Четыре квартета (Элиот/Сергеев)

Четыре квартета

БЕРНТ НОРТОН Хотя логос присущ всем, большинство людей живет, как если бы у них было собственное разумение всего. Гераклит Путь вверх и путь вниз - один и тот же путь. Гераклит I                      Настоящее и прошедшее,                      Вероятно, наступят в будущем,                      Как будущее наступало в прошедшем.                      Если время всегда настоящее,                      Значит, время не отпускает.                      Ненаставшее - отвлеченность,                      Остающаяся возможностью                      Только в области умозрения.                      Ненаставшее и наставшее                      Всегда ведут к настоящему.                      Шаги откликаются в памяти                      До непройденного поворота                      К двери в розовый сад,                      К неоткрытой двери. Так же                      В тебе откликнется речь моя.                           Но зачем                      Прах тревожить на чаше розы,                      Я не знаю.                           Отраженья иного                      Населяют сад. Не войти ли?                      - Скорее, - пропела птица, - найди их, найди их                      За поворотом. В первую дверь                      В первый наш мир войти ли, доверясь                      Песне дрозда? В первый наш мир.                      Там они, величавые и незримые,                      Воздушно ступали по мертвым листьям                      В осеннем тепле сквозь звенящий воздух,                      И птица звала, как будто в ответ                      Неслышимой музыке, скрытой в кустах,                      И взгляды невидимых пересекались,                      Ибо розы смотрели навстречу взглядам.                      У них в гостях мы были хозяева                      И двигались с ними в условленном ритме                      Пустынной аллеей взглянуть на пустой                      Пруд, окруженный кустами букса.                      Сух водоем, сух бетон, порыжел по краям,                      А ведь он был наполнен водою солнца,                      И кротко, кротко вздымался лотос,                      И сверкала вода, напоенная сердцем света,                      И они были сзади нас и отражались в воде.                      Но надвинулась туча, и пруд опустел.                      - Спеши, - пела птица, - в кустарнике прячутся дети,                      Затаив дыхание вместе со смехом.                      - Спеши, спеши, - говорила птица, - ведь людям                      Труднее всего, когда жизнь реальна.                      Прошедшее, как и будущее,                      Ненаставшее и наставшее,                      Всегда ведут к настоящему. II                        Пристал сапфир, прилип чеснок,                        В грязи по ось ползет возок,                        Поскрипывает дерево.                        В крови вибрирует струна,                        И забывается война                        Во имя примирения.                        Пульсация артерии                        И лимфы обращение                        Расчислены круженьем звезд                        И всходят к лету в дереве                        А мы стоим в свой малый рост                        На движущемся дереве,                        И слышим, как через года                        Бегут от Гончих Псов стада,                        Бегут сейчас, бегут всегда                        И примиряются меж звезд.             В спокойной точке вращенья мира. Ни сюда, ни отсюда,             Ни плоть, ни бесплотность; в спокойной точке ритм,             Но не задержка и не движенье. И не зови остановкой             Место встречи прошлого с будущим. Не движенье                                                 сюда и отсюда,             Не подъем и не спуск. Кроме точки, спокойной                                                       точки,             Нигде нет ритма, лишь в ней - ритм.             Я знаю, что где-то мы были, но, где мы были, не                                                          знаю,             И не знаю, как долго: во времени точек нет.             Внутренняя свобода от житейских желаний,             Избавленье от действия и страдания, избавленье             От воли своей и чужой, благодать             Чувств, белый свет, спокойный и потрясающий,             Без движенья Erhebung {*}, сосредоточенность             {* Возвышение (нем.).}             Без отрешенности, истолкование             Нового мира и старого мира, понятных             В завершении их неполных восторгов,             В разрешении их неполных кошмаров.             Но учти, узы будущего и прошедшего             Сплетенных в слабостях ненадежного тела,             Спасают людей от неба и от проклятия,             Которых плоти не вынести.             