Во мне конец, во мне начало. |
Примечания
Мной совершённое так мало... — Юрий Колкер, редактор парижского двухтомника «Собрание стихов» (1982-83) так комментирует эту строку: «Помимо злости, Ходасевичу приписывают и непомерное самодовольство. Так Л. Любимов вспоминает: «Как-то он объяснял мне, кого мы должны считать самым выдающимся человеком: „Что выше всего? Поэзия. Какая самая замечательная поэзия наших времён? Русская, А кто сейчас самый большой русский поэт? Я. Вывод сделайте сами“ Хотя он и говорил это с улыбкой, но он не шутил…» (Л. Любимов «На чужбине» — Новый Мир, 1957, № 3б с. 165-166.) Этот выпад, так озадачивший мемуариста, с готовностью повторяет литературовед Вл. Орлов: «В Ходасевиче больше всего поражала его "желчная самоуверенность" /Цит. Л. Любимова/. — И это говорил поэт, оставшийся без родины, без читателя, кое-как перебивавшийся на чужбине и уже не ждавший от жизни никаких подарков...»[1] Оба советских писателя страдают врождённой (или внедрённой) близорукостью: в иерархии высказываний поэта решающее, последнее слово говорится в его стихах». (В. Ходасевич. Собрание стихов. т. II. La Presse Libre. Париж 1983. С. 412-412).
По интересному замечанию поэта и литературоведа Максима Лаврентьева верным прочтением последней строки должно быть: «Где время — ветер и песок.», что следует из логики и смысла всего стихотворения:
«Легко заметить, что каждый образ в „Памятнике“ как бы раздвоен: конец и начало, „мной совершённое так мало, но всё ж я прочное звено…“. Особый интерес вызывает вторая строфа. Здесь в первых трёх строчках тоже соблюдается нарочитая раздвоенность: „В России новой, но великой…“, „идол мой двуликий“, „на перекрёстке двух дорог“. А затем следует странное и бессмысленное перечисление: время, ветер и песок. О чём это?
Часто приходится наблюдать у читающей поэзию публики поверхностное отношение к высокому предмету своего любопытствования. Тем более неприятно встречать такое отношение среди людей непосредственно причастных к литературе — у литературоведов, редакторов и издателей. Я не говорю о т. н. современной поэзии, к которой давно уже у большинства из нас выработалось особого рода слабовидение. Но и произведения классиков, в том числе замечательных поэтов Серебряного века, у нас сплошь и рядом издаются кое-как, без попытки вникнуть в суть публикуемого текста, а значит и без подлинного интереса к нему.
То, что нам известно об истории с публикацией стихотворения Ходасевича, даёт основание предположить, что дошедший до „Современных записок“ текст „Памятника“ никогда не вычитывался автором, как это, напротив, обыкновенно бывает с материалам, предназначаемыми непосредственно к печати. Возможно, что знаки препинания были расставлены поэтом в рукописи лишь приблизительно, вчерне. В таком случае перед нами — случайная ошибка Ходасевича, закреплённая затем в пунктуации, неосмотрительно принятой издателями. Несуразица заключается в бессмысленном перечислении „красивостей“ — времени, ветра и песка. Едва ли поэт-мастер, каким мы представляем себе Ходасевича, стихотворец, во главу угла ставивший чёткость формулировок и лапидарность стиля („И каждый стих гоня сквозь прозу,/ Вывихивая каждую строку…“), мог допустить у себя такую избитость.
Более вероятным представляется иное прочтение последней строки, с соответствующей смыслу пунктуационной правкой. Задумаемся: поэт говорит, что по двум дорогам, на перекрёстке которых будет стоять его воображаемый двуликий идол, по-разному потечёт время. С одной стороны, годы полетят быстро, как ветер, а с другой, поползут медленно, как песок.
Тогда смысл кульминационных строк становится совершенно ясен:
В России новой, но великой, |
Понятно, что данная трактовка образа времени восходит к Общей теории относительности А. Эйнштейна, опубликованной в 1915—1916 годах, а вернее к распространённому вульгарному представлению о ней. Проясняется до конца и собственное восприятие Ходасевичем своего творчества на последней, эсхатологической вершине его лирики». (М. Лаврентьев. «Поэзия и смерть» (www.topos.ru)
- ↑ Вл. Орлов «Перепутья» Из истории русской поэзии начала XX века. М. «Художеств. литература», 1976, с. 144-156.