Угол Тупинг принимал мистера Рамкинса, Арадобо и Тилли Лалли в своём рабочем кабинете. Арадобо спросил:
— Скажите пожалуйста, Чаттертон тоже был математиком?
— Какой же вы идиот, Арадобо, если так думаете! — воскликнул Угол Тупинг.
— О, я вовсе так не думаю, я просто спросил, — пояснил Арадобо.
— Как можно не думать, что он был и, тем не менее, спрашивать, был ли он?
— О нет, сэр, я думал, что он был до того, как вы ответили мне, но потом я подумал, что он не был.
— Сначала вы думали, что он бьл, — повторил Угол Тупинг, — однако, после того, как я сказал вам, что это не так, вы подумали, что он не был. На каком основании вы…
— О нет, сэр, — перебил Арадобо, — я думал, что он не был, но спросил, чтобы знать, был ли он.
— Как это может быть! — возмутился Угол Тупинг. — Как можно спрашивать, был ли он, и думать, что он не был?
— Почему-то мне пришло в голову, что он не был, — оправдывался Арадобо.
— Почему же вы сказали тогда, что он был? — не отступал Угол Тупинг.
— Я так сказал? Неужели? Мне кажется, я так не говорил.
— Говорил он так?
— Да, подтвердил Рамкинс.
— Но я имел в ви-виду, — начал заикаться Арадобо, — я-я-я не мог так ду-думать. Че-че-чесное слово! Сэр, я думал, что вы с-с-сами скажете мне, как это б-б-было.
Тогда Угол Тупинг почесал подбородок и сказал:
— Всякий раз, когда вы думаете, Арадобо, думайте про себя.
— Про кого, сэр? — переспросил Арадобо. — Всякий раз, когда я думаю, я должен думать про меня? Я так и делаю! — заулыбался он. — Первым делом, когда я думаю, я…
— Тьфу ты, дьявол! — не выдержал Угол Тупинг. — Не будьте дураком!
В этот момент Тилли Лалли взял со стола квадрант[1] и спросил:
— Для чего эта хитрая штука? Это, случайно, не солнечные часы?
— Да, — ответил Рамкинс, — но они сломаны.
И тут в кабинет медленно вошли три философа и, с угрюмым видом заговорщиков, окружили компанию.
— Ну что, — мрачно произнёс Эпикуреец. — Может, выпьем рома с водой и удавим этих математиков? Эй, Арадобо, скажи что-нибудь!
И Арадобо забормотал:
— Ко-когда я только начал ду-думать, я сперва решил, что Чаттертон был знамя-нитий ломанист, ведунист, пистоник, свинограф и шляпограф. Первым делом я подумал, что он ел очень мало, а это опасно. Он спал очень мало, а потому его свалила чихотка и эта, как она называется? Корячка, что ли? Ну, в общем, он заболел и умер.
Постепенно кабинет заполнялся остальными персонажами этой книги, и никто ничего не мог добавить к вышесказанному.
Примечания
