КАПКАН ШЕСТОЙ: «АХИЛЛ И ЧЕРЕПАХА»
Зенон, Ахилл и черепаха помянуты здесь вот почему. Одна из двух «апорий» античного философа Зенона из Элеи гласит, что сколь бы медленно ни ползла черепаха и сколь бы быстро ни бежал Ахилл — он никогда не догонит ее, ибо, чтобы ее догнать, он должен пройти сперва половину пути, потом половину оставшегося и т. д. Словом, не догонит. Этот образ часто приходит на ум, когда переводчик, стремясь к оригиналу, сперва приближается к нему наполовину, потом — на половину половины, короче, хочет быть поточнее. С Бенедиктом Лившицем это произошло отчасти потому, что в 1927 году ему довелось перевести книгу Ж. М. Карре «Жизнь и приключения Жана-Артура Рембо», где «Пьяный корабль» цитировался отдельными строфами. Полный перевод был выполнен Лившицем позднее и впервые увидел свет на страницах ленинградского журнала «Звезда» (1935. № 2). Лившиц (впрочем, ранее него Набоков, и, пожалуй, с бoльшим успехом) первым из русских переводчиков попытался перевести «Пьяный корабль» по методу «Зенона и черепахи»: путем бесконечного приближения к тому, чего в переводе принципиально нельзя достичь, — к полному сходству с оригиналом.
И Набоков, и Лившиц входили в лабиринт «Пьяного корабля» во всеоружии почти идеального знания французского языка и множества филологических познаний, помноженных на чутьё и дар поэта. Тем не менее сильно хвалить ни тот, ни другой перевод не хочется: эти настоящие, добротно сработанные произведения, пожалуй, были не очень «по руке» обоим мастерам. В итоге получились суховатые стихи, порою они могут служить даже подстрочниками (и комментариями!) к оригиналу. Однако там, где другие (кроме Антокольского и Самойлова, а также, может быть, Льва Успенского) до самого последнего времени лишь пытались слепить слова «примерно так, как у Рембо», соединить их — пусть в результате даже возникнет образ, противоположный оригиналу, — у Набокова и Лившица имело место последовательное желание воспроизвести именно образы Рембо.
Другой вопрос, насколько это удалось. Набоков попался в «капкан первый» с его «понтонами», Лившиц — и в «первый», и во «второй», как уже было показано. Но не только. В девятой строфе, где упоминается «хор» актеров из античной трагедии, у Набокова возникли «привидения из драмы очень старой», у Лившица стало еще хуже: «…вал, на древнего похожий лицедея, / Объятый трепетом, как лопасти колес»; от замены множественного числа единственным двустишие просто утратило смысл, да еще возник ложный образ казни колесованием. В пятой строфе Лившиц перепутал кислицу — зеленое яблоко, столь любезное каждому ребенку, — с чем-то другим, получилось следующее: «Как мякоть яблока моченого приятна / Дитяти, так волны мне сладок был набег». Моченое яблоко — никак не кислица, любовь дитятей к моченым яблокам небесспорна, да еще и откуда ни возьмись — «сладок». Бегемот у Лившица в 21-й строфе лишился своей мифологической природы (и заглавной буквы). Из довольно многочисленных переложений Лившицем стихов Рембо, выполненных на протяжении четверти века, «Пьяный корабль», пожалуй, наиболее бесспорная неудача: Ахилл никогда не догонит черепаху, если будет слушаться законов, придуманных для него Зеноном Элейским.
Примечания
© Evgeny Witkowsky. Can be reproduced if non commercial. / © Евгений Владимирович Витковский. Копирование допускается только в некоммерческих целях.
