Восьмистишия (Рубцов)

← {{#invoke:Header|previous

Шаблон:Подборки восьмистиший}}

Восьмистишия
автор Николай Михайлович Рубцов (р. 1936-1971)

{{#invoke:Header|next

Шаблон:Подборки восьмистиший}} →

Источник: booksite.ru • См. Антологию восьмистиший, раздел: «Подборки восьмистиший»

Восьмистишия

1942-55

В белой рубашке в осоке лежу

* * *

В белой рубашке в осоке лежу,
Катится древняя Шуя.
Каждым неярким лучом дорожу,
Каждым цветком дорожу я.

То потуманнее, то посветлей,
Тихо, немного уныло
Та же звезда, что над жизнью моей,
Будет гореть над могилой...^[1]

МИНУТА ПРОЩАНИЯ

…Уронила шелк волос
Ты на кофту синюю.
Пролил тонкий запах роз
Ветер под осиною.
Расплескала в камень струи
Цвета винного волна —
Мне хотелось в поцелуи
Душу выплескать до дна!^[2]

Ha душе соловьиною трелью

* * *

Ha душе
‎соловьиною трелью
He звените, далекие дни!
Тихий дом,
‎занесенный метелью,
Не мани ты меня, не мани!

Неужели так сердце устало,
Что пора повернуть и уйти?
Мне ведь так еще мало, так мало,
Даже нету еще двадцати…^[3]

1955—1959

МАТРОССКАЯ ЮНОСТЬ

Ночь и ветер,
В тумане прожектор луны:
Очертания скал — из тумана.
И у скал, будто вечное эхо войны,
Угрожающий шум океана…
Но пускай океанские бури
‎сильны.
Не согнуть им в железном строю
‎нас:
Коллективным героем
‎Советской страны
Стала наша матросская юность!^[4]

Поэт перед смертью сквозь тайные слезы

* * *

Поэт перед смертью
‎сквозь тайные
‎слезы
жалеет совсем не о том,
что скоро завянут надгробные
‎розы,
и люди забудут о нем,
что память о нем —
‎по желанью
‎живущих —
не выльется в мрамор и
‎медь...
Но горько поэту,
‎что в мире
‎цветущем
ему
‎после смерти
‎не петь...^[5]

1957 г., Ленинградская обл., пос. Приютино

О ПРИРОДЕ

Если б деревья и ветер,
                       который шумит в деревьях,
Если б цветы и месяц,
                       который светит цветам, —
Все вдруг ушло из жизни,
                       остались бы только люди,
Я и при коммунизме
                       не согласился б жить!^[6]

МОРЕ

Вечно в движении, вечно волна
(Шумны просторы морские), —
Лишь человеку покорна она,
Сила суровой стихии.
К морю нельзя равнодушным быть.
Если, настойчиво споря,
Ты говоришь: “Не могу любить!” —
Значит, боишься моря!^[7]

Ты хорошая очень - знаю

1955—1962

Ты хорошая очень — знаю

* * *

П. И.

Ты хорошая очень — знаю.
Я тебе никогда не лгу.
Почему-то только скрываю,
Что любить тебя не могу.
Слишком сильно любил другую,
Слишком верил ей много дней.
И когда я тебя целую,
Вспоминаю всегда о ней...^[8]

СТО “НЕТ”

В окнах зеленый свет,
Странный, болотный
свет:
Я не повешусь, нет,
Не помешаюсь, нет,
Буду я жить сто лет,
без тебя — сто лет.
Сердце не стонет, нет.
Нет, сто “нет”!^[9]

КУДА ПОЛЕТИМ?

— Мы будем свободны, как птицы,
Ты шепчешь. И смотришь с тоской,
Как тянутся птиц вереницы
Над морем, над бурей морской!
И стало мне жаль отчего-то,
Что сам я люблю и любим…
Ты — птица иного полета, —
Куда ж мы с тобой полетим?^[10]

НА ПЕРЕВОЗЕ

Паром.
‎Паромщик.
‎Перевоз.
И я с тетрадкой и с пером.
Не то, что паром паровоз —
Нас парой весел
‎вез паром.
Я рос на этих берегах!
И пусть паром — не паровоз,
Как паровоз на всех парах,
Меня он
‎в детство
‎перевез.^[11]

ОДНАЖДЫ

Однажды Гоголь вышел из кареты
На свежий воздух. Думать было лень.
Но он во мгле увидел силуэты
Полузабытых тощих деревень.
Он пожалел безрадостное племя,
Оплакал детства светлые года,
Не смог представить будущее время —
И произнес: — Как скучно, господа!^[12]