В прошлом и в будущем             Сознанью почти нет места.             Сознавать значит быть вне времени,             Но только во времени помнится             Миг в саду среди роз.             Миг в беседке под гулом ливня,             Миг сквозняка при курении ладана, -             Только между прошедшим и будущим.             Только времени покоряется время. III                    Здесь исчезают чувства                    Во времени между концом и началом                    В тусклом свете: не в свете дня                    Тот сообщает предмету прозрачный покой                    Наделяет тень эфемерной прелестью                    Намекает неспешностью на неизменность.                    Не во мраке ночи - тот очищает душу,                    Ощущенья лишает опоры,                    Отрешает любовь от сует.                    Не избыток и не пустота. В мерцанье                    Изношенные напряженные лица,                    Пустяком отвлеченные от пустяков,                    Прихотливо лишенные выраженья,                    Цепенеют в насыщенной вялости.                    Люди и клочья бумаги в холодном ветре,                    Который дует к началу и после конца,                    Влетает в нечистые легкие                    И вылетает наружу. Ветер.                    Время между концом и началом.                    Извержение отлетающих душ                    В блеклый воздух; они, закоснелые в спячке,                    Попали на ветер, сверлящий холмы                    Лондона, Хемпстед и Кларкенуэлл,                    Кемпден, Патни и Хайгейт,                    Примроуз и Ладгейт. Но нет,                    Нет мрака в этом щебечущем мире.                    Спустись пониже, спустись                    В мир бесконечного одиночества,                    Недвижный мир не от мира сего.                    Внутренний мрак, отказ                    И отрешенность от благ земных,                    Опустошение чувств,                    Отчуждение мира грез,                    Бездействие мира духа -                    Это один путь, другой путь -                    Такой же, он не в движении,                    Но в воздержании от движения                    В то время, как мир движется,                    Влекомый инстинктом, по колеям                    Прошлого или будущего. IV                      Время и колокол хоронят день,                      На солнце надвигаются туча и тень.                      Повернется ли к нам подсолнух?                      Сиро                      Приникнет ли к нам вьюнок?                      Кротко                      Примут ли нас под свою сень                      Ветви тиса? Уже крыло зимородка                      Ответило светом свету, умолкло, и свет далек,                      В спокойной точке вращенья мира. V                  Слова, как и музыка, движутся                  Лишь во времени; но то, что не выше жизни,                  Не выше смерти. Слова, отзвучав, достигают                  Молчания. Только формой и ритмом                  Слова, как и музыка, достигают                  Недвижности древней китайской вазы,                  Круговращения вечной подвижности.                  Не только недвижности скрипки во время                  Звучащей ноты, но совмещенья                  Начала с предшествующим концом,                  Которые сосуществуют                  До начала и после конца.                  И все всегда сейчас. И слова,                  Из сил выбиваясь, надламываются под ношей                  От перегрузки соскальзывают и оползают,                  От неточности загнивают и гибнут.                  Им не под силу стоять на месте,                  Остановиться. Их всегда осаждают                  Визгливые голоса, насмешка,                  Брань, болтовня. В пустыне Слово                  Берут в осаду голоса искушения,                  Тень, рыдающая в погребальной пляске,                  Громкая жалоба неутешной химеры.                  Движение это подробность ритма,                  Как в лестнице из десяти ступеней.                  Само желание это движение,                  В сущности, нежелательное;                  По сути, любовь - не движение,                  Лишь причина его и конец                  Вне времени, вне желания,                  Кроме желания преодолеть                  Ограничение временем                  В пути от небытия к бытию.                  Нежданно в луче солнца,                  Пока в нем пляшут пылинки,                  Прорывается смех детей,                  Их восторг, затаенный в листве, -                  Скорее, сюда, теперь, всегда -                  Нелепо бесплодное грустное время                  Между концом и началом.

