Облако
I
Я влагой свежей морских побережий
Кроплю цветы весной,
Даю прохладу полям и стаду
В полдневный зной.
Крыла раскрою, прольюсь росою,
И вот ростки взошли,
Поникшие сонно на влажное лоно
Кружащейся в пляске Земли.
Я градом хлестну, как цепом по гумну,
И лист побелеет, и колос.
Я теплым дождем рассыплюсь кругом,
И смех мой - грома голос.
II
Одену в снега на горах луга,
Застонут кедры во мгле,
И в объятьях метели, как на белой постели,
Я сплю на дикой скале.
А на башнях моих, на зубцах крепостных
Мой кормчий, молния, ждет.
В подвале сыром воет скованный гром
И рвется в синий свод.
Над сушей, над морем по звездам и зорям
Мой кормчий правит наш бег,
Внемля в высях бездонных зовам дивов влюбленных,
Насельников моря и рек.
Под водой, в небесах, на полях, в лесах
Ночью звездной и солнечным днем,
В недрах гор, в глуби вод, мой видя полет,
Дух, любимый им, грезит о нем
И слепит, как бегу я, грозя и ликуя,
Расточаясь шумным дождем.
III
Из-за дальних гор, кинув огненный взор,
В красных перьях кровавый восход
Прыгнул, вытеснив тьму, на мою корму,
Солнце поднял из дальних вод.
Так могучий орел кинет хмурый дол
И взлетит, золотясь, как в огне,
На утес белоглавый, сотрясаемый лавой,
Кипящей в земной глубине.
Если ж воды спят, если тихий закат
Льет на мир любовь и покой,
Если, рдян и блестящ, алый вечера плащ
Упал на берег морской,
Я в воздушном гнезде дремлю в высоте,
Как голубь, укрытый листвой.
IV
Дева с огненным ликом, в молчанье великом
Надо мной восходит луна,
Льет лучей волшебство на шелк моего
Размятенного ветром руна.
Пусть незрим ее шаг, синий гонит он мрак,
Разрывает мой тонкий шатер,
И тотчас же в разрыв звезды, дух затаив,
Любопытный кидают взор.
И гляжу я, смеясь, как теснятся, роясь,
Миллионы огненных пчелок,
Раздвигаю мой кров, что сплетен из паров,
Мой ветрами развеянный полог,
И тогда мне видна рек, озер глубина,
Вся в звездах, как неба осколок.
V
Лик луны я фатой обовью золотой,
Алой ризой - солнечный трон.
Звезды меркнут, отпрянув, гаснут жерла вулканов,
Если бурей стяг мой взметен.
Солнце скрою, над бездной морскою
Перекину гигантский пролет
И концам на горы, не ища в них опоры,
Лягу, чудом воздвигнутый свод.
Под сияюще-яркой триумфальною аркой
Пролечу, словно шквал грозовой,
Приковав неземные силы зыбкой стихии
К колеснице своей боевой.
Арка блещет, горит и трепещет,
И ликует мир подо мной.
VI
Я вздымаюсь из пор океана и гор,
Жизнь дают мне земля и вода.
Постоянства не знаю, вечно облик меняю,
Зато не умру никогда.
Ибо в час после бури, если солнце - в лазури,
Если чист ее синий простор,
Если в небе согретом, создан ветром и светом,
Возникает воздушный собор,
Я смеюсь, уходя из царства дождя,
Я, как тень из могилы, встаю,
Как младенец из чрева, в мир являюсь без гнева
И сметаю гробницу мою.
Жаворонок
I
Здравствуй, дух веселый!
Взвившись в высоту,
На поля, на долы,
Где земля в цвету,
Изливай бездумно сердца полноту!
II
К солнцу с трелью звучной,
Искрой огневой!
С небом неразлучный,
Пьяный синевой,
С песней устремляйся и в полете пой!
III
Золотятся нивы,
В пламени восток.