ХЛЕБ

Положил в котомку
сыр, печенье,
Положил для роскоши миндаль.
Хлеб не взял.
— Ведь это же мученье
Волочиться с ним в такую даль!
Все же бабка
сунула краюху!
Все на свете зная наперед,
Так сказала:
— Слушайся старуху!
Хлеб, родимый, сам себя несет… ^[13]

1962-1967

УЛЕТЕЛИ ЛИСТЬЯ

Улетели листья
                               с тополей -
Повторилась в мире неизбежность.
Не жалей ты листья, не жалей,
А жалей любовь мою и нежность!
Пусть деревья голые стоят,
Не кляни ты шумные метели!
Разве в этом кто-то виноват,
Что с деревьев листья
                                           улетели?^[14]

ГРОЗА

Поток вскипел
                              и как-то сразу прибыл!
По небесам, сверкая там и тут,
Гремело так, что каменные глыбы
Вот-вот, казалось,
                                   с неба упадут!
И вдруг я встретил
                                   рухнувшие липы,
Как будто, хоть не видел их никто,
И впрямь упали каменные глыбы
И сокрушили липы...
                                   А за что?^[15]

ЦВЕТЫ

Вл. Максимову

По утрам умываясь росой,
Как цвели они! Как красовались!
Но упали они под косой,
И спросил я: - А как назывались?
И мерещилось многие дни
Что-то тайное в этой развязке:
Слишком грустно и нежно они
Назывались - “анютины глазки”.^[16]

Примечания

↑ Стихотворение "В белой рубашке в осоке лежу...", а также отрывки и перевод не датированы, можно лишь предположить, что отрывок "...Помню пламенный взгляд..." относится к раннему этапу творчества Н. Рубцова. Последние две строки в четверостишии "...Ночь пришла - и сразу зашумели..." публиковались ранее в третьем томе Собрания сочинений Н. Рубцова (М.: ТЕРРА, 2000, составитель В. Зинченко), теперь строфа приобрела законченный вид.
↑ Минута прощания — сб. «Видения на холме», 1990.
↑ «На душе соловьиною трелью…»//Наш современник. 1990. № 12 (публикация В. Белкова). В ГАВО хранится машинописная копия стихотворения.
↑ Матросская юность — газ. «На страже Заполярья» от 25 авг. 1958 г.
↑ «Поэт перед смертью…» — сб. «Волны и скалы», 1962. В сб. стоит дата — «1957 г., Ленинградская обл., пос. Приютино».
↑ О природе – сб. “Россия, Русь! Храни себя, храни!”, 1991. Авторская подборка хранится в архиве Б. Тайгина.
↑ Море (“Вечно в движении...”), В дозоре, Морская служба. Учебная атака — альм. “Полярное сияние”, Североморск, 1959, № 2.
↑ П. И. (“Ты хорошая очень...”) – сб. “Стихи”, 1986. Сохранилось в машинописной подборке стихотворений, написанных в Приютине под Ленинградом, от 1957 г. – в архиве Б. Тайгина.
↑ Сто “нет” – сб. “Волны и скалы”, 1962; сб. “Избранное”, 1982. В сб. “Волны и скалы” стоит дата: “Ленинград, сентябрь 1961 г.”, Сохранилось в письме к К. Кузьминскому от 15 авг. 1961 г. с названием “Разрыв” (см. в разделе вариантов).
↑ Куда полетим? – сб. “Волны и скалы”, 1962; газ. “Воло! од-ский комсомолец” от 31 авг. 1969 г. В сб. “Волны и скалы” напечатано без названия, под общим заголовком “Птицы разного полета” и датой: “Ленинград, март 1962 г.”. В ГАВО хранится автограф и машинописная копия с правкой автора и припиской: “Печатать, учитывая поправку. Соединить строчки!”.
↑ На перевозе — сб. «Волны и скалы», 1962; сб. «Избранное», 1982.
↑ Однажды – сб. “Звезда полей”, 1967. Упоминается в письме к В. Бокову от 15 июля 1964 г. как об одном из старых стихотворений. В ГАВО хранится машинописная копия.
↑ Хлеб – журн. “Молодая гвардия”. М., 1964, № 6. В ГАВО хранятся автографы и машинопись с названиями: “Бабка”, “Отправляясь в дорогу”, “Хлеб” с правкой автора.
↑ Улетели листья – журн. “Юность”, 1964, № 6; сб. “Звезда полей”, 1967. По воспоминаниям Сергея Макарова, “...вторая строчка этого стихотворения была иной, а именно: “У садов неласковая внешность”. Я не понимал, почему у Рубцова возникло сомнение в ее закономерности: мне казалось (я об этом говорил поэту), что строчка очень удачная, полностью в духе всего произведения, да и рифма “внешность – нежность” мне импонировала. Николай возражал: “Нет, строчка слабее других семи, а в рифме много спроку”. Даже, кажется, Рубцов в споре со мной, несколько погорячась, высказал мысль о том, что такую строчку могут написать в основном поэтессы, – уж очень она, строчка, женственна. Я не соглашался, да и, каюсь, мне до сих пор нравится тот, первый, вариант: “У садов неласковая внешность”, хотя я прекрасно понимаю, что “Повторилась в мире неизбежность” ёмче, шире, мастеровитей, уверенней, что ли, мудрее и мощнее”.
↑ Гроза – газ. “Ленинское знамя”, Тотьма, Вологодская обл., от 15 авг. 1964 г.; сб. “Подорожники”, 1976.
↑ Цветы – газ. “Ленинское знамя”, Тотьма, Вологодская обл., от 29 августа 1964 г.; сб. “Звезда полей”, 1967. В сб. “Звезда полей” опубликовано с посвящением Вл. Максимову. О встречах Рубцова с Максимовым поделился алтайский литератор Борис Укачин: “В один из выходных дней мы с Николаем Рубцовым перешагнули низкие пороги максимовской квартиры все в тех же Сокольниках. Владимир Емельянович нас встретил хорошо... Николай Рубцов, чуть-чуть прикрыв ресницами карие глаза, читал ему свои стихи. А Владимир Максимов, ладонь правой руки положив на правую же щеку, с добрым вниманием слушал стихи для него нового поэта – гостя, повторяя после каждого прочитанного: “Хорошо, молодец!.. Я их отнесу в “Октябрь”, пусть попробуют отказаться, не печатать!..” Максимов тут же отобрал несколько стихотворений Николая Рубцова для “своего” журнала: “Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны...”, “Видения на холме”, “Тихая моя родина” и ряд других. Все они в том же году появились на страницах “Октября”. Позже Рубцов посвятил Максимову стихотворение “Цветы” (газ. “Лит. Россия” от 12 апр. 1996 г.). О другой встрече с поэтом поделилась Жана Полухина в те года работавшая на радио: “Однажды мы сидели втроем: он, Владимир Максимов и я. Зашел разговор на тему “прощать – не прощать” кого-то, совершившего, допустим, предательство по отношению к тебе, подлость или намеренно тебя оскорбившего. Только что в журнале была опубликована повесть Максимова “Стань за черту”, и я хотела из уст автора услышать подтверждение, что правильно поняла ее главную мысль – не прощать. Володя возразил: “Вовсе нет!”, даже огорчился и стал втолковывать мне обратное. Рубцов молчал, но явно был не на моей стороне: я отметила благоговение, с каким он смотрел на Максимова... С таким же обожанием он относился к поэту Владимиру Соколову, к Александру Яшину, своему земляку...” (газ. “Брянские известия” 5 янв. 1996 г.).

