лед, — и проляжет, как меч, между нас.
Там отмечет икру своих снов узкобедрая рыба
и — затихнет, заснет, задохнется, короче — помрет.
Так выплескивай воду из глаз — и немедленно, ибо
я уже ухожу. Ставки сделаны. Тронулся лёд.
Посвящение («Когда всё сгорит, эти наши несчастные чувства…»), 1.08.12
Когда всё сгорит, эти наши несчастные чувства,
Предчувствия их, волосатые ладанки снега
Удует на север, из этого хлама, возможно, родится (Большое?) искусство
Насмешкой над нами, мой бедный-несчастный калека-коллега.
Под шапками белого света, сплошные столпы соляные,
Мы станем стоять, словно вехи внутри чёрно-белого моря,
И скучный филолог совковой лопатой отроет забытое имя
И, отморозив скрипучий язык, промяучит: «Amore»…
