Колымские тетради
Синяя тетрадь
«Луна, точно снежная сойка…»
* * *
Луна, точно снежная сойка,
Влетает в окошко ко мне
И крыльями машет над койкой,
Когтями скребёт по стене.
И бьётся на белых страницах,
Пугаясь людского жилья,
Моя полуночная птица,
Бездомная прелесть моя.
Букет. («Цветы на голом горном склоне…»)
Цветы на голом горном склоне,
Где для цветов и места нет,
Как будто брошенный с балкона
И разлетевшийся букет.
Они лежат в пыли дорожной,
Едва живые чудеса…
Их собираю осторожно
И поднимаю — в небеса.
«Следов твоих ног на тропинке таёжной…»
* * *
Следов твоих ног на тропинке таёжной
Ветрам я не дам замести.
Песок сохранит отпечаток ничтожный
Живым на моем пути.
Когда-нибудь легкую вспомню походку,
Больную улыбку твою.
И память свою похвалю за находку
В давно позабытом краю…
«Приснись мне так, как раньше…»
* * *
Приснись мне так, как раньше
Ты смела сниться мне —
В своём платке оранжевом,
В садовой тишине.
Как роща золотая,
Приснись, любовь моя,
Мечтою Левитана,
Печалью бытия…
«Сыплет снег и днем и ночью…»
* * *
Сыплет снег и днем и ночью,
Это, верно, строгий бог
Старых рукописей клочья
Выметает за порог.
Все, в чем он разочарован —
Ворох песен и стихов, —
Увлечён работой новой,
Он сметает с облаков.
«Ты капор развяжешь олений…»
* * *
Ты капор развяжешь олений,
Ладони к огню повернёшь,
И, встав пред огнём на колени,
Ты песню ему запоёшь!
Ты молишься в мёртвом молчанье
Видавших морозы мужчин,
Какого-нибудь замечанья
Не сделает здесь ни один.
Гостья. («Не забудь, что ты накрашена…»)
Не забудь, что ты накрашена
И напудрена слегка,
И одежда не по-нашему,
Не по-зимнему легка.
Горло ты. тонкоголосая,
Крепче кутай в тёплый шарф,
Оберни льняными косами,
Чтобы севером дышать.
«Наше счастье, как зимняя радуга…»
* * *
Наше счастье, как зимняя радуга
После тяжести туч снеговых,
Прояснившимся небом обрадует
Тех, кто смеет остаться в живых.
Хоть на час, но бенгальским, огненным
Загорится среди снегов
На краях ветрами разогнанных,
Распахнувшихся облаков.
«Не гляди, что слишком рано…»
* * *
Не гляди, что слишком рано,
Все равно нам спать пора.
Завели басы бурана
И метели тенора.
От симфоний этих снежных,
Просвистевших уши мне,
Никогда не буду нежным,
Не доверюсь тишине.
«Где же детское, пережитое…»
* * *
Где же детское, пережитое,
Вываренное в щелоках.
То, чего теперь я не достоин,
По уши увязший в пустяках.
Матери моей благословенье.
Невесёлые прощальные слова
Память принесла как дуновенье,
Как дыханье — будто ты жива…
«Я сплю в постелях мертвецов…»
* * *
Я сплю в постелях мертвецов
И вижу сны, как в детстве.
Не все ль равно, в конце концов,
В каком мне жить соседстве.
Любой мертвец меня умней,
Серьезней и беспечней.
И даже, кажется, честней,
Но только не сердечней.
«Небеса над бульваром Смоленским…»
* * *
Небеса над бульваром Смоленским
Покрывали такую Москву,
Что от века была деревенской,
И притом напоказ, наяву.
Та, что верила снам и приметам
И теперь убедилась сама:
Нас несчастье не сжило со света,
Не свело, не столкнуло с ума.
«Сколько писем к тебе разорвано…»
* * *
Сколько писем к тебе разорвано!
Сколько пролито на пол чернил!
Повстречался с тоскою черною
И дорогу ей уступил.
Ты, хранительница древностей,
Милый сторож моей судьбы,
Я пишу это все для верности,
А совсем не для похвальбы.