FOUR QUARTETS  T.S. Eliot     BURNT NORTON  (No. 1 of 'Four Quartets') I Time present and time past  Are both perhaps present in time future,  And time future contained in time past.  If all time is eternally present  All time is unredeemable.  What might have been is an abstraction  Remaining a perpetual possibility  Only in a world of speculation.  What might have been and what has been  Point to one end, which is always present.  Footfalls echo in the memory  Down the passage which we did not take  Towards the door we never opened  Into the rose-garden. My words echo  Thus, in your mind.                                But to what purpose  Disturbing the dust on a bowl of rose-leaves  I do not know.                          Other echoes  Inhabit the garden. Shall we follow?  Quick, said the bird, find them, find them,  Round the corner. Through the first gate,  Into our first world, shall we follow  The deception of the thrush? Into our first world.  There they were, dignified, invisible,  Moving without pressure, over the dead leaves,  In the autumn heat, through the vibrant air,  And the bird called, in response to  The unheard music hidden in the shrubbery,  And the unseen eyebeam crossed, for the roses  Had the look of flowers that are looked at.  There they were as our guests, accepted and accepting.  So we moved, and they, in a formal pattern,  Along the empty alley, into the box circle,  To look down into the drained pool.  Dry the pool, dry concrete, brown edged,  And the pool was filled with water out of sunlight,  And the lotos rose, quietly, quietly,  The surface glittered out of heart of light,  And they were behind us, reflected in the pool.  Then a cloud passed, and the pool was empty.  Go, said the bird, for the leaves were full of children,  Hidden excitedly, containing laughter.  Go, go, go, said the bird: human kind  Cannot bear very much reality.  Time past and time future  What might have been and what has been  Point to one end, which is always present. II Garlic and sapphires in the mud  Clot the bedded axle-tree.  The trilling wire in the blood  Sings below inveterate scars  Appeasing long forgotten wars.  The dance along the artery  The circulation of the lymph  Are figured in the drift of stars  Ascend to summer in the tree  We move above the moving tree  In light upon the figured leaf  And hear upon the sodden floor  Below, the boarhound and the boar  Pursue their pattern as before  But reconciled among the stars. At the still point of the turning world. Neither flesh nor fleshless;  Neither from nor towards; at the still point, there the dance is,  But neither arrest nor movement. And do not call it fixity,  Where past and future are gathered. Neither movement from nor towards,  Neither ascent nor decline. Except for the point, the still point,  There would be no dance, and there is only the dance.  I can only say, there we have been: but I cannot say where.  And I cannot say, how long, for that is to place it in time.  The inner freedom from the practical desire,  The release from action and suffering, release from the inner  And the outer compulsion, yet surrounded  By a grace of sense, a white light still and moving, Erhebung without motion, concentration  Without elimination, both a new world  And the old made explicit, understood  In the completion of its partial ecstasy,  The resolution of its partial horror.  Yet the enchainment of past and future  Woven in the weakness of the changing body,  Protects mankind from heaven and damnation  Which flesh cannot endure.                                            Time past and time future  Allow but a little consciousness.  To be conscious is not to be in time  But only in time can the moment in the rose-garden,  The moment in the arbour where the rain beat,  The moment in the draughty church at smokefall  Be remembered; involved with past and future.  Only through time time is conquered. III Here is a place of disaffection  Time before and time after  In a dim light: neither daylight  Investing form with lucid stillness  Turning shadow into transient beauty  With slow rotation suggesting permanence  Nor darkness to purify the soul  Emptying the sensual with deprivation  Cleansing affection from the temporal.  Neither plenitude nor vacancy. Only a flicker  Over the strained time-ridden faces  Distracted from distraction by distraction  Filled with fancies and empty of meaning  Tumid apathy with no concentration  Men and bits of paper, whirled by the cold wind  That blows before and after time,  Wind in and out of unwholesome lungs  Time before and time after.  Eructation of unhealthy souls  Into the faded air, the torpid  Driven on the wind that sweeps the gloomy hills of London,  Hampstead and Clerkenwell, Campden and Putney,  Highgate, Primrose and Ludgate. Not here  Not here the darkness, in this twittering world.     Descend lower, descend only  Into the world of perpetual solitude,  World not world, but that which is not world,  Internal darkness, deprivation  And destitution of all property,  Desiccation of the world of sense,  Evacuation of the world of fancy,  Inoperancy of the world of spirit;  This is the one way, and the other  Is the same, not in movement  But abstention from movement; while the world moves  In appetency, on its metalled ways  Of time past and time future. IV Time and the bell have buried the day,  The black cloud carries the sun away.  Will the sunflower turn to us, will the clematis  Stray down, bend to us; tendril and spray  Clutch and cling?     Chill  Fingers of yew be curled  Down on us? After the kingfisher's wing  Has answered light to light, and is silent, the light is still  At the still point of the turning world. V Words move, music moves  Only in time; but that which is only living  Can only die. Words, after speech, reach  Into the silence. Only by the form, the pattern,  Can words or music reach  The stillness, as a Chinese jar still  Moves perpetually in its stillness.  Not the stillness of the violin, while the note lasts,  Not that only, but the co-existence,  Or say that the end precedes the beginning,  And the end and the beginning were always there  Before the beginning and after the end.  And all is always now. Words strain,  Crack and sometimes break, under the burden,  Under the tension, slip, slide, perish,  Decay with imprecision, will not stay in place,  Will not stay still. Shrieking voices  Scolding, mocking, or merely chattering,  Always assail them. The Word in the desert  Is most attacked by voices of temptation,  The crying shadow in the funeral dance,  The loud lament of the disconsolate chimera.     The detail of the pattern is movement,  As in the figure of the ten stairs.  Desire itself is movement  Not in itself desirable;  Love is itself unmoving,  Only the cause and end of movement,  Timeless, and undesiring  Except in the aspect of time  Caught in the form of limitation  Between un-being and being.  Sudden in a shaft of sunlight  Even while the dust moves  There rises the hidden laughter  Of children in the foliage  Quick now, here, now, always— Ridiculous the waste sad time  Stretching before and after.

