Белая кувшинка (Малларме/Козовой)

Материал из Wikilivres.ru
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Белая кувшинка
автор Стефан Малларме (1842—1898), пер. Вадим Маркович Козовой (1837—1999)
Язык оригинала: французский. Название в оригинале: Le Nénufar Blanc. — Из сборника «Стихотворения в прозе». Дата создания: 1885, опубл.: 1891[1]. Источник: Французская поэзия. Антология. Перевод с французского В. М. Козового. Дом интеллектуальной книги. Москва. 2001.[2]



X. Белая кувшинка

Грёб я долго, и взмахом широким, усыпительно точным, невидящим взором лелея в себе забытье, пока время вокруг струило свой смех. Такое коснело оцепенение, что, овеянный вялым шорохом, куда наполовину вошёл мой ялик, я убедился в стоянке лишь по ровному, на обнажившихся вёслах, блеску инициалов, отчего и вернулся к своей мирской принадлежности.

Что случилось, куда я попал?

Пришлось воскресить, для разгадки событий, своё раннее, в этот жгучий июль, отправление по живому просвету, меж спящих зарослей, вечно рассеянной и узкой струи, на поиск водных цветений и с помыслом, отыскав место, где располагалась усадьба некой подруги друзей, отметиться беглым приветствием. Минуя ландшафты без предпочтений, сквозь полосы трав, к тому или этому в бликах, несомых тождественно по волне мерным взмахом весла, я уткнулся в какие то тростниковые дебри, тайный рубеж, средь течения, моей прогулки, где, тотчас разлившись плавучей рощей, оно стелет подернутую, как всякий исток, колебаниями безмятежность пруда.

Детальный осмотр показал мне, что эта зелень стены над рекой прятала одинокую арку моста, по суше продолженного, здесь и там, замыкавшей газоны оградой. Я понял. Просто напросто парк госпожи… приветствуемой незнакомки.

Прелестное, на лето бы, соседство, ведь натура избравшей столь непроницаемо влажный приют мне могла быть только по вкусу.

Разумеется, Этот кристалл, в стороне от слепящей докучности послеполудней, стал её заветным зеркалом; сюда приходила она, и вскоре серебром леденящий ивы дымок слился с прозрачностью её взгляда, привыкшего к каждому листику.

Вся она виделась мне — как родник.

Согнувшись в спортивной позе, где удерживало меня любопытство, как под обширной, ведущей к неведомой тишью, я улыбнулся предвестию рабства, навеянному догадкой о женщине, которое внятно знаменовали ремни, так пригнавшие обувь гребца к дереву лодки, будто орудие чар и их жертва — одно.

«…И вот так же любая…» — хотел я закончить.

Когда еле слышимый звук понудил меня усомниться, мою ли праздность смущала насельница берега или же, непредугаданно, водоём.

Шаг затих: отчего?

Необъяснимо, как ноги, взад и вперед, влекут мысль, куда вздумается милой тени, погруженной в батист и кружева юбки, которая будто и ниспадает к земле, чтоб от пятки до пальца, струящаяся, опутать порыв, открывающий, поступи, снизу, где волнисто отброшены складки, просвет для проворной двойной стрелы.

Ей то известно ль, самой гуляющей, что её остановило, и не туда ли — уж слишком тяну я шею ввиду этих, превыше глаз, тростников и всей умственной дрёмы, окутывающей мой взор, — донеслось вопрошание тайны?

«…Ваш, сударыня, облик мне видится в ясности черт, помрачающей то, что вступило сюда с пришлым шелестом, — да! безотчетные, украдкой, чары, коих не утаит от искателя стянутая безупречнейше, под алмазом пряжки, тесьмой. Смутность этой идеи достаточна — и не нарушит весьма отвлеченной услады, которая даёт и требует полностью о лицах забыть, так что явленность одного (не склоните же своё, означив, над скрытным порогом, где я царю) развеет вчуже мой трепет».

Так представиться, в этом наряде речного разбойника, на случай сославшись, можно попробовать.

Разделённые — вместе: мечта моя, гостьей зыбкой укромности, где медлит миг над водой, льнет к раздумчивой, как не позволит мне, вкупе с последующими, визит. Сколько праздных, и сравнении с тем, что я молвил без звука, слов ещё нужно, пока обретешь, столь же непроизвольно, взаимность, когда слух устремлён, с акажу, к сплошь умолкнувшему песку.

Мерой паузы служит время моей решимости.

Посоветуй, о грёза моя: что делать?

Смерить взглядом разлитое девственно в этом безлюдьи отсутствие и, словно уносишь, в память о месте, одну из чудных спящих кувшинок, которые, вспыхнув, лелеют за млеющей белизной крупицу нетронутых снов и счастья, какому не сбыться, и моего затаенного тут, под страхом встречи, дыхания, с ним удалиться: молча, отчаливая помалу — лишь бы толчком не разбить иллюзию, к ничьим, плеску зримого, вспенившего побег пузырька, стопам не бросить прозрачной схожести с моим, в плену, идеальным цветком.

Если ж, поддавшись странному чувству, oна вышла, Надменная, Вдумчивая, Гневная или Весёлая, тем хуже для несказанной наружности, какой не узнаю вовек! ибо проделал маневр по вceм правилам: выбрался, повернул — и вот огибал уже речную луку, неся, будто царское яйцо лебедя, то, откуда не прянет полёт, — свою мысленную добычу, напоённую разве что дивной, в себе, досужестью, которую летом искать по аллеям cвoeго парка любит всякая дама, стоя́щая иногда и подолгу, как на берегу ручья у мостков или некой запруды.

1885

Примечания

  1. 12 стихотворений в прозе Малларме были впервые объединены в сборнике «Страницы», опубл. 1891.
  2. Перевод Вадима Марковича Козового публикуется здесь с разрешения вдовы В. M. Козового Ирины Ивановны Емельяновой. Впервые опубл.: «Бертран А. Гаспар из тьмы»: Наука; М.; 1981.


Info icon.png Это произведение опубликовано на Wikilivres.ru под лицензией Creative Commons  CC BY.svg CC NC.svg CC ND.svg и может быть воспроизведено при условии указания авторства и его некоммерческого использования без права создавать производные произведения на его основе.