«Как ткань сожженная, я сохраняю…»
* * *
Как ткань сожженная, я сохраняю
Рисунок свой и внешний лоск,
Живу с людьми и чести не роняю
И берегу свой иссушенный мозг.
Все, что казалось вам великолепьем,
Давно огонь до нитки пережег.
Дотронься до меня — и я рассыплюсь в пепел,
В бесформенный, аморфный порошок.
Сумка почтальона
«Как Архимед, ловящий на песке…»
* * *
Как Архимед, ловящий на песке
Стремительную тень воображенья,
На смятом, на изорванном листке,
Последнее черчу стихотворенье.
Я знаю сам, что это не игра,
Что это смерть... Но я и жизни ради,
Как Архимед, не выроню пера,
Не скомкаю развернутой тетради.
«Чтоб торопиться умирать…»
* * *
Чтоб торопиться умирать,
Достаточны причины,
Но не хочу объектом стать
Судебной медицины.
Я все еще люблю рассвет
Чистейшей акварели,
Люблю луны латунный свет
И жаворонков трели...
«Иду, дорогу пробивая…»
* * *
Иду, дорогу пробивая
Во мгле, к мерцающей скале,
Кусты ольховые ломая
И пригибая их к земле.
И жизнь надломится, как веха
Путей оставшихся в живых,
Не знавших поводов для смеха
Среди скитаний снеговых.
«Скоро мне при свете свечки…»
* * *
Скоро мне при свете свечки
В полуденной тьме
Греть твои слова у печки.
Иней на письме.
Онемело от мороза
Бедное письмо.
Тают буквы, точат слезы
И зовут домой.
«Скоро в серое море…»
* * *
Скоро в серое море
Ворвется зима,
И окутает горы
Лиловая тьма.
Скоро писем не будет.
И моя ли вина,
Что я верил, как люди,
Что бывает весна.
«Там где-то морозом закована слякоть…»
* * *
Там где-то морозом закована слякоть,
И крепость не будет взята
Там где-то весны захлебнулась атака
В берёзовых чёрных кустах.
В обход поползло осторожное лето
И вот поскользнулось на льду.
И катится вниз по окраине света,
Краснея у всех на виду...
«Откинув облачную крышку…»
* * *
Откинув облачную крышку,
Приподнимают небосвод.
И ветер, справившись с одышкой,
Из моря солнце достает.
И первый луч скользнёт по морю
И птицу белую зажжёт.
И, поднимаясь выше — в горы,
Гранита вытирает пот…
«Изменился давно фарватер…»
* * *
Изменился давно фарватер,
И опасности велики
Бесноватой и вороватой
Разливающейся реки.
Я простой путевой запиской
Извещаю тебя, мечта.
Небо низко, и скалы близко,
И трещат от волны борта.
«Луна свисает, как тяжёлый…»
* * *
Луна свисает, как тяжёлый
Огромный золочёный плод,
С ветвей моих деревьев голых,
Хрустальных лиственниц — и вот
Мне кажется — протянешь руку,
Доверясь детству лишний раз,
Сорвёшь луну — и кончишь муку,
Которой жизнь пугает нас.
Прощание («Вечор стояла у крылечка…»)
Вечор стояла у крылечка,
Одета пылью золотой,
Вертела медное колечко
Над потемневшею водой.
И было нужно так немного:
Ударить ветру мне в лицо,
Вернуть хотя бы с полдороги
На это чёрное крыльцо.
«Какой заслоню я книгой…»
* * *
Какой заслоню я книгой
Оранжевый небосвод,
Свеченье зеленое игол,
Хвои заблестевший пот,
Двух зорь огневое сближенье,
Режущее глаза.
И в капле росы отраженье
Твоей чистоты, слеза.
«Ведь только длинный ряд могил…»
* * *
Ведь только длинный ряд могил —
Моё воспоминанье,
Куда и я бы лег нагим,
Когда б не обещанье
Допеть, доплакать до конца
Во что бы то ни стало,
Как будто в жизни мертвеца
Бывало и начало.