ИСТ КОУКЕР I               В моем начале мой конец. Один за другим               Дома возникают и рушатся, никнут и расширяются,               Переносятся, сносятся, восстанавливаются или               Вместо них - голое поле, фабрика или дорога.               Старый камень в новое здание, старые бревна                                                 в новое пламя,               Старое пламя в золу, а зола в землю,               Которая снова плоть, покров и помет,               Кости людей и скота, кукурузные стебли и листья.               Дома живут, дома умирают: есть время строить,               И время жить, и время рождать,               И время ветру трясти расхлябанное окно               И панель, за которой бегает полевая мышь,               И трясти лохмотья шпалеры с безмолвным девизом.               В моем начале мой конец. На голое поле               Искоса падает свет, образуя аллею,               Темную ранним вечером из-за нависших ветвей,               И ты отступаешь к ограде, когда проезжает повозка,               И сама аллея тебя направляет к деревне,               Угнетенной жарким гипнозом предгрозья.               Раскаленный свет в душной дымке               Не отражают, но поглощают серые камни.               Георгины спят в пустой тишине.               Дождись первой совы.                         Если ты подойдешь               Голым полем не слишком близко, не слишком                                                        близко,               Летней полночью ты услышишь               Слабые звуки дудок и барабана               И увидишь танцующих у костра -                         Сочетанье мужчины и женщины               В танце, провозглашающем брак,               Достойное и приятное таинство.               Парами, как подобает в супружестве,               Держат друг друга за руки или запястья,               Что означает согласие. Кружатся вкруг огня,               Прыгают через костер или ведут хоровод,               По-сельски степенно или по-сельски смешливо               Вздымают и опускают тяжелые башмаки,               Башмак - земля, башмак - перегной,               Покой в земле нашедших покой,               Питающих поле. В извечном ритме,               Ритме танца и ритме жизни,               Ритме года и звездного неба,               Ритме удоев и урожаев,               Ритме соитий мужа с женой               И случки животных. В извечном ритме               Башмаки подымаются и опускаются.               Еды и питья. Смрада и смерти.               Восход прорезается, новый день               Готовит жару и молчанье. На взморье                                       рассветный ветер,               Скользя, морщит волны. Я здесь               Или там, или где-то еще. В моем начале. II                  Зачем концу ноября нужны                  Приметы и потрясенья весны                  И возрожденное летнее пламя -                  Подснежники, плачущие под ногами,                  И алые мальвы, что в серую высь                  Слишком доверчиво вознеслись,                  И поздние розы в раннем снегу?                  Гром, грохоча среди гроз, несется                  Как триумфальная колесница,                  В небе вспыхивают зарницы,                  Там Скорпион восстает на Солнце,                  Пока не зайдут и Луна, и Солнце,                  Плачут кометы, летят Леониды,                  Горы и долы в вихре сраженья,                  В котором вспыхнет жадное пламя,                  А пламя будет сжигать планету                  Вплоть до последнего оледененья.                  Можно было сказать и так, но выйдет не очень                                                            точно:                  Иносказание в духе давно устаревшей поэтики,                  Которая обрекала на непосильную схватку                  Со словами и смыслами. Дело здесь не в поэзии.                  Повторяя мысль, подчеркнем: поэзию и не ждали.                  Какова же ценность желанного, много ли стоит                  Долгожданный покой, осенняя просветленность                  И мудрая старость? Быть может, нас обманули                  Или себя обманули тихоречивые старцы,                  Завещавшие нам лишь туман для обмана?                  Просветленность всего лишь обдуманное тупоумие,                  Мудрость всего лишь знание мертвых тайн,                  Бесполезных во мраке, в который они                                                 всматривались,                  От которого отворачивались. Нам покажется,                  Что знание, выведенное из опыта,                  В лучшем случае наделено                  Весьма ограниченной ценностью.                  Знание это единый и ложный образ,                  Но каждый миг происходит преображение,                  И в каждом миге новость и переоценка                  Всего, чем мы были. Для нас не обман -                  Лишь обман, который отныне безвреден.                  