Карл XII Шведский терпит поражение на Украйне (Рильке/Витковский)
|
Юный король, родную страну покинув, дошел до Украйны. Глубоко ненавидел он и весну, и женского сердца тайны. На скакуне суровом он был, как булат, суров, к стопам ни девушек, ни жен он не швырял даров. Ни об одной не видел грез — лишь, если гневен был всерьез и злобою несыт — то рвал с девических волос очелья маргарит. Ему бывало по нутру ещё иначе гнать хандру: возьмёт девица на миру кольцо взамен кольца,- вступает и король в игру: стравить борзым юнца.
Он грозно шёл издалека, презревши север свой, чтоб гасли скука и тоска в пучине боевой, он твёрдо меч держал — пока не высохла его рука: не в силах удержать клинка, войны не доиграв, жестоко уязвлен судьбой, но всё же, созерцая бой, он мог потешить нрав: смотрел с коня поверх голов, впивая каждый миг — со всех концов, из всех углов, звучал металл булатных слов, и возникал колоколов серебряный язык. Знамёна с яростью борьбы рвал ветер в этот час, как тигр, вставая на дыбы, когда в атаку вёл трубы победоносный глас. Но, споря с ветром и трубой, взрывался барабанный бой: был чёток шаг пажа — не отвлекаемый стрельбой, он сердце нес перед собой, до гибели служа. Здесь магм земных густел замес, вставали горы до небес, эпохе вопреки, — противнику наперерез, с оружием наперевес, колеблясь, как вечерний лес, ломились в бой полки. Всё было в дым обличено, и не по времени темно бывало иногда — но падало ещё одно огнём объятое бревно, взрастал пожар горой, вставал чужих мундиров строй — войска неведомых губерний; сталь в хохоте рвалась порой, и правил битвою вечерней одетый в серебро герой. Полощут радостные стяги, и в битву выплеснут сполна избыток власти и отваги, и чертят вдалеке зигзаги над зданиями пламена...
И ночь была. И битва вскоре утихла. Так, когда пришёл отлива час, выносит море тела, и каждый труп тяжёл. Сурово серый конь ступал (не зря в сраженьи он не пал), тропу средь мертвецов нащупав, и перешёл на черный луг, и всадник видел, что вокруг блестит роса в одеждах трупов, ещё недавно — верных слуг. В кирасах кровь стоит до края, измяты шлемы и мечи, и кто-то машет, умирая, кровавым лоскутом парчи... И он был слеп.
В самообмане скакал вперёд, навстречу брани, с лицом, пылающим в тумане, с глазами, полными любви...