Данное произведение является собственностью своего правообладателя и представлено здесь исключительно в ознакомительных целях. Если правообладатель не согласен с публикацией, она будет удалена по первому требованию. / This work belongs to its legal owner and presented here for informational purposes only. If the owner does not agree with the publication, it will be removed upon request.

[1] Стихотворение "В белой рубашке в осоке лежу...", а также отрывки и перевод не датированы, можно лишь предположить, что отрывок "...Помню пламенный взгляд..." относится к раннему этапу творчества Н. Рубцова. Последние две строки в четверостишии "...Ночь пришла - и сразу зашумели..." публиковались ранее в третьем томе Собрания сочинений Н. Рубцова (М.: ТЕРРА, 2000, составитель В. Зинченко), теперь строфа приобрела законченный вид.

[2] Минута прощания — сб. «Видения на холме», 1990.

[3] «На душе соловьиною трелью…»//Наш современник. 1990. № 12 (публикация В. Белкова). В ГАВО хранится машинописная копия стихотворения.

[4] Матросская юность — газ. «На страже Заполярья» от 25 авг. 1958 г.

[5] «Поэт перед смертью…» — сб. «Волны и скалы», 1962. В сб. стоит дата — «1957 г., Ленинградская обл., пос. Приютино».

[6] О природе – сб. “Россия, Русь! Храни себя, храни!”, 1991. Авторская подборка хранится в архиве Б. Тайгина.

[7] Море (“Вечно в движении...”), В дозоре, Морская служба. Учебная атака — альм. “Полярное сияние”, Североморск, 1959, № 2.

[8] П. И. (“Ты хорошая очень...”) – сб. “Стихи”, 1986. Сохранилось в машинописной подборке стихотворений, написанных в Приютине под Ленинградом, от 1957 г. – в архиве Б. Тайгина.