На полпути и не только на полпути,                  Весь путь в темном лесу, в чернике,                  У края обрыва, где негде поставить ногу,                  Где угрожают чудовища, и влекут огоньки,                  И стерегут наважденья. Поэтому говорите                  Не о мудрости стариков, но об их слабоумье,                  О том, как они страшатся страха и безрассудства,                  О том, как они страшатся владеть                  И принадлежать друг другу, другим или Богу.                  Мы можем достигнуть единственной мудрости,                  И это мудрость смирения: смирение бесконечно.                        Дома поглощены волнами моря.                        Танцоры все поглощены землей. III                 О тьма тьма тьма. Все они уходят во тьму,                 В пустоты меж звезд, в пустоты уходят пустые                 Полководцы, банкиры, писатели,                 Меценаты, сановники и правители,                 Столпы общества, председатели комитетов,                 Короли промышленности и подрядчики,                 И меркнут Солнце, Луна и "Готский альманах",                 И "Биржевая газета", и "Справочник директоров",                 И холодно чувство, и действовать нет оснований.                 И все мы уходим с ними на молчаливые похороны,                 Но никого не хороним, ибо некого хоронить.                 - Тише, - сказал я душе, - пусть тьма снизойдет                                                           на тебя.                 Это будет Господня тьма. - Как в театре                 Гаснет свет перед сменою декораций,                 Гул за кулисами, тьма наступает на тьму,                 И мы знаем, что горы и роща на заднике,                 И выпуклый яркий фасад уезжают прочь...                 Или в метро, когда поезд стоит между станций,                 И возникают догадки и медленно угасают,                 И ты видишь, как опустошаются лица                 И нарастает страх оттого, что не о чем думать;                 Или когда под наркозом сознаешь, что ты без                                                         сознанья...                 - Тише, - сказал я душе, - жди без надежды,                 Ибо надеемся мы не на то, что нам следует; жди                                                         без любви,                 Ибо любим мы тоже не то, что нам следует; есть                                                           еще вера,                 Но вера, любовь и надежда всегда в ожидании.                 Жди без мысли, ведь ты не созрел для мысли:                 И тьма станет светом, а неподвижность ритмом.                 Шепчи о бегущих потоках и зимних грозах.                 Невидимый дикий тмин, и дикая земляника,                 И смех в саду были иносказаньем восторга,                 Который поныне жив и всегда указует                 На муки рожденья и смерти.                      Вы говорите,                 Что я повторяюсь. Но я повторю.                 Повторить ли? Чтобы прийти оттуда,                 Где вас уже нет, сюда, где вас еще нет,                      Вам нужно идти по пути, где не встретишь                                                         восторгу.                 Чтобы познать то, чего вы не знаете,                      Вам нужно идти по дороге невежества,                 Чтобы достичь того, чего у вас нет,                      Вам нужно идти по пути отречения.                 Чтобы стать не тем, кем вы были,                      Вам нужно идти по пути, на котором вас нет.                 И в вашем неведенье - ваше знание,                 И в вашем могуществе - ваша немощь,                 И в ваше доме вас нет никогда. IV                       Распятый врач стальным ножом                       Грозит гниющей части тела;                       Мы состраданье узнаем                       В кровоточащих пальцах, смело                       Берущихся за тайное святое дело.                       Здоровье наше - в нездоровье.                       Твердит сиделка чуть живая,                       Сидящая у изголовья,                       О нашей отлученности от рая,                       О том, что мы спасаемся, заболевая.                       Для нас, больных, весь мир - больница,                       Которую содержит мот,                       Давно успевший разориться.                       Мы в ней умрем от отческих забот,                       Но никогда не выйдем из ее ворот.                       Озноб вздымается от ног,                       Жар стонет в проводах сознанья,                       Чтобы согреться, я продрог                       В чистилище, где огнь - одно названье,                       Поскольку пламя - роза, дым - благоуханье.                       