Фрагмент весны
Дремучей ветвью, пахнущей весной,
Не насладиться пальцами и зреньем.
Вдыхать и слушать сладостный покой
И привкус смол узнать прикосновеньем,
Желаньем губ.
Изведать новизну
Не трепета — биения лесного.
И рассказать грядущую весну
Её истокам, повторённым снова.
1995
«Ты умер во мне. Как страшно…»
* * *
Ты умер во мне. Как страшно
мне с мёртвым телом твоим
жить в борьбе рукопашной —
с родным, но уже чужим…
Мне нравится голос другого
и пряди, чернее вакс.
И может, числа второго
пойдём с ним в собор и в загс…
1996
На кончике языка
ощущая в себе новорождённое чувство
бесконечно долго
нащупывал края
той доли секунды
когда родившая самка
начинает
вылизывать или поедать
своего детёныша
Март 2003
Из лирического цикла «Метафоры на пуантах»
«Мы в тот день воровали паслён…»
Мы в тот день воровали паслён,
и стыдилась ребячья душа,
а над старой замшелой землёй
поднимался солнечный шар.
И сегодня поджилки дрожат,
и стрекозы, стрекозы на дне
того дня, и сердечный пожар
не подвластен сегодняшней мне.
1999
Из «Карагандинского ноутбука»
Moskau
Er eroberte Moskau.
Er knüpfte Hunderte nützlicher Kontakte,
er nahm die besten Verlage
und Buchhandlungen im Sturm.
Es zeigte sich aber, dass er zufällig
in Moskaus Spiegel geriet,
in seinen Entwurf.
Das wahre Moskau erfuhr nichts von ihm.
August 2009
Москва
Он покорил Москву.
Он завёл сотни нужных знакомств,
взял на приступ лучшие издательства
и книжные магазины.
А оказалось, что он случайно попал
в зеркало Москвы,
в её черновую копию.
И настоящая Москва его не узнала.
Август 2009
"Moskau einen halben Tag hinter sich lasse…"
*
Moskau einen halben Tag hinter sich lassen,
weiter auf dem Rücken schwimmen
als die Distanz von der U-Bahn-Station zur Arbeit,
die Sandkörnchen, aus denen
der Sand besteht, wahrnehmen
und aus den Muttermaler auf dem Unterschenkel meines Liebsten
den Großen Wagens
entdecken.
Aus "Im Fili-Park"
August 2009
«Оставить на полдня Москву…»
*
Оставить на полдня Москву,
проплыть на спине больше,
чем путь от метро до работы,
разглядеть песчинки,
из которых состоит песок,
и обнаружить на голени любимого
ковш Большой Медведицы
из родинок.
Август 2009
Из цикла «В Филёвском парке»
Купола
Ты ушёл, улыбнувшись, оставив мне старой Москвы
панораму, в которой мне не было места живой…
Я смотрела вослед сквозь зачатки весенней листвы
с высоты Златоглавой на облик исчезнувший твой.
Милый, нет литографий прекрасней, чем этот пейзаж.
Купола, купола, купола моих чувств до небес!
Ты уже не поможешь, ты всё мне сегодня сказал.
Я и так благодарна, что вновь прикоснулась к тебе.
Сентябрь 2011
«Руки твои на моей голове…»
* * *
Имя твоё — пять букв.
Мячик, пойманный на лету.
Серебряный бубенец во рту…
М. Цветаева
Руки твои на моей голове,
и я маковка храма, жидкая роза, колокольчик во рту,
между твоими лопатками мокрая флейта
в пальцах девочки, капли молока на белой траве,
твои губы и дыхание над моей макушкой,
и я на цыпочках к тебе расту
из зёрнышка, детского голоса, рук твоих на моей голове…
Мы с тобой внутри птичьего горла —
в хороводе девочек с лепестками на голых плечах,
млечными лбами, медовыми голосами волос…
И слоится воздух, и ходит твой кадык,
и зелень вокруг горяча,
и целый напёрсток полон крохотными яблоками
и смеющимися ангелами стрекоз.
Июль 2015
«Люди в Несебре…»
*
Люди в Несебре
едят мясо акулы.
За крепостной стеной
в царстве рынка
обитает Гермес,
он меняет евро и доллары
на вышедшие из обихода болгарские деньги…
Моё синее платье не отражается в воде.
Сентябрь 2011
Из лирического цикла «Время собирать смоквы»
Переводы:
Как нежен воздух после зимних вьюг!
Мне нищее дитя даёт из рук
Фиалку. Горько, что цветы весны
Мне бедностью в подарок суждены.
Из рук несчастья первый дар, цветок,
Дороже — добрых новых дней залог.
Так наше горе, как весны привет,
Потомкам — знак грядущих лучших лет.[1]
2006
* * *
Двое в саду были рядом долго,
вслушивались в вечернюю тишь.
«Руки твои из белого шёлка…»
Изумилась она: «Ты так говоришь…»
Что-то в сад вошло из незримой дали,
но калитка не скрипнула под крылом,
лишь на всех клумбах затрепетали
нежные розы в присутствии том.[2]
2010
Виктор Шнитке:
«Я заблудился в чужих языках…»
Я заблудился в чужих языках,
примкнул к племенам чужим.
В сорок четыре стою я, как
чужак, рядом с миром другим.
Всё, пожалуй, длинней дорога домой.
Боюсь, не дойти мне, нет.
Здесь я камень дорожный, знак путевой,
а там я — погасший свет.[3]
2012
1.
Деревья серые пугают,
теряясь в серой мгле вдали,
и люди-тени кашлем лают
на мостике, что без перил.
Река черным-черна, как вроде
течёт в ней кровь, а не вода,
и с кашлем из тебя выходит,
как крыса, чёрный стих-беда…
Сентябрь 2009
Владо Любенов:
«Как будто умер, стайка женщин…»
2.
Как будто умер, стайка женщин
ко мне слетается, страшась.
Ночь сбрасывает вмиг одежды,
бросая в женщин прах и грязь.
Останешься — себя загубишь,
уйдёшь — и зверем станешь ты.
В кошмаре больше не полюбишь,
среди могильной темноты…
Сентябрь 2009
Владо Любенов:
«Жестокий вечер болен, тёмен…»
3.
Жестокий вечер болен, тёмен,
безумен озверелый вой
собак чернеющих, бездомных,
которые бегут за мной.
Они вкус злобы знают вечный
и скалят зубы на меня!
Но нет чудовищней, зловещей
того, когда зверею я…
Сентябрь 2009