[9] Сто “нет” – сб. “Волны и скалы”, 1962; сб. “Избранное”, 1982. В сб. “Волны и скалы” стоит дата: “Ленинград, сентябрь 1961 г.”, Сохранилось в письме к К. Кузьминскому от 15 авг. 1961 г. с названием “Разрыв” (см. в разделе вариантов).

[10] Куда полетим? – сб. “Волны и скалы”, 1962; газ. “Воло! од-ский комсомолец” от 31 авг. 1969 г. В сб. “Волны и скалы” напечатано без названия, под общим заголовком “Птицы разного полета” и датой: “Ленинград, март 1962 г.”. В ГАВО хранится автограф и машинописная копия с правкой автора и припиской: “Печатать, учитывая поправку. Соединить строчки!”.

[11] На перевозе — сб. «Волны и скалы», 1962; сб. «Избранное», 1982.

[12] Однажды – сб. “Звезда полей”, 1967. Упоминается в письме к В. Бокову от 15 июля 1964 г. как об одном из старых стихотворений. В ГАВО хранится машинописная копия.

[13] Хлеб – журн. “Молодая гвардия”. М., 1964, № 6. В ГАВО хранятся автографы и машинопись с названиями: “Бабка”, “Отправляясь в дорогу”, “Хлеб” с правкой автора.

[14] Улетели листья – журн. “Юность”, 1964, № 6; сб. “Звезда полей”, 1967. По воспоминаниям Сергея Макарова, “...вторая строчка этого стихотворения была иной, а именно: “У садов неласковая внешность”. Я не понимал, почему у Рубцова возникло сомнение в ее закономерности: мне казалось (я об этом говорил поэту), что строчка очень удачная, полностью в духе всего произведения, да и рифма “внешность – нежность” мне импонировала. Николай возражал: “Нет, строчка слабее других семи, а в рифме много спроку”. Даже, кажется, Рубцов в споре со мной, несколько погорячась, высказал мысль о том, что такую строчку могут написать в основном поэтессы, – уж очень она, строчка, женственна. Я не соглашался, да и, каюсь, мне до сих пор нравится тот, первый, вариант: “У садов неласковая внешность”, хотя я прекрасно понимаю, что “Повторилась в мире неизбежность” ёмче, шире, мастеровитей, уверенней, что ли, мудрее и мощнее”.

[15] Гроза – газ. “Ленинское знамя”, Тотьма, Вологодская обл., от 15 авг. 1964 г.; сб. “Подорожники”, 1976.

[16] Цветы – газ. “Ленинское знамя”, Тотьма, Вологодская обл., от 29 августа 1964 г.; сб. “Звезда полей”, 1967. В сб. “Звезда полей” опубликовано с посвящением Вл. Максимову. О встречах Рубцова с Максимовым поделился алтайский литератор Борис Укачин: “В один из выходных дней мы с Николаем Рубцовым перешагнули низкие пороги максимовской квартиры все в тех же Сокольниках. Владимир Емельянович нас встретил хорошо... Николай Рубцов, чуть-чуть прикрыв ресницами карие глаза, читал ему свои стихи. А Владимир Максимов, ладонь правой руки положив на правую же щеку, с добрым вниманием слушал стихи для него нового поэта – гостя, повторяя после каждого прочитанного: “Хорошо, молодец!.. Я их отнесу в “Октябрь”, пусть попробуют отказаться, не печатать!..” Максимов тут же отобрал несколько стихотворений Николая Рубцова для “своего” журнала: “Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны...”, “Видения на холме”, “Тихая моя родина” и ряд других. Все они в том же году появились на страницах “Октября”. Позже Рубцов посвятил Максимову стихотворение “Цветы” (газ. “Лит. Россия” от 12 апр. 1996 г.). О другой встрече с поэтом поделилась Жана Полухина в те года работавшая на радио: “Однажды мы сидели втроем: он, Владимир Максимов и я. Зашел разговор на тему “прощать – не прощать” кого-то, совершившего, допустим, предательство по отношению к тебе, подлость или намеренно тебя оскорбившего. Только что в журнале была опубликована повесть Максимова “Стань за черту”, и я хотела из уст автора услышать подтверждение, что правильно поняла ее главную мысль – не прощать. Володя возразил: “Вовсе нет!”, даже огорчился и стал втолковывать мне обратное. Рубцов молчал, но явно был не на моей стороне: я отметила благоговение, с каким он смотрел на Максимова... С таким же обожанием он относился к поэту Владимиру Соколову, к Александру Яшину, своему земляку...” (газ. “Брянские известия” 5 янв. 1996 г.).

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[7]

[8]

[9]

[10]

[11]

[12]

[13]

[14]

[15]

[16]