Господню кровь привыкли пить,                       Привыкли есть Господню плоть,                       При этом продолжаем мнить,                       Что нашу плоть и кровь не побороть,                       И все же празднуем тот день, когда распят                                                           Господь. V                Итак, я на полпути, переживший двадцатилетие,                Пожалуй, загубленное двадцатилетие entre deux                                                     guerres {*}.                {* Между двух войн (франц.).}                Пытаюсь учиться словам и каждый раз                Начинаю сначала для неизведанной неудачи,                Ибо слова подчиняются лишь тогда,                Когда выражаешь ненужное, или приходят на                                                      помощь,                Когда не нужно. Итак, каждый приступ                Есть новое начинание, набег на невыразимость                С негодными средствами, которые иссякают                В сумятице чувств, в беспорядке нерегулярных                Отрядов эмоций. Страна же, которую хочешь                Исследовать и покорить, давно открыта                Однажды, дважды, множество раз - людьми, которых                Превзойти невозможно - и незачем соревноваться,                Когда следует только вернуть, что утрачено                И найдено, и утрачено снова и снова: и в наши дни,                Когда все осложнилось. А может, ни прибылей,                                                        ни утрат.                Нам остаются попытки. Остальное не наше дело.                Дом - то, откуда выходят в дорогу. Мы старимся,                И мир становится все незнакомее, усложняются                                                          ритмы                Жизни и умирания. Не раскаленный миг                Без прошлого, сам по себе, без будущего,                Но вся жизнь, горящая каждый миг,                И не только жизнь какого-то человека,                Но и древних камней с непрочтенными                                               письменами.                Есть время для вечера при сиянии звезд                И время для вечера при электрической лампе                (Со старым семейным альбомом).                Любовь почти обретает себя,                Когда здесь и теперь ничего не значат,                Даже в старости надо исследовать мир,                Безразлично, здесь или там.                Наше дело - недвижный путь                К иным ожиданьям,                К соучастию и сопричастию.                Сквозь тьму, холод, безлюдную пустоту                Стонет волна, стонет ветер, огромное море,                Альбатрос и дельфин. В моем конце - начало. Примечания ЧЕТЫРЕ КВАРТЕТА Навеяны поздними квартетами Бетховена. "Стать выше поэзии, как Бетховен в своих поздних произведениях стремился стать выше музыки" (1933). Подобная творческая позиция представляет собой отказ от творчества - и, действительно, после "Квартетов" Элиот стихов практически не писал. Каждый квартет состоит из пяти частей (вслед за квартетами Бетховена) и характеризует одно из четырех времен года, один из четырех возрастов, одну из четырех стихий. "Квартеты" были написаны с 1934 по 1942 г. и впервые вышли отдельным изданием в 1943 г. Бернт Нортон - Этот квартет родился из черновиков стихотворной драмы "Убийство в соборе" (см. в тексте книги). Эпиграфы взяты из древнегреческого философа-диалектика Гераклита Эфесского. Бернт Нортон - небольшое имение в Глостершире, близ которого жил Элиот. Ист Коукер - деревня в Сомерсетшире, где в XVI-XVII веках жили предки Элиота и откуда они эмигрировали в Америку. В моем начале мой конец - перевернутый девиз Марии Стюарт "В моем конце мое начало". ...безмолвным девизом - девизом рода Элиотов "Молчи и делай". Драй Селвэйджес - Название разъяснено поэтом в эпиграфе. Бог огня, солнца и разрушения Кришна наставил принца Арджуну сражаться, не боясь возможных потерь. Литтл Гиддинг - Название небольшой англиканской общины, созданной в 1625 г., и находящейся по сей день на том же месте деревушки. Призрак поэта и учителя в III части сочетает в себе черты многих великих, но прежде всего - точного элиотовского "спутника" Данте. Да и термины навеяны "Божественной комедией". В данных комментариях частично использованы примечания из предыдущих русских изданий Элиота, а также неизданный комментарий одного из переводчиков. Подстрочные примечания к переводам А. Сергеева выполнены В. Муравьевым. Переиздание переводов произведено по книгам: 1. Элиот Т. С. Избранная поэзия / СПб.: "Северо-Запад", 1994. 2. Элиот Т. С. Камень / "Христианская Россия", 1997. 3. Строфы века-2: Антология мировой поэзии в русских переводах XX века / Сост. Е. В. Витковский. М.: "Полифакт. Итоги века", 1998. 4. Элиот Т. С. Убийство в соборе / СПб.: "Азбука", 1999. В. Топоров