Остров Гуланъю
ОСТРОВ ГУЛАНЪЮ*
Здесь дремлет мир, он видит мудрый сон
И не желает знать зимы и лета;
Лишь осень и весну, лишь смену цвета
Для зелени сулит седой муссон.
Покой священ. Тайфун отбушевал,
Спокойна влага в бухтах и заливах;
Едва шипит на берегах сонливых
Ласкающийся, пенящийся вал.
Уютными горбами валуны
Расположились вдоль моренных гряд;
Кругом – деревья; камни введены
С природою живой в единый ряд.
Изгибы кровель крашеных исконны,
Голодным духам нет сюда пути,
Хотя исчезли стражники-драконы
В садах, способных круглый год цвести.
Там старцы, возлежа, читают свитки –
Желта бумага, борода бела;
Есть время вспомнить жизнь: она в избытке
Исполнена пустых страстей была.
Они лежат, сквозь ширмы сонно глядя,
Как дочери прогулку горько длят,
Чтоб, к ветру обратясь у водной глади,
В отчаянии распахнуть халат.
Но сладкому видению беды
Противиться уже не станет силы,
Невмочь из павильона у воды
Глядеть на облака и на могилы.
Мерещится созревшему уму
Всё то, что столь опасно молодым,
И тело страждет, чтоб сошел к нему
Любовник или опиумный дым.
Лишь возвратясь, опять над водным глянцем
Стоят, уже насытив естество,
Любуясь не цветущим померанцем,
Но птицами на ветках у него.
Вот сводник-вечер к дню приводит ночь,
Как юную невесту к старику,
Недолго пребывает начеку
И столь же быстро отступает прочь.
Желанья гаснут в душах бесприютных,
И мы бредем меж тесных средостений,
Меж лабиринтов и тропинок смутных
И призраков без образа и тени.
Нет, боги предназначили не зря,
Чтоб этот остров был как раз таков:
Усталый мир, в усталые моря
Заброшенный на тысячи веков.
|
- Остров против Старого города морского порта Сямэнь; с 1903 г. «зона международного поселения», памятник колониального стиля архитектуры, по сей день – пешеходный заповедник.
МЫС ЧЭНШАНЬЦЗЯО*
Вот наконец последний мыс:
Снега над каменною кручей.
С нее взмывают птицы тучей,
Мгновенно падающей вниз.
Лишь этот гомон – на века;
Там, над вершиною, над фирном,
Толпятся только облака
В своем спокойствии эфирном.
Льдин сероватые слои
На желтой влаге – слева, справа.
Однако прежде ледостава
Плывет корабль вдоль полыньи.
Вода уже сдается льдинам –
Неторопливо, по-людски.
Корабль стенает от тоски
В краю холодном и пустынном.
|
- Крайняя восточная точка Шаньдуньского полуострова в Желтом море.
НЕВОЛЬНИКИ
Южнокитайский воздух полон стона:
Напев разгрузки фрахта так знаком
Всем кули, от Шанхая до Кантона;
По трапу – в такт, кто с бочкой, кто с мешком.
.
Нещаден стук надсмотрщической трости,
Однако наступает вместе с ним
Миг отвлеченья от стыда и злости,
И труд уже не столь невыносим.
.
Они живут и спят на джонках грязных,
Едят глотком – не важно что, когда.
А чайные полны поэтов праздных –
Им тоже ритм нужнее, чем еда.
.
«Смотри на звезды восхищенным взглядом!
Всё, что живет, благодарит богов!»
О нет, не всё; а подтвержденье – рядом,
От чайной до причала – сто шагов.
.
«Но кули спят, им ни к чему уловки,
А что поэт? Покорен ли судьбе?»
Нет, не сильней, чем висельник – веревки,
Поэты жаждут милости к себе.
.
И тот, кто приглядится из вселенной,
Увидит, что в трудах различья нет:
Из трюма груз выносит раб согбенный,
Из тишины выносит звук – поэт.
.
Для них в одном спасенье и порука:
Да будет ровен такт и верен счет, –
Ведь рухнет кули, не услышав стука,
Утратив ритм, поэт с ума сойдет.
.
Однако сном ли, нищим ли обедом,
Но всё же обрываем труд раба, –
И лишь поэту перерыв неведом:
Всечасна мука, такова судьба.
.
Вовек не знает он труда иного,
Беснуется в объятьях немоты,
Но тяжко тащит в жизнь за словом слово:
Единый ритм – до гробовой плиты.
.
Перевод с голландского Е. Витковского