Ты взлетел, счастливый,
От забот далек,
Радости надмирной маленький пророк.
IV
Сквозь туман пурпурный
К небесам родным!
В вышине лазурной,
Как звезда, незрим,
Ты поешь, восторгом полный неземным.
V
Ты не луч ли диска,
Что для смертных глаз
Ал, когда он низко,
Бел в полдневный час,
Еле видим в блеске и лишь греет нас.
VI
Звон твой полнит воздух,
Высь и глубь до дна
И в ночи при звездах,
В час, когда, ясна,
Мир потопом света залила луна.
VII
Кто ты? С кем в природе
Родственен твой род?
Дождь твоих мелодий
Посрамил бы счет
Струй дождя, бегущих с облачных высот.
VIII
Ты как бард, который,
Светом мысли скрыт,
Гимны шлет в просторы,
Будит тех, кто спит,
Ждет ли их надежда, страх ли им грозит;
IX
Как в высокой башне
Юная княжна,
Что леса и пашни
Видит из окна
И поет, любовью и тоской полна;
X
Как светляк зеленый,
Вспыхнувший в тени
Рощи полусонной,
Там, где мох да пни,
Разбросавший в травах бледные огни;
XI
Как цветы, в которых
Любит ветр играть, -
Роз охватит ворох,
Станет обрывать,
Пьяный их дурманом легкокрылый тать.
XII
Шорох трав и лепет
Светлого ручья,
Все, в чем свет и трепет,
Радость бытия,
Все вместить сумела песенка твоя.
XIII
Дух ты или птица?
Чей восторг людской
Может так излиться,
С нежностью такой
Славить хмель иль гимны петь любви самой?
XIV
Свадебное пенье
Иль победный хор -
Все с тобой в сравненье
Неумелый вздор.
Твой соперник выйдет только на позор.
XV
В чем исток счастливый
Песенки твоей?
В том, что видишь нивы,
Ширь долин, морей?
Что без боли любишь, без людских страстей?
XVI
Словно утро, ясный,
Светлый, как рассвет.
Скуке непричастный
Радости поэт,
Чуждый пресыщенья, чуждый бурь и бед.
XVII
В вечной круговерти
Даже в смертный час
Думаешь о смерти -
Ты мудрее нас,
Оттого так светел твой призывный глас.
XVIII
Будет или было -
Ни о чем наш стон!
Смех звучит уныло,
Болью отягчен.
Вестник мрачных мыслей наш сладчайший сон.
XIX
Гордостью томимы,
Смутным страхом гроз,
Если рождены мы
Не для войн и слез.
Как познать нам радость - ту, что ты принес?
XX
Больше книг, цветущих
Мудростью сердец,
Больше строф поющих
Дар твой чтит певец.
Ты, презревший землю, бардов образец.
XXI
Дай мне эту радость
Хоть на малый срок,
Дай мне блеск и сладость
Сумасшедших строк,
Чтоб, как ты поэта, мир пленить я мог.
Ода свободе
Свобода! Стяг разорван твой, но все ж
Он веет против ветра, как гроза.
Байрон
I
Сверкнула молнией на рубеже
Испании - свобода, и гроза -
От башни к башне, от души к душе -
Пожаром охватила небеса.
Моя душа разбила цепь, мятясь,
И песен быстрые крыла
Раскрыла вновь, сильна, смела,
Своей добыче вслед - таков полет орла.
Но духа вихрь умчал ее, спустясь
С высот небесной Славы бытия;
Луч отдаленных сфер огня, светясь,
Тянулся вслед, как пенная струя
За кораблем. И пустота. И мгла.
Из глубины раздался голос: - Я
Поведаю, чему вняла душа моя.
II
"Взметнулись ввысь и солнце и луна.
Из бездны брошен звезд туманный ком
В глубь неба, и земля, чудес полна,
Как остров в океане мировом,
Повисла в дымке выспренных зыбей.
Но все был хаос в глубине
Вселенной дивной той - зане
Ты не пришла еще. Зажегся там в огне
Вражды, отчаяния - дух зверей,
И птиц, и воду населивших форм, -
И грудь земли-кормилицы все злей,
Без перемирья, роздыха и норм
Они терзали, червь с червем в войне,
И зверю - зверь, и людям люди - корм.
И в сердце каждого ярился ада шторм.
III
И человек, создания венец,
Размножился в шатре, что взвит над троном -
Сень солнца; пирамида и дворец,
Тюрьма и храм кишевшим миллионам,
Как бы волкам - нора в пещерах гор.
И, одичалая, груба,
Хитра, коварна и слепа -
Ты не пришла еще! - была людей толпа.
Как туча, что гнетет морской простор,
Так над пустыней людных городов
Нависла Тирания, с нею - Мор
Под мрак ее крыла сбирал рабов;
Питаясь кровью, золотом, скупа,
Жадна, рать анархистов и жрецов
Гнала стада людей со всех земли концов.
IV
Улыбкой грела неба синева
В Элладе выси облачные гор,
Дремотно-голубые острова,
Раздельных волн сияющих простор.
Хранил пророчеств песенную весть
В глуши завороженный грот.
Олив и винограда плод
Рос дико, не войдя в насущный обиход.
Как цвет подводный - прежде чем расцвесть,
Как взрослых мысль в младенческих умах,
Как все, что будет - в том, что ныне есть,
Так сны искусства вечные - в камнях
Паросских были; и ребенка рот
Шептал стихи; у мудреца в глазах
Ты отражался; возникли на брегах
V
Эгейских волн - Афины: амбразура
Сребристых башен, пурпурных зубцов.
Жалка земных творцов архитектура
Пред городом вечерних облаков,
Что выстлан морем, под шатром небес;
Ветра живут во граде том,
На каждом ветре пояс - гром,
И солнечный венец над бурным их челом.
Но там, в Афинах, в городе чудес,
На воле человека водружен,
Как на горе алмазной, стройный лес
Колонн. Ведь ты пришла - и этот склон
Холма заполнен творческим резцом.
И в мраморах бессмертных сохранен
Оракул поздний твой - и с ним твой первый трон.
VI
В реке времен, текущей бесконечно,
Тот образ отражен, как был тогда,
Недвижно-беспокойный; в ней он вечно
Дрожит и не исчезнет никогда.
Искусств твоих и мудрости основы
Дошли до прошлого, как взрыв,
Громами землю пробудив,
Смутив религию, Насилье устрашив.
Любви и радости крылатой зовы,
Где упоенья нет, - и там парят,
С пространства сняв и с времени покровы;
Единый океан - всей влаги скат,
Едино солнце, небо осветив,
Тобой единой так Афины мир живят.
VII
И как волчонку Кадмская Менада,
Так молоко величия дала
Ты Риму, хоть любимейшего града
От груди ты еще не отняла;
И много страшных праведных деяний
Твой дух любовью освятил;
С твоей улыбкой уходил
Атилий на смерть, с ней безгрешный жил Камилл.
Но белизну чистейших одеяний
Пятнит слеза; Капитолийский трон
Сквернится золотом. От поруганий
Рабов тирана ты ушла. И стон
На Палатине отголоском был
Напевов ионийских; тихо он
Донесся до тебя, тобой не повторен.
VIII
В Гирканском ли ущелье вдалеке,
На мысе ли арктических морей
Или на недоступном островке
Ты над потерей плакала своей, -
Учила лес, и волны, и утес,
Поток Наяды - хладный там -
Высоких знаний голосам,
Что человек, приняв, посмел отвергнуть сам?
Ты не хранила жутких Скальда грез,
К Друиду ты не проникала в сны.
Те слезы, в прядях спутанных волос,
Не высохли ль, рыданьем сменены, -
Как Галилейский змей предать кострам,
Мечам твой мир приполз из глубины
Извечной смерти? Вслед - развалины видны.
IX
Тысячелетье мир взывал, томим:
- Где ты? - И веянье твое сошло, -
Склонил Альфред Саксонец перед ним
Оливой осененное чело.
И, как утес, что выброшен огнем
Подземным, не один оплот
Святых Италии высот -
Угрозой королям, жрецам, рабам - встает.
Бесчинная толпа, мятясь, кругом,
Как пена моря, разбивалась в прах.
Рождалась песнь душевным тайником,
Внушая некий непостижный страх
Оружию. Искусство не умрет,
Божественным жезлом в земных домах
Чертя те образы, что вечны в небесах.
X
Ты - Ловчая, быстрее, чем Диана!
Ты - страх земных волков! Пред устремленьем
Стрел солнценосных твоего колчана -
Исчезнуть быстрокрылым Заблужденьям,
Как облакам растаять пред зарей,
Поймал твой проблеск Лютер; он
Будил копьем свинцовым сон,
В который мир, как в гроб иль в транс, был погружен.
Пророкам Англии ты госпожой
В веках была: их песнь, звуча всегда,
Не смолкнет в общей музыке. Слепой
Почуял Мильтон твой приход, когда
С печальной сцены (духом озарен,
Он видел, что скрывает темнота)
Ты, удрученная, спускалась, ей чужда.
XI
Года - не споря, и Часы - спеша,
Как бы на выси горной, где рассвет,
Свою надежду и боязнь глуша,
Сошлись, толпясь, темня друг другу свет,
Зовя: - Свобода! - Отклик Возмущенья
На стоны жалости возник;
Бледнел в могиле смерти лик;
И разрушенье звал молящий Скорби крик.
Тогда, подобно солнцу в излучении
Сиянья, встала ты, гоня
Из края в край своих врагов, как тени,
И поразила (как явленье дня
На западе, раскрыв небес тайник
И полночь задремавшую сменя)
Людей, воспрянувших от твоего огня.
XII
Земное небо - ты! Какие вновь
Тебя затмили чары? Сотни лет,
Питавшихся насильем, в слезы, в кровь
Окрашивали свой прозрачный свет.
Те пятна только звезды могут смыть.
Лоз Франции смертелен сок,
Вакханты крови пьют их ток,
Рабы со скипетром и в митрах, чей злой рок -
Все разрушать и Глупости служить.
Сильнейший всех восстал один из них,
Анарх, твоим не захотевший быть,
Смешал войска в порядках боевых -
Мрачащий небо грозных туч поток -
И, сломлен, лег. Тень дней его былых -
Страх победителей в их башнях родовых.
XIII
Спит Англия, хотя давно звана;
Испания зовет ее - так громом
Везувий звал бы Этну, и она
Ответила бы снежных скал разломом,
И слышно с Эолийских островов -
От Пифекузы до Пелора -
Сквозь плески волн роптанье хора:
"Тускнейте, светочи небесного дозора!"
Порвет улыбка нить ее оков
Златых, но только доблести пила
Разрежет сталь испанских кандалов.
Судьба нас близнецами зачала,
От вечности вы ждите приговора.
Печатью ваши мысли и дела
Да станут, и ее - времен не скроет мгла!
XIV
Арминия гробница! Мертвеца
Отдай ты своего! Над головой
Тирана пусть взовьется дух бойца,
Как знамя со стены сторожевой.
Чего нам ждать? Чего бояться нам? -
Свободна, духом ты полна,
В обмане царственном, она -
Германия - вином мистическим пьяна.
А ты, наш рай потерянный, ты - храм;
Очарованием одета, Скорбь в мольбах
Тому, чем ты была, склонилась там;
Ты - остров вечности, ты - вся в цветах,
Пустынная, прекрасная страна,
Италия! Гони, откинув страх,
Зверей, что залегли в твоих святых дворцах!
XV
О, пусть бы вольные могли втоптать
В прах имя "царь", как грязное пятно
Страницы славы, или написать
В пыли, - чтоб было сглажено оно,
Занесено песком, как след змеи.
Оракула внятна вам речь? -
Возьмите ж свой победный меч -
Как узел гордиев то слово им рассечь.
Хоть слабое, шипы вонзив свои
В бичи и топоры, что род людской
Страшат, - оно скрепит их, как ничьи
Усилья б не могли: тот яд гнилой,
Жизнь заразив, гангреной может сжечь.
Когда придет пора, ты удостой
Стереть главу червя сама, своей пятой.
XVI
О, пусть бы мудрые - огнем лампад
Широкой мысли - отогнали тьму,
Чтоб, съежась, имя "жрец" обратно в ад
Отправилось, вновь к месту своему -
Кощунственная, дьявольская спесь!
О, пусть могла бы мысль и страсть
Лишь пред судом души упасть
Иль непостижную признать бесстрашно Власть.
Когда б тех слов, темнящих мысли здесь,
Как зыблемый над озером туман
В лазурь небес бросает пятен смесь,
Снять маску, цвет, что всем различный дан,
Улыбки блеск - не их, чужую часть,
Пока, открыв таимый в них изъян,
Воздаст их господин за правду и обман.
XVII
Удел был человеку уготован -
От колыбели до могилы - стать
Царем над Жизнью, но и коронован,
Он отдал волю в рабство, чтоб принять
Поработителя и притесненье.
Пускай мильонам в свой черед
Что нужно, все земля дает,
Пусть мысль могущество таит, как семя - плод,
Пускай Искусство взмолится, в паренье
К Природе, уклонив от ласки взгляд:
"Мать! Дай мне высь и глубь в мое владенье!"
К чему же это? - все новые стоят
Пред жизнью нужды, и Корысть возьмет
У тех, кто трудятся и кто скорбят,
За каждый дар - ее и твой - тысячекрат.
XVIII
Приди, о Ты! Но - утренней звездой,
Зовущей солнце встать из волн Зари, -
Веди к нам мудрость из пучины той,
Что скрыта в духе, глубоко внутри.
И слышу, веет колесницы стяг.
Ужель не снидете с высот
Вы, измерители щедрот,
Что, правде чуждая, жизнь людям раздает -
Любовь слепую, Славу в прошлых днях,
Надежду в будущих? О, если твой,
Свобода, клад иль их (коль в именах
Различны вы) мог куплен быть ценой
Слез или крови, - не уплачен счет
Свободными и мудрыми - слезой
И кровью, как слеза?" Высокой песни строй
XIX
Прервался. И в ту пору Дух могучий
Своею бездною был втянут вдруг.
Тогда, как дикий лебедь, путь летучий
Стремит, паря в зари грозовый круг,
И вдруг падет с воздушной выси прочь.
Стрелою молнии сражен,
Туда, где глух равнины стон, -
Как туча, дождь пролив, покинет небосклон,
Как гаснет свет свечи, чуть гаснет ночь,
И мотыльку конец, чуть кончен день, -
Так песнь моя, свою утратив мощь,
Поникла; отзвуки свои, как тень,
Сомкнул над ней тот голос, отдален.
Так волны - зыбкая пловца ступень, -
Журча, над тонущим сомкнутся, пенясь всклень.
К ***
Я трепещу твоих лобзаний,
Но ты не бойся. Знай:
Я сам приму весь груз страданий,
Ты ж налегке ступай.
Страшусь твоих движений, взгляда,
Но ты боишься зря:
Мне только любоваться надо
Тобой, боготворя.
Аретуза
I
Словно грозные стражи,
Встали горные кряжи,
Кряжи Акрокераунских гор,
Встали в тесном союзе,
Чтоб не дать Аретузе
Убежать на манящий простор.
Но она убежала
И волной разостлала
Семицветные кудри свои
И на западных склонах
В переливах зеленых
Расстелила по кручам ручьи.
Горы ей улыбались,
Сосны к ней наклонялись,
И она, лепеча как во сне,
То замедлив теченье,
То ускорив движенье,
Пробиралась к морской глубине.
II
Но проснулся суровый
Бог Алфей седобровый
И ударил трезубцем в ледник, -
И в горах Эвриманта
От удара гиганта
Узкий выход на волю возник.
Из рассселины горной
Сразу вырвался черный
Южный ветер, и прочь из оков,
Разбиваемых громом,
По дрожащим проемам
Побежали потоки ручьев.
И Алфей под водою
Заблистал бородою
И помчался стремглав с высоты
За беглянкой уставшей,
Но уже побежавшей
До прибрежной Дорийской черты.
III
"О, скорей, я слабею!
О, не дайте Алфею
Впиться пальцами в волосы мне!"
И раздвинулись воды,
Словно в час непогоды,
И укрыли ее в глубине.
И беглянка земная
Вновь помчалась, мелькая,
Словно солнечный луч золотой,
Даже в море глубоком
Не сливаясь с потоком
С горьковатой Дорийской волной.
Но за нимфою сзади
По смарагдовой глади,
Выделяясь угрюмым пятном,
Мчался бог разозленный,
Как орел, устремленный
За голубкой с подбитым крылом.
IV
И в потоке, бурлящем
По коралловым чащам,
Мимо гор из бесцветных камней
И пещер потаенных,
Где в жемчужных коронах
Восседают владыки морей,
Унеслись они в море,
Где в цветистом узоре
Перепутались солнца лучи
И где сумрак расселин
Неестественно зелен,
Как лесная опушка в ночи,
И, вспугнув мимоходом
Под лазоревым сводом
Рыбу-молот и рыбу-пилу,
По ущелью седому
Поднялись они к дому
И остались у входа в скалу.
V
И сверкающей пеной
Под обрывистой Энной
Плещет двух водометов струя,
Словно подали руки
После долгой разлуки
Неразлучные сердцем друзья.
Утром, прыгнув с откоса,
У подножья утеса,
Словно дети, играют они;
И весь день среди елей
И лесных асфоделей
Беззаботно лепечут в тени;
И в глубинах Дорийских
Возле скал Ортигийских
Засыпают, колышась едва,
Словно души влюбленных
В небесах благосклонных,
Где любовь и по смерти жива.
Песнь Прозерпины
Ты, Земля, Богиня-мать,
Ты, родящая во мраке,
Чтоб могли существовать
Боги, люди, звери, злаки.
Сил целебных не жалей
Ты для дочери своей!
Ты, вскормившая росой
Всех детей земного года,
Чтобы вешнею красой
Расцвела в цветах природа,
Сил целебных не жалей
Ты для дочери своей!
Гимн Аполлона
I
Пока я, звездным пологом сокрыт,
Простерся спящий, сонм бессонных Ор
За мною с неба лунного следит,
Но ото сна освободит мой взор,
Чуть повелит Заря, седая мать,
Что время и Луне и снам бежать.
II
Взбираюсь я на купол голубой;
Я шествую по волнам и горам,
Отбросив плащ на пенистый прибой;
Я тучи зажигаю; даже там,
Где тьма пещер, зрим свет моих лучей,
И снова Гея ласки ждет моей.
III
Я стрелами-лучами поражу
Обман, что, Ночь любя, страшится Дня;
Я злым делам и помыслам грожу;
В сиянье, исходящем от меня,
Любовь и честь по-новому жива,
Пока не вступит Ночь в свои права.
IV
Несу для туч, для радуг, для цветов
Я краски нежные; мой ярый жар,
Как ризой, мощью облачить готов
И звезды чистые, и лунный шар;
И все лампады Неба и Земли,
Подвластны мне, огни свои зажгли.
V
В полдневный час достигну я высот,
И к горизонту нехотя сойду,
И, покидая темный небосвод,
Повергну в плач вечерних туч гряду -
Но что со взором ласковым моим
Сравнится, если улыбаюсь им?
VI
Я - Мирозданья око; им оно
Узрит свою бессмертную красу;
Искусство с жизнью мною рождено,
Целенье и прозренье я несу;
Вам песнь моя гармонию лила,
За это ей - победа и хвала.
Гимн Пана
I
С холмов, из темных лесов
За мной, за мной!
С перевитых потоками островов,
Где смолкает шумящий прибой,
Внимая пенью моей свирели.
Умолкли птицы в листве,
И ветер притих в тростниках,
И ящерицы в траве,
И пчелы на тминных лугах,
И смолк веселых кузнечиков голос,
И все безмолвно, как древний Тмолос,
При сладостном пенье моей свирели.
II
Струится Пеней полусонно,
На дол Темпейский ложится тень
От темного Пелиона,
Спеша прогнать слабеющий день,
Чтоб слушать пенье моей свирели.
И нимфы ручьев и лесов,
Силены и фавны, сильваны
Выходят на берег, услышав мой зов,
На влажные от росы поляны.
И все умолкает, как ты, Аполлон,
Когда ты внемлешь, заворожен
Напевом сладостным нежной свирели.
III
О пляшущих звездах пою,
Пою столетья, землю и твердь,
Титанов, свой род истребивших в бою,
Любовь, Рожденье и Смерть -
И вдруг меняю напев свирели.
Пою, как догнал я в долине Менала
Сирингу, что стала простым тростником,
Но так и с людьми и с богами бывало:
Полюбит сердце - и плачет потом.
И если не властвует ревность над вами
Иль пламень в крови не потушен годами,
Рыдайте над скорбью моей свирели.
Вопрос
I
Мне снился снег, засыпавший округу,
Кружащийся, как мысли, надо мной, -
Кружащим в мыслях тягостных. Но, вьюгу
Развеяв, с юга брызнуло весной,
Луга и лес взглянули друг на друга,
Омытые недавней белизной
Снегов, и ветвь склонилась над рекою,
Как я, не разбудив, над спящею тобою.
II
Мгновенно всю природу охватив,
Щедр на узоры, краски, ароматы,
Неистовствовал свежести порыв.
Весенний запах вереска и мяты
Был горьковат и ландыша - игрив,
Ковер травы пушился непримятый,
И тысячью бездонно-синих глаз
Фиалка феерически зажглась.
III
От вишен исходил такой дурман,
Как будто - выжимай вино в бутыли
Хоть нынче же - и сразу будешь пьян;
Волнующе прекрасны розы были,
Приветлив плющ, не пасмурен бурьян,
Мох мягок; ветки влажные скользили
Мне по лицу - и прелесть этой влаги
Перу не поддается и бумаге.
IV
По дивно изменившейся тропинке
Спустись к ручью, я астры увидал
На берегу, вдоль берега - кувшинки
(Их цвет был бело-розов, желт и ал),
На листьях плыли лилий сердцевинки,
И, утомленный блеском, отдыхал
Подолгу взгляд мой в камышах прибрежных -
Неярких, и доверчивых, и нежных.
V
И вот я опустился на колени
Над россыпью таинственных цветов
И начал рвать их - в буйности весенней,
В хаосе жизни, в прелести лугов
Под солнцем сна расцветшие растенья -
Пусть на мгновенья... Вот букет готов,
Но весь трепещет, рвется прочь из рук:
Он другу собран в дар. - А кто мне друг?
Лето и зима
I
Был ослепительный июньский день.
Тревожить воду ветру было лень.
На горизонте громоздились кучи
Плавучих гор - серебряные тучи.
И небосклон сиял над головой
Бездонною, как вечность, синевой.
Все радовалось: лес, река и нивы.
Поблескивали в роще листья ивы.
И шелестела в тишине едва
Дубов столетних плотная листва...
II
Была зима - такая, что с ветвей
Комочком белым падал воробей.
Закованные в ледяные глыбы,
В речных глубинах задыхались рыбы.
И до сих пор не замерзавший ил
В озерах теплых, сморщившись, застыл.
В такую ночь в печах пылало пламя,
Хозяин с домочадцами, с друзьями
Сидел и слушал, как трещит мороз...
Но горе было тем, кто гол и бос!
Башня голода
Опустошенный город стал могилой.
А жившие здесь люди в старину
Его считали колыбелью милой.
И горек вид крушенья. В вышину
Взметнулась Башня голода - темница
Среди темниц. За тяжкую вину
Преступный сброд во мраке их томится.
И кровь он знал, и деньги, и простор,
А ныне цепь, да хмурых стражей лица,
Да жизнь - как дотлевающий костер.
И все - кресты и золотые шпили,
Дворцы и храмы, мраморный декор
Роскошных зданий в итальянском стиле, -
Все меркнет рядом с Башней. Оттого
Они поодаль жмутся. Так в могиле
Лежит скелет, но чье-то колдовство
Свершается, и вот он, страшный, голый,
Идет в толпу красавиц - для чего?
Чтоб видели, что жизнь, и смех веселый,
И красота, и нежность их тепла -
Все, все уйдет, пока резец тяжелый
Не превратит в скульптуру их тела.
Аллегория
Их адаманта смутного портал
Зияет на дороге бытия,
Которой рок идти предначертал;
Вокруг, вражды извечной не тая,
Ярятся тени, словно между скал
Клубятся тучи, буйны и густы,
И воспаряют к вихрям высоты.
Проходят многие своей стезей,
Не зная, что теней (...)
Идет за каждым - даже там, где рой
Умерших нового пришельца ждет;
Иные остановятся порой
И пристально глядят на мрачный вход,
Да и они узнают лишь одно:
Что от теней спастись им не дано.
Странники мира
Светлокрылая звезда!
Неужели никогда
Не находишь ты гнезда
И летишь поныне?
Молви, месяц-нелюдим!
Бесприютный пилигрим,
Странствуя путем своим,
Ты грустишь поныне?
Ищешь, ветер, ты во мгле,
Нет ли места на земле,
Хоть на ветке, хоть в дупле,
Хоть в морской пучине.
Минувшие дни
I
Как тень дорогая умершего друга,
Минувшие дни
Приходят к нам с лаской в минуты досуга;
Надежд невозвратных в них блещут огни.
Любви обманувшей, мечты невозможной;
Как смутные призраки, с лаской тревожной
Приходят к нам прошлого дни.
II
Как сны золотые пленительной ночи,
Минувшие дни
На миг лишь один устремляют к нам очи,
И так же, как сны, нам отрадны они.
В них самая мука нежнее, чем счастье;
Как солнечный свет после мрака ненастья,
Нам дороги прошлые дни.
III
Приходите к нам из пучины забвенья,
Минувшие дни.
Взирая на вас, мы полны сожаленья:
Вы снова умчитесь, - мы снова одни.
И как мы над трупом ребенка рыдаем,
Мы смех наш минутный слезой провожаем,
Погибшие прошлые дни!
Доброй ночи
"Доброй ночи?" В самом деле?
Нет! Останься до утра!
Ангел милый, неужели
Расставаться нам пора?
"Доброй ночи?" Слово чести,
До разлук я не охочь;
Доброй - разве что из лести
Назову такую ночь!
Ведь сердцам, что пламенели
С ночи до зари сам-друг,
"Доброй ночи!" в самом деле
И сказать-то недосуг